Чтение 27–й страницы книги ~Война мага. Эндшпиль~

Пока нас не разбили окончательно, пленив нашего предводителя.

Я думал, что не смогу безэтого.Но смог. Ты тоже можешь. Ты не слабее меня, Сильвия. Я родился за целые зоны до твоего появления на свет, в совсем ином мире, но испытывал те же чувства. Это всё одно и то же, Сильвия. Принимает ли форму Смертного Ливня или крылатого демонического тела, повелевающего иной, но не менее убийственной магией. Когда пьёшь чужие жизни, тосперва очень быстро пьянеешь, а потом травишься. Каждый убитый тобой враг – это не вставший рядом друг или, по крайней мере, союзник. Не дай заразе проникнуть слишком глубоко, Сильвия. Смертный Ливень ещё какое-то время останется в твоей власти. Тебе будет плохо, очень плохо. Жажда вызвать тучи и спустить их с поводка станет испепеляющей. Жалкие черви, копошащиеся в грязи у твоих ног, – вот кем предстанут люди, эльфы, гномы и все прочие. Те, кто и так обречён. Кто с ужасом и отвращением побежит от тебя, вздумай ты пройтись по их селениям. Пролитая кровь и исторгнутые души заставляют забыть, что такое цветы, или роса, или радуга на небе. Так мстят убитые тобой, превращая тебя в ещё более жуткое страшилище, понимаешь? Это их месть, Сильвия, месть кошмарная и почти неотвратимая – если только ты сама не станешь бороться. Играй, играй, не останавливайся! – это уже флейтистке.

Мелодия сплеталась с шорохом волн. Тучи медленно отступали, кольцо становилось всё шире – хотя Смертный Ливень продолжал извергаться в море, и над поверхностью поднимались клубы раскалённого пара. Но здесь, подле Храма Океанов, вновь наступали тишина и покой. Из волн высунулась любопытная мордочка морского кузнечика, чёрные блестящие глаза уставились на удивительную четвёрку, усы шевельнулись, словно у кота.

Воздетые руки Хозяйки Ливней медленно опустились, плечи ссутулились. Шаркая и загребая ногами, она, словно слепая, побрела к стене Храма, привалилась к чистому мрамору – и он уже не почернел от её прикосновения.

А потом Сильвия Нагваль заплакала. Ей казалось, что из её глаз катятся самые настоящие слёзы; Наллика, Трогвар и флейтистка же видели их, как они есть – мутно-жёлтыекапли дурно пахнущей слизи. Слёзы срывались, капали на белый камень, он шипел и дымился, но вот неожиданно накатила волна посильнее, прозрачный язык лизнул стену, и от пятен на мраморе не осталось даже следа.

– Всё будет хорошо, – прошептала Наллика, помогая Хозяйке Ливней подняться и уводя её внутрь храма. – Всё будет хорошо.

– Надо признать, мессир, что мы опоздали.

– И, прошу заметить, любезный друг, отнюдь не по моей вине.

– Никто не винит вас, мессир. Я лишь скорблю о ненужных жертвах, о разрушенных жилищах, о погибших кораблях… Это ведь чей-то хлеб.

– Избавьте меня от ваших сентиментальностей, Динтра. Простите, я раздражён и резок, но давайте покончим скорее с этим.

Двое чародеев стояли примерно в полулиге от ордосских стен, на небольшом прибрежном холме. Прямо перед ними лежало огромное пятно отвратительного парящего болота– надолго въевшиеся в землю следы Смертного Ливня.

– Истечение было очень сильно… – заметил Динтра.

– Весьма тонко подмечено, – огрызнулся Игнациус. – Давайте разделимся, любезный мой спутник. Вы отправитесь в город. Там наверняка полно раненых, сие по вашей части. А я займусь этим. – Архимаг кивком указал на чёрную топь. Со здешней гадостью не справиться и всей Гильдии целителей, вместе взятой.

– Совершенно справедливо, мессир. Встретимся здесь же перед заходом солнца?

– Ну уж нет. – Игнациус надменно выпятил подбородок. – Прошу вас, друг мой, озаботиться поиском достойной наших седин гостиницы.

– На манер той, с Мёлль и Каринкой?

– Ваша догадливость делает вам честь, любезный мой соратник, – ехидно поклонился архимаг. – И не качайте так головой, вы не святоша, честное слово. Как бишь зовут того пастырька, что ошивается у нас в храме Спасителя?

– Отец Вент, – недовольно отозвался Динтра. – Зачем вы делаете вид, что не помните его, мессир?

– Потому что не люблю всех и всяческих божьих прихвостней. – Игнациус демонстративно рассматривал свои ногти.

– Хорошо. – Динтра сдержался, хотя это далось ему с явным трудом. – Я найду гостиницу.

– Замечательно, – кивнул архимаг. – И пошлите мне весть обычным путём.

Старый лекарь молча кивнул, поддёрнул запылённую мантию, поправил меч на поясе, с которым не расставался даже ночью, подчёркнуто вежливо поклонился Игнациусу и вперевалку зашагал по дороге к Ордосу.

«Давай-давай, целомудренник новоявленный», – желчно подумал Игнациус. Ему отчего-то доставляло странное удовольствие злить старика Динтру. О себе, кстати, мессир Архимаг так никогда не думал, предпочитая определение «зрелый муж».

«Однако же Сильвия тут и впрямь постаралась, – подумал он, выбрасывая лекаря из головы. – „Истечение смерти“, н-да. Смертный Ливень, и куда до них мельинским, есливерить тем же Арбелю и Сежес. Упустил я этот момент, упустил, – осудил он себя. – Не проверил девчонку до самого дна. Клара обожает подбирать и тащить в Долину всяких чудиков, почитая каждого за великий магический талант, да-да, как же, помню, как она рассказывала о Сильвии. А. малышка-то оказалась в кровном родстве с самим Хозяином! Да, понятно, отчего Ар-бель всегда говорил о нём с такой неохотой… Заиметь первостатейную нежить в Красном Арке, из которой можно было вылепить кого угодно, хоть великого вампира, хоть источник магии, сравнимый с этими кладбищами, на которых Арбель и иже с ним строили свои башни. Отличная работа, приходится признать. Как-то ведь заманили это страшилище, подсунули ему… гм… настоящую мать-героиню, готовую принести своё лоно на алтарь возлюбленного Ордена и для блага его же, брр! – Игнациус поёжился с невольным отвращением. – Предпочитаю простых девочек вроде Мёлль или Каринки… Так или иначе, они заполучили Сильвию. Воспитали. Но… дали маху, девчонка вырвалась у них из рук – назовём это так, – примчалась ко мне, явно чувствовала силу (тут мессир Архимаг самодовольно надулся), но и я тоже сплоховал. Решил, что она послужит мне преотличнейшей гончей, вынудит Клару Хюммель идти туда, куда надо мне, делать, что мне потребно. Ничего, Игнациус, ничего. Ошибка не непоправима, ты никогда не составляешь планы, рассыпающиеся из-за единственной неточности. Конечно, следовало заподозрить Сильвию, когда она избавилась от дарованных ей артефактов. Несомненно, сказалась папочкина кровь. Впрочем, сейчас до девчонки не добраться. Новая Хозяйка Смертных Ливней, да ещё и здесь, в Эвиале!.. Брешь она, конечно, пробила серьёзную. А вот насколько серьёзную и как далеко разносится запах, мы сейчас узнаем…»

Игнациус покряхтел для виду, поджал губы, сложил ладонь подзорной трубой и уставился на чёрное болото. Весёлого, как и следовало ожидать, мало. Субстанция куда разрушительнее мельинской. Убирать её отсюда – возни не оберёшься, да ещё и испытаешь на себе всю прелесть отката. Гм-м-м… задача, достойная мессира Архимага.

Хотя… если ты всё продумал правильно, то в твоих же интересах если и убирать, так только это пятно. И в то же время сделать так, чтобы Смертный Ливень отправился бы вновый путь через весь Эвиал. Почему, зачем? Х-ха, да это ж легче лёгкого. Если он, Игнациус, всё правильно понимает, если всё правильно прикинул, сюда может заглянуть сам Спаситель. Сущность, с которой мессир Архимаг ещё ни разу не сталкивался лицом к лицу, несмотря на многочисленные попытки. А для прихода Спасителя (тем более второго), необходимо, чтобы его позвали по-настоящему. Чтобы Он сделался последней надеждой, а мир – оказался на краю пропасти.

