Чтение 8–й страницы книги ~Коридор~

— Не-е. Я серьезно.

— Да ладно тебе. Я об этом, наверное, уже раз триста рассказывал.

— Расскажите триста первый.

— Тебе и вправду интересно?

В последнее время ему так редко удавалось поговорить по душам, что он рад был любому слушателю. С каждым днем людей все меньше интересовало то, что было в далекие годы его юности, а в себе это носить иногда становилось просто невыносимо.

— «Отечественной войны» — за Курскую. «Славу» — за Будапешт. А «Звездочку», — он махнул на орден «Красной звезды», — за первого сбитого фрица.

— Вы, что, сбили немецкий самолет?

— А то ты не знаешь? — старик по-прежнему с недоверием посматривал на Андрея, недоумевая, отчего это у него вдруг проснулся интерес к его россказням. Но после выпитого воспоминания сами вереницей потянулись из прошлого, и теперь их было уже не остановить. Поэтому, еще немного помедлив, скорее, ради приличия, он неторопливо начал свой рассказ.

— Это было в конце декабря 42-го года. Под Вязьмой. Мне тогда только 16 стукнуло. Я ж приписал себе в военкомате пару годков, чтоб на фронт взяли. Тут-то и началась «веселая жизнь».

— «Так он, получается, 26-го года рождения», — быстро прикинул в уме Андрей, — «на пять лет моложе меня». — Последняя мысль показалась ему до ужаса нелепой, особеннона фоне глубоких морщин старика.

— Шли мы, значит, бомбить переправу. Как сейчас помню, это был мой третий вылет.

— Постойте, это не ту переправу, что в 20 километрах северо— западней города?

— Да шут с тобой, — громко смеясь и хлопая себя по коленям, прогоготал старик,— я же был всего лишь стрелком-радистом, а не штурманцем.

— Ну, так вот. Отбомбились мы тогда хорошо, наша «Пешка»[12]разнесла переправу к чертям собачьим, отправив кучу немцев на дно речное, — на секунду отвлекшись, Тимофеевич затушил окурок.

— И тут на обратном пути нам на хвост пара «Мессеров» села. А нас-то всего четверо было, да без прикрытия. А вокруг ночь ясная, да ни облачка. Ну, мы в кучу сбились, и тут началось.

По мере углубления рассказа старика у Андрея все больше пропадал аппетит.

— Когда он остался один, мы как раз пересекли линию фронта. «Тройка» с дымящимся правым пошла на вынужденную. Сели, кстати сказать, чин-чинарем. В аккурат на поле, рядом с медсанбатом. Так что их тут же и подлечили, — старик, довольно хихикнув, похлопал себя по шее.

— А этот второй гад, возьми, да и к нам привяжись. Раз прошел, промазал. Второй раз очередь дал в сантиметрах двадцати от хвоста. Ну, тут наш командир кричит мне: «Слушай, Воробей» — это они меня так за «молчаливость» прозвали. Ну, так вот, он мне и кричит — «Слушай, Воробей, если ты гада на третьем разе не…», — Тимофеевич поднял ладони на уровне лица и что есть силы хлопнул, — «то к земле пойдешь экстренным рейсом без парашюта». Шутил он, конечно, чтоб подбодрить меня. Он у нас был мужик справедливый, без причины никогда.

— Ну и вот, заходит он к нам в хвост с третьего разу. Дал я одну очередь издалека. Мимо. Дал вторую. Опять мимо. И тут в его глупую голову пришла идея сблизи пальнуть. Начал он маневры эти, понимаешь, делать, — Тимофеевич вертя над столом ладонью, стал изображать бочку, — чтобы скорость, значит, погасить. Но он, дурень, что-то там не подрассчитал. И вышел, понимаешь, из-под нашего хвоста в метрах пятидесяти, крышей вниз. Тут штурман Серега, царствие ему небесное, как закричит: «Воробей, Воробей, а ну всади ему длиннючую!». Ну, я и полоснул по нему из ШКАСа, расписавшись на двигуне. Немец вниз и сбоку под нами прошел. Я на него, а он на меня. Глаза, я тебе скажу, у него были, как те блюдца, — старик, схватив со стола первую попавшуюся под руку глубокую тарелку, наглядно продемонстрировал диаметр зрачков немецкого пилота. — Да и не удивительно, под нами ж наша земля, а движок у него дымит, как труба паровоза.

— А что с ним дальше стало? С этим сбитым пилотом?

— Да шут его знает. Выпрыгнул с парашютом, а там… — старик многозначительно развел руками. — Если к нашим попал, то шлепнули, наверное. Тогда с немцем особо не церемонились.

Гигантская волна неконтролируемой ярости, резко накатив, завладела опьяненным разумом Андрея. Табурет, на котором он сидел, с шумом упал на кафельный пол кухни, разнося грохот по всей квартире.

— Слушай ты. Старый Иван. — гневно выпалил он, запнувшись на полуслове. В его правой руке опасно поблескивал здоровенный кухонный нож.

— Для кого Иван. А для кого Иван Тимофеевич, — заикаясь, пробубнил старик, не понимая причину неадекватной реакции своего нормального до недавних пор соседа.

Медленно встав со стула, он наощупь вооружился первым, что попалось под руку, и отступил к холодильнику. Глядя на Тимофеевича с увесистой сковородой в руке, Андрей понемногу стал выходить из кратковременного помутнения, вызванного алкоголем и воспоминаниями о войне, которые преследовали его даже здесь, не давая ни на минуту забыть, кто он такой и откуда.

Неподвижно простояв так еще какое-то время, он выронил из руки нож и неровным, пошатывающимся шагом попятился спиной к выходу.

Глава 5

Дорога из госпиталя в полк заняла времени значительно больше, чем ожидалось. По дороге их машина попала в пробку, вызванную аварией на переезде, из-за чего пришлосьискать объездной путь, блукая по каким-то проселочным дорогам.

Больше всех это раздражало Отто, который приехал за Карлом в качестве сопровождающего офицера на новеньком «Жуке». Разговор с ним всю дорогу явно не клеился и выглядел он каким— то озабоченным, постоянно посматривая на часы. Карлу же, наоборот, хотелось во всю петь песни. В голове, правда, кроме строк из строевой песни, которую горлопанили каждый вечер саперы из находящейся поблизости части и которую он знал почти наизусть, ничего не приходило:

Мы идем все дальше по бурой земле,

И она станет принадлежать нам.

Этот шедевр, как он потом узнал, был любимой песенкой в войсках «SS». Но какое отношение имели саперы к тому, что пели, а тем более к войскам «SS», так и осталось для него загадкой.

— «Интересно, как она будет выглядеть, если ее перевести на русский язык? Наверное, довольно нелепо».

— Слушай, а у тебя радио здесь нет? — спросил Карл, обведя взглядом панель управления и приоткрыв бардачок. — А то уж больно скучно.

— Тут нет, — резко ответил Отто, свободной рукой захлопывая бардачок прямо перед его носом. — Это же Фольксваген, а не Мерседес, — он был определенно не в духе.

— Ты бы еще в аптечку заглянул, она как раз подходящих размеров, туда не только радио поместится, но и вся магнитола с проигрывателем.

Карл сразу вспомнил тот «музыкальный центр» сороковых годов, который находился в кабинете доктора Коха. Размерами он был чуть меньше домашнего кинотеатра и был чем-то средним между мебелью и радиоаппаратурой, так как его c успехом можно было использовать в обоих направлениях.

— Ага, с лазерным, — непроизвольно в ответ ляпнул Карл.

К счастью, все восприняли его реплику, как несостоявшуюся шутку.

— Что с лазерным? — со злой иронией переспросил Отто, заинтересованный его словоблудием. — Ты это про проигрыватель или радио?

— Да я так, — смутился тот, — не о том подумал.

— А-а-а, — протянул Отто. — Понятно.

— А вот я думаю, если вы меня, конечно, спросите, — послышался робкий голос. — За лазером стоит огромное будущее. Ведь в нем заложен такой потенциал! Через пару десятков лет он будет применяться везде: и в радио, и в проигрывателях, и в средствах связи…

Это подал голос их третий попутчик, который, накануне перевернув стол, заработал «досрочное выздоровление». Когда сегодня утром Карл впервые его увидел, то почему-то сразу узнал в нем вчерашнего «героя». Ведь другого такого недотепу найти было бы трудно. Худощавый белобрысый подросток шестнадцати— семнадцати лет с изрезанным оспинами лицом и уставными очками в форме велосипеда. Этот последний компонент делал его особо неотразимым.

Все время, пока они ждали машину, он стоял в стороне, как— то странно озираясь вокруг. По-видимому, ему не особо хотелось возвращаться в часть, которая находилась недалеко от их авиабазы и входила в состав батальона «Фольксштурм»[13],отвечающего за охрану аэродрома и прилегающих зенитных батарей.

Карлу тогда стало не по себе из-за того, что он злорадствовал над ним вчера вечером. Наверное, это был всего лишь обычный всплеск эгоизма и злости, за который ему теперь было стыдно. Да и не удивительно, после сегодняшней ночи мир выглядел очень ярко и выразительно, несмотря на то, что на улице моросил дождь, а вокруг была слякоть.Не все, правда, понимали его душевный настрой. Доктор Кох и вовсе воспринял его веселое настроение, как нервный срыв, предложив выпить Карлу валерьяны на дорожку . — «Видать, вчера я был совсем не в духе, раз они меня так провожали».

— К счастью, как вас там, рядовой? — с раздражением перебил его Отто.

— Рядовой Вайзер, господин оберлейтенант, — незамедлительно отозвался тот.

— Да, Вайзер, как вы уже сами успели заметить, вас никто ни о чем не спрашивал. Так что сидите молча, а то пойдете в свою часть пешком. Или вас там не учили, что обращаться к офицеру без разрешения не положено?

— Учили.

— Тогда, получается, вы сознательно нарушаете устав?

— Да отстань ты от него. Чего ты злющий-то такой? — вмешался за солдата Карл.

— А ты тоже не выступай, а то потопаешь с ним на пару.

Его злость на все вокруг сильно забавляла Карла, что, в свою очередь, еще больше злило последнего.

— Чего ты разошелся, кто тебе так здорово приподнял с утра настроение?

— Ты.

— Вот тебе на, а я-то тут причем?

— Ну, не совсем ты, — Отто сделал паузу, чтобы немного спустить пар. — Я сегодня должен был целый день провести с…

— Ну, ну — попытался дальше разговорить его Карл, — с какой-нибудь мадмуазель, да?

Отто резко ударил по тормозам, заставив Карла со всей силы вцепиться в панель, чтобы не оказаться на внутренней стороне лобового стекла.

— Вайнер, а ну-ка иди подыши свежим воздухом.

— Вайзер, господин оберлейтенант.

— Какая, к черту, разница. Ты, что, оглох? — почти прокричал на него Отто, пытаясь изобразить яростного тирана. Однако его дворянские корни и отменное воспитание так сильно это все искажали, что ему не поверил даже Вайзер.

Со все более возрастающим гневом Отто обернулся к солдату, желая продолжить еще что-то в том же духе. Но очень скоро сообразив, что в машине только две двери, и со своего места тот может выйти разве что в форточку, слегка остыл.

— Тогда давай мы прогуляемся, — произнес он, выходя из машины. Карл же, последовав его примеру, пытался не отставать.

Дойдя до ближайшего дорожного указателя, гласившего, что до «Сен-Ло 24 км», он остановился, дожидаясь, когда его нагонит Карл. Судя по решимости Отто, он сейчас должен был узнать что-то очень важное либо получить по морде.

— Я встречаюсь с Мелен, — выпалил он, когда тот подошел к нему вплотную.

— Очень за вас рад, — безо всяких эмоций на лице ответил Карл. — Причем за обоих.

Внимательно всматриваясь в глаза собеседника, Отто пытался определить, серьезен тот или иронизирует. Но его наблюдения ни к чему не привели, поэтому он вновь ринулся с новым натиском.

— Ты, что, не понимаешь? Я встречаюсь с твоей бывшей девушкой. Или тебя так сильно долбануло, что ты не в состоянии здраво мыслить? — Отто стоял напротив Карла, весь напряженный и готовый в любой момент ринуться в «бой».

— И давно? — поинтересовался Карл, перестав улыбаться.

— Уже неделю.

За все последнее время это был первый случай, когда Карл не знал, как реагировать. Обычно экспромт начинался сам по себе, словно внутри срабатывало реле. Сейчас же все было по-другому. Одним враньем здесь не обойтись. Ведь перед ним стоял живой человек, в глазах которого отчетливо читалось невыносимое отчаяние, когда он смотрел на Карла, как на того, кто в состоянии разрушить его счастье.

— «Определенно, здесь замешана любовь. А это диагноз».

— Ну, что я могу сказать. Совет вам да любовь, — попытался пересказать Карл русскую поговорку. Но получилась какая-то нелепица, поразившая глубиной своей мысли даже его самого. Отто же, не понявший вообще ничего, растерянно стоял, не зная, что теперь делать: начистить наглецу физиономию или носить на руках.

— То есть?

— То и есть. Ты думаешь, я с тобой буду бороться за ту, — Карл чуть не назвал ее именно так, как обычно величают «верных спутниц», — которая через неделю после того, как я попал в госпиталь, нашла себе нового ухажера? Меня она нисколько не интересует. К тому же, я ее совершенно не помню.

— Она не нашла себе нового, — гнев Отто приобрел другую форму и, как показалось Карлу, еще более ожесточенную. — Она уже давно к тебе ничего не испытывает. И последний месяц просто не знала, как тебе об этом сказать.

— Считай, что она это только что сделала.

— Ты клянешься, что между вами все кончено?

— Да иди ты к черту, — кинул Карл, уже отвернувшись от него и собираясь идти к машине.

Резким движением Отто схватил его за плечо, развернув вполоборота.

— Поклянись.

В его взгляде застыла какая-то тупая ярость. Сейчас он был способен на все. Если бы Карл был в своем теле, то наверняка бы огрел его звонкой оплеухой. Но при своем нынешнем весе шестьдесят семь килограмм и росте метр семьдесят три любой среднеразвитый мужчина казался ему Геркулесом. Правда, несмотря на это, он и сам начал терять самообладание, готовый в любой момент сорваться.

— Ты мне еще Библию принеси, — огрызнулся он, освобождая руку из крепкого захвата.

Его слова подействовали охлаждающе на разгоряченный ум пылкого влюбленного. Хотя дело было больше не в словах, а в том, что Отто прочел в глазах Карла, решив не доводить до обострения то, что и так решилось мирным путем.

Карл тем временем медленно побрел к машине. Через некоторое время за ним последовал и Отто. По-видимому, он не услышал того, чего хотел. Но полученный ответ принес хоть не большое облегчение, и теперь, молча ведя машину, он старался не смотреть на своего попутчика. К общему счастью, терпеть друг друга им оставалось недолго. Так как, судя по взлетающим из-за леса самолетам, полк «1/GJ 26» был уже совсем рядом.

Быстро пройдя контроль на КП, они, проехав еще несколько сот метров вглубь леса, остановились возле какого-то небольшого домика с крышей, обросшей мхом. Окружение вековых сосен делало его похожим на сторожку лесника. И лишь большое обилие солдат да выстроенный вдали палаточный городок говорили о присутствии общевойсковой части «Фольксштурма».

— Все, выгружайся, — сказал Отто, даже не поворачивая головы.

— Ты это мне? — переспросил Карл.

— Нет, — как-то странно улыбнувшись, ответил тот.

Обернувшись назад, Карл увидел солдата, который так чутко прочувствовал окружающую обстановку, что был готов вылезти прямо через форточку, причем вместе со своим огромным вещмешком.

Выпустив бедолагу из машины, они тут же дружно рассмеялись, когда тот, пулей вылетев из нее, сломя голову помчался к сторожке. На полпути он вдруг вспомнил, что забыл попрощаться и, обернувшись, собрался что-то сказать. Но никто ничего не услышал, потому что, продолжая пятиться спиной вперед, Вайзер споткнулся о какую-то корягу и, изобразив в воздухе такой кульбит, которому позавидовал бы любой акробат, с грохотом опрокинулся наземь.

— Да иди ты, пока живой, — махнул рукой Отто, оторвав ее от руля, за который крепко держался во время приступа смеха. — Ты едешь или здесь остаешься? — повернулся онк Карлу.

— А у меня, что, есть выбор?

— Уже нет, — продолжая смеяться, ответил тот.
* * *

— Очень рад видеть вас в добром здравии, Карл, — прямо с порога доброжелательно приветствовал его оберст Кюстер. Кроме него, в канцелярии штаба находились еще два писаря и, судя по гипсу на правой ноге, майор Бренеке.

Это был невысокий, поджарый мужчина тридцати семи-сорока лет, с редкими морщинами на гладко выбритом лице и блестящими молодостью глазами. Его едва выступавшие желваки придавали внешности особый колорит, показывая человека характерного, способного на поступок, а мощный подбородок с ямочкой — силу и волю. Все во внешности майора казалось ладным, и даже редкие волосы на макушке, выдававшие образующуюся лысину, нисколько не портили его нордическую внешность.

— Карл, ну ты молодец. Когда мне рассказывали, как тебя вытаскивали из самолета, то я думал, ты свое уже отлетал, — Шеф, несмотря на гипс, довольно резво поднявшись скресла, пошел навстречу. — Но, тем не менее, ты со своими ранениями умудрился быстрее выздороветь, чем я со своей царапиной.

— Вообще-то я не так что бы уж совсем выздоровел, — тут же стал оправдываться Карл, — там просто пришел какой-то указ сверху.

— Да, да, мы знаем, — не дал договорить ему Кюстер, — нам звонил начальник госпиталя. Он нам все объяснил, и мы решили пойти навстречу. К тому же это будет гораздо лучше и для вас. Не так ли?

— Да, наверное, — почти с сожалением произнес он.

— Не понял, — в разговор опять вмешался Шеф — а почему так кисло? Что-то я не узнаю прежнего оберлейтенанта Маера. Неужели ты сможешь просто так вот отказаться от неба?

— Я тоже, — поддержал его Кюстер.— Надеюсь, вы не берете в голову ту болтовню, которой вас кормил тот докторишка? — произнося эту фразу, он ткнул пальцем куда-то навосток, хотя госпиталь находился совершенно в противоположной стороне.

— Они же совершенно другие люди. Вы бы видели, майор, их главного… — Последняя фраза была адресована Шефу.

— Да, я помню, вы мне рассказывали про этого типа.

— Рассказывать о нем мало, такое надо видеть.

Стук в дверь и последующее появление посыльного с пакетом прервало их разговор. Вскрыв донесение и ознакомившись с содержимым, Кюстер заметно посуровел.

— Не принимайте скоропалительных решений, о которых потом будете жалеть. — После непродолжительной паузы он опять обратился к Карлу. — В лазарет мы вас не положим, там и без вас плюнуть негде. Так что отлеживаться будете в своем бунгало до отправления на дальнейшее лечение. Можете идти, я вас больше не задерживаю.

Выйдя из штаба, Карл прямо возле входа наткнулся на группу офицеров, среди которых были Клаус и Рихард. Не успев поздороваться, его тут же завалили целым ворохом вопросов, быстро отвлекая от неприятного разговора с Кюстером и возвращая прежнее настроение жизнерадостной беззаботности.
* * *

— Ну и что ты обо всем этом думаешь, Густав?

Кюстер стоял возле окна, наблюдая за своими подчиненными, стоящими недалеко от штаба.

— Мне кажется, что это все временно. Сам вспомни, что было, когда тебя сбили в Испании. Ему сейчас не легче.

— Но он же не попал в плен к большевикам, как я.

— Сама авария и без плена, это уже большой стресс.

— А если доктор все же окажется прав, и он действительно больше ни на что не годен?

— Ну, мы в любом случае ничего не теряем. Тогда его спишут на землю и ломать голову над судьбой бедняги Маера будет кто-нибудь другой. Вот и все. А пока это не выяснилось, мы должны бороться за него до последнего. У этого парня отличный потенциал. Из него может получиться настоящий ас. А тот факт, что все новые кадры к нам поступают из летных школ с не более чем семичасовым налетом, где их, кроме как взлету и посадке, ничему не учат, делает Маера просто незаменимым.

— У нас в стране незаменимых нет.

— Н-е-т … Да, ты прав. Пока нет. Но если эта чертова война продлится еще хотя бы год, то их точно уже не будет. И у нас останутся только одни молокососы, которые при боевых действиях выдерживают один, ну, максимум два вылета… На Востоке наши лучшие пилоты гибнут, как мухи, а сюда мало того, что присылают один необстрелянный мусор, так еще норовят с нас что-то спросить. Да что я тебе все это рассказываю! Ты же и сам видел, что за пополнение к нам прибыло.

— Ты возьмешься за него?

— Да, только если меня самого к полетам допустят, — последние слова Шеф произнес с легкой иронией.

— Ну, насчет этого можешь не беспокоиться. Тебе в этом плане ничего не грозит.

— Вот и славненько, будем считать, что с парнем уже все решено. Еще ни разу я не терпел неудачу, если за что-то брался всерьез.

— За это я не волнуюсь, ты своего добьешься. Меня больше беспокоят медики. Ведь они могут сделать то, что не удалось до этого англичанам, американцам и русским, вместе взятым.

— Что-нибудь придумаем, у нас еще много времени.
* * *

— Проходи, это твой пентхауз, — произнес проводник Карла, любезно открыв двери бунгало.

За всю дорогу Карл почему-то так и не узнал его имени, хотя, скорее, просто не запомнил, ведь тот был из числа офицеров, с которыми его недавно познакомил Клаус. Впрочем, этот казус нисколько не помешал болтать с ним всю дорогу, как со старым приятелем.

Подойдя к письменному столу, Карл взял верхнюю книгу в старинном кожаном переплете, на лицевой стороне которой было только имя автора — Гете.

— Всегда мечтал почитать его в оригинале, — попытался пошутить он. Но, кроме глубокого недоумения собеседника, эта глупость ничего не вызвала.

— А где сейчас Хельмут, ты не знаешь? — тут же попытался перевести разговор в другое русло Карл.

— Хельмут? Это тот, кто живет с тобой? — переспросил его собеседник, указывая в сторону фотографии на стене, где был изображен Отто в окружении всего семейства.

— Нет, это Отто. А мне нужен… — Карл замялся, не зная как одному незнакомому человеку составить описание другого, не менее незнакомого человека. Со стороны это чем-то напоминало разговор слепого с глухим.

— К сожалению, — смутился тот, — я еще не всех здесь знаю. Правильней даже будет сказать, что я, кроме Кюстера, Бренеке и пилотов нашего штаффеля, вообще никого не знаю.

— Вот так новость, — изумился Карл. — А я-то думал, что мы с тобой уже триста лет знакомы.

— Извини, что не предупредил, — начал было извиняться тот.

— Да ладно, проехали. Ты же не виноват, что у меня «крыша течет».

«Забавная история, но это мне даже на руку. Вскоре о ней узнает вся база, и я надеюсь, что мне после этого будут задавать меньше глупых вопросов. Хотя все может быть ис точностью наоборот». Карла ввели в заблуждение его лейтенантские погоны, из-за чего он моментально определил «проводника» в старожилы полка, ведь все вновь прибывшие были в звании оберфельдфебелей и выглядели значительно моложе.

— И давно ты здесь? — спросил Карл, заваливаясь прямо в обуви на первую попавшуюся койку.

— Да нет, пятый день.

— А до этого где служил?