Чтение 32–й страницы книги ~Война мага. Эндшпиль~

– Мы предлагаем, – спокойно ответил Клавдий, – сдать Мельин новому правителю Империи. Город Мельин, но не занимающие его сейчас легионы. Они сохраняют всё вооружение, запасы и так далее, их командиры не смещаются, и им гарантируется полная неприкосновенность. Достославный барон Брагга с войском вступают в столицу, и, раз на то высказана воля благородных сословий, он коронуется, Его преосвященство возлагает на него знаки императорского достоинства.

– Неужто узурпатор бежал, бросив даже их? – Молодой Публий Брагга скривил презрительную гримасу.

– Оставивший нас бывший правитель справедливо решил, что они ему больше не понадобятся. А на южных берегах удобнее продавать безымянные драгоценные камни, а не всем известные сокровища короны, могущие навести на его след. Если доблестный барон пожелает, мы доставим ему эти регалии.

Брагга крякнул, самодовольно упёр руки в бока.

– А печать? Печать императорская где?

– У меня, – спокойно ответил Клавдий, раскрывая ладонь.

Публий и его отец воззрились на золотую печатку.

– Она самая. – Старый барон алчно пожирал перстень взглядом. – Давай его сюда, Клавдий!

– Я вручу его твоей милости, как только тебя, доблестный барон, провозгласят новым правителем Империи и на тебя будет возложена корона, – непреклонно ответил проконсул. – Таков закон, ты его знаешь так же хорошо, как и я. Едва ли достойно будет с самых первых шагов нарушать установления.

– Узурпатор понарушал их куда больше, – вскипел Публий. – А вы всё равно служили ему, убивали и магов, и благородное сословие! Злодей казнил несчастного Аастора, а легаты безмолвствовали! Давай сюда печать, Варрон, иначе…

– Уймись, – негромко произнёс старший Брагга, но так, что молодой баронет тотчас осёкся. – Клавдий прав. Не станем брать пример с беглого узурпатора. Не нарушим древних уложений. Оставь печать у себя, проконсул. И… прости моего сына. Ему предстоит ещё многому научиться.

– Как будет угодно, батюшка, – поспешно поклонился Публий. Видно, старый барон умел держать сынка в руках.

– Но не следует также забывать об осторожности, – невозмутимо заметил Брагга, глядя в глаза проконсулу. – Ты опасаешься моей мести легионерам, ну а я опасаюсь хитроумной ловушки. Мне нужны гарантии.

– Мы останемся заложниками, – просто сказал Клавдий. – А легионы присягнут тебе, доблестный барон. Какие ещё гарантии можно дать? Тебе служит Серая Лига, пусть они охраняют тебя и других баронов, коим предстоит занять места в новом Коронном Совете. Твоё войско вступит в Мельин. Оно многочисленно. Пусть займёт императорский дворец и кварталы вокруг него, что уже отстроены, стены и ворота внутреннего обвода. Если новый правитель желает действительно править, а не дрожать каждый миг за свою жизнь, он начнёт с милостей и установления справедливых законов, а не с мести, пыток, казней и проскрипций.

– Верно сказано, – кивнул Брагга. – Ну что ж, проконсул… если ты доставишь мне императорские регалии, я, пожалуй, оставлю тебе твой пост. Занимайся легионами, ты вэтом понимаешь.

– Благодарю твою милость за выказанную щедрость, – поклонился Клавдий.

– Девятый Железный легион тоже присягнёт новому повелителю, —вступил в разговор Гай. – Но, милостивый государь мой барон, что же делать с козлоногими? Они по-прежнему наступают, хотя и не так проворно, как раньше!

– Как только я коронуюсь, мы двинемся против них, – важно надулся Брагга. – Легионам представится отличный шанс доказать свою преданность. Пышных же празднеств по случаю коронации устраивать не станем. Казну следует поберечь. – Достойнейший барон распоряжался; уже совсем войдя в роль правителя Мельина.

– А остальная Конгрегация… они согласны с появлениемименно этойдинастии? – осторожно осведомился Гай.

Брагга и его сын обменялись быстрыми взглядами.

– Я был избран предводителем свободного нобилитета славной мельинской державы, – напыщенно сообщил старый барон. – Мы ставили целью именно утверждение нового правления. Стало быть, императорские регалии – мои, и мои по праву!

– Следует ли мне передать их твоей светлости открыто, перед всеми, или же лучше сделать это тайно? – самым невинным голосом осведомился Клавдий.

Брагга вновь покраснел.

– Если я сделаю это не таясь, в виду выстроенного войска, – медоточиво продолжал проконсул, – сие весьма укрепит доверие к новому повелителю. Должность моя достаточно высока, легионы следуют за мной и верят мне. Увидев, как я делаю это, как я передаю святыни нашей Империи, воины, бесспорно, проникнутся расположением к начинающей властвовать династии.

Старый барон вновь взглянул на сына, тот – на отца.

– Гм… кхе-кхе, – наконец прочистил горло Браг-а. – Мне кажется, регалии будет безопаснее всего передать тайно. Мне понятны твои соображения, Клавдий, и я ценю твоё усердие. Ты, конечно, прав, для верности легионов это будет лучше. Но… я вынужден учитывать и другие обстоятельства, о которых сейчас говорить не считаю возможным и нужным. Ступайте, Клавдий, и ты, Гай. Идите и доставьте мне то, о чём мы сейчас говорили. На завтра назначим торжественный въезд в Мельин.

Командиры легионов молча поднялись, поклонились и оставили шатёр.

– Вымерло всё, Гвин. – Сеамни приподнялась в седле, огляделась. Лес подступал к самому Разлому, войско с трудом протискивалось по узкому краю, вдоль самого обрыва.

– Эта пропасть кого хочешь испугает, Тайде. Звери тоже чуют.

– Нет, я не о них. – Дану прищёлкнула пальцами. – Древние Силы Мельина. Их нет. Нигде.

– Древние Силы? – удивился Император. – Но их… но они же…

– Когда Онфим только вёл меня подбирать Иммельсторн, я попыталась убить его. Именно с помощью Древних Сил, Безродных, обитавших в Дадроунгдоте. Друнг, как его называли люди, издавна служил обиталищем малопонятных сущностей, равнодушных ко внешнему миру, но расположенных к нам, Дану, и к нашим чащобам. Онфим тогда оказался ловчее, он сумел отбить удар. Но с тех пор я запомнила их, эти Силы…

– Ни разу не слышал от тебя о них ни слова, пока мы тут странствовали…

– Я только сейчас это поняла, – призналась бывшая Видящая. – Поняла, чего мне не хватает в этих лесах. Древних. Именно их. Ощущения, что они – где-то рядом. Мы можемих не видеть, они могут не говорить с нами, не показываться, не иметь дела – но не исчезнуть же полностью!.. – Она вздохнула, перевела дух, провела тонкой ладонью по лбу. – Это всё после той твари на Свилле, – добавила Сеамни жалобно. – Чувствую… всё больше и больше. Ты говорил, Нерг меня разбудил? Не знаю, что они со мной сотворили, но… Иммельсторн теперь со мною почти всегда, – почти со стыдом призналась она. – И – память, что я натворила, пока оставалась Видящей.

– Не думай об этом. – Император потянулся с коня, коснулся плеча Дану. – Скажи ещё о Древних.

– Нечего даже и говорить, – развела руками Сеамни. – Они просто исчезли. Бесследно.

– Погибли? Уничтожены? Кем, козлоногими?

– Нет. Козлоногие и не пытались выбраться на эту сторону Разлома. Древние… ушли. Вернее… – Тайде прижала пальцы к вискам, крепко зажмурилась. – Не сами. Не добровольно. Их… словно унесло. Да. Точно. Унесло – вот слово.

– Куда? – только и смог спросить Император. Вместо ответа Дану только кивнула на заполненную серым туманом пропасть.

– В Разлом…

– Не спрашивай больше ничего, Гвин, я не смогу ответить. Я думаю об этом постоянно, непрестанно, но не знаю, кто это сделал, зачем или как. Древние Силы Мельина сгинули в Разломе, и мне страшно даже представить, кто на это может быть способен.

– Кто бы ни был – нам до него не дотянуться, – посетовал Император. – Прыгать второй раз в Разлом…

– Может, и придётся, – неожиданно закончила Дану. – Пирамиды пришли оттуда, из других миров. Что, если даже уничтожение этой «великой» ничего нам не даст, что, если потребуется пробиваться в Эвиал, на Утонувший Краб?

