Чтение 23–й страницы книги ~Герой нашего времени.ru~

– Летали мы сегодня над этим селом. Фотографировали, — сообщил Иванов. — Дом, где находился склад боеприпасов, разрушен и сожжён. На месте навеса — воронка диаметром метров десять. Рядом ещё два сгоревших дома. Больше никаких разрушений не обнаружили.

– Уже началось. Доказательства затребовали, — вздохнул Ягудин. — Теперь держись, Саня!

– Всем придётся держаться.

– Да, всем придётся не сладко. Но группу вёл ты. И «всех собак» навешать могут на тебя.

– Понимаю. Поэтому прошу тебя, Дима, сегодня после ужина собрать своих ребят. И мои будут. Покумекаем все вместе, как и что писать и говорить?

– Да, надо вместе держаться. Где собираемся?

– Давай в свободном классе на нашем этаже. В 19.30.

– Замётано, — согласился Ягудин.

После ужина по пути из столовой Ващенка поинтересовался:

– Командир, мы сегодня к девчонкам пойдём?

– Ты там прижился? — вместо ответа проворчал Иванов, думая о предстоящем собрании.

– А мне там хорошо, — состроил Ващенка довольную физиономию.

– Хорошо, Андрюша, только там, где нас нет, — философски заметил Иванов.

– Вот как раз сейчас нас там и нет. Значит, там хорошо, — перефразировал «правак». — Так идём?

– Вначале проведём небольшое собрание — все, кто участвовал в том злополучном спецзадании. Фархеева я уже предупредил. Твоя задача найти Мельничука и в 19.30 сидеть в классе с написанными объяснительными.

– Ты думаешь, что всё настолько серьёзно? — встревожился Ващенка.

– А ты не понял? Мы же с тобой — пешки в большой игре. Чувствую, что нас хотят «разменять». Возможно, что всё ещё обойдётся. Но надо скорректировать общую линию поведения.

– Теперь понял, — сказал Андрей озабоченно. — А, может, и обойдётся. Помнишь, как с тем полётом в горы в составе группы МВД? Тогда трибуналом грозили. И обошлось.

– Думаю, что здесь всё серьёзнее. Погибли жители села, и журналисты уже преподнесли информацию. Для логического завершения этой истории может понадобиться виновный, который должен понести «заслуженное» наказание. И командованию придётся решать, кого отдать на «растерзание».

– Но нами руководили спецназовцы ГРУ. Пусть с ними разбираются.

– Понимаешь, Андрей, обычно из двух зол выбирают то, которое проще причинить. А ГРУ — организация очень влиятельная. И если они не «загасят» поднимающуюся шумиху, то и своих в обиду не дадут. Тогда остаёмся только мы с тобой.

– Точнее — ты? — высказал догадку Ващенка. — А тебе не кажется, что вся эта история очень вяжется с тем нехорошим случаем с ящиками?

– Возможно.

Мероприятие провели в полном составе. На собрании высказались все присутствующие. Молчал только Мельничук. Догадываясь о причине молчания, Иванов не требовал его выступления. Зачитанные объяснительные участников того полёта отражали только факты. Выходило, что вся группа действовала по командам Иванова. О том, что Иванов получал распоряжения от майора Быстрова, написал только Ващенка. Мельничук ещё писал свою объяснительную. Иванов понимал, что Мельничук может указать, что во время операции находился в грузовой кабине, а на месте бортового техника сидел майор Быстров. Это являлось правдой. Но это также являлось грубейшим нарушением всех лётных документов, инструкций и требований безопасности. За такое нарушение Иванова, как командира экипажа, могли легко отстранить от полётов и наложить взыскание. А как командира звена, в свете последних событий, даже понизить в должности. Также Мельничук мог указать, что, находясь в грузовой кабине, не слышал распоряжений майора Быстрова. Иванов, понимая, чем ему обязан Мельничук, решил поговорить со своим борттехником после собрания ещё раз.

– Иван, проблемным у нас получился тот злополучный полёт, — начал Иванов, оставшись с Мельничуком без свидетелей. — Сейчас, как никогда, нужно держаться вместе. Давай не станем выносить из экипажа на обозрение всех наше «грязное бельё». Согласен?

– Конечно, командир, — с готовностью ответил Мельничук.

– Тогда прочитай, что ты написал в объяснительной?

