— Ворочаться надо, княже, — присаживаясь рядом и обнимая выученика своего за плечи, проговорил боярин. — Здесь уж ничем не помочь. Божьей волею все без нас произошло. Тебя же Мономахов венец ждет. До Киева путь дальний, поспешать надо.
Святослав Удалой молча кивнул, вспоминая виденный во сне град Китеж и отца своего в окружении хвостатых нелюдей с человечьими руками и головой.
— Ангелам своим заповедаю охранять тебя на путях твоих, — прошептал он и стиснул зубы.
Воды озера расступились, и Мстислав, ведя в поводу коня, вышел на берег. Следом, храня походный строй, двигалась его дружина.
— Эх, холодна водица тут! — заметил кто-то, зачерпнув ладонью корабликом из озера. — Прям студеная!
— Да что вода! — оборвал разговор Мстислав. — Гляньте-ка, что кругом-то.
— Ишь ты, — оглядываясь в предрассветной дымке, заговорили дружинники. — Горы!
— Так ить не было!
— Целых пять штук!
— Не иначе марево!
— Точно, колдовство!
— Как есть чары!
— Это не чары, — послышался голос чуть в отдалении.
Мстислав резко обернулся и увидел саженях в десяти от себя монаха-василианина, печально сидящего на валуне.
— Сие не колдовство, — повторил он. — Вернее, горы — не колдовство. Это — не Светлояр-озеро. Это Сноудон. Вы в Уэльсе, доблестный княже. Совсем рядом с наследными землями матушки вашей.
ГЛАВА 28
Одним — нести на Голгофу крест, другим же — молоток и гвозди.
=Агасфер=
Король Англии сидел, обхватив голову руками. В ней противно грохотало, и глаза наливались такой бронзовой тяжестью, что казалось, встань он из-за стола, и голова сама собой потянет его к полу. Превозмогая боль, Генрих Боклерк поднял сощуренные глаза, заставляя себя осознать, что пред ним стоит человек, стоит молча и уже давно, опасаясь хоть звуком нарушить королевское молчание.
— Фитц-Алан, мне нужен гонец, — с трудом держа глаза открытыми, требовательно объявил король. — А лучше — три. Найти мне самых ловких и смышленых оруженосцев. Пусть отправляются в Нормандию. Разными дорогами, из разных портов. Напиши каждому из них рескрипт с требованием оказывать моим посланцам всю необходимую помощь.
Пока не поздно, необходимо вызвать подмогу из Руана. Пусть каждый второй воин, находящийся там, нынче же… как только будет получен мой приказ, — поправился король, — отправляется в Англию. Отпиши также де Мерлю, пусть и дальше бунтует против короля Людовика. Обещай ему что угодно, хоть трон Франции в награду, но пусть не прекращает драть перья из хвоста галльского петуха. В нормандском же герцогстве пусть запрутся в пограничных крепостях и держатся против жалкого венценосного обжоры, покуда я не приду на помощь.
— Но… как долго? — делая пометки на грифельной доске, счет нужным уточнить секретарь.
— Фитц-Алан, ты осел, — тихо проговорил, едва только не простонал король. — Я же говорю тебе. Пока я… не приду… им на помощь… Даже если это будет на следующий день после Страшного суда, пусть держатся. Так я хочу, так я велю, пусть доводом моим будет моя воля.
— Я все записал, мой государь.
— Далее. Получившийся отряд я поручаю возглавить графу де Лорану. Рауль — дельный малый и, к счастью, куда более сведущ в атаке, нежели в обороне. Пусть он переправляется на остров, разобьет и скормит рыбам оголтелую шайку этого безмозглого кликуши аббата. Такой подвиг не должен занять у него много времени. А затем пусть идет на Йорк.
Надеюсь, русы со свеями не посмеют тащиться за мной следом, имея на фланге этакую угрозу. Я знаю, де Лоран горяч, и все же отпиши, что я велю ему по возможности не вступать в бой, а лишь создавать угрозу. Пусть он дождется, пока я разгромлю моего недоноска-племянника, и вместе мы обрушимся на чертовых северян.
— Но… мой государь… — нерешительно начал Фитц-Алан, рассматривая наиболее удобные траектории быстрого ухода в укрытие.
— Ну что еще? — простонал Генрих Боклерк. — Ты что же, жабий сын, вздумал меня уморить своими гнусными речами? Пиши, да побыстрее.
— Но, мой государь… — с тоскою повторил Вильям Фитц-Алан. — Есть новости, — негромко произнес он, но королю отчего-то почудилось, будто слова эти отозвались многократным эхом и ударили ему по ушам из всех углов залы.