– Я помню рассказы вампира Эфраима об этом острове. Что-то жуткое, непредставимое. Ночной Народ, он говорил, бежит от него и никогда там не появляется. Весомая рекомендация, не находишь?

Сеамни кивнула:

–Наше время истекает. Клавдий сообщал, что козлоногие замедлили наступление, но я уверен, что это лишь временно. Сама ж видела, что тут делалось…

За дни и недели пути вдоль пропасти небольшое войско Императора насмотрелось на эту дикую, чудовищную картину: всё новые волны живого тумана выплескивались за восточный край Разлома, оборачиваясь там новыми десятками и сотнями козлоногих тварей. Не обращая никакого внимания на легионеров, бестии сбивались в небольшие отряды и без промедления уходили на восход, туда, где продолжала сражаться Мельинская Империя.

– Если мы не найдём главную пирамиду, придётся просто сковыривать их по одной, – мрачно заметил Император. – Оставим тут гномов и Сежес, а сами вернёмся.

– А всё потому, что ты так меня и не послушал. Мы ведь в два голоса тебе говорили, что без магии крови тут ничего не сделаешь. Клавдий писал о том, что бароны якобы одержали победу над козлоногими? Наверняка прибегли к человеческим жертвоприношениям, да ещё и Нерг мог постараться…

– И что, у них всё так легко и просто получилось? – недоверчиво переспросил Император.

– Если вмешались всебесцветные – то могло и выгореть. Раз уж Восьмой орден сумел справиться с твоей хворью и моим беспамятством.

– По-моему, так остановить орду посложнее будет…

– Посложнее? Едва ли. Козлоногих надо просто убивать, любыми способами. А вот нас с тобой следовало вылечить, то есть разрушить только то, что нужно, и не задеть ничего жизненно важного.

– Не буду спорить. Подождём донесения от Клавдия. Хорошо ещё, что голуби способны пролететьнадРазломом…

Дикие горы приближались. Где-то под ними – укрывище Каменного Престола, оплот тех гномов, что до сих пор сражались с Империей.

– Они-то небось козлоногих даже и не заметили, – ворчали в легионе. Подземные воители Баламута только отмалчивались. – Как разбивали наши обозы, так и разбивают.

Здесь, вблизи северной оконечности Разлома, некогда действовал Пятнадцатый легион, пока его не отозвали к столице.

Страшная живая пропасть меж тем начала сужаться. Вскоре до противоположного края уже могла долететь сильно пущенная стрела… камень из пращи… брошенное человеческой рукою копьё…

Пирамиды теперь почти что налезали одна на другую, становясь всё выше и выше. Наконец-то нашлась работа для Сежес и её помощников – скопление кенотафов населяли злобные бестелесные существа, оказавшиеся большими охотниками до живительной алой влаги, что струится в человеческих жилах. Двое легионеров и один гном расстались с жизнью, из них досуха высосали всю кровь до капли.

Чародейке Голубого Лива пришлось засучить рукава и прибегнуть к старинной, но действенной ритуальной магии. Это помогло, хотя никаких видимых побед Сежес не одержала.

Утром двадцатого дня с начала северного марша войско увидело Великую Пирамиду.

Ни у кого не возникло и тени сомнения. Совсем не исполинская, она не вздымалась выше облаков и не подавляла всё и вся своими размерами. Скромная и неказистая на вид, сложенная из коричневатого пористого ракушечника; ступени стёрты, словно по ним к вершине поднимались миллионы миллионов ног.

Вокруг возвышались пирамиды покрупнее и позначительнее видом; с гладкими отполированными гранями, сверкающими под летним солнцем, грозные и внушительные. Но ни одна не распространяла вокруг себя так очевидное любому живущему дыхание смерти. Никто не смог бы описать это словами, но все, без исключения, легионеры Серебряных Лат, спроси, куда они ни за что не полезли бы по собственной воле, – не сговариваясь, разом указали бы на это невзрачное строение.

Войско встало само, не дожидаясь никаких приказов. Никто не расставался с доспехами, не торопился снять щиты с левых рук. Когорты не нарушили строя.

Император, Сеамни, Сежес, Баламут, Сулла застыли, молча глядя на цель их странствия.

– Добрались-таки, – пробормотал старый легат. – Поди ж ты… а я не верил…

Император сделал вид, что не слышал этих слов.

Бледная Сеамни застыла, не отводя взгляд от поднимавшихся к вершине коричневых ступеней. Пирамиду венчал грубо вытесанный из чёрного камня шар, на котором даже с изрядного расстояния можно было разглядеть метки, оставленные не слишком умелым резцом.

– Вы все думаете то же, что и я? – нарушил недоброе молчание Император:

Ответа не последовало. Сежес с застывшим взглядом рылась в седельной сумке, бормоча: «Где моя нюхательная соль?..» Баламут тискал топорище и корчил зверские рожи, словно надеясь испугать невидимого врага. И только Сулла глядел на кенотаф спокойно, как и положено бывалому легату, прошедшему всю дорогу наверх, начиная с рядовоговелита.

– Разворачивай легион, – скомандовал ему Император. – Баламут, пусть гномы займутся таранами. Чувствую, они нам понадобятся.

Правитель Мельина был совершенно прав. Коричневая пирамида не имела ничего даже отдалённо напоминавшего вход.

Никто не мог находиться рядом с ней хоть сколько-нибудь долго. И людей, и даже крепких сердцем гномов охватывала жуткая смертная тоска, руки опускались, и в голове оставались мысли только о том, что неплохо бы разом покончить со всеми мучениями, бросившись в бездну Разлома.

Даже призраки-вампиры, от которых Сежес приходилось обороняться постоянно обновляемыми заклинаниями, не дерзали приближаться к коричневой пирамиде.

Первыми к ней отправились Император, Сеамни и Баламут. Сулла занимался легионом, Сежес – своими охранными чарами.

– Мы ещё сомневаемся, Тайде? – коротко бросил Император, когда они подошли вплотную.

Бледная Дану, похоже, боролась с собственными привидениями. Во всяком случае, сквозь плотно стиснутые зубы вырвалось нечто вроде: «Троша… простишь ли?..»

– Я стараюсь всегда сомневаться, Гвин. Уж слишком бросается в глаза…

– А может, они того и хотели? – Баламут с самым независимым видом почесал бороду, стараясь показать, что ему все эти пирамиды – ну совершенно нипочём. – Мол, давайте, старайтесь, лезьте, стены долбите, а мы вам в это время… – Он поставил кулаки один на другой и, скорчив зверскую физиономию, сделал движение, точно сворачивая курице шею.

Ему никто не ответил. Кони отказывались приближаться к коричневому строению, Император со спутниками брели пешком, с трудом заставляя себя волочить ноги. Был яркий день, но в душе правителя Мельина царила самая чёрная ночь.

Что, если Сежес и Тайде правы? И ему стоило отбросить собственные принципы, согласившись на магию крови? Не уводить войско неведомо куда, а встретить мятежных баронов на мельинских стенах? Что теперь делать с этой пирамидой? Крушить таранами? А если ошибка, если это всего лишь приманка для наивных, возомнивших, что они способны справиться со всей силой Разлома?

Император досадливо тряс головой, отгоняя навязчивые мысли. В лагере стучали топоры – гномы не покладая рук трудились над парой здоровенных таранов, оковывая предусмотрительно взятым с собой железом тупые комли брёвен.

Со всех сторон пирамида выглядела совершенно одинаково. И, казалось, стоит тут с сотворения мира, вдоль её основания поднялись густые травы.

Правитель Мельина запрещал себе думать о том, что творится сейчас в его столице. Если Клавдий в точности исполнит порученное ему – тогда шансы еще остаются. Если же проконсул решит геройствовать…

– Сумеете пробиться, Баламут?

– Смеяться изволите, мой Император. Не возвели ещё таких стен, через которые бы мы, гномы, не пробились!

– А если там сплошной камень?

– Подкоп выроем, – не замешкался с ответом предводитель гномов. – Выроем котлован, значит, да эту погань в Разлом и обрушим, чтобы убиралась туда, откуда пришла.

– Хорошо бы, но земля тут неподатливая. Козлоногие знали, где пирамиды ставить!

– Пробьёмся, – повторил Баламут. – Не о том печёшься, мой Император…

– Интересно как, – хмыкнул правитель Мельина. – А о чём же, по-твоему, следует?

Баламут остановился, снизу вверх взглянул в лицо человеку:

– Как вниз пойдём. Как на этом Утонувшем Крабе биться станем. Как обратно домой выберемся.

– Эк хватил, гноме. – Император покачал головой.

– Да уж хватил, не жалуюсь, повелитель. А только, чтобы Разлом закрыть и тварей евонных навек избыть, – одну пирамидку сковырнуть маловато будет. Пусть даже с зачарованными камешками внутри.

«Он прав, – подумал правитель Мельина. – Только в сказках достаточно бывает убить одного злого волшебника, чтобы всё вновь стало как и прежде, а герои жили бы долго, счастливо и умерли в один день. Пирамида эта, конечно, поважнее других; но, чтобы избыть Разлом навеки, надо идти туда, откуда он протянулся. Мне одному? Или нет? Не знаю. Серебряные Латы – решатся ли? А гномы? Баламут-то, похоже, не дрогнет».

…Серебряные Латы разбили лагерь – на почтительном расстоянии от зловещей пирамиды. Копали рвы, вбивали колья – за брёвнами приходилось отправлять по целой манипуле, пока одни рубили, другие стояли в боевых порядках, с пилумами наготове, словно в любой миг ожидая атаки.

Сежес и её помощники тоже не знали покоя – бестелесные твари так и кружили вокруг войска, их тут собралось видимо-невидимо, всех мыслимых форм и видов; молодые чародеи лихорадочно рылись в предусмотрительно захваченных с собой «Сборниках нежитеописания», вспоминая редкие отпорные заклятья, давным-давно не пускавшиеся в ход. Пришлось рисовать рунические обереги, ворожить над таким «примитивом», как сушёные лягушачьи лапки или вороньи перья – предметы, обычно использовавшиеся «дворовыми» колдунами, теми самыми, с кем Радуга некогда вела беспощадную войну.

Гномы оказались крепче людей. Работали с мрачным упорством, от каждой тени не шарахались, хотя уставали быстрее обычного и часто сменялись. Кое-что делали сами, из заботливо сохранённых во всех передрягах небольших самоцветов выкладывали затейливые фигуры – и призракам это явно не нравилось. Сежес сама не погнушалась прийти, поползать на коленях вместе с гномьими чарознатцами, поделиться, чем знала. Баламут всплескивал руками и всё порывался налить «добрую четверть гномояда»; Сежес вяло отказывалась.

К самой пирамиде никто не дерзал приблизиться. Император людей к ней не гнал: если враг есть, то пусть уж лучше сам придёт. Безмолвное коричневое строение презрительно возвышалось над муравьиной вознёй незваных гостей. Бывалые легионеры (а иных среди Серебряных Лат и не имелось) то и дело хватались за обереги и амулеты да шептали отводящие зло наговоры; кто-то молился Спасителю.

Пять дней войско простояло у стен пирамиды, пока Император не решил, что для штурма всё, наконец, готово. Несмотря на предупреждение Муроно, легионеры сработали тринастоящих, добротных тарана – попытать крепость коричневых стен. Всё готово и к отражению вражьей атаки – если какие-нибудь козлоногие были-таки оставлены на страже, не только призраки и привидения.

Вечером пятого дня из Мельина прибыл второй голубь.

Колокола уцелевших звонниц оглашали мельинские улицы торжественным благовестом. Длинная вереница баронской конницы медленно втягивалась через северные ворота; блеск начищенных доспехов, увитые цветами поводья боевых коней, целое море вьющихся вымпелов и прапорцев. Немногочисленные мельинские обыватели предпочли отсидеться дома. Совершалось неслыханное – в Империи менялась династия.

Говорили, что проконсул Клавдий изменил Императору, предложив свой меч барону Брагге. Болтали также, что среди верхушки мятежников – нестроение, что далеко не все согласны с тем, чтобы корона досталась их военному вождю. В конце концов, единственная битва, которую он дал, закончилась тяжким разгромом Конгрегации, и, если бы не Разлом, Император, конечно, уже поразвешивал бы повстанцев вверх ногами на воротах их собственных замков.

Шептались, будто бы граф Тарвус, истинный местоблюстель престола, движется с востока, ведя с собой огромное войско, уже разбившее семандрийцев на Свилле.

Страшные известия с запада на время отошли в тень. Козлоногие по-прежнему надвигались, но теперь куда медленнее, по нескольку дней задерживаясь на одном месте.

Ходили слухи, что якобы мятежные бароны вкупе с чародеями сумели-таки отбить натиск чудовищ и те после этого сделались куда осторожнее.

Сами же бароны и их дружинники, однако, об этом говорили крайне неохотно и мало. Помалкивали и заметно присмиревшие маги Радуги; когда повстанческое войско заняло столицу, чародеи смирнёхонько принялись наводить порядок в своих уцелевших башнях, которые гномы Баламута не успели разобрать на блоки.

Легионы оставались в казармах. Не разоружённые, ^расформированные.

И пока что не приведённые к присяге. Присягать оказалось некому.

– Бароны-то – перегрызлись все, – шёпотом делился Клавдий с остальными командирами легионов. – Браггу далеко не все хотят, многие себя достойными считают.

– Как ты и говорил, проконсул, – заметил Сципион. – И откуда в тебе такое? Мы ж, почитай, вместе начинали. Из одного города вербовались, в одной когорте лямку тянули…

– Поневоле и не такое придумаешь, – отмахнулся Клавдий. – Главное, всё идёт, как и рассчитывали.

– Серые вот только меня волнуют, – признался Гай. – Лига пошла на службу к Радуге, верно, решили, что бароны – это всерьёз и надолго, вот и спешат урвать ещё каких ни есть охранных грамот.

– Не Лига к баронам пошла, – поправил товарища Скаррон. – Патриархи большей частью за морем, на юге, как Император говорил. Тут остались единицы, причём далеко не из лучших.

– Может, они и из худших, однако на Сертория и того хватило, – мрачно заметил Публий, командир Одиннадцатого легиона. – Думаешь, не прознаются, что мы здесь собирались?

– Да пусть бы и прознались, – махнул рукой Клавдий. – Если спросят, я и отрицать не стану. Да, собирались. Потому как за солдат своих отвечаем, чтобы им в это трудное время не потерпеть ни в чём ущербу. Сципион, что от твоих разведчиков?

– На Поясном тракте козлоногие в пяти переходах от Мельина, но уже вторые сутки стоят на месте. Продвинулись к северу и югу, на Хвалин и к устью Маэда, примерно на один переход. Не торопятся, гады…

– Силы копят, – сказал угрюмый Публий. – Не потому они встали, что бароны с магами их где-то побили. А просто фронт всё растягивается да растягивается, они ж наступают, как растопыренной пятернёй бьют. Тут никаких тварей не хватит, сколько бы из Разлома ни валило. Вот и медлят. Зато, когда соберут, сколько надо, – так помчатся, только пыль столбом.

Клавдий вздохнул, оглядел тесную каморку, служившую оружейной легатов Первого легиона. За толстыми стенами почти неслышимо перекликались часовые. Проконсул не поскупился на охрану, расставив легионеров, что называется, под каждой щелью и на крыше. Он предпочитал вызвать подозрительность баронов, чем допустить, чтобы хоть один Серый услыхал то, о чём сегодня тут говорилось.

– Не только, Публий, не только. Что силы копят – это верно, их строй совсем истончился, бить уже можно. А вот маги с баронами их и впрямь потрепали.

– Откуда известно? Как? Кто? Когда? – разом заговорили все командиры.

Проконсул дёрнул щекой.

– А на то я вам видока представлю. Молодого барона Аастера.

– Барона Аастера? – неприятно удивился Гай. – Сынка того мятежника, которого повелитель саморучно в поединке заколол?

Клавдий кивнул.

– Он самый. Но с тех пор служит верно, и даже сейчас – к баронам не переметнулся, не перебежал. При мне всё время.

– Может, разведывает? Прознатчик засланный? – хором усомнились Публий и Скаррон. – Недаром его повелитель с собой-то не взял…

– Повелитель и нас с вами не взял, так что, все теперь в предатели хором запишемся? – отрезал проконсул. – Я Марию верю. Да и потом, не собираюсь его в наш разговор посвящать. Пусть придёт, доложит – и до свидания. А про сбор Брагга и так узнает. Шила в мешке не утаишь.

