Чтение 19–й страницы книги ~Герой нашего времени.ru~

– Командир, топлива — впритык до Моздока, — прервал его мысли доклад Ващенки.

– Сколько уже на земле?

– Двенадцать минут.

Иванов позвал сидящего у пулемёта чеченца и, объяснив ситуацию с топливом, попросил позвать спецназовцев. Чеченец достал свой автомат и, не спеша, отправился в развалины. Иванов, выйдя в эфир, поинтересовался остатком топлива на трёх барражирующих вертолётах. Расчёт показывал, что пару Ягудина надо отпускать немедленно, иначе им придётся идти на запасной аэродром в Грозный. Не дожидаясь Быстрова, Иванов принял решение и отпустил «двадцатьчетвёрки» на базу. Высоко в небе остался одиноко кружить вертолёт Фархеева, а разведчики всё не возвращались.

– Ты их наблюдаешь? — поинтересовался Иванов у Фархеева. — Что они там делают?

– Наблюдаю. Раскапывают что-то.

Решив напомнить о себе, Иванов дал из носового пулемёта две короткие очереди в сторону леса. Через минуту группа разведчиков в полном составе появилась из-за развалин. Они шли осторожно, глядя по сторонам, двое несли какие-то сумки, похожие на рюкзаки. Быстров нёс упакованный, как почтовая посылка, ящик.

– Чего стреляли? — поинтересовался, забравшись в вертолёт, Быстров.

– Слушай, майор, у меня топлива в обрез. Может, тебе в Грозный надо?

– Нет, домой, — ответил Быстров. — Сейчас взлетаем.

– Тогда давайте скорее. — Не дожидаясь, пока разведчики уберут бортовую лестницу, Иванов стал увеличивать мощность двигателей. — Взлетаю! — передал он Фархееву.

– Наблюдаю, — отозвался эфир.

Разведчики, закинув мешки, в которых звякал металл, уже сидели в кабине, и Иванов, не дожидаясь доклада борттехника о готовности к взлёту, прямо с отрыва перевёл вертолёт в разгон скорости. Вертолёт, низко опустив нос, с набором высоты уходил от злополучного места, оставляя за собой горящие и дымящиеся развалины. Пара «восьмёрок» взяла курс на Моздок.

До посадки на аэродроме на месте борттехника сидел Быстров, а Мельничук послушно стоял за его спиной.

– Представляешь, на этой ферме мы насчитали семь трупов. Наверное, были ещё. Но там всё в воронках, — сообщил Быстров Иванову. — Оружия — валом. Жаль, что почти всё сгорело. Зато будем считать, что свою взрывчатку мы сэкономили.

Иванов ничего не ответил.

– Держите подарок! — протянул Быстров три небольшие, но толстые книжки в красивом тёмном переплёте.

– Это что? — удивился Иванов, принимая из рук спецназовца книжки.

– Коран. С переводом. Сделано в Саудовской Аравии.

– Коран? — Иванов раскрыл одну из них. На цветных страницах мелким, но красивым шрифтом, располагался текст: слева на арабском, справа на русском языках.

– Мудрая книга. Вот спасибо! — поблагодарил Иванов. — Одну Фархееву подарю. Он сегодня — герой.

– Держи ещё для Фархеева. — Быстров протянул ещё три книжки. — А те вам.

– Себе бы оставил. Книжка красивая, на полку можно поставить.

– На хрена он мне сдался! Да и вон, их целая упаковка у меня! — Быстров указал на распакованный ящик. — На этой ферме таких книжек больше тысячи штук было. Только хранились вместе с оружием и взрывчаткой. Почти все и сгорели. Один пепел остался.

При подходе к аэродрому предупреждающе замигало красное табло «Остаток топлива 300 литров», и сухой женский голос в наушниках предупредил: «Аварийный остаток топлива». Иванов взглянул на Ващенку, тот махнул рукой и сказал по переговорному устройству:

– Командир, когда ты перестанешь бабам верить? Аэродром уже видно.

Выйдя в эфир, Иванов поинтересовался у Фархеева:

– Твоя «женщина» по остатку топлива что-нибудь говорит?

– Молчит пока, — отозвался Фархеев.

– Она у них воспитанная, — сделал вывод Ващенка. — А мы свою «распустили». В строгости баб держать надо.

Иванову не хотелось поддерживать этот разговор: он просто улыбнулся.

Получив у руководителя полётов разрешение, пара «восьмёрок» приземлилась на базовом аэродроме.

После выключения двигателей на стоянках, к вертолёту Иванова подъехал уже знакомый «ГАЗ-66» в сопровождении командирского «УАЗика».

