Чтение 20–й страницы книги ~Война мага. Эндшпиль~

– Стойте, – произнесла Сеамни, касаясь плеча Императора. – Не надо никаких заклинаний.

Правитель Мельина обернулся – и едва не вздрогнул: глаза его Тайде заполнял недоброй памяти золотистый пламень. Сила Деревянного Меча властно потребовала себе Видящую народа Дану.

Зачарованный клинок, может, давно покинул Мельин, но память о нём осталась, и её уже не избыть. Можно только истребить.

– Отойдите, все! – властно приказала Сеамни Оэктаканн – подобно тому как она приказывала в те дни, когда крошечный отряд воинов Дану шёл сквозь ненавистную Империю, оставляя за собой трупы и пожары.

Император нехотя посторонился. Было в этом что-то неправильное, этот свет не должен возвращаться, несмотря ни на какую нужду.

Видящая народа Дану прижалась щекой к желтоватому ноздреватому камню. По его поверхности тоже вились руны, сами собой начавшие складываться в слова: в сознании зазвучал мерный, глуховатый голос, чётко, по разделениям выговаривавший незнакомые слоги.
[Картинка: any2fbimgloader2.jpeg]

– то же, что высечено при входе. Следом за звуком чужой речи пришло и понимание: «Тёмное поглотит светлое, чтобы засиять». Пальцы Сеамни ползли по грубо вырезанным символам, и всё тот же мерный, мёртвый голос продолжал читать ей словно прямо в уши:
[Картинка: any2fbimgloader3.jpeg]

«Dunraaken nor kuuman nor timerian nur iseng». «Поглощающее правб, обращая во Тьму».
[Картинка: any2fbimgloader4.jpeg]

Ethe sut iseng ab iseng sut ethe».

«Свет есть Тьма, и Тьма есть Свет».

Не то, не то, не то! Эти давно всем известные заповеди никому не интересны. Как открыть дверь, как пройти дальше, к сердцу пирамиды?!

Сеамни не задумывалась, как и почему магия Деревянного Меча позволила ей прочесть древние письмена, неведомой силой перенесённые в Мельин. Она не думала о явной связи между силами, сотворившими в своё время Царь-Древо (или же давшими ему способность плодоносить, рождая Иммельсторн раз в столетие – если, конечно, его не подобрали руки истинной Дану). Она вообще не рассуждала в те мгновения, вновь сделавшись Видящей.

Руны, руны, руны… всё то же, всё то же – о великом переходе, об отсутствии различий, о необходимости смерти как инструмента всеобщего обновления… ага!

– «Пусть взыскующий мудрости пирамиды поднимется на её вершину и окропит жертвенный камень кровью существа, способного говорить и страдать, и тогда дорога откроется ему», – громко прочитала Сеамни. Накатывали дурнота и усталость, и – что со стороны заметил Император – золотистый свет в глазах его Тайде наконец померк.

– Опять магия крови, – пробурчала Сежес. – Что ж, понятно, всё очень понятно. Пирамида способна вбирать в себя силу, с тем чтобы потом выдать её всю, без остатка – разумеется, по приказу строителей.

Император молча обхватил Сеамни за плечи, и она в полуобмороке уткнулась ему в плечо: жёсткая сталь доспехов показалась ей в тот миг мягче любой перины.

– Должен быть другой ход. – Баламут присел на корточки возле перекрывшей дорогу плиты. – Там пустота. И… ток воздуха.

– Ты ж говорил – мол, ничего не чувствую!

– Говорил, прекрасная госпожа чародейка. Но как только государыня Сеамни прочитала эти строки, с меня словно хмель слетел – ну, знаете, когда после попойки на тебябочонок ледяной воды опрокидывают?

– Не знаю и знать не хочу, – ядовито отрезала Сежес. – На меня никто и никогда никаких бочонков не опрокидывал.