Недовольно ворча, командиры легионов уступили.

Юный барон Аастер отсалютовал собравшимся легатам, новоиспечённому консулу и самому Клавдию так, словно перед ним оказался сам Император.

– Докладывай, барон. Повтори всё то, что мне успел рассказать.

– Слушаюсь, мой проконсул. Господа легаты, консул Скаррон. Я был послан в разведку на север неделю тому назад. И вот чему стал свидетелем…

Барон Марий Аастер действительно служил не за страх, а за совесть. Император был жесток, но справедлив. И верен слову. Семью казнённого барона Грациана никто не тронул. Мать и сестры остались в замке, совершенно свободные как жить там, так и уехать на все четыре стороны. Никто не притронулся к казне Аастеров – после того как были уплачены контрибуции за погибших при штурме замка воинов Империи.

И Аастер служил. Как и обещал отцу, честно. Нет, он не полюбил Императора. И не простил, как не может сын простить того, кто отнял жизнь у его отца, пусть даже в честномпоединке. Ведь правду сказать, не слишком честен был тот бой – сколько лет отцу и сколько правителю Мельина? – он сам годился в сыновья старому Грациану Аастеру.

Но слово дано. И молодой барон Аастер не собирался его нарушать.

Конечно, он мог уйти к мятежникам. И, наверное, они бы его приняли. Даже объяснили бы, что слово, данное узурпатору в подобных обстоятельствах, ничего не стоит.

Но его отец, прежний барон Грациан Аастер, в свою очередь, нарушил слово и присягу своему сюзерену. Император не может быть не прав, веками твердила та же Радуга. Ну а класть легионы за морем – отец нынешнего Императора что, был вправе?

Нет, он, Марий Аастер, не изменит слову и не перебежит к Брагге, нацелившемуся на императорский трон. Нынешний правитель Мельина суров и жесток, как жестоки, скажем, ураган или зимняя буря. Барон же Брагга примется в первую очередь набивать свой карман, отписывать земли многочисленным родственникам и самым рьяным льстецам – Марий не обольщался насчёт предводителя Конгрегации. Редкое качество для его юных лет, но в разведке имперского войска взрослеешь куда быстрее, чем на дворе родового замка.

Получив под начало десяток всадников Одиннадцатого легиона, Марий повёл их на северо-запад, аккуратно и осторожно огибая прогнувшийся дугою фронт козлоногих, искусно избегая встреч с рыщущими по окрестностям их шайками.

Путь лежал сквозь самое сердце Империи. Увы, земли до сих пор не оправились: сперва вторжение гномов и Дану, саранча и ожидание конца света, нашествие волков и бесконечные вереницы легионных вербовщиков. Здесь крепче всего поддерживали Императора, и отсюда встало в строй имперских когорт большинство молодых мужчин. Иные уже сложили головы далеко на востоке, под семандрийскими стрелами.

Сейчас с севера надвигалось войско мятежных баронов, и поселяне, владевшие своей землёй, не знавшие слова «серв», заранее приготовились к худшему. Скот угнан в лесные укрывища, запасы вывезены. Деревни вдоль трактов опустели, словно во времена чумных поветрий.

Отправившиеся с Марием всадники – зрелые, видавшие виды воины – слушались его охотно. Мол, он хоть и голубая кровь, а наш, сразу видно. И дело своё знает, распоряжается толково, гонор не показывает, совета спросить не стесняется.

После четырёх дней конного пути продвинулись уже далеко на север, пробираясь самым краем лесов, чтобы ненароком не нарваться на баронские авангарды. Опять же, Марию-то, наверное, и ничего, он бы отбрехался, а вот его десяток точно перебили бы, даже брось легионеры оружие.

Утром пятого дня край леса круто повернул на восток, перед разведчиками раскинулась обширная равнина, замкнутая с востока невысокой холмистой грядой. Чернели деревенские крыши, вился просёлок, синела нить узкой речушки.

И на равнине шло сражение.

Марий велел спешиться, отвести подальше и спрятать испуганных лошадей. Им было чего бояться – козлоногие.