— М-м-м, — застонал он, — что ты орешь, змеиный выползок? Где твое христианское милосердие? Ты что же, не видишь? — Он осекся, не желая открывать правды даже вернейшему из верных.
— Есть новости, — подходя еще ближе и с тоской оглядываясь на спасительную колонну, повторил королевский наперсник, — плохие новости.
— Надо же, — губы Боклерка сложились в кривой улыбке, — я и забыл давно, что новости бывают хорошими. Давай, святоша, язви меня своим тернием!
— Король Роже… — Фитц-Алан замялся.
— Ну что там? Говори уж, коли начал.
— Король Роже Сицилийский высадился в Нормандии. Его корабли снуют в Английском проливе, точно сельди. Как нынче сообщили, Роже Сицилийский ведет переговоры с Людовиком Толстым.
Генрих Боклерк с усилием поднял веки и безучастно уставился на секретаря. На какой-то миг Фитц- Алану показалось, что он разговаривает с мертвецом. В эту секунду он бы дорого дал за то, чтоб его государь вновь заорал, вскочил, бросил в него первое, что подвернулось бы под руку. Но король сидел неподвижно и глядел, будто бы сквозь него.
В тишине, повисшей в зале, Фитц-Алан слышал, как отстукивает мгновения жизни его сердце. Он чувствовал, как оно колотит в грудную клетку, и понимал, что оно, быть может, торопится отмерить его последний час.
— О чем?.. — едва шевеля губами, проговорил Генрих Боклерк.
— Роже Сицилийский, — с неохотой вновь заговорил секретарь, — урожденный Роже д’Отвилль, как и многие из его соратников, по сути, нормандец.
— Я знаю, — все так же почти шепотом процедил король.
— Он предложил королю Франции сделку. Людовик Толстый признает Роже герцогом Нормандии, тот приносит оммаж [78] и в тот же день уступает герцогство королю за сто двадцать тысяч турских ливров серебром. [78 – Оммаж – клятва феодальной верности.]
— Отвилль… — тихо проговорил король Англии, и в его устах это имя прозвучало куда мрачнее, нежели самое грязное ругательство. — И все из-за какого-то лекаришки… — Он замолчал, в упор глядя на ждущего распоряжений Фитц-Алана.
Тот стоял, не смея проронить ни слова и с душевной скорбью понимая, каково сейчас его королю. Он понимал, что подмоги из Нормандии ждать не приходится. Что-то подсказало ему умолчать о том, что неустрашимый граф де Лоран осажден в замке Фекана, и что, возможно, за время, пока гонец окольными тропами добирался до Британии, а затем и до кочующего по ее просторам короля, крепость уже могла пасть. В конечном итоге, что это меняло? Ждать помощи было неоткуда. И его король, храбрый, мудрый король это понимал. Не мог не понимать.
— Фитц-Алан, — Генрих Боклерк наконец прервал молчание, — если Господь будет милостив, я приду в Нормандию во главе войска и заставлю сицилийского выскочку сожрать его собственные кишки. А заодно с ним и толстяка Луи. Пока же забудь, что я тебе говорил, ничего уже не надо писать. Передай командирам отрядов, что мы выступаем немедля.
— Но, мой государь, — глаза секретаря расширились, — но вы, как же вы?
— Не городи чушь, песий выродок! Ты что же, не уразумел? Мы выступаем! — оборвал его король.
— Я повинуюсь, мой господин. Но… куда?
— О Господи! — удерживаясь за стол рукой, чтоб не упасть, процедил король. — Зачем ты послал мне этого юродивого? Мы выступаем против моего нечестивого ублюдочного племянника Стефана Блуаского, что же тут непонятного?
— Но русы, свеи…
— Если они имеют толику думательного вещества между ушей, то пойдут за нами следом. К несчастью, свеи хорошо знают дороги Британии, а потому нам следует не просто спешить, а лететь, как птица.
— Быть может, следует начать переговоры с русами…
— Фитц-Алан, Господь велик, и быть может, кто-нибудь из твоих потомков тоже станет королем. Вот и оставь ему свои поучения. Нынче мы должны разгромить Стефана. И если после этого я буду все еще жив, верю, что Господь дарует мне силы придумать, как поступить дальше.
Комендант Джиллингема хмуро глянул сквозь прорезь бойницы на подступающую к городу разношерстную толпу. Среди крестьянских вил и цепов, среди перекованных кос и шипастых дубин виднелось несколько рыцарских значков, развевавшихся на ветру.
— Мразь! — процедил комендант. — Как они могли связаться с этим сбродом? Хотел бы я знать, о чем они думают, пытаясь штурмовать крепость с этаким быдлом!