– Что, госпожа волшебница никогда и не гуляли так, что только наутро под столом и просыпаешься? Так ведь тогда вы, считай, ничего в жизни и не видывали! Ничего, вот справимся с этой нечистью, устроим пир на весь мир – я лично пригляжу, чтобы вам самого наилучшего гномояда поднесли. Гномояд, он такой – от него в голове сперва мутнеет, а потом проясняется, а потом первый раз под стол падаешь, и вот тут-то…

– Господин гном! – Скандализированная сверх меры Сежес аж подскочила на месте. – Опять ты за своё! Опять этот гномояд! И вообще – попрошу прекратить эти грязные намёки!.. Я… падать под стол… какая наглость!

– Что, ужели ж побрезгуете нами, а, госпожа чародейка? Даже кубка одного-единственного с нами не выпьете? – горестно осведомился Баламут.

– Выпью, выпью, – прошипела Сежес. – Только о чём ты сейчас болтаешь, сударь мой гном? Нам до того празднества ещё как до…

– Баламут, продолжай, – спокойно проговорил Император. Он не прерывал гномью клоунаду – и без того хватает у всех чёрных мыслей. – Так что, значит, ты почувствовал?

– Почуял я, государь, что за этой плитой – пустота, – деловито пояснил гном, тотчас меняя тон. – А ещё понял, что есть там продух или какая иная дыра – потому что воздух проходит. Подниматься эта дура должна, точно говорю. – Он постучал по камню обухом секиры. – И совсем необязательно кого-то там резать и что-то там кровью кропить, надо ж, придумают же такое, изверги!

– Ты сможешь найти, как эта дверь открывается?

– Если госпожа чародейка мне поможет, то да, – кивнул Баламут.

– Сежес, прошу тебя, – повернулся к разъярённой волшебнице Император.

– Повинуюсь моему повелителю, – буркнула та. – Ну, господин гном, чего от меня требуется? Гномояд не предлагать.

– Всего-то и надо, что найти, где тут в стенах что двигаться может. – Баламут уже шарил ладонями по облицовке. – Я чар никаких не чувствую, каменюку эту скорее всего поднимают обычным противовесом.

– А зачем тогда кропить что-то кровью?

– Скорее всего имеется магическая защёлка или что-то в этом роде, мой Император, – пояснила волшебница. – Она вполне могла срабатывать от жертвенной крови. Такуюустроить совсем несложно…

– Хорошо. Кер-Тинор, поддержи мою госпожу. Баламут, а что дальше?..

Император не договорил. Потому что Сежес вдруг хлопнула в ладоши и указала на ничем не отличавшуюся от соседней плиту в стене:

– Здесь. Тяги за ней. Молодец, Баламут. Я бы не додумалась…

– Ничего, госпожа чародейка, я ещё и ваше мнение о гномояде переменю, кольSuurazYpudсподобит… – ухмыльнулся гном. – Так, а теперь посмотрим, не разучился ли ещё старик Баламут с механическими игрушками обращаться…

Гном сбросил ремни, расстегнул здоровенные пряжки, откинул клапан. Открылись целые ряды блестящих инструментов, расположенных в идеальном порядке; тут были и свёрла, и стамески, и долота, и клещи, и щипцы, и даже небольшая кувалда.

Больше же всего Императора удивила слуховая трубка, которую Баламут с самым серьёзным видом немедля засунул себе в ухо.

– Госпожа Сежес, а не можете ль вы эти тяги слегка качнуть, ну, самую малость? Я знаю, что магией их не сдвинуть, они от такого напрочь защищены, но…

– Что за вопросы, – поджала губы чародейка. – Конечно, смогу! Будут тут всякие непочтительные гномы, мнящие споить меня своим гномоядом, сомневаться в моих способностях! Смотри!

Она сжала руки перед грудью, по лицу прошла гримаса боли. С тяжким выдохом Сежес откинулась назад, всем телом навалившись на едва успевшего подхватить её Императора.

Сам правитель Мельина ничего не услышал, однако физиономия Баламута расплылась в довольной улыбке, он пару раз передвинул рожок с места на место, прослушивая стену.

– Благодарю, госпожа Сежес. С меня бочонок – нет, два бочонка! – самого крутого гномояда, духоломного, какой только можно сыскать у Подгорного Племени. Всё загудело в лучшем виде, до мельчайшей тяги; даже крепёж весь отозвался. А теперь отзыньте все, мне работать надо.

Посвистывая и не обращая более ни на что внимания, Баламут выудил из рюкзака странного вида рукоять и несколько круглых коробок, у каждой – щель в боку, откуда выглядывают блестящие зубья шестерни. Гном насадил одну из коробок на рукоять, вкусно щёлкая зажимами, приладил к прорези овальный диск с надетой на него цепью, усаженной острыми зубами.

– Таким только узников в пыточной стращать, – заметила Сежес.

Баламут ухмыльнулся:

– Моей штуковиной, драгоценная госпожа, всё, что угодно, разрезать можно. Покуда завода пружины хватит.

– А где пружина-то? – полюбопытствовал и Император.

– Да здесь, в коробе, – ткнул пальцем гном. – Одна раскрутится – другую вставлю. А уж заводить их по новой после станем.

Баламут встал у стены, широко расставив ноги, и нажал рычажок на пружинной коробке; цепь закрутилась, зубья вгрызлись в камень, заклубилась пыль. Вскоре гном прорезал щель в полторы пяди, но завод кончился, цепь замерла; Баламут быстро сменил пружинную обойму, и его аппарат вновь вгрызся в стену.

В конце концов, выпиленный каменный квадрат с грохотом рухнул на пол, обдав всех мелкими осколками и взбив осевшую было пыль.

После этого настал черёд странного вида зажимов и тонких щипцов, рукоятки которых гном немедля нарастил, привинтив к ним длинные штифты. Потом пошло в ход сверло, снова пила, снова сверло… Смешно шевеля губами, словно беззвучно разговаривая сам с собой, Баламут копался в стене, временами там что-то позвякивало, полязгивало и щёлкало.

Остальные терпеливо ждали.

Снаружи трижды прибегали гонцы, донося, что всё в порядке и ничего подозрительного не замечено; легионеры и гномы продолжали стоять в боевых порядках, отдыхая посменно.

– Ага! – Баламут наконец хлопнул в ладоши. – Вот и всё, государи мои. Невелика хитрость оказалась, да и куда им супротив нашего гномьего сверла-то… Госпожа чародейка, сударыня Сежес! Не откажите в любезности, выдерните во-от этот зажим торчащий.

– Гм… обязательно я? Ну ладно, Баламут, так и быть… который, вот этот?

– Угу, – кивнул гном. – Дёргайте, не бойтесь. Вы ведь, так сказать, разделяете со мной тут всю славу.

Сежес только головой покачала, раздражённо поджав губы.

И стоило ей выдернуть указанный Баламутом инструмент, как плита с грохотом рванулась вверх, словно подброшенная невидимой исполинской рукой. От сотрясения, казалось, сейчас расколется потолок, облако пыли, брызнувшие острые осколки – каменная громада ударилась о невидимый упор наверху, перекосилась и намертво заклинила.

– Вот и всё, государь. – Баламут развёл руками.

– Спасибо тебе, гноме, – проговорил Император, и тот церемонно поклонился.

– Я бы так не смогла, – покачала головой пришедшая к тому времени в себя Сеамни.

– У тебя, прекрасная госпожа, в другом таланты. – Баламут вновь поклонился, прижимая ладонь к сердцу. – У тебя – свои, у меня – свои. Коли станем все вместе держаться, никакие козлоногие твари против нас не сдюжат!

– Прекрасные слова, Баламут, – кивнул Император. – Что ж, идёмте дальше?..

Пирамида оказалась настоящим лабиринтом. За первой дверью тянулись узкие коридоры, расходясь в разных направлениях; тут и там в стенах были устроены ниши на манер погребальных, и Вольные лишь мрачно стискивали эфесы, проходя мимо иссохших костяков – человеческих и не только. Иные были замурованы по пояс, иные – по самое горло.

– Что скажешь, Тайде? – шепнул Император, когда они миновали одну из таких ниш, где на цепях повис жёлтый скелет – судя по вытянутому и заострённому черепу, одногоиз тех существ, чьи изображения были высечены снаружи у входа.

– То же самое – магия крови, – так же тихо отозвалась Сеамни, невольно поёжившись: ей показалось, что из ниши потянуло ледяным затхлым воздухом. – Ты видишь, мой Император, здесь по большей части люди. Есть и другие, но они все… не как хозяева. – Она кивнула на бессильно поникший череп давно опочившего создания. – Рабы, если говорить прямо. Магию крови можно строить на крови тех, кого ты взял в плен, подчинил, покорил, кто ненавидит тебя. А можно – подобно тому как крупинка соли придаёт новый вкус всему блюду – добавить к рабам немногосвоих.Кто понимает, что к чему и зачем. И тогда… тогда магия этого места становится почти необоримой. Я не знаю, как мы смогли бы её одолеть.

– Кстати, а как насчёт заклятья страха? «Пирамиды просыпаются», верно?

– Верно. Они проснулись, повелитель. Но переменили намерения – когда я прочла их письмена. Они ждут, мой Император. Затаились… – Сеамни дрожала всем телом; наверное, будь они наедине, просто прижалась бы к Гвину.

– Ничего. Пусть ждут, небось не дождутся…

Лабиринт мог бы показаться сложным, однако Баламут вёл отряд уверенно, ни разу не зайдя в тупики. Требовалось пройти насквозь весь этаж, в конце его оказывалась лестница, ведущая выше. И повсюду – ниши, ниши, погребальные ниши, где вперемешку прикованы были люди, остроголовые нелюди, существа, похожие на эльфов, другие – смахивавшие на гномов, попадались клыкастые черепа орков, встретился даже один вампир: его игольчатые зубы невозможно было ни с чем перепутать.

Отряд поднимался всё выше и выше. Император ожидал ловушек – их не оказалось. Неведомые строители пирамиды, похоже, не опасались воров.

Шесть, семь, восемь уровней осталось позади.

– Уф… – пропыхтела Сежес, с трудом поднимаясь по очередному лестничному маршу. – Баламут, долго ещё?

– Девятый уровень будет последним. – Гном сосредоточенно к чему-то прислушивался. – Странное дело…

– А не заглянуть ли нам во-он туда, в этот закуток?.. – вдруг вмешался Император; его слуха словно достиг слабый, исполненный вечной горечи зов.

– И точно! – Баламут решительно свернул вбок. Короткий отрезок коридора заканчивался тупиком, вернее, очередной нишей, не то погребальной, не то жертвенной. Как и у остальных, верхняя часть не была заложена кирпичом, Император увидел снежно-белый череп, показавшийся ему сперва медвежьим, однако, приглядевшись, он увидел высокий лоб и височные кости куда большие, чем у простого зверя.

– Что-то тут не так… – бормотал Баламут, осторожно приближаясь к стене.

– Магия, – устало, но с уверенностью проговорила Сежес.

– Тут был замурован чародей. И не из слабых, – докончила Сеамни, прикрывая глаза ладонью.

– Надо б разобрать стеночку-то… – негромко продолжал гном, вновь скидывая с плеч мешок с инструментами. – Аккуратно распилим… по раствору… твёрдый он, зараза, но что поделаешь…

– Стоит ли, Баламут? – осторожно спросил Император.