– Сам шеф прибыл! — сообщил Быстров, увидев плотного военного, вылезшего из «УАЗика». — Пойду доложу, что разнесли «объект» в клочья. Ну, это лучше, чем ничего.

По неспешной походке Быстрова Иванов не заметил, чтобы тот выслуживался перед начальством. Подойдя к «шефу», Быстров не тянулся, не козырял, а просто пожал протянутую руку.

Открыв свой блистер, Иванов ещё посидел в кабине в одиночестве, переживая заново весь полёт. Но появившиеся вскоре специалисты наземных служб оторвали его от раздумий. Не спеша спустившись на нагретые солнцем бетонные плиты вертолётной стоянки, Иванов увидел спецназовца Сергея — инструктора по ножевому бою. Тот рассматривал висевший на пилоне уже пустой универсальный блок для неуправляемых ракет. Иванов подумал, что за день им так и не удалось переброситься даже парой слов.

– Ну, ты как? — спросил Иванов.

– Нормально. Не слабо мы сегодня постреляли! — произнёс Сергей бодро.

– Ты стрелял? — поинтересовался Иванов.

– А кто из пулемёта троих в селе уложил?

– Всего? — решил подначить спецназовца Иванов. — Не маловато ли для снайпера?

– А сам-то, что ж с двух шагов в толпу ракетами не попал? — не зло огрызнулся спецназовец. — Воевать — не языком трепать.

– Ладно, — примирительно улыбнулся Иванов. — Будем считать, что арию на пулемёте ты исполнил качественно и от души.

– Я чуть не исполнил арию выпавшего птенца… от души! — проворчал Сергей. — Ты там рулил бы поаккуратнее. А то я как одну землю перед мордой увидел, так чуть вместе с пулемётом из открытой двери не вывалился. Хорошо, что у вас в дверях перекладина поперёк: за неё зацепился и молился, чтобы выдержала. Ногами в края двери упираюсь, а пошевелиться не могу, — прижало к полу и выдавливает. Такого «удовольствия» на высоте я ещё не получал никогда. Чуть все штаны не обмочил. Истребитель, бля, хренов, помягче нельзя было?

Иванов представил, сколько страха натерпелся спецназовец на высоте шестисот метров у открытой двери:

– А если б ты ещё видел, как до этого мы шли в лоб на пулемёт!

– А я слышал. Слышал мат Быстрова и валялся на полу, как мешок с дерьмом, в ожидании, что нас сейчас продырявят. Ощущеньице ещё то!

– Да, денёк сегодня выдался напряжённый.

– Да уж, лучше на земле стоять. Спокойнее, — серьёзно вздохнул разведчик.

К ним подошёл Быстров.

– Ну, ладно, Саня, с вашим заданием всё. Спасибо за хорошую работу! — Быстров для прощания протянул руку.

– Да не за что. Обращайтесь, — Иванов, улыбнувшись, ответил на дружеское рукопожатие. Быстров, задержав его руку в своей, пристально посмотрел Александру в глаза:

– Я ведь решил, что нам хана, когда ты попёр на этот грёбаный пулемёт. Но ты его всё-таки сделал! Крутой! Это по-нашему.

– Да, какой там крутой! — отмахнулся Иванов. — Во мне «дерьмо закипело», я и забыл, что на борту люди.

– Нет, ты молодец! Всё правильно сделал, — Быстров обнял Иванова за плечи. — Вы все сегодня молодцы! Со своей стороны, буду ходатайствовать о награждении всех!

Тут Быстров заметил возле хвоста вертолёта, в толпе специалистов, рассматривающих дырки от пуль, Мельничука и, понизил голос:

– Почти всех. А по этому трусу — напишу отдельный рапорт.

– Виктор, его поступок марает весь экипаж. С этим я сам разберусь, — пообещал Иванов.

– Как знаешь, — Быстров отпустил руку Иванова и вслед за Сергеем, не оборачиваясь, пошёл к машинам.

Иванов отошёл от вертолёта и сел на траву. Предательская слабость в ногах всё ещё не проходила. К командиру подошёл Ващенка.

– Я тут случайно услышал, о чём вы шептались с Быстровым. Что будешь делать с Мельничуком? — поинтересовался «правак», присаживаясь рядом.

Иванов ещё не решил. Самое простое — доложить обо всём по команде. Но ему не хотелось этого делать. С Мельничуком в одной части они почти два года, и Иванов теперь непосредственный его командир. Что из того, что до командировки в Чечню Иван летал в другом звене? Кого это может интересовать, если теперь Мельничук в звене Иванова и в его экипаже? Значит, не воспитываете подчинённых, товарищ майор. Не готовите их к экстремальным ситуациям. Прав подполковник Гриневский в том, что и моральный, и психологический климат в звене не на высоте. Пусть все остальные — молодцы, но замполиту Косачаному этого единичного случая хватит, чтобы бросить тень на всё звено вместе с его командиром. Значит, надо разбираться на своём уровне.

– Иван, подойди сюда! — позвал Иванов.

Мельничук послушно подбежал, остановился метра за три и остался стоять. Иванов подумал, что в чём, в чём, а в послушании и исполнительности Мельничуку не откажешь. В мирное время лучшего подчинённого и не надо бы.

– Садись. В ногах правды нет.

Мельничук сел напротив, соблюдя дистанцию в два метра, и стал разглядывать землю перед собой.

– Ну, и что ты молчишь? — Иванов выдержал паузу. — По-моему, тебе есть что сказать. Вот мы здесь собрались экипажем, как говорится, чтобы не выносить сор из избы, и хотим тебя послушать, прежде чем докладывать командиру.

– Простите меня, пожалуйста, — пролепетал Мельничук, не поднимая глаз. — Я сильно испугался.

– Смотри мне в глаза! — потребовал Иванов, повышая голос. — Все испугались, Иван! Но никто не прятался за спины других! Мы потому и живы сейчас, что каждый выполнял свою задачу. Страх — он для всех одинаков, но кто-то находит в себе мужество и побеждает его, а кто-то становится трусом и бросает в беде своих товарищей.

– Командир, я сильно испугался, — снова пролепетал Мельничук, глядя на Иванова, как побитая собака. — Простите меня. Больше такого не повторится.

– Ты старше меня по возрасту, Иван Петрович, — продолжал Иванов уже мягче. Он, вообще, старался говорить так, чтобы не услышали работающие на стоянке специалисты, но чтобы Мельничук запомнил этот разговор надолго. — Старше, а вынуждаешь вдалбливать тебе азбучные истины: что от слаженной работы каждого зависит жизнь всего экипажа. От своей пули, Иван Петрович, за спинами других не спрячешься, а трус, как правило, погибает первым. И тянет за собой товарищей. Сегодня ты нас с Андреем очень подвёл. Подставил.

– Простите, командир, — просил Мельничук.

– И как нам теперь вместе летать? — продолжал Иванов. — Нет доверия — нет экипажа.

– Это тебе не в безоружных стрелять! — вставил своё слово до этого молчавший Ващенка. — Не знаю, как командир, а я предлагаю вынести вопрос на суд офицерской чести.

Иван не ответил, вновь уставив взгляд в землю.

– Посоветуй, что нам с тобой делать? — после некоторой паузы произнёс Иванов.

– Александр Николаевич, Андрей, простите меня на первый раз! Больше такого не повторится! — Мельничук смотрел на Иванова и Ващенку умоляющим взглядом. — Простите, пожалуйста.

Иванов вопросительно посмотрел на своего «правака», но тот в ответ только пожал плечами. Решение оставалось за Ивановым.

– На этот раз попробуем тебе поверить, — наконец озвучил он своё решение. — Но в следующий раз, напишу рапорт по команде. А от себя лично — набью морду! Понял, Иван Петрович?

– Я не подведу! — с готовностью заверил Мельничук, преданно глядя Иванову в глаза.

– Посмотрим.

– Теперь ты у командира должник, — ухмыльнулся Ващенка.

– Да я всегда буду для вас… — рассыпался в благодарности Мельничук.

– Иди, занимайся вертолётом, — прервал его заверения Иванов.

– Ты ему поверил? — спросил Ващенка, когда они с Ивановым шли в столовую на обед, оставив Мельничука разбираться с оружейниками.

– Пожалел, — честно признался Иванов.

По дороге к ним присоединился Фархеев.

– Сегодня твой день, Вадим! — Иванов пожал ему руку. — Красиво поработал! Спасибо! Буду ходатайствовать о поощрении.

– С нас компот, — вставил Ващенка.

– Работал, как положено, — скромничал Фархеев, пряча довольную улыбку.

– Молодец! — Иванов хлопнул его по плечу. — А не страшно было на пулемёт лезть?

– Так думать-то некогда было. Я за вами и полез. Вперёд, за командиром!

– И «духов» в лесу точно накрыл! А я промазал.

– Ты, командир, близко перед ними выскочил из виража. Времени прицелиться уже не имел. А у меня этого времени — с запасом, я-то шёл на прямой. Только вот ваш вертолёт закрыл мне цель. Пришлось со скольжением уходить вправо. Честно говоря, крайние ракеты уж очень близко от вас прошли. Я чуть не поседел. Думал, задену вас. Но Бог миловал.

– Всё равно молодчина! — обнимая за плечи Фархеева и Ващенку, произнёс Иванов. — С такими мужиками, как вы, и летать, и выпить приятно!

– Нет, компот я Фархееву не отдам. Он нас чуть не сбил, — рассудил Ващенка.

– «Чуть» — не считается, — парировал Вадим. — Компот мой. Я переживал.

– Все переживали. А я больше всех, потому что у меня твои ракеты возле уха просвистели! — не уступал Ващенка. — Я вначале решил, что это по нам стреляют.

– Да, денёк сегодня «удался», — покачал головой Иванов. — В наш вертолёт над селом три пули вошло. Хорошо, что из «Калашникова», а не из крупнокалиберного. И десантников всего пять человек в кабине находилось. Никого не задело.

– Да, если бы в нас попали, то уложили бы кого-то. У меня вертолёт был набит молодыми солдатами, — вздохнул Фархеев. — Устроили мы им сегодня показательную экскурсию в район боевых действий!

– Ладно, мужики, — Иванов распахнул двери столовой, — после обеда все итоги подбить, документацию оформить. Не откладывайте в долгий ящик. А мне ещё отчёт о выполнении задания писать.

В этот же день Иванова вызвали на доклад к командиру полка. Кроме самого командира, в его кабинете находились два заместителя, начальник штаба и замполит. За краем стола, ближе всех к Иванову, в пол-оборота сидел командир эскадрильи. Иванов вошел в кабинет и сразу же ощутил какое-то напряжение. «Неужели доложили о Мельничуке?» — мелькнула мысль. После подробного доклада Иванова, в котором он старался не упустить ничего, кроме истории с Мельничуком, и который закончил ходатайством о поощрении участвующих экипажей, командир полка внимательно посмотрел ему в глаза:

– Из доклада Ягудина мы поняли, что при заходе на ферму ты мог уйти от пулемёта, а ты, как бык на красную тряпку, попёр прямо к чёрту на рога и потащил за собой Фархеева!

Иванов молча выдержал его взгляд. С лейтенантской поры он усвоил одно святое правило: с начальством спорить нельзя. Нужно только приводить факты и аргументы.

– Я расцениваю это как мальчишество! — продолжал командир. — У вас обоих на борту находились люди! А для огневого боя вам и придавалась пара Ягудина. То, что ты стреляешь неплохо и«накрыл» пулемётчика раньше, чем он смог тебя и Фархеева «завалить», — твоё счастье и удача! А если бы не повезло? Сколько сейчас цинковых гробов нам пришлось бы отправлять на Родину? Ты об этом подумал? Запомни, Александр, «Ми-8» — это не танк, а здесь не Москва сорок первого, чтобы ходить в лобовую на пулемёты!

– Ты и в воздухе ищешь одни неприятности! — вставил замполит.

– С какого удаления произвёл первый залп? — спросил внимательно смотревший на Иванова начальник штаба.

– Метров с восьмисот. И первый, и сразу же второй. — Иванов решил, что пора приводить аргументы. — Ушёл бы я от пулемёта или нет, — это ещё вопрос. Слишком близко он нас подпустил. Когда пулемёт заработал по «двадцатьчетвёркам», от меня до фермы оставалось около километра. Фархеев шёл в километре позади, даже ближе, так как скорость я уже почти загасил. Пулемётчик, видимо, рассчитывал расстрелять нас по очереди: сначала «двадцатьчетвёрки» — в хвост, потом, когда я приземлюсь или подставлю бок, — «восьмёрки». Кто бы ожидал, что заходящая на посадку «восьмёрка» пойдёт в атаку? Мы ведь представляли неплохую мишень для ДШК. Поэтому опытный пулемётчик, стреляя по «двадцатьчетвёркам», не спешил с переносом огня на мой вертолёт. Решение атаковать пришло само, другого выхода я не видел. И потом, я исполнял ваше приказание.

– Какое? — не понял командир полка.

– «Не подставлять задницу!», товарищ полковник.

Усмехнулся командир, заулыбались и присутствующие. Обстановка разрядилась.

– Разрешите? — обратился к командиру начальник штаба. Командир ответил кивком головы.

– Победителей на Руси, как известно, не судят, — начал со своего места подполковник Гриневский. — А группа Иванова задание, замечу — непростое задание, выполнила. Вернулись без потерь. Три пробоины получил вертолёт ведущего. И никто не гарантирует, что на ферме не могло оказаться переносных зенитных комплексов. А кто-нибудь может сказать, что Иванов — лётчик не опытный? — Гриневский сделал паузу, оглядывая присутствующих. — Да, своенравный, где-то излишне инициативный, но смелый и опытный. В данной ситуации только он мог видеть и оценивать обстановку. И принимать решение. А на войне без риска не бывает. Я и сам не знаю, как бы поступил в подобной ситуации. И прошу не забывать, товарищи офицеры, что подчинённые майора Иванова, оказавшись в нелёгком положении, не струсили, а действовали грамотно, умело и решительно! Здесь вижу не последнюю роль командира звена. Подчинённые верят своему командиру, идут за ним в огонь! Что ещё нужно, чтобы охарактеризовать командира? Кстати, разговаривал со спецназовцами, они хвалят наших ребят. Поэтому считаю опасения некоторых товарищей офицеров, — Гриневский выразительно посмотрел на Косачаного, — излишне поспешными.

Возражать Гриневскому не стал даже замполит.

– Вопросы есть? — подытожил командир полка.

– Рапорт с ходатайством о поощрении отдашь в строевую часть, — обратился он к Иванову. — Если у тебя вопросов нет, можешь идти.

– У меня есть просьба, товарищ подполковник. Разрешите?

– Говори.

– Прошу отпустить меня и моего правого лётчика до утра в город.

– Опять по бабам, — проворчал Косачаный. — Если не он к ним, так они к нему прямо в расположение придут. Я вам уже докладывал, командир.

Иванову очень хотелось резко ответить замполиту. Но сейчас терять контроль над собой было никак нельзя.

– Да хоть бы и так, — рассудительно согласился командир полка. — Дело молодое! Будем завидовать, товарищи офицеры!

По кабинету прошёл лёгкий смешок.

Глядя на Косачаного, Иванов произнёс, чётко выговаривая слова:

– Моя, как вы выразились, товарищ подполковник, «баба» погибла с экипажем майора Крапивина. И вы об этом знаете. А сегодня я хочу пойти к её товарищам и помянуть погибших.

Все посмотрели на замполита, но Косачаный сделал вид, что рассматривает какую-то бумажку на столе. Неловкое молчание нарушил командир полка:

– Ну всё, Александр, иди. Только водки много не пей.

Иванов вышел из кабинета с огромным желанием набить Косачаному морду. У двери он столкнулся с дежурившим в ожидании Ващенкой.

– Ну что, командир, зачем вызывали?

– Чтобы лишний раз показать, какая Косачаный свинья и сволочь!

– Что? — не понял Ващенка.

– О сегодняшнем полёте расспрашивали, — ответил Иванов, успокаиваясь. — Радуйся, нас командир полка до утра отпустил!

– Это хорошая новость! — улыбаясь, воскликнул «правак».

В город они вышли по «гражданке».

– В госпиталь? — поинтересовался Ващенка.

– Да. Но через магазин. — Хорошее настроение постепенно возвращалось к Иванову, слабость, вызванная нервным напряжением, почти прошла.

С полным продуктовым пакетом они появились на проходной госпиталя. После гибели Наташи Иванова узнавали многие служащие госпиталя, поэтому сегодня их пропустили беспрепятственно. Они вошли через застеклённый главный вход в здание и направились по знакомому маршруту. Вскоре у себя за спиной они услышали знакомый голос:

– Мальчики, вы к нам?

На лестнице между этажами их догнала Марина.

– Если вы нас ждёте, — замурлыкал Ващенка, отдавая Иванову пакет, и высвобождая руки для другого.

– Только вас и ждём, — засмеялась Марина.

– Как это понимать? — Ващенка пытался ухватить Марину за талию.

– Без рук! — предупредила она, выскальзывая из цепких объятий Андрея.

Ващенка как арестант, покорно сложив руки за спиной, проследовал в отделение позади Марины. За ними, улыбаясь, шёл Иванов. С тех пор, как два года назад он познакомился со своим «праваком», Иванов и не представлял для себя лучшего друга и помощника, умеющего и развеселить, и поддержать в трудную минуту.

На месте дежурной сестры сидела Ирина и переписывала что-то из кучи отдельных бумажек в журнал. Увидев Ващенку и Иванова, она обрадовалась. Но, узнав, что Александр и Андрей сегодня свободны до утра, сразу сникла:

– А я в ночь дежурю.

– Не последний раз, — успокоил её Ващенка. — Ещё, даст Бог, Иринушка, погуляем.