Чтение 2–й страницы книги ~Принц из ниоткуда. Книга 1~

Ха, я в тюрьме! И что немаловажно, в 'одиночке'. Весело, ничего не скажешь. Сохранение, конечно, временное, но трудно сказать вспомнит ли Его Сиятельство о моей персоне. Вишь, как дела навалились. Отложить мою казнь! Нет, должно было произойти что-то экстраординарное.

Так что придется посидеть какое-то время в этой келье и переждать. А что еще остается? Что еще остается делать человеку, который оказывается в будущем совершенно голый, без денег, документов и рекомендательных писем, да еще умудряется попасть в какую-то секретную комнату, за что ему сразу же шьют шпионаж и без суда и следствия приговаривают к смертной казни?

Вот тебе и светлое будущее! Разговаривай теперь всю жизнь с дверями, кошками и их сиятельствами… Да и то, если когда-нибудь выйдешь отсюда. Ужас! Я жил спокойной… относительно спокойной… нормальной… ну, хорошо, по крайней мере, человеческой жизнью. В нормальном мире.

Обычно в фильмах и книгах герои думают: «Не сошел ли я с ума?» Им хорошо, в кино все заканчивается прекрасно. А мне? Где мой хэппи-энд? В психушке? Конечно, можно предположить, что это сон или какие-то неопознанные алкогольные галлюцинации, доселе неизвестные науке, но как это проверишь?

Я ущипнул себя. Нет, больно уж все реально. И что теперь? Биться весь остаток дней головой о мягкую стенку?

– Только не сейчас, пожалуйста. У меня итак нервы не к черту.

– Вот, уже и кактусы заговорили. Я точно рехнулся. Кактусы… Какие кактусы? Откуда в тюрьме могут быть кактусы?

– Оттуда же откуда и вы. Со СВОБОДЫ! – последнюю фразу он произнес так торжественно, что я аж поежился от мысли, что могу просидеть здесь до самой смерти. Он стоял в своем горшочке ко мне спиной, сложив свои отростки на груди, и сумрачно наблюдал за тем, что происходит снаружи за зарешеченными окнами, там, где играл огнями ночной город.

– Так ты, выходит, такой же заключенный, как и я? – осторожно спросил я.

– Нет, я политический.

– Ого, и за что же тебя, бедолагу?

– За пропаганду справедливости, – не менее торжественно произнёс он.

– А, вражины правду невзлюбили?– я всегда сочувствую бунтарям-одиночкам.

– Да, да…– он сиротливо посмотрел на свой предполагаемый корень. Борец в неволе – это так печально.

– Несправедливость порою берет верх… Стоит подумать о жизни чуть иначе и вот результат,– он вздохнул, оглянулся на меня и в его глазах вспыхнул странный огонек. Кактус выпрямился.

– Поверьте, мы будем бороться и дальше. – Печаль мгновенно перешла в воодушевленность.– Нас ничем не сломить!– впечатал он, и огонь в его глазах перерос в пожарище.

Вероятно, он нашел во мне потенциального сторонника. Значит, сейчас я прослушаю лекцию.

– Свободные люди должны восторжествовать над алчностью и лицемерием! Мы…

И понеслось. Лозунги летели друг за другом, метафоры сменяли восклицания. Он запрыгал взад-вперед по подоконнику и заливался так громко, что если где-то рядом и были охранники, они наверняка все перемёрли от его визгов. Прошло около получаса, прежде чем он успокоился. Я основательно прочистил уши и спросил:

– Так за что же ты борешься?

– Как?! – он подпрыгнул от удивления.– Ты разве не понял?

– Нет, – наверно я слишком наивен.

– Пойми же, мы хотим восстановить справедливость. Ведь ты же и сам наверняка этого хочешь.

– Я? А меня-то в чем притесняют?

– Как??? – он снова подпрыгнул вместе с горшочком.– Неужели тебя это удовлетворяет? Ты что доволен положением своей касты?

– ??? – жалко, что нет рядом зеркала. Мое лицо наверняка очень живописно.

– Нужно пересмотреть все строение общества! Люди, не обладающие способностью моделировать свой образ, даже, несмотря на свои отличительные особенности (не люблю слово «примитивность»), – пояснил он,– должны обладать теми же правами, что и все остальные.

Я ошалело смотрел на него. Выходит, меня принимают за своего, я здесь не так уж необычен. Правда, из того, что мне сказал воодушевленный кактус, я ровным счетом ничего не понял. Пора прояснить ситуацию. Придав своему голосу примирительный оттенок, я сказал следующее:

– Послушай, я не отсюда. Здесь я совершенно чужой. Не мог бы ты мне объяснить, что тут у вас происходит.

– Ты что с Марса? – нахмурился он. 'Знакомое название', – отметил я про себя.

– Нет. Допустим я с другой планеты.

– С какой «с другой»? Что ты мне лапшу на уши вешаешь?! В нашей системе только две обжитые планеты. Я задумчиво поморгал и сам себя спросил:

– Может я вообще из другой системы?

– Чушь! Нет связи с другими звездными системами. А если ты и вправду оттуда…– он насторожился, – и… раз сидишь здесь, значит ты шпион. А со шпионами я не общаюсь, –он демонстративно отвернулся.

– И что, тебе нисколько не интересно узнать о других мирах?..

– Да сдались мне твои миры! Я здесь-то понять ничего не могу. Этот парень мне определённо нравился.

– Ну, хорошо, я не буду тебя обманывать. Я из прошлого, если это так конечно.

– Ну и что, – ему было все равно.

– Я прошу тебя объяснить, что здесь происходит.

– Да ничего хорошего!

– Ну, а если серьезно?

– Еще хуже, – он повернулся и грустно посмотрел на меня.

– Это как?

– Устал я. Я усмехнулся. Кактус был юн.

– Отчего же ты устал? – спросил я.

– От безысходности. Ради чего мы живём? Посмотри, разве это жизнь? Это существование! 'У всех одни проблемы', – подумал я.

– Трудно не согласиться, – сказал я. – Но, боюсь, это неизбежно.

– Я об этом и говорю. Общество устроено таким образом, что каждый из нас вместо того, чтобы реализовывать свой потенциал, творить, созидать, вынужден заниматься приспособленчеством, подстраиваться под систему.

– Так всегда было.

– Вот-вот, а зачем это нужно? Из-за этого мы становимся бездушными. Живёшь, а в душе пустота. Ничего не надо. Лишь бы оставили в покое, а они лезут и лезут… Все умнее тебя, все знают как надо лучше. Слушаешь всех постоянно, уже сам думать разучился.

– У меня было такое же одно время, – улыбнулся я.

– Ну и как?

– Да наплевал на всех и живу, как вздумается.

– Вот хорошо-то!

– Ты бы и сам так мог.

– Я? А как?

– Ты мне расскажи о вашем мире, а я тебя научу.

– Ладно, шпион ты или нет, мне все равно. Спрашивай, если хочешь.

Глава 4.

Спросить я так ничего и не успел. По стене заскользила дверь, приковав наше внимание. «За кем-то из нас!» – эта мысль вертелась в мозгу, пока дверь не распахнулась.

Перед нами открылась бездна. Бесконечное пространство с далекими проблесками звезд буквально притягивало к себе. То же самое чувствуешь, когда стоишь на крыше высотного дома и смотришь вниз: голова осторожно наклоняется и земля начинает тянуть тебя, ухватившись за устремленный на нее взор. И так трудно прекратить это неосознанное движение. А когда отпрянешь назад, вдруг понимаешь, что этот самогипноз мог только что оборвать твою жизнь.

Но пространство за дверью невозможно было перебороть. Оно по миллиметру затягивало нас в себя, и мы двигались к жерлу двери уже не только мысленно, но и физически. Тело сползало туда, ощущая мощное поле, его силу, легкую вибрацию. Кактус двигался быстрее. Он был намного ближе к пропасти, чем я, но мы постепенно сравнялись. Еще мгновение и нас унесет в неведомые просторы космоса.