Словно угадывая ход мысли Иванова, Мельничук изложил идеальную версию. Иванова всё устраивало. Но он напомнил борттехнику:

– После того, как ты всё это написал, придётся то же говорить всегда, везде и всем.

– Понял, командир. Я не подведу. — Мельничук смотрел в глаза, как верная собака.

Когда борттехник вышел, в класс влетели Ващенка и Костин.

– Саня, ну, мы идём сегодня в гости? — прямо с порога задал вопрос Ващенка.

– Что, опасаетесь, что свято место пусто не бывает? — без улыбки пошутил Иванов, складывая документы и закрывая планшет.

– Командир, отпусти нас с Андрюхой сегодня, — угадывая настроение Иванова, обратился Костин.

– Идите, — спокойно сказал Иванов.

– А ты что, не пойдёшь? — удивился Ващенка.

– Привет там от меня. Андрей, скажи, что не смог, что очень занят. Ну, ты придумаешь, что сказать.

Ващенка понимающе кивнул в ответ, и они с Костиным моментально исчезли за дверью.

Иванов почувствовал потребность побыть одному. Выйдя из школы, по вечерним улицам он побрёл к знакомому парку. Странно, не прошло и месяца после гибели Наташи, а всё связанное с ней уже воспринимается будто из другой жизни, из другого времени. И боль в душе как бы притупилась, оставив лишь глубокий болезненный след. Да, ход времени на войне совсем иной, чем в мирной жизни.

Иванов посидел на знакомой скамейке, не спеша побродил по тёмным пустым аллеям, порассуждал сам с собой о бренности бытия и суеты, подышал ночным воздухом и возвратился в расположение. В накуренной комнате за картами сидели шесть человек. От сигаретного дыма не спасали настежь открытые окна. Игра была в самом разгаре.

– Поимейте совесть, — пожурил Иванов подчинённых. — Вы тут не одни. И спать пора.

– А у нас завтра регламент, командир, — как бы оправдываясь, отозвались два борттехника.

– Сядешь с нами? — предложил Мингазов.

– Нет, спасибо, — отказался Иванов и лёг на свою кровать поверх одеяла, не разуваясь.

К нему тут же подошёл Фархеев:

– Командир, говорят, что ты делал крены в девяносто градусов на наших «восьмёрках». Правда?

– Было пару раз, — нехотя ответил Иванов.

– А где ты научился?

– В Афгане. Там в тесных ущельях Болышев закладывал такие крены на виражах, когда другого выхода не было. Он и научил. Заставлял всё звено практиковаться. Этому даже в академиях не учат.

– Расскажи теорию выполнения такой фигуры, — попросил Фархеев.

– Тебе зачем? — вопросительно посмотрел на него Иванов. — Затея очень опасная. Вираж с креном в девяносто градусов грозит потерей высоты и управляемости. И нарушение всех лётных документов, опять же…

– Ну ты же выполняешь.

– Я этим не злоупотребляю.

– А вдруг пригодится? Мы тоже в горы летаем.

Подумав, Иванов произнёс:

– Ладно, слушай…

Бросив карты, всё звено подсело к кровати Иванова, слушать теорию выполнения одной из самых сложных фигур пилотажа на вертолёте…

Получив ответы на интересующие вопросы, лётчики вернулись к картам. А Иванов, закрыв глаза, стал думать о предстоящем прокурорском разборе налёта на село и не заметил, как задремал. Разбудил его громкий голос Косачаного:

– У Иванова в звене опять гулянка! Весело живёте!

«Принёс же чёрт!» — подумал Иванов, но глаза открывать не стал. Вставать не хотелось. Он бы и дальше делал вид, что спит, надеясь, что замполит скоро уйдёт, но услышал, как Косачаный произнёс:

– А сам Иванов уже «готовый»!

– К труду и обороне! — мрачно произнёс Иванов, усаживаясь на кровати. — Сегодня ещё не пил.

Замполита это разочаровало, и он, шаря глазами по комнате, произнёс тусклым голосом:

– Хорошо, что ты трезвый…

Потом, будто вспомнив о чём-то, поинтересовался:

– А где твой правый лётчик?

– Отпросился, — ответил Иванов, не поднимаясь с кровати.

– У кого? — замполит полка с живым интересом поглядел на командира звена.

– У меня, — твёрдо глядя Косачаному в глаза, ответил Иванов.

– А кто вам дал право превышать полномочия! — повысил голос замполит, и тут же обратился к одному из сидящих за столом:

– Командира эскадрильи позови сюда! Быстро!

Комэск явился «навеселе», но Косачаного это не смутило.

– Твой Иванов совсем распоясался! — замполит полка со своей точки зрения «объяснил» сложившуюся «тяжёлую ситуацию» в звене:

– Только поглядите: Иванов самолично отпускает лётчиков в город, а командир эскадрильи об этом даже не знает! Я для себя, майор Иванов, давно уже сделал вывод, что Вы не соответствуете должности командира звена! Вам и экипаж доверить нельзя! — закончил Косачаный.

– Ты бы хоть встал, когда с тобой говорят старшие по званию, — сделал замечание командир эскадрильи.

Иванов тяжело поднялся, в душе послав комэска очень далеко. Видимо, чтобы ещё больше угодить замполиту полка, комэск проявил инициативу:

– На тебя, Иванов, я завтра напишу рапорт.

Давая понять, что разговор окончен, оба начальника направились к двери.

– Один вопрос, товарищ подполковник, — обратился усталым голосом Иванов к командиру эскадрильи. — Разрешите?

Так как оба начальника носили подполковничьи погоны, то обернулись сразу оба. В этом случае по Уставу Иванов должен был обращаться сначала к старшему по должности.

– Разрешите? — повторил Иванов, глядя на Косачаного. — У меня вопрос к командиру эскадрильи.

– Ну, спрашивай, — с нетерпением разрешил замполит.

– Знаете, чем мы с вами отличаемся, товарищ подполковник? — спросил Иванов.

– Что это за вопрос? — забеспокоился комэск.

– Ответьте мне, пожалуйста, — продолжал не спеша Иванов, глядя комэску прямо в глаза, — ответьте, чем вас сделал отец?

Комэск растерянно поглядел на замполита.

– Что за идиотские вопросы? — заступился за него Косачаный. — Как будто, ты, Иванов, маленький и сам не знаешь, чем детей делают!

– Может, вы ответите? — Иванов в ожидании посмотрел на замполита.

– Ты хочешь, чтобы я заругался матом при подчинённых? — Раздражение замполита росло с каждой секундой.

– Понятно, — спокойно сказал Иванов и снова посмотрел на командира эскадрильи. — Так, чем вас сделал отец?

Зная характер Иванова, командир эскадрильи, скорее всего, не стал бы отвечать, но тут, распаляясь интересом, подключились все находящиеся в комнате мужики:

– Ну, ответьте, товарищ подполковник! Что вы, сказать, что ли, не можете?

Не отыскав в вопросе скрытого подвоха, комэск, глядя на Иванова, проворчал:

– Ну, чем-чем? Наверное, как и тебя — хером.

– Нет, — спокойно возразил Иванов. — Меня мой отец сделал человеком.

Дружное мужское ржание через открытые окна далеко разнеслось по ночному городу. Поймав на себе злой взгляд, Иванов видел, как краска залила лицо командира эскадрильи.

– Иванов, выйди! — заглушая хохот, закричал замполит. Оба начальника быстро направились к двери. Вслед им нёсся несмолкающий мужской смех.

В коридоре, проходя мимо застывшего в напряжённой позе комэска, Иванов тихо бросил:

– Если хочешь подраться — когда угодно. Хоть сейчас.

У выхода на лестницу Иванова поджидал замполит.

– Анатолий Иванович, Вы сейчас идите отдыхать, — обратился он к комэску. — Завтра с утра напишите рапорт о произошедшем. А я доложу о поведении Иванова командиру.

– Александр, ты об этом пожалеешь! — перед тем, как уйти, пообещал комэск.

– И вам не хворать! — попрощался с ним Иванов.

Замполит решил провести беседу на лестничной площадке между этажами.

– Ну всё, Иванов, допрыгался, — прохрипел Косачаный, прикуривая сигарету «Кэмэл» от одноразовой зажигалки. — Завтра тебе «завернут ласты», и закончатся твои «фокусы». За оскорбление начальника, да ещё в присутствии подчинённых я тебе обещаю, как минимум, суд офицерской чести. И слетишь ты с командиров звеньев.

– О каком оскорблении начальника вы говорите, товарищ подполковник? — Иванов сделал непонимающее лицо.

– О том самом, что произошло только что в присутствии всего звена!

– Товарищ подполковник, у меня в свидетелях всё звено — я ни одного грубого слова не произнёс. Никого не обзывал.

На упитанном лице замполита выражение задумчивости постепенно менялось на выражение растерянности.

– Очень умный, да? — выдавил из себя замполит.

– Уж, извините, — пожал плечами Иванов.

– Ничего, — Косачаный стал нервно тушить сигарету о стену, — там тобой служба безопасности интересуется. Будет прокурорская проверка. Уж я-то дам на тебя соответствующую характеристику. Посмотрим, как ты тогда «запоёшь»!

– Умные люди разберутся, — Иванов поздно понял, что в его положении дразнить врага сейчас совсем ни к чему.

В этот момент на лестничную площадку с пачкой сигарет вышел молодой лётчик из соседнего звена.

– Вон отсюда! — заорал на него Косачаный.

Через секунду послышался звук хлопнувшей двери.

– Выйдем на улицу? — уже спокойно предложил замполит.

Иванова удивила произошедшая перемена, за которой что-то скрывалось. «Что ему ещё надо? — думал Иванов, следуя за Косачаным. — Драться он, точно, не будет».

Они отошли от подъезда метров двадцать, замполит остановился и предложил Иванову сигареты.

– Спасибо, не курю, — отказался Иванов. Некоторое время они стояли молча. Иванов рассматривал усыпанное звёздами небо, ожидая, что скажет начальник. Тот курил и не спешил с началом разговора. «Не спится же ему сегодня!» — с раздражением подумал Иванов. Наконец Косачаный произнёс:

– Александр, я вот о чём хочу спросить…

Голос замполита звучал неуверенно, и Иванов насторожился.

– Ты ведь летал хоронить Наташу? — Замполит стоял в пол-оборота, и Иванов не видел его глаз, но почувствовал, что этот вопрос для Косачаного очень важен.

– Да. Летал, — тихо ответил Иванов, ожидая следующего вопроса.

– Расскажи, как там всё было? — попросил Косачаный.

Иванов, стараясь не упускать подробностей, рассказал о похоронах. Когда он закончил, замполит, ничего не сказав, сел в машину и уехал.

Иванов остался один. Настроение совсем испортилось. Подниматься обратно к своим не хотелось, и он побрел куда глаза глядят. Через час ноги принесли его к дому Ковалёва. Часы показывали начало второго, и в окнах квартиры не горел свет. Испытывая неловкость за вторжение в столь поздний час, Иванов несколько раз нажал кнопку звонка. Ему долго не открывали. Иванов собрался было уходить, когда услышал из-за двери сонное:

– Кто там?

– Миша, это я — Иванов.

Щёлкнул замок, и в проёме приоткрытой двери показалось заспанное лицо товарища.

– Ты один? — спросил Ковалёв.

– Один.

Ковалёв открыл дверь и впустил Иванова. В коридоре светилась лампочка. Михаил стоял в семейных трусах и босиком.

– Что стряслось? — поинтересовался он, потерев лицо руками и сбрасывая остатки сна.

– Ничего. Просто проходил мимо…– Иванов не знал, зачем ему понадобилось будить товарища. — Если помешал, то сейчас уйду.

– Ладно, — улыбнулся Ковалёв. — Проходи на кухню. Я тоже один.

На кухне под ярким светом лампочки стоял неубранный стол.

– Не хило погуляли! — воскликнул Иванов, рассматривая начатую бутылку водки и гору грязных тарелок.

– Два дня стоит — всё руки не доходят, — как бы извиняясь, сообщил Михаил. — Утром уберу.

– Прости, что разбудил. — Иванов присел на стул, — но мне захотелось с тобой поговорить.

– Хорошо, что пришёл, — Ковалёв поставил на плиту чайник. — Сейчас чайку сообразим. Так о чём ты хотел поговорить?

– Знаешь, Миша, никому не могу об этом сказать, а тебе скажу. Не в первый раз ловлю себя на мысли, что я не такой, как все, — глядя в окно, произнёс Иванов.

– Наверное, каждый человек в чём-то не такой как все, — Ковалёв присел за стол.

– Может быть, — согласился Иванов, взглянув на Михаила. — Но я уже на пределе… Недавно понял, что мне ничего не стоит убить человека. Ярость какая-то звериная во мне проснулась. В экстремальных ситуациях будто кто-то другой управляет мной. И страха нет…

Михаил пристально посмотрел товарищу в глаза:

– Я знаю, почему ты пришёл.

– Почему же? — Иванов выдержал взгляд.

– Тебе сейчас плохо.