Чтение 28–й страницы книги ~Герой нашего времени.ru~

Подожди, дорогая, чуть-чуть подожди.

К твоим добрым рукам мне припасть бы губами,

Мне сказать бы тебе много ласковых слов.

Но лишь взглядом моим на тебя смотрит память

С фотографий мальчишки школьных годов.

Ничего не успел ни понять, ни измерить —

Близкой смертью пуля ударила в грудь.

Моим письмам прошу обязательно верить!

Я к тебе возвращусь, подожди же чуть-чуть.

Из Афганских песков к нам примчались бураны,

На могилах солдат — леденящая тишь.

Только ты, моя мать, успокоишь мне раны,

Только ты все поймешь.

И поймешь…

И простишь…

Иванов, сам того не желая, оказался пророчески прав, написав строчку: «Из Афганских песков к нам примчались бураны...». Он имел в виду немного другое, но началась Чечня, и Иванов снова оказался на войне. И там, в Чечне, он нашёл настоящих друзей. Много товарищей, но друзей только двоих: Андрея и Мишку. И Наташу… А теперь он всё больше и больше прикипал душой к майору-десантнику.

Через неделю Виктору сделали еще одну операцию. Все отделения госпиталя, включая и реанимационные палаты, были переполнены ранеными, поэтому Виктора вернули в палату сразу.

– За весь Афган ни одной царапины, а тут... твою мать! — первое, что сказал Виктор, как только пришёл в себя после наркоза.

Вторая операция оказалась успешной, и Виктор быстро шёл на поправку. Теперь дело оставалось за хорошими протезами.

За это время в палате произошли изменения: к двум счастливчикам приехали жены. Сначала лейтенанта с ранением головы разыскала супруга — девочка лет девятнадцати. На следующий день жена приехала к капитану — мотострелку. По виду этой женщине было лет тридцать с небольшим. Жена капитана оказалась пробивной и очень настойчивой особой. Она дошла до начальника госпиталя и добилась для себя и жены лейтенанта разрешения проживать в палате вместе с мужьями. Других свободных помещений просто не было — госпиталь с каждым днем переполнялся. Две мужественные женщины ночами ютились возле своих мужей на приставных стульях, а днем убирали палату, ухаживали за другими лежачими, облегчая труд госпитальным санитаркам. Питались они тем, что не съедали их мужья. Жена лейтенанта кормила своего мужа из ложечки, полностью ухаживала за ним, взяв на себя труд няньки, сиделки, санитарки. Казалось, откуда у этой хрупкой на вид девушки такая внутренняя сила? Вот-вот девчонка должна была сломаться. Но проходил день за днем, а обе женщины вместе с мужьями упорно боролись за их выздоровление. Молоденькая супруга лейтенанта не теряла надежды. И чудо произошло! Лейтенант, у которого была удалена часть мозга, а дырку в черепе закрывала пластина, который не мог говорить, этот лейтенант не только стал пытаться произносить слова, но однажды поднялся с кровати и сделал первый шаг. Пусть с помощью жены, опираясь на её плечо, но сделал! И сотня Копперфильдов не смогла бы совершить того, что совершили любовь, вера и забота простой русской девушки. Удивлен был даже лечащий врач. А сколько уважения к этой девчушке — настоящей жене офицера — после облетевшего весь госпиталь известия о поднявшемся лейтенанте можно было при встрече прочитать в глазах всего персонала и раненых!

На этом чудеса не кончились. По распоряжению начальника отделения в палату поставили японский телевизор, подаренный госпиталю какими-то спонсорами. Всей палатой смотрели его два дня. На третий день новый японский телевизор каким-то «чудом» превратился в старый советский, кое-как работавший на двух каналах. Но никто в палате не возражал — боялись, что могут отнять и этот.

По общему негласному одобрению жена Василия взяла на себя обязанности старшего палаты, и в ней воцарился уютно-домашний климат, а на подоконнике всегда стоял свежий букетик цветов.

В один из вечеров за игрой в нарды Виктор спросил Иванова:

– Ты что не спишь по ночам?

– Нога болит. Не могу заснуть. А уколов больше не дают.

– Правильно. Наркоманом станешь. — Виктор с довольной улыбкой стал собирать нарды. Он выиграл на этот раз, проиграв перед этим три партии подряд. Больше десантник играть не хотел.

– Сам-то ты что не спишь? — поинтересовался Иванов.

Виктор внимательно посмотрел ему в глаза, как бы решая: говорить или нет? — и сказал:

– Глянь, Саня, как девчата любят своих мужей. Вот смотрю я на этих двух женщин, и так мне на душе становится хорошо! Как повезло, Саня, мужикам, у которых такие вот жены. Они, может быть, этого не понимают, а я понял. Да за такую бабу, Санек, я бы не только ноги, я бы головы не пожалел! Ну почему нам с тобой так не повезло?

– Да нет, Вить, может быть, мне и повезло.

Виктор смотрел на Иванова непонимающим взглядом.

– Если хочешь, расскажу.

Виктор согласно кивнул.

– Познакомился я со своей будущей женой ещё до Афгана. Я тогда ходил в лейтенантах, часто посещал рестораны, водил разные компании и вёл, как говорится, «беспорядочный образ жизни». Мы с друзьями регулярно посещали плавательный бассейн, вот там я её и увидел. Вначале мне понравилась её ладная фигурка. Девочка вообще была спортивная. Один парень из нашей компании давно уже за ней ухаживал и очень сокрушался, что не может с ней переспать. Может быть, и это тоже меня «подогрело». Короче, я с ней познакомился. И чем больше я её узнавал, тем больше она мне нравилась. Правда, характер у этой девочки был «крутоват», но это меня не пугало. И я ей стал небезразличен, но до постели дело долго не доходило. Случилось у нас это только перед самой моей командировкой в Афган. Оказалось, что я у неё первый. Думал: уеду — забуду. Но написал из Афганистана. Сам ведь знаешь, как там радуешься каждому письму. Она ответила. И такие письма писала, что я решил: если вернусь — обязательно женюсь! И женился. И потом никогда не жалел об этом. Поначалу всё шло замечательно. Мы с ней поменяли два места службы. Она училась заочно в институте. Потом работала. Но всегда, когда я приходил домой со службы, меня ждали накрытый стол и уют в доме, понимание, тепло и любовь любимой женщины. Если полёты заканчивались поздно, она ждала. Господи! Как же я был счастлив! Почему не понимал этого тогда?!

Потом что-то изменилось. Мы оба не заметили, как любовь ушла. Начались скандалы. Вроде и причин-то не было. Мы поняли, что пора рожать ребёнка. Раньше мы не хотели детей. Я был молод, полон энергии, всё в жизни воспринимал как должное. При переездах на новое место службы у неё всегда возникали трудности с работой. Боялись, что на ребёнка денег нам не хватит. И вот, через пять лет совместной жизни она родила мне сына. Жена находилась ещё в роддоме, а я устроил грандиозную гулянку по случаю рождения Иванова-младшего. А где водка, там и женщины, сам знаешь. А тут ещё это воздержание, будь оно неладно! Ну и связался я тогда с одной разведенной. Все пять лет не изменял жене, а тут сорвался… Красивая чертовка! И взяла меня так, что я «с катушек и съехал», и продолжал к ней бегать, даже после того как жена вернулась домой из роддома. Хотел я бросить эту чёртову бабу, видит Бог, хотел! Но ведь и она это понимала и привязывала меня к себе всё сильнее. Я читал про японских гейш, так, наверное, она им ни в чём не уступала: наряды по теме, обстановочка в квартире подходящая, и картинки там всякие, журналы, фотографии… Учительница в этом деле была — что надо! В конце концов, жена об этом узнала. Она меня так и не простила. Как я её умолял! Как уговаривал! Она не хотела меня видеть. Подала на развод. Но у нас был маленький ребенок. Жена настаивала. На второй раз нас развели. Через месяц перевёлся в другую часть. Через полгода узнал, что моя бывшая жена с сыном уехали к её родителям. А у меня дальше была командировка в Чечню. Вот уже больше года я их не видел. Даже не представляю, каким сейчас стал мой сын.

Иванов замолчал.

– Зачем ты переводился в другую часть? — после долгой паузы спросил Виктор. — У тебя же сын. Зачем уехал?

– Она просила. К родителям сразу ехать не захотела. Просила, чтобы уехал я.

– Сына любишь?

– Зачем ты спрашиваешь? Конечно, люблю. Только не видел давно.

– Я почему спросил: у меня тоже сын. — Виктор вздохнул. — Ему уже семь лет. В этом году в школу пойдёт.

– Большой.

– Да. И я его очень люблю. Скучаю по нему.

– А я своего знал всего четыре месяца. Даже привыкнуть не успел. — Теперь вздыхать пришла очередь Иванова. — Интересно, какой он сейчас?

– А где живут родители твоей бывшей?

– Здесь. В этом городе. Я ведь службу здесь начинал.

– Здесь?! У тебя здесь рядом жена и сын, а ты тут сопли пускаешь!.. Я бы на твоём месте со всех ног побежал к ним, на карачках бы ползал перед женой, пока не простила бы! — Виктор заметно повысил голос: — А ты тут с тросточкой ползаешь, интеллигент в голову покалеченный! Значит, и не любил ты ее никогда! Бросил легко и не хочешь встретиться, значит, не любил!

– Я же сказал, что прошла любовь, — Иванов не стал повышать тон. — И не могу я сейчас к ней идти: пожалейте, пожалуйста, инвалида! Так что ли?

Последняя фраза у Иванова вырвалась сгоряча. Он увидел, как при слове «инвалид» потемнели глаза Виктора, как заходили на скулах желваки. По его взгляду Иванов, как бывший боксёр, понял, что в следующую секунду последует удар в челюсть, и уже прикидывал, сколько пролетит по палате, потому что решил не уворачиваться от мощного кулака десантника.

– Что за шум, а драки нет? — неожиданно произнесла появившаяся в приоткрытой двери из коридора голова ходячего из соседней палаты. — А то меня просила узнать дежурная сестра, чего вы шумите? — извиняющимся тоном добавила голова.

– Больше не будем, — пообещал Виктор, расслабляясь.

Голова исчезла за дверью.

– Ну и дурак же ты! — Виктор спокойно повернулся к Иванову спиной.

Иванов тоже устроился на своей кровати лицом к стене и спиной к Виктору. Разговаривать дальше не хотелось.

Минут через пять Виктор позвал:

– Слышь, Санёк?

Иванов сделал вид, что спит. Виктор не отставал:

– Санёк, говорю, слышишь?

– Ну? — промычал Иванов сонным голосом.

– Как её зовут-то?

– Кого?

– Ну, жену твою.

– Нет у меня жены, — вредничал Иванов.

– Я-те щас всё-таки врежу, остряк, блин, самоучка!..

Иванов услышал, как Виктор завозился на кровати и, не дожидаясь, пока тот дотянется костылём, ответил не поворачиваясь:

– Светлана…

Виктор успокоился. Через минуту Иванов снова услышал его голос:

– Имя-то какое светлое. А ты — дурак!

Иванов это знал и сам. Душа тосковала по домашнему уюту, по семье, по счастью, так глупо потерянному.

Ночью Иванову не спалось. Он уже долго лежал с открытыми глазами, неотрывно глядя в одну точку на потолке. Он думал о своей жизни. О своей непутёвой жизни.

– Саня, ты чего не спишь? — Неожиданно прозвучавший в тишине голос Виктора вернул Иванова к действительности.

Виктор спросил полушёпотом, а показалось, будто эхо отразилось от стен палаты — такая тишина стояла в здании и за окном на улице.

– Всё нормально, — тихо ответил Иванов.

– Давай спать, — Виктор стал укладываться поудобнее, и под его массивной спиной резко и противно заскрипела кровать. По палате прошла затихающая волна шевелений и стонов.

– Извините, — прошептал Виктор в темноту и снова пошевелился.

Теперь уже под его большим телом кровать громко заскрипела с повизгиванием железа. Но к удивлению Иванова, никто не проснулся.

– Бля, койка чёртова! — тихо выругался Виктор.

Минут через десять он уже мирно посапывал. Иванову не спалось. Стараясь не шуметь, он перебрался с кровати на подоконник к открытому окну, через которое летняя ночь приятной прохладой неслышно входила в палату, она несла запахи и звуки ночного города. Иванов смотрел на дремлющий госпитальный забор, на залитую неярким фонарным светом пустынную улицу, на деревья, еле слышно перешёптывающиеся с неспящим ветерком, на глубокое звёздное небо с миллиардами звёзд. Там, за забором, существовала по другим законам и правилам другая, кажущаяся теперь очень далёкой и даже непонятной жизнь, с отдыхающими после рабочего дня людьми, с музыкой и весельем, с кафе и ресторанами, с любовью к девушкам, с семейными заботами — мирная жизнь. Неужели и он когда-то был её частью? Теперь к прошлому нет возврата. Жить, как раньше, уже не возможно. Ведь параллельно с этой опрятной и красивой жизнью существует другая — страшная, грязная и жестокая. Жизнь рядом со смертью. Две уродливые сестры: война и смерть, они вместе гораздо сильнее своей чудовищной разрушительной силой, сильнее этой, проходящей за госпитальным забором спокойной и размеренной жизни. Мальчишки, ещё вчера гулявшие по этой вот улице, не успевшие ничего ни понять, ни измерить в своей короткой мирной жизни, сегодня возвращаются домой из-за чёрной черты, жестоко рассекающей два разных измерения, две разные жизни, эти мальчишки возвращаются домой, имея короткий и ужасающий своей простотой номер — «200». «Груз-200» — это гробы. Иванов насмотрелся на них ещё там, «за речкой», в Афганистане, а потом и в Чечне. Пилоты вертолётов «Ми-8» — рабочие лошадки войны: им и возить, им и стрелять. Иванову не привыкать к такой работе. Но сколько же ещё нужно перевести убитых и раненных солдат, чтобы получить ответ на вопрос: «Зачем?» Кто-то там, наверху, играя в войну, набивает счета в банках. А российские ребята погибают за то, что не умеют выбирать себе правителей. И оправдана ли в таком случае вера в разумного царя? На эту тему Иванов после возвращения с похорон Наташи написал песню со словами:

Мне бы только успеть,

Мне бы только суметь

Рассказать обо всём.

Полным голосом спеть,

Чтоб гитаре звенеть

Струн витых серебром.

Пусть не царственна речь,

Нам себя бы сберечь,

И мы, не помня, живём.

Тех мальчишек, кому

Суждено было лечь

Под свинцовым дождём.

И уходят слова,

Как пустая молва,

И гитара молчит…

Чтоб Россию понять —

Надо всё испытать,

Чтоб душа — хоть кричи!

Вместо ярких побед

Нам лишь — тысячи бед,

И только слёзы из глаз.

А что будет потом,

По прошествии лет

После нас — не для нас.

Сколько русских ребят

Полегли без наград —

Их не ждут ордена.

Ордена — у штабных,

У кого толстый зад,

Низко гнётся спина.

А кто правдой служил,

Кто в атаку ходил —

Чью-то жизнь оплатил,

Тот был продан не раз,

И своё получил

Среди тысяч могил.

По Руси — реки слёз.

Воспалённый вопрос

В материнских глазах:

«Для чего это всё?

Кто сынов убиенных

Воротит назад?»

Но в душах канут слова,

Как пустая молва,

И струна замолчит…

Чтоб Россию понять,

Надо всё испытать,

Чтоб душа — хоть кричи!

Мимо госпиталя, прервав размышления Иванова, по спящей улице проехал одинокий автомобиль. Сквозь звук мотора пробивалась ритмичная музыка из мощных колонок в салоне. Водитель ехал не один — с дамой. «Отдыхают люди, — улыбнувшись, подумал Иванов. — Вот бы сейчас прокатиться по ночному городу!». Это желание оказалось настолько осязаемым, что Иванов даже представил себя за рулем едущей по сверкающим огнями улицам иномарки. Но мешала левая рука в гипсе. Скорее бы его сняли, что ли! А то рука под гипсом чешется — сил нет! Спасибо, научили опытные мужики, и Иванов, по случаю, приобрел длинную спицу: под гипс ничем не залезешь, а спицей очень даже удобно.

Подышав на подоконнике еще немного, Иванов перебрался на кровать и спокойно заснул.

Утром, когда он вернулся в палату из госпитальной столовой, Виктор уже доканчивал на подносе обильный завтрак. Это могло означать только одно: сегодня на пост дежурной медсестры заступила Оксана. Как и обычно, она пришла на час раньше и успела принести из столовой завтрак лежачему лейтенанту и Виктору. У другого лейтенанта-счастливчика рядом находилась приехавшая жена, а остальные в палате передвигались самостоятельно. Взяв шефство над двоими, Оксана по своей инициативе облегчила труд работников столовой. Соседние палаты ревностно переживали загадочное постоянство и расположение Оксаны к одной палате, тем более что тут уже и так были две женщины. Выздоравливающие соседи приставали к Оксане с комплиментами, строили ей глазки, обещали золотые горы, чтобы переманить ее к себе. Кое-кто даже предлагал руку и сердце. Не удивительно, Оксана была девушка видная, в теле, но с ладной фигурой, очень находчивая и быстрая на ответ, и острая на язык, и обладала всеми качествами настоящей донской казачки. Она нравилась многим. Мужики из всех палат отделения, подключив все свои связи, выяснили, что ей двадцать один год и сердце её свободно. А ещё разведка донесла, что девушка живёт в общежитии. Но напрасно там искали приключений разные донжуаны: дверь её комнаты для них была закрыта.

Иванов заметил, что Оксана нравится Виктору и однажды, когда она зашла в палату, спросил:

– Оксана, что нужно сделать мужчине, чтобы ты согласилась поехать с ним на море?

Девушка на мгновение задумалась и ответила:

– Чтоб он весь год дарил мне цветы.

Сказала и посмотрела на Виктора. А Иванов с серьёзным выражением лица озабоченно произнёс:

– Разоришься ты, Витя, с этой девушкой!