— Они полагают, что их ведет в бой перст Господень, и ни высокие башни, ни острые стрелы, ни сталь, ни пламень не страшат их. Как говорит их предводитель, «когда Господь не хранит стены, напрасно бодрствует стража», — негромко произнес командир лучников, наблюдающий картину приближения вражеского отряда.
— Вот сейчас и посмотрим, что там за персты. — Ухмылка коменданта не предвещала ничего хорошего. — Лучникам изготовиться пустить стрелы! — скомандовал он и повернулся к пожилому рыцарю, стоящему от него по левую руку. — Сэр Томас, пусть твои всадники будут готовы ударить по этим паршивым тварям, как только лучники обратят их в бегство.
— Все будет сделано, милорд, — склонил голову начальник оставленного в крепости небольшого конного отряда.
— Милорд! — Командир лучников, из-под ладони наблюдающий действия противника, не отвлекаясь от созерцания, позвал коменданта. — Похоже, они желают вступить с нами в переговоры.
— Мне не о чем с ними переговариваться, — отрезал комендант. — Но им следует выслушать меня. Велите трубить в рог. Пусть твои люди, Майкл, пустят стрелы, да объяви, что те, кто ступит за них хоть шаг, будут убиты.
— Будет исполнено, — склонил голову командир лучников.
— Затем вели кому-нибудь поголосистей прокричать, что тем, кто сейчас, сейчас, а не потом когда- нибудь, — повторил комендант, — сложит оружие, я сохраню жизнь. Те же негодяи и разбойники, что не пожелают воспользоваться моим христианским милосердием, будут развешаны вдоль дороги вместо желудей на окрестных дубах. Да пусть скажет, что это одинаково касается как голодранцев с вилами, так и тех мерзавцев, кто обрядился в броню или же сутану.
— Как вам будет угодно, сэр.
— Поспеши же. Подпусти их на короткую дистанцию так, чтоб они расслышали, какой выбор я им предлагаю. И накрепко запомни, а заодно и расскажи своим парням, что первая нога, заступившая за линию стрел, — сигнал к началу боя. Убивайте всех. И если у святого Петра нынче будет полно работы, это уже не моя вина.
Оперения стрел косо торчали из притоптанной травы, образуя вполне заметную границу. Гуго де Пайен смерил взглядом дистанцию от линии дрожащих на ветру усеченных гусиных перьев и чуть заметно покачал головой.
— Святой отец, — склонился он в седле к стоящему рядом Бернару Клервоскому, — как вы сами видите, крепость не намерена сдаваться. Нам следует отступить и приготовиться к бою. У людей почти нет щитов, нужны хоть плетеные корзины с сеном. Можно использовать захваченные возы, чтобы сделать манталеты [79]. Иначе нас всех перестреляют еще до того, как мы дойдем до куртин. [79 – Манталеты – полевое передвижное укрепление, своеобразный забор на колесах, рус. «гуляй- город».]
— …Если же кто-нибудь, — ревел со стены чей-то густой бас, — осмелится заступить за обозначенную черту, смерть да будет ему наказанием!
Бернар Клервоский с сожалением поглядел на родственника.
— Гуго, неужели ты полагаешь, что мы будем штурмовать стены?
— У нас нет ни малейшего шанса взять город осадой.
— Мы войдем в ворота, — ничтоже сумняшеся объявил настоятель Клервоской обители и спокойно шагнул за обозначенную стрелами линию. — За истину страждущие, — возгласил Бернар, неспешно, точно прогулочным шагом направляясь к воротам, — не почтут себя несчастными и не устрашатся врага рода человеческого и слуг его.
— Изогнуть луки, — послышалось со стены. — Пускайте стрелы.
Несколько десятков стрел, со свистом рассекая воздух, помчались в сторону неспешно шагающего аббата. Одна из них вонзилась в дюйме от того места, где только что была его нога, все же прочие пришли в землю в окружности трех ярдов от него, не причинив вреда никому, кроме, пожалуй, подъеденной общинным стадом травы. Прекраснейшие британские лучники, на лету сбивавшие жаворонка, казалось, не в силах были попасть в столь крупную мишень.
— Цельте лучше, косорукие! — послышалось со стены.
Бернар продолжал идти столь же неспешно, казалось, и не замечая грозящей ему смертельной опасности.
Он и вправду не замечал ее. Он почти не видел даже тех ворот, к которым направлял стопы. Все, что было перед ним, — златокудрый ангел в сияющем одеянии, парящий над полем и указующим жестом направляющий шаг верного слуги.
Самойлова Елена
Панов Вадим
Ильин Андрей
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия