«Эх, не ко времени идем», — Мономах тронул шпорами бока мощного данского скакуна, равного которому в прежние годы не сыскалось бы по всей Руси ни на скаку, ни в копейной сшибке. Теперь конь своими конскими годами был едва ли не старше самого Мономаха. Он неспешно и горделиво начал спускаться с холма, казалось, с той же грустью, что и хозяин, созерцая поросшую густотравьем равнину и маячивший вдали лес.
* * *
Пламя костра быстро пожирало смолистые дрова, стреляло шишками и выбрасывало в темное небо целые фейерверки ярких искр. Недовольные голодные комары, привлеченные духом бородатых носителей не отведанной еще крови, кружили вокруг, мерзко изнывая и шарахаясь от клубов медленно перекатывающегося из стороны в сторону дыма.
— Да ты, голуба, не сомневайся, — на скверном греческом вещал верзиле-гонцу добродушный проводник. — Уже завтра, если Бог даст, то и до полудня нагоним мы Великого князя. У него ж возы запряжены волами, а те поспешать не любят. То ли дело кони! Ежели б такие все, как у тебя, были, то, глядишь бы, и еще нынче вечером поспели. Ну да ничего. Нынче ли, завтра — в том уже разницы нет.
Михаил Аргир слушал его и кивал в ответ. Для него была немалая разница, нынче или на днях, однако говорить о том с людьми киевского воеводы он вовсе не был намерен.
— Сегодня, поди, князь у Щепина Камня ночевку делать будет. Сказывают, что в старые времена под тем камнем сам змеиный царь Влес жил. А как стал он супротив небесного бога, Перуна-молнейника свою голову поднимать, так Перун в него копье огненное и метнул. Оно тот камень и расщепило. А под ним и змия того, значится.
— Вот как. — Михаил снова кивнул и украдкой перевел взгляд на двух воинов, спящих тут же у костра в ожидании своей очереди ночной сторожи.
— А вот, скажем, Светлояр-озеро, куда наш Великий князь походом идет, знаешь ли, чем знаменито?
— Нет, — мотнул головой Михаил Аргир.
— То-то же, не знаешь. Откуда ж тебе там за морем знать, — усмехнулся проводник. — А дело так обстояло. Прежде там, где ныне озеро, крепость была. Немалая, сказывают, крепость. Народу там уйма жила. Торговлишка разная. Люди бают, что столь искусные чаши и тарели в том краю выделывали, что из многих стран за ними приезжали.
Как-то раз прибыли к стенам его не гости чужестранные, а несметная вражья рать. На копье ту крепость взять не удалось. А потому села она в облогу как гвоздь, по самую шляпку. И так уж вышло, что и подмоги ждать неоткуда. Ну, долго ли, коротко, а есть в крепости стало нечего. Вот и взмолились жители тамошние своим богам, чтоб не допустили они супостата в городские стены. Как уж из слова в слово молили — о том не ведомо. А только наутро проснулись злые вороги, а града того нет — ни домов, ни церквей, ни стен крепостных. Заместо них озеро плещется.
— Для богов было бы разумнее утопить вражескую армию, — коротко проговорил топотирит палатинов.
— Ну, разумно — неразумно — то не нам решать, — усмехнулся проводник. — А только говорят, что иной раз из-под вод того озера голоса слышны и вроде как звон колокольный. Вот тебе и разумно.
— Нет. — Аргир покачал головой. — Это неразумно.
Он поднялся со вздохом и, в одно движение обнажив висевший на поясе кинжал, вогнал его в горло рассказчика. И тот, не охнув, повалился в огонь.
— А вот это — разумно.
Он переступил через лежавшее у костровища бревно, с тихим шуршанием обнажил меч и направился к спящим воинам.
— И вот это разумно. Мне нужны кони, еда и питье. И не нужны лишние глаза и болтливые языки.
С утра севаста Никотея была не в духе. Еще бы, цель, ради которой она проделала столь долгий и опасный путь, норовила вновь отдалиться на неведомую дистанцию. Спасибо еще, Великий князь, должно быть, снизойдя к уговорам сына Мстислава, пригласил ее со свитой в это дурацкое путешествие. Нет, конечно, она понимала, сколь благостно и достойно паломничество по святым местам, но что, скажите на милость, за святое место для истинного христианина какое-то там озеро? Какая-то дремучая языческая мистерия, в которой она волей-неволей должна принимать участие!
Но более всего Никотея досадовала из-за разыгравшейся почти у стен княжьих хором дикой, нелепой схватки между вельможами ее свиты. На прямой вопрос, заданный Симеону, тот досадливо скривился и поспешил довольно неловко перевести разговор на другую тему.
Вальтарэ Камдель скупо сообщил, что Майорано желал стравить его с Гаврасом, но ему удалось раскусить хитрость капитана «Шершня» и не дать пролиться крови. Подобное объяснение мало что давало Никотее. Она и прежде с опаской поглядывала на затесавшегося в ее свиту фрязина. Как, впрочем, и на всех тех, кто не спешил поддаваться ее чарам. Но совершенно не понимала, зачем вдруг тому нужно было устраивать поединок между двумя ее верными поклонниками.
Упоминание же о Бюро Варваров, о котором, по словам Симеона, вопил фрязин, и вовсе вносило разлад в ее мысли. Подобно всему, чего она не понимала, подобная двусмысленная неопределенность раздражала Никотею, толкая на активные действия. Если Камдель с Гаврасом пытались от нее что-то утаить, следовало дать слово дону Анджело. И потому, подозвав черноокую Мафраз, она велела ей на привале отвлечь внимание стражников от зарешеченной повозки, и та склонила голову в ответ, улыбаясь с тем хищным сладострастием, что заставляет в мгновение закипать кровь мужчины.
Когда звонкий рожок протрубил над растянувшейся колонной полдень и собратья его, повторив, разнесли сигнал из конца в конец княжьего поезда, Никотея пересела на коня и отправилась к зарешеченной повозке, стоящей в тени на лесной опушке.
Как и предполагала севаста, стражи рядом не оказалось. На какое-то мгновение Никотее безумно захотелось поглядеть, чем сейчас занята Мафраз, но она незамедлительно отогнала от себя эту мысль. Ибо грешно поддаваться любопытству, когда речь идет о судьбах державы.
— Мое приветствие, добрая госпожа! — увидев приближающуюся севасту, из темноты «собачьего ящика» негромко проговорил Анджело Майорано. — Судя по тому, что недавно здесь крутилась ваша наперсница, вы хотели видеть меня? Я польщен!
Никотея сдержала досадливую гримасу. Ей было неприятно, что беспомощный узник столь легко разгадал ее уловку.
— Я хотела узнать, что произошло той ночью.
— Эх, — вздохнул капитан «Шершня» с тягостной обреченностью, — знал бы я месяц назад, что случится эта самая ночь, никогда бы не повел «Святого Ангела» на помощь вашему дромону! Уж как хотите, но все это дурные последствия моей доброты.
— Опустите предисловие. У меня мало времени, — с неизменной очаровательной улыбкой оборвала его Никотея.
— А что говорить? Я вас спас, в Херсонесе меня схватили, отобрали корабль и потребовали всадить кинжал в князя Мстислава, если некто, мне неведомый, сославшись на Бюро Варваров, отдаст такой приказ.
— Убить Мстислава?
— А вы как думали? — оскалился Майорано. — А Камдель с дружком, должно быть, к Святославу приставлены, а может, и к самому Владимиру — уж этого я не знаю. Но только мне Мстислав тот ни к чему. Мне бы корабль свой вернуть — и поминай как звали. Вот и решился я бежать. Но с пустым кошельком в бега подаваться глупо. Чтоб корабль силой вернуть, деньги нужны — людей нанять.
Вот и решился я украсть у вас гривну, принцем подаренную. И покупателя искать нужды не было. Видели б вы, как Гаврас на Мстислава глаза пялил, когда он вам ту гривну дарил! А мне ж того и надо! Ему хорошо, понадобится — он гривну враз найдет, нет — последний дар Мстислава хорошенько припрячет. А только мы с ним, получится, одной ниточкой связаны, и, стало быть, в Херсонесе он меня не выдаст. Да на беду, граф ваш меня выследил и, когда я с Гаврасом встретиться должен был, вдруг и нагрянул.
— Вот оно как? — чуть прикрыла глаза Никотея. Объяснение получалось довольно стройным, хотя на месте Гавраса она бы поспешила непременно избавиться от нежелательного соучастника. Но Симеон-то был не таков…
Сама по себе гривна мало заботила прелестную севасту. Она любила украшения, но все же годы, проведенные в монастыре, внушили ей довольно пренебрежительное отношение к злату и каменьям. Они были всего лишь приятными забавами. Важнее сейчас было другое.
— Почему же ты решил, несчастный, что гривна — последний дар Мстислава?
— Известное дело, — приникая лицом к решетке, ухмыльнулся Майорано, — от Светлояр-озера Мстислав в Киев не вернется. Он в бриттские земли войною идти намерен. Там уж одному Богу ведомо, как у него все сложится. Но только я слышал, что король бриттский, точно волк лютый. Палец ему дай — и вся рука пропала.
Вот и получается, что ближним часом княжич вряд ли что подарит. А и впредь — сомнительно. Вон граф с архонтским сыном как на вас зыркают — ежли друг друга не поубивают, точно руки просить будут.
В прелестной головке Никотеи моментально возникла шкала достоинств и недостатков обоих союзов. Родственник сицилийского короля, кажется, не особо ладит со своей родней, брак с сыном архонта, несомненно, удобен сейчас для Иоанна Комнина, но для нее… Вряд ли Херсонес сможет один поднять оружие против Константинополя.
— Вот как оно, судьба-то поворачивается, — со вздохом продолжил Майорано. — Мстислав на вас как есть не налюбуется. А ему в чужедальние земли идти. И против воли отцовской не попрешь, и к вам он душой прикипел. А все пустое. — Майорано проникновенно глянул на задумавшуюся девушку. — Вам, я так вижу, принц русов как раз больше всех на сердце лег. Эка незадача! Не бывать вам с ним.
— Так уж и не бывать! — упрямо сверкнула глазами Никотея.
— На все, конечно, Божья воля… Но… Хотя…
— Что «хотя»?
— Когда б король русов отправился на небеса, то Мстислав бы его трон унаследовал — он из близнецов старший. Так что, ежели вдруг Камдель свою задачу исполнил бы, глядишь, и не довелось бы избраннику вашему в волчью пасть соваться. Братец бы его туда пошел.
— Хорошо придумано. — Лазурные очи севасты перехватили взгляд антрацитово-черных глаз Майорано, и Мултазим Иблис вдруг осознал, что чего-то не учел в своих расчетах. — Но вот где ошибка. Вы принимаете меня за красивую дуру. А это не совсем так.
Должно быть, вы шли за нами из Константинополя. И хотя я не уверена в этом, полагаю, что наша встреча в море не была случайностью. Я не берусь утверждать, что вы убили капитана дромона, но его смерть была вам очень на руку. Вы намеренно привели корабль к месту его гибели. По случайности вы проговорились об этом, когда спасали меня, чтобы передать в руки сицилийцев. Тогда вы сказали приятелям, что «Шершень» ожидает в Херсонесе. Вы думали, я не понимаю ваш родной язык. И это правда. Но я прекрасно владею латынью. Признаюсь, я была очень удивлена, увидев «Святого Ангела» в гавани Херсонеса. И потому я склонна считать, что все это время вы пытались мне помешать.
— Но я не знаю, чего вы желали.
— Это не важно. — Никотея пресекла дальнейшие разглагольствования пирата. — Важно другое. Вы умеете убивать спокойно и без зазрения совести. Ни граф Квинталамонте, ни уж подавно Гаврас этого делать не могут. А потому слушайте внимательно. Я даю вам шанс, вероятно, последний. Когда я сочту нужным, освобожу вас. Вы же убьете Владимира Мономаха.
— Я?!
— Да, вы. После этого я помогу вам скрыться.
Лицо Майорано помрачнело.
— Отчего я должен вам верить?
— Можете не верить. Но тогда вам не увидеть священных вод Светлояр-озера.
Стефан Блуаский внимательно глядел на склонившихся перед ним воинов.
— Мое имя Пит Харли, — возвестил один из них, — и война — мое ремесло. Я слышал, милорд собирается воевать, так, может, я и мои люди ему пригодимся?
— Почему же вы не с королем?
— Не так давно я дрался под знаменами барона Сокса. И, честно скажу, не слишком жажду попадаться на глаза Боклерку.
— Что ж, разумно. Сколько же ты хочешь?
— Шиллинг в день мне, по три пенни моим людям, ну и, понятное дело, доля в добыче.
Императрица Матильда, восседавшая на коне по левую руку «дорогого кузена», с брезгливостью следила за торгом.
— У меня хорошие бойцы, — продолжал наемник. — Эй, Грин! Покажи-ка, на что способен!
Воин потянул меч из ножен, подошел к стоящей поблизости сосенке, оглядел ствол… Матильда невольно повернулась к нему, привлеченная зрелищем. Между тем пес войны взмахнул мечом и, чуть просев, наискось перемахнул древесный ствол.
— Хороший удар, — кивнул принц Стефан.
— Гринрой? — обескураженно прошептала Матильда.
ГЛАВА 24
И рекоше княжичи, бияху себя пятами в зерцала харалужные…
=Повесть временных зим=
Никотея ясным взором глядела на довольное лицо чернобровой Мафраз. У той был вид кошки, которой вместо обрыдших мышей достался целый жбан сливок. Ее темные глаза, в устах поэтов звавшиеся очами трепетной газели, так жмурились от удовольствия, что севаста вдруг почувствовала острый укол зависти.
— Им было хорошо с тобой? — негромко поинтересовалась племянница императора.
— Я выполняла повеления моей госпожи…
— Я помню. Но спрашиваю о другом. Им было хорошо с тобой?
— Да, о сиятельная повелительница.
— А тебе с ними?
— О да, моя госпожа.
— Что ж, вот и замечательно. — Пунцовые губы Никотеи тронула улыбка. — Сказал мне нынче сам кесарь Владимир Мономах, что до Светлояр-озера еще несколько дней пути. Ты будешь ходить к стражникам каждый день, ублажать их со всей страстью, о которой ты не раз рассказывала в своих диковинных историях, и каждый раз приносить им вино.