Думать становится все тяжелее, еще тяжелее сопротивляться. В голове пульсирует беспощадная мысль, что бессмысленно противиться Вселенной, что легче, намного легче, уступить.

Последние сантиметры отделяют нас от вечной тьмы. Глаза наполнены ужасом, внутренности дрожат. Мы готовы сдаться. Сейчас… Хлоп.

Дверь перед носом закрылась. Веревки оборвались, и мы рухнули на пол. Очень долго приходили в себя. Первым очухался кактус.

– Ну, как тебе психо-физические методы воздействия, голова не трещит?

– Есть маленько. А что это было?

– Гипноз, – он хищно улыбнулся. – Страшно?

– Почти.

– А я уже привык. Сегодня было даже не так страшно. Вот вчера…

– Но гипноз ведь запрещен уже тысячу лет!

– Ну, это для кого как. Эти выродки, если им понадобится, даже солнце треугольным сделают, что уж тут говорить про какой-то запрет. Прошли те времена, когда на земле торжествовала справедливость.

– Это когда ж она торжествовала? Что-то я такого не припомню.

– Да нет, бывало, но в прошлом, – сказал он.

– И в далеком?

– О, да. Это было очень давно.

– Может быть, попытаемся вычислить. Поперемещаемся во времени и попадем в этот золотой век.

– Ты все шутишь… – на него, похоже, напала грусть.

– Нет, давай попробуем. Какой сейчас год?

– 1975.

– Э.. .э. Как бы это сказать?.. А какой эры?

– Нашей.

– Ну что ж, спасибо, ты полностью прояснил ситуацию.

– Не за что,– он немного смутился.

– Да, еще один вопрос. До нашей эры еще какая-нибудь была?

– Конечно.

– И когда она началась?

– Ой, давно.

– Ну а все же?

– В день сотворения мира, наверное. Пауза немного затянулась.

– Хорошо, пойдем другим путем. Сколько лет назад это было?

– Сотворение мира?

– Ну, начало цивилизации, или как там это правильно называется?

– Не знаю точно. Наверное, тысяч восемь-десять… лет назад. Я же не историк.

– Пойми, мне нужно хотя бы примерно определить свое время.

– Но я тебе большего не скажу.

– Да, – протянул я. Информации было слишком мало.

Мы сидели молча. Кактус смотрел за окно, я – на пол. Уже светало. В воздухе зависла предутренняя серость.

– Знаешь,– он очнулся от размышлений,– а мы ведь так и не познакомились.

– Точно.

– Вертиклюй Вертиклюй XIII,– он протянул мне 'руку'. – Ах да, конечно,– и быстро одернул ее назад.

Глава 5.

Мы замолчали. Камера погрузилась в абсолютную тишину. Маленький взбалмошный кактус смотрел в пустое окно, а я изучал морщинистый пол, покрытый слабым светом рождающегося утра.

К своему удивлению, мне пришлось признать, что сейчас я сидел с совершенно пустой головой. Со мной никогда такого не случалось. Человек всегда о чем-нибудь думает. Оважном или о мелочах, без разницы. Я же сейчас сидел абсолютно отрешенно. Мой мозг был чист, стерилен. В нем не было даже намека на мысли, как будто их аккуратно вымели из моей головы так, что даже сориночки не осталось.

Я согласен, когда в голове идеальный порядок, это хорошо, но меня это пугает, потому что в данном случае я перестаю чувствовать себя человеком.

– Вертиклюй, о чем ты думаешь? – спросил я.

– Я? Я не думаю, я наблюдаю.

– Значит и ты тоже,– я вздохнул и опустил голову. – И ты тоже…

– Нет, это не значит, что у меня нет никаких мыслей. Просто на данный момент я не занят размышлениями, и все. Секунду подумав, он повернулся ко мне.

– У тебя сейчас состояние, будто мысли покинули твой мозг и не собираются возвращаться,– то ли спросил, то ли констатировал он.

– Да,– я поднял на него глаза.– Что это такое?

– Быстро же они тебя… – усмехнулся он.– Это все те же методы воздействия. Со мной это произошло только после третьего раза.

– Это пройдет?– спросил я.

– Если научишься сопротивляться, то да,– он улыбнулся.– Да ты не бойся, я тебя научу.

– Правда? – я обрадовался тому, что есть человек, который может мне хоть в чём-то помочь.

– Успокойся, это еще не самое страшное, что может здесь с тобой произойти. Расщепление – вот это действительно серьезно.

– Это реально?

– Честно говоря, для тебя это даже более реально, чем для меня.

– Почему?

– Ты чужой, а все чужие для них шпионы. Так что пощады не жди.

– Ну, может же так не повезти! – с досадой воскликнул я.

– Зря ты сюда приехал. Жить здесь просто невозможно.

– Можно подумать я выбирал! Проснулся, и уже здесь. До сих пор не могу в это поверить.

– Здесь вообще ни во что нельзя верить!– он опять опечалился.– Кто-то верит во всесильного президента, кто-то – в светлое будущее, другие – в неисчерпаемость человеческих сил… а я ни во что не верю. Ни во что, понимаешь! Я поэтому и орал на каждом шагу о том, что все погрязли в этом болоте. Кто бы слушал! Стал это делать с друзьями, и вот…

– Вертиклюй, давай отвлечемся, – я постарался оторвать его от грустных мыслей.– Ты говорил мне про касты. Как это понимать?

– Обыкновенно! Ты что не знаешь, что такое касты?– старый революционер быстро оживился.

– У нас это было чуть-чуть по-другому.

– Сейчас я тебе все объясню.– Он подпрыгнул ко мне поближе. Но нас снова прервали. На стене замаячила дверь.

– Как же так?– забеспокоился мой сосед по камере.– Два раза в день?

– Во, гады что делают! – возмутился я.

Дверь стала открываться. Мы схватились за что попало в надежде продержаться хотя бы минуту. Но пред нами предстала Лира.

Глава 6.

– Собирайся, ты нам нужен, – провозгласила она из тьмы, открывшейся за дверью.

– А мне и собирать-то нечего,– я в нерешительности оглянулся.

– Тем лучше. Я посмотрел на своего друга. Он утирал скупую слезу.

– А его? – спросил я.

– А ты уверен, что тебя выпускают? – ехидно спросила кошка.

В глазах Вертиклюя появился животный страх. Он попытался мне что-то сказать.

– Не стоит, – прервала его Лира. – Его не на расщепление, – и спокойно добавила,– пока еще.

Дверь за нами захлопнулась, и я оставил маленького бунтаря в тесной камере ожидать исполнения своего приговора.

– Как вы смеете так поступать с заключенными!– взорвался я.– Ты посмотри, что вы с нами делаете!

– Остынь, – холодно бросила она. Но я не мог успокоиться.

– Слушай ты, мне плевать, что вы сейчас со мной сделаете, но знай, что я, так же как и Вертиклюй выступаю за право кактусов на самоопределение и за пересмотр всей вашей поганой системы, ясно? И я требую помиловать Вертиклюя!

Она расхохоталась. Представьте хохочущую черную кошку в темном тюремном коридоре. Не правда ли, воспринимается пугающе? Но ей, по-моему, действительно весело.

– Ты, что… решил, что…– она задыхалась от смеха,– ты действительно думаешь, что – Вертиклюй Вертиклюй XIII, наследник десятимиллиардного состояния ждет своей казни?

– Ну, а что же я должен думать, по-твоему?

– Да с жиру он бесится! Его мамаша умоляла нас заняться его воспитанием, а то ее сынок больно распоясался в последнее время. Пусть думает, что его хотят расщепить –быстрее успокоится.

– Ну и методы, – заметил я. Она меня не слушала.

– Это надо же придумать, право кактусов на самоопределение?! Ну, ты завернул!

– Но я думал, что он борец за права своего народа.