А для этого Смертный Ливень очень даже подойдет. Да и потом… Игнациус хихикнул про себя,потомэто выйдет особенно забавно.

«Так что вперёд, Сильвия, новоявленная Хозяйка Ливня! Удачи тебе и лёгкой дороги. А я займусь другим делом. Динтра так хочет убрать последствия? Отчего бы и нет, покалекарь мне ещё нужен. Я так и не понял, на кого он работает. Да и проблемка сама по себе интересная, я никогда ещё не брался всерьёз за истечение смерти. Посмотрим, посмотрим…»

Бормоча себе под нос, Игнациус спустился с холма. Несмотря на три тысячи лет за плечами, ему по-прежнему было интересно делать что-то в первый раз. Жаль только, что с годами такие случаи представлялись всё реже и реже.

Так что пятно мы уберём, думал мессир Архимаг. А вот сам Смертный Ливень – нет. Пусть Сильвия погуляет, позабавится.

Игнациус глубоко вздохнул и принялся за работу. Ни с чем не сравнимое ощущение – упиваться близящейся с каждым мигом победой. Упиваться и знать, что, несмотря на все усилия пытающихся тебе помешать, любое их трепыхание ведёт лишь к твоему конечному триумфу.

А след от первого Смертного Ливня мы уберём. Чего уж там.

Ученик Хедина, Истинного Мага, а впоследствии – Нового Бога, человек, родившийся бездны времени назад совсем в другом мире, привыкший к жизни под чужой личиной, Хаген быстро шагал по ордосским улицам, оставляя по левую руку обезображенные Смертным Ливнем кварталы. Игнациус остался позади, на берегу; стоило мессиру Архимагу скрыться из виду, как мгновенно изменилась даже сама походка «целителя Динтры», вновь сделавшись молодой, широкой и упругой. Голубой меч сам рвался из ножен, просясь вбой.

Хаген давно потерял счёт сражениям и небесам, под которыми сверкал этот клинок, добытый ещё Учителем в пыточных залах Бога Горы.

Бывший хединсейский тан усмехнулся. Всё меняется местами, верх становится низом и обратно: кто бы мог подумать, что с тем же Богом Горы я окажусь в одной шеренге?

Хотя лучше бы на его месте была Ильвинг. И сын… его первенец. Но они давным-давно умерли, и истёрлась даже сама память о них – по-прежнему стоят лишь угрюмые серые бастионы Хединсея. Редко, но Хаген всё же бывал там, словно чувствуя, что ему необходима эта щемящая боль в сердце.

Там, на Хединсее, могилы Ильвинг и детей. С любимой Хаген прожил хорошую, славную жизнь, полную чувств и радостей. Учитель не смог даровать этой женщине то же, что и своему ученику, как всегда, ссылаясь на всё тот же закон Равновесия, – она и так прожила очень долгую по человеческим меркам жизнь. И под конец, конечно, о многом стала догадываться…

Стой, Хаген. Ты опять начнёшь вспоминать тот день, когда Учитель беспомощно развёл руками и отвернулся, не в силах выдержать твой взгляд. Перед тобою битва, вечный тан вечного Хединсея, и, как бы ни менялись эпохи, миры и небеса, бой всегда останется боем, истинным предназначением мужчины.

Толстый, одышливый, потливый лекарь совершенно несвойственным этой породе людей боевым шагом проходил ордосские улочки; впереди послышались вопли, треск ломающихся копий и утробное урчание наступающих зомби.

Стали попадаться изрубленные топорами, истыканные пиками мертвяки, а ещё – пустые ало-зелёные панцири, валявшиеся в зловонных коричневых лужах, словно зомби просто растворились, обратившись в жижу.

Голубой меч привычно лежал в ладони.

И Хаген, тан Хединсея, так же привычно усмехнулся, когда клинок свистнул, разрубив шипастый панцирь и тело мертвяка наискось от плеча до самой поясницы.

Конечно, это неосторожно и Учитель бы не одобрил, отрешённо думал Хаген, рубя одного за другим новосотворённых воинов Империи Клешней. Лучше уж лечить раненых, это тоже благородное дело, тем более что косы у этих тварей наверняка отравлены. Но нет – не могу. Должен сжимать рукоять меча, должен слушать свист лезвия, видеть рассечённые тела врагов, перешагивать через них, чувствуя горький вкус победы.

Примерно половина мертвяков дисциплинированно развернулась и обступила Хагена – всё-таки это были «новые зомби», далеко не такие же тупые и бестолковые, как обычные неупокоенные. Сверкнула синеватая сталь кос.

Хаген привычно уклонился, сделал выпад – но ещё до того, как остриё Голубого меча пронзило зомби насквозь, мертвяк вдруг замер, забулькал, затрясся, ноги у него подкосились, и он рухнул – голова на глазах размягчалась, череп таял, словно лёд на солнце.

Ученик Хедина ощутил напор чужой тёмной силы. И в тот же миг…

– Держись, друг! – раздался глухой выкрик из-за спин защитников Ордоса.

Возвышаясь, словно башня, над головами ополченцев, там появился некто, едва не заставивший Хагена удивиться.

Тёмно-коричневая чешуя, покрывающая длинный заострённый череп, жёлтые глаза, казалось, провалившиеся внутрь, рот – узкая рубленая щель.

…Декан факультета малефицистики, дуотт Даэнур – как позже узнает Хаген.

…Ученик Хедина успел заметить, что странная фигура пытается что-то наспех чертить на мостовой и чуть ли не зажигать чёрные свечи; но тут мервяки, словно почуяв неладное, разом забыли о Хагене, всем скопом бросившись на нового противника. Самый первый из зомби вдруг зашатался, из-под шипастого панциря хлынул отвратительный коричневый поток нечистот, и неупокоенный рухнул, на глазах растекаясь тёмной дурно пахнущей лужей, однако остальные, потеряв ещё троих, поднятых на пики ополченцами, разом окружили дуотта и взмахнули косами.

Хаген опоздал на долю мгновения.

Голубой меч запел, вычерчивая в воздухе сложную вязь, и под ноги тану стали падать изрубленные в куски мертвяки. Пощады просить они просто не умели.

Хаген вбросил оружие в ножны и метнулся к упавшему дуотту, на ходу расстёгивая лекарскую сумку. Заклятья – вещь хорошая, но и снадобьями пренебрегать не следует.

– Господин… – несмело проговорил один из ополченцев постарше, весь забрызганный коричневым. – Вы… его… это ж – дуотт, из Академии, тёмный… Он нам помогал, держался…

Хаген не ответил. Ему хватило одного взгляда – этот, как его назвали, дуотт (то ли имя, то ли название таких, как он) – уже не жилец.

Жёлтые глаза приоткрылись, мягкие щупальца вокруг них шевельнулись в последний раз. Дуотт взглянул прямо в лицо Хагену. Страшно обезображенное, рассечённое в двухместах чешуйчатое лицо дрогнуло, сжавшиеся зрачки впились в склонившегося над ним человека, и Хаген мог поклясться, что видит умирающий куда больше, чем хотелось бы хединсейскому тану.

– Ты пришёл… – едва различимое шипение на общем человеческом языке. – Я знал, что так и будет, что твой предтеча… – Спазм, жёлтые огни глаз на миг погасли, скрывшись под тяжёлыми веками. – Ты… силён.

Ты… извне. Послан? Ты ведь послан?.. Скажиим,что беда близко. Что Эвиал открывается… и что мои соплеменники-дуотты готовят… возвращение. Вместе с…

Но тут жёлтые глаза закрылись окончательно, и дыхание старого дуотта пресеклось. Жизнь, однако, пока ещё не спешила покидать исковерканное, искалеченное тело.

«Он ещё поборется, этот старый дуотт, но едва ли дотянет даже до утра. Так что, похоже, здесь придётся задержаться», – мрачно подумал Хаген, выпрямляясь и кивая перепуганным ополченцам.

– Отнесите его… прямо в Академию. Быть может, что-то ещё удастся сделать.

Никто не усомнился в праве Хагена распоряжаться. А гостиницу пусть мессир Архимаг ищет себе сам.