– Стоит, повелитель, – вместо гнома ответила Сежес. – Баламут прав. Строители пирамиды, кем бы они ни были, поймали и замуровали здесь могущественного чародея. Онсумел оставить по себе память. Я чувствую… он умирал долго, пережив всех своих товарищей по несчастью, сходивших с ума, погибавших от жажды… Они лишили его возможности вырваться отсюда, но не смогли полностью отнять у него магию. Я думаю… он… ну да, конечно! Он оставил нам свой рассказ.

Баламут тем временем уже успел выдернуть из кладки с полдюжины кирпичей. Внутреннюю поверхность густо покрывали каллиграфически аккуратные письмена. Сам же неведомый маг и впрямь оказался медведем – могучие лапы прикручены к стене толстыми цепями, стальные браслеты – толщиной в руку взрослого человека.

«Это ведь ты меня позвал, – потрясённо подумал Император. – Ты подал мне весть, неведомый брат. Ну что ж, я надеюсь, что не подведу тебя…»

– Какое мужество! – негромко произнесла Сежес, и голос её неожиданно дрогнул. – Он знал, что обречён. Знал, что помощь не придёт. Он мог надеяться только на то, что невесть сколько столетий спустя кто-нибудь войдёт в пирамиду, прорвётся сквозь ту дверь и окажется около его гробницы. И – прочтёт то, что он написал.

Баламут бережно раскладывал на полу выломанные кирпичи, перенося их нежно, словно новорожденных. Император и Вольные, не сговариваясь, отсалютовали безымянному чародею, проигравшему свою собственную битву, но всё же нашедшему способ послать весть грядущим мстителям.

По камням ровными рядами тянулись чёткие и странные знаки, начинавшиеся так:

Руны покрывали всю поверхность выпиленных камней.

– Он ведь писал не руками, правда?

– Да, мой Император, – кивнула Сежес. – Руны нанесены заклинанием, чарами, которые строители пирамиды не смогли ни блокировать, ни уничтожить. Скорее всего он заставил себя жить, пока пирамида не была закончена и его мучители больше не могли до него дотянуться.

Двое людей, гном, Дану, Вольные – все застыли в молчании, отдавая последнюю дань.

– Всё бы хорошо, но может ли кто-нибудь это прочесть? – почесал в затылке Баламут. – Меня, например, и просить не стоит.

– Никто и не собирался, – съязвила Сежес, – всё равно про один гномояд и услышим.

Император взглянул на Сеамни, однако Дану только покачала головой:

– Прочесть те строчки внизу мне помог Деревянный Меч, его память. Это не имеет к создателям пирамиды никакого отношения.

– Ну не зря же ты старался, не зря, не мог ты этого не предусмотреть! – горячо выпалил вдруг гном, в упор уставившись в пустые глазницы белого черепа.

В глубине чёрных провалов засветились два крошечных желтоватых огонька, и Император невольно заслонил собой Тайде. Обнажили оружие и Вольные, смыкая круг около обнявшихся человека и Дану.

Зазвучал спокойный, низкий, хрипловатый голос – таким в представлении деревенских сказочников и должен говорить могучий медведь.

– Gratiodo metre sem, – услыхали Император и его спутники. – Se elprim Murono, dankobar seti…

– Нам это не поможет, – покачала головой Сежес. – Слишком много времени уйдёт на расшифровку…

Жёлтые огоньки мигнули раз, другой, изменили цвет, сделавшийся словно тёмный янтарь, вспыхнули ярче. И прежний голос вновь начал свою речь, только теперь он говорилна чистейшем, академически правильном мельииском, заставив бы устыдиться своего произношения даже Тита Оливия, великого имперского трагика:

– Приветствую внимающих мне. Моё имя Муроно, волшебница народа данкобаров. Я оставляю тут свою память и своё сердце. Я проиграла битву. Я замурована в пирамиде пришельцев, явившихся в мой мир и победивших нас. Они лишили меня всей магии, какую только смогли найти. Но нашли не всё. И пусть я не могу освободиться или продлять своё существование дальше, но у меня хватит сил оставить тут это послание. Я записала его речью моего народа, данкобаров, но понимаю, что сюда могут заглянуть и другие, не разумеющие нашего языка. Поэтому моё послание переведёт это заклятье. Я гордилась им, я создала его, чтобы данкобары могли говорить со всеми, проходящими через наш мир. Сейчас я оставляю его как свой последний дар тем, кто выступит против Возводящих Пирамиды. – Короткая пауза, и голос окреп, сделался ещё ниже, в нём то и дело проскальзывали яростно-рыкающие нотки. – Созидающие Пирамиды явились в наш мир незваными, и сперва никто не заподозрил их в дурных намерениях. Их было мало, и они не вмешивались в дела народа данкобаров, как, впрочем, и эххов, и грамнов, и других, чьи имена могут ничего не сказать вам, слушающие. Они строили пирамиды и нанимали работников. Плата была щедрой, отношение – добрым; польстились многие из моих соплеменников. Созидающие привечали данкобаров – мы отличаемся силой, рассудительностью и спокойствием.

Однако Рашата, моя мудрая мать, первая из владеющих Словом у народа данкобаров, встревожилась. Она спросила совета у Тёмной Птицы, что каждый вечер закрывает своими крылами всё небо, даруя нам покой и отдых от палящих лучей всех четырёх солнц, и Птица сказала, что строители пирамид пришли к нам со злом. Птица сказала, что пирамиды высосут живительные силы из лесов и рек, вулканов и гор, из глубин океанов и области, где ждут перерождения наши предки; а потом они заберут жизнь и у самой Тёмной Птицы, если мы не сможем справиться с этой бедой.

Тёмная Птица сказала правду – погода стала портиться, наступили засухи, обмелели реки, погибла рыба, пришли странные болезни, от которых наши лекари не знали средства.

Моя мать сказала народу данкобаров, чтобы все, кто работает на стройках, покинули их и вернулись в наши леса, не беря с собой никакой платы. Данкобары послушались и возвратились. Пирамиды стояли покинутыми, ибо следом за моим народом так поступили и многие другие, ранее привлечённые щедрыми посулами.

Строители Пирамид разгневались и прислали посольство в наши леса, коря мою мать за облыжные, по их словам, обвинения. Их искусные речи свивались, подобно молодым ветвям, но моя мать спросила их: для чего нужны эти пирамиды, почему вырубается столько лесов и почему чародейство режет камень наших гор? Созидающие не ответили, они сказали лишь, что того требует их вера.

Они сказали так, и все данкобары почувствовали, что им лгут.

Мои соплеменники повернулись спинами к послам и удалились ещё глубже в леса.

Тут я должна описать этих послов, ибо то был первый раз, когда я увидела их…

Давно умершей разумной медведице-чародейке не потребовалось много слов, чтобы Император и все слушавшие поняли, что речь идёт как раз об остроголовых существах, изваянных у входа в ступенчатую пирамиду. Говорилось в описании и о коричневатой чешуе и венчиках щупалец вокруг глаз – совпадение оказалось полным.

– Никто больше не хотел работать на Созидателей, и они напали на мирные речные племена Тростника. Пришельцы владели могущественной боевой магией и одержали верх; однако победа далась им недёшево. Разъярённые встреченным отпором, змееглавцы – как мы стали их называть – поклялись «истребить неверных», всех, кто встал на их пути.

Данкобары выступили против них. Мы бились храбро и дважды подступали к самым пирамидам. Мы сразили многих и многих, и победа была уже близка, но к Созидающим подоспели подкрепления. Я услышала название их родного мира – Эвиал, – Император вздрогнул, – и название места, откуда они все происходили, – Утонувший Краб, конечно, наих языке это звучит совсем по-иному.

Мы были разбиты. Моя мудрая мать погибла, прикрывая отступление. Меня взяли в плен. Вместе с множеством других существ нам предстояло обратиться в жертвы, напитывающие силой эту пирамиду.

Вы, пришедшие сюда, разорвавшие оковы, – слушайте! Пока во мне бьются оба сердца и есть чем дышать – я буду слушать и чувствовать пирамиду. Я знаю, что все они объединены в одну сплошную цепь, тянущуюся сквозь миры. В каждой пирамиде замурованы десятки и сотни жертв, но лишь в немногих оставлены эти ходы – они необходимы змееглавцам для жертвоприношений и есть лишь в особо сильных, напоенных большой мощью пирамидах. Пирамиды способны улавливать рассеянную силу и обращать её на пользу Созидателям. Я назвала их «змееглавцами», однако среди явившихся с Утонувшего Краба оказались и иные, самого разного вида. Были там великаны, ростом с двух меня; были странные существа о пяти ногах; были и шестирукие чудовища, вооружённые мечами, с которыми никто не мог справиться в рукопашном бою.

Всех нас, пленников, привели сюда и замуровали. Палачи ушли, и плита при входе опущена. Я слышу крики и вопли моих товарищей по несчастью и, как могу, утешаю их, стараясь забыть о собственной беде.

Слушающие! Вы, конечно, хотите узнать одно – как уничтожить эту напасть? Конечно, самым правильным будет отыскать этот мир – Эвиал – и стереть с его лица проклятый остров змееглавцев и их хозяев. Но и пирамиды не неуязвимы. Они могущественны, ибо кровь множества жертв положена в их основания; однако всякая цепь имеет слабое звено. Магия пирамид может внушать ужас, но в силах данкобаров было победить его. Значит, сможете и вы, навеянный страх отразят простые заклинания отрицания. Меньшие пирамиды поддадутся осадным машинам, умеющим разрушать стены; большие пирамиды, подобные этой, не поддались нашим таранам, но я знаю, что их можно ниспровергнуть, еслисобрать вместе и предать огню все до единого костяки принесённых в жертву. Этим вы, слушающие, окажете нам великую услугу – очистившись в первородном пламени, мы вновь сможем родиться в наших племенах.

Но уничтожить все пирамиды по одной вы тоже не сможете, слишком уж их много. Слушайте! Надо отыскать Великую Пирамиду. Она одна, её невозможно ни с чем спутать, хотя размером она совсем не больше других. Этот ужас стоит на берегу… – Медведица погрузилась в описание каких-то местностей своего родного мира. Император, Сеамни и Сежес переглянулись – волшебнице Муроно и в голову не могло прийти, что эти самые «Созидатели Пирамид» умеют строить их в одном месте, а потом переносить в совершенноиной мир. – Сердце Великой Пирамиды – огненно-красный камень цвета горящей крови. Расколите его, раздробите на мелкие части – и лопнет вся цепь, развалятся все до единой пирамиды, терзающие и иссушающие мой мир – Зидду. Я знаю, раз вы пришли к нам сюда, вы способны перемещаться по звёздным дорогам между разными солнцами. Отыщите также этот проклятый Эвиал и покончите со злом!.. Потому что рано или поздно строители пирамид явятся и в ваш мир – и тогда может оказаться поздно!..

Голос обратился в глухой, исполненный дикой ненависти медвежий рёв.

Янтарные огни в глазницах угасли, белый череп, скрипнув, качнулся из стороны в сторону.

– Ничего себе… – Баламут запустил всю пятерню в густую шевелюру. – Много слышал сказок, но чтоб такие!..

– Это не сказки, гном, – возразила Сеамни. – Я верю тебе, Муроно. – Она низко поклонилась умолкнувшему черепу.

– Но этого мало. – Сежес сжала кулак. – Нам невероятно повезло, что мы натолкнулись именно на эту пирамиду, однако…

– Мы не натолкнулись, – сказал Император. – Муроно позвала меня.

– Вот даже так, – удивилась чародейка. – Ну что ж, прими мои восхищение, признательность и благодарность, храбрая медведица. Думаю, мой Император, мы не откажем ейв её последней просьбе?

– Не откажем, – кивнул правитель Мельина. – Но сперва давайте доберёмся до верха. Я хочу всё-таки взглянуть на этот жертвенник. Прощай, Муроно. Не сомневайся, мы выполним твою просьбу.

Вольные, все как один, ещё раз отсалютовали немым останкам.

…Древняя каменная крышка, казалось, намертво срослась с краями люка; потребовались усилия Кер-Тинора и ещё трёх Вольных, чтобы сдвинуть её с места. Туда не вело никакой лестницы, пришлось забрасывать верёвку с якорем.

Круглая камора, сквозь узкие щели в потолке и стенах можно разглядеть звёздное небо. Несмотря на все усилия Баламута, двери наружу не обнаружилось.

– Жертвенников два, – произнёс Император, поднимая взгляд. – Один на крыше. Второй – вот, прямо перед нами.

– Брр… не хотел бы на нём очутиться, – высказал общее мнение Баламут.

– Мясницкая колода, да и только, – с отвращением прошипела Сежес.

Неведомые «змееглавцы», хозяева пирамиды, притащили сюда огромный плоский комль в добрых три обхвата, он заполнял почти всю камору. Дерево стало почти совершенно чёрным от крови, всю поверхность покрывали зарубки, словно несчастные жертвы тут в буквальном смысле слова кромсали на части. По бокам были ввинчены массивные кольца, наверное, в расчёте как раз на могучих медведей-данкобаров.

И этот жертвенник не выглядел просто алтарём. Он живой, с содроганием подумал вдруг Император; в левой руке пульсировала жгучая боль, а самому правителю Мельина почудились три горящих злобой глаза, уставившихся на него из-под сохранившейся, отчего-то не отпавшей коры.

Сеамни с гримасой отвращения потянулась к кинжалу у пояса.

– Стой! – Сежес едва успела перехватить её руку. – Этот кошмар, конечно, надо уничтожить, но ты ведь сама знаешь, дочь Дану, – на подобные алтари так просто не замахиваются и сталью в них не тыкают!

Тайде разочарованно фыркнула и нехотя разжала пальцы.

– Это… извращение… всего того… что живёт и растёт на земле… под разными солнцами, но всё равно!..

– Совершенно с тобой согласна, – ласково-заботливым голосом, словно общалась с больной, проговорила Сежес, обнимая Дану за плечи и осторожно оттесняя её подальшеот жуткого жертвенника.

– Да его ж отсюда и не вытянешь! – Баламут озабоченно поглядывал то на потолок, то на узкий люк. Его ж сюда затащили, пока ещё ни стен, ни крыши не было!

– Если потребуется – разнесём и то и другое, – сквозь зубы обронил Император.

Несмотря на отчаянное положение, ему отчего-то было легко и свободно. Есть враг, которого надо одолеть. Не требуется совершать никакого выбора, и совесть спокойна.

Впрочем, спокойна ли? Ведь, как ни старайся, пробивается всё тот же вечный вопрос: «а надо ли было?..»

Ведь, если разобраться, это он, Император, самолично открыл козлоногим дорогу в Мельин. Да, он бился за свою свободу, за то, чтобы Империя стала другой… но неужто за победу потребовалось заплатить столь дорогой ценой? Вряд ли он сумел бы взять верх, не окажись Радуга связана наступлением козлоногих; и едва ли те же козлоногие решились бы на приступ, не окажись у него, Императора, заветной белой перчатки, ими же и подброшенной для того, чтобы он сокрушил Радугу.

Нет, резко сказал он себе. Раз уж мы оказались на пути у этих тварей, они всё равно ворвались бы сюда. Не при жизни этого поколения, так следующего. Это было

неизбежно, как неизбежен восход солнца, и нечего травить себя под предлогом того, что, мол, «ещё неизвестно, как оно всё сложилось бы».