Глава девятая

Фесс, преподобный Этлау и отец Суэльтен сломя голову мчались по узким аркинским улочкам. Клешни решили повторить вчерашний ночной штурм. Что ж, посмотрим, не посчастливится ли и нам повторить кое-что из удавшегося.

Святой город почти полностью опустел. Те из мужчин, кто не бежал с семьями, взялись за оружие и стояли сейчас на стенах; Курия на сей раз не паниковала (Фесс даже невольно оглянулся в поисках всё того же жирного монаха с осликом), понтифик и его бреннерская охрана тоже куда-то скрылись.

– Его святейшеству это не понравится! – заскулил отец Суэльтен, когда впереди замаячили припортовые боевые башни. – Он дал нам приказ работать над заклятьем исхода, а не нестись невесть куда! Есть кому встретить Клешни и без нас!

Словно отвечая ему, впереди бахнуло очередное разрывное ядро, выпущенное со штурмующей галеры; ярко-рыжая вспышка пламени вырвала из темноты словно бы присевшие от ужаса дома с плотно закрытыми ставнями и подпертыми дверьми.

– Ага, как же, есть кому, так я и поверил… – проворчал в ответ Этлау. – Погоди, то ли ещё будет, вот уви…

– Стойте! – дорогу им преградила дюжина вывалившихся из-за угла воинов. – Приказ Его святейшества…

Некроманту не требовалось долго гадать, кто они такие.

– Бреннер? – тем не менее произнёс он вслух. Один из преградивших ему дорогу молча кивнул.

– Да, наслышан, как говорится. Только зачем останавливаться? Идёмте со мной и покажите на этих выродках, чего стоит ваша школа. – Некромант мотнул головой в сторону порта. – Идёте? Нет? Или позволите Клешням устроить тут второй Арвест? Сегодня они не отступят, пойдут до самого конца. И я тоже пойду, храбрые воители замка Бреннер. Вчера мы уже отбили один приступ. Отобьём и сегодня, если нам не мешать. Вы со мной или против меня? Решайте быстро!

– У нас приказ… – угрюмо начал кивнувший воин, однако трое других вдруг разом шагнули вперёд.

– Мы присягали защищать Святой город до самой последней крайности, Зеддах, – сказал, вставая рядом с Фессом, другой воин с двуручной секирой. – Защищать, а не бежать.

– Повинование Его святейшеству… – начал было Зеддах, но ещё трое его товарищей только покачали головой.

– Архипрелаты меняются. Аркин стоит. Зеддах сплюнул под ноги.

– Бреннер такого никогда не видел! Но… Тьма с вами. Я тоже пойду. Не думай, что скроешься от меня, некромант.

– Не собираюсь никуда скрываться, – ответил Фесс. – Вам дорогу к порту показать или сами помните?

– Возвращаться надо… – по-прежнему ныл отец Суэльтен, едва перебирая ногами.

Раздражённый Этлау сделал движение, будто собираясь схватить его за рукав перепачканной рясы, и монашек, взвизгнув, припустил так, точно за ним гнался сам

Спаситель, угрожая тут же, на месте, лишить благодати противоестественным образом. – Туда же?..

– Да, где и вчера, – кивнул отец Этлау. – Посмотрим, научились ли Клешни чему-нибудь.

– Едва ли. Иначе не полезли бы там же, где вчера. Высадились бы в другом месте, окружили б город…

– Они словно морской прилив, – дерзнул робко заметить отец Суэльтен. – Он ведь тоже не выбирает, где накатить на сушу.

Этлау пренебрежительно фыркнул:

– Вам бы только поэмы писать, брат Суэльтен.

– Я тебе не брат, отступник! – в очередной раз пискнул монашек, окончательно приходя в ужас от собственной смелости.

Этлау только махнул рукой.

– Все станем братьями, – посулил он, сощуриваясь, – если Клешни ворвутся в Аркин. Тогда не до рассуждений будет. Неясыть! Давай торопись. Сегодня они гребли порасторопнее. Ты про котов не забыл, брат Суэльтен? Пошли с нарочным приказ, чтобы сюда доставили, да поживее.

Они поднимались по винтовой лестнице в башню, и защитники города поспешно отскакивали в стороны, спеша убраться с их пути.

Позади топали бреннерцы, Зеддах неразборчиво бормотал что-то себе под нос, явно составляя оправдательную речь для Его святейшества.

– Смотри, где они уже, – посторонился Этлау, и некромант припал к бойнице.

За их спинами вновь разгорались пожары, правда, медленно и неохотно – всё, что могло послужить пищей пламени, сгорело ещё вчера. А впереди, гордо развернув фронт и держа равнение, как на параде, надвигалась сплошная стена чёрно-зелёных судов. Как и при первом штурме, с палубных катапульт то и дело срывались ядра, начинённые жидким огнём.

– Ты чувствуешь, некромант?

Фесс молча кивнул. Конечно же, он чувствовал. Что-то изменилось, на поле боя вышла новая, неведомая сила, и она… некромант затруднялся понять её принадлежность. Не Сущность, не Западная Тьма, не Спаситель со святой магией, не эльфы, не Тёмная Шестёрка, не Салладорец…

Салладорец!

Птенцы!

Да… и нет, потому что неведомая сила оставалась.

Фесс резко обернулся к бледному монашку:

– Птенцы Эвенгара Салладорского пошли в атаку.

– Надо возвращаться! – заревел Зеддах. – Его святейшество нас всех живыми велит сварить!

– У тебя нет ни рук, ни ног, доблестный Зеддах, чтобы воспрепятствовать этому? – не выдержал Фесс. – Разве ты в чём-либо виноват? Разве ты струсил, бежал от врага? Нет, ты здесь, перед его лицом и готов сражаться до конца. Так в чём твоя вина, за что тебя варить живьём?!

Среди бреннерцев раздалось одобрительное ворчание.

– Оставь эти речи, некромант, и помоги мне, – резко бросил Этлау, не отрываясь от бойницы. – Похоже, вчера они выбили у нас большинство катапульт, с берега им почтине отвечают. Сделаешь, как вчера, чтобы я мог оттолкнуться?..

– Конечно, – кивнул Фесс, встряхивая руками. Сегодня, возможно, потребуется и магия слова, и магия жеста, и даже – как ты там, старый Парри! – архаичное рунное чародейство.

– Надо остановить их и заняться эвенгаровыми выползками. – Этлау с хрустом размял пальцы. – Чую, крови сегодня прольётся… Смотри не описайся со страху, брат Суэльтен. Прекрати дрожать и займись тем, что умеешь. Святым пламенем, да чтобы всю гавань осветило. Пусть их щит его отражает, а мы тем временем… – Он выразительно стукнул кулаком в ладонь. – Не спи, Неясыть! Не на вечеринке с блудницами, как небось в Академии развлекались.

Фессу захотелось было ответить, что в Академии у него не было никаких девушек, ни блудниц, ни скромниц, никого; однако хватило одного беглого взгляда в бойницу, чтобы он разом забыл о всех пикировках.

Галеры двигались всё быстрее, соблюдая всё тот же строгий, невозможно правильный порядок. Обычные кормчие-люди не выдержали бы настолько идеальный строй, тут явно потрудилась магия. Казалось, все галеры шли словно по ниточке, а за линией имперского флота вставала диковинная зелёная заря, окрашивая край неба в цвет больного смарагда.

Новая сила показывала своё лицо. Нагло, откровенно, более не скрываясь. Смерть смешивалась с не-жизнью, иным состоянием бытия, где движение – ничто, где изменения означают нечто совершенно иное, где нет привычных нам категорий: время, пространство, длина, ширина, высота и так далее; не только Сущность вкладывала силы в Империю Клешней, у неё, смятенно подумал некромант, имеются и другие союзники.

Но кто это или что это? Что им надо, зачем, почему?.. Владычество над Эвиалом? Трансформа, как утверждает Салладорец?

Перед штурмовыми галерами сгустилось нечто возле призрачной зеленоватой завесы. Отец Суэльтен трясся от ужаса, но умения не растерял – шар Святого пламени высотой с двухэтажный дом соткался прямо в воздухе перед бойницей и, петляя, устремился навстречу галерам.

– Не пройдёт, – уныло бросил Этлау. – Разве что иллюминацию устроит.

Шар столкнулся с зелёной завесой и взорвался, действительно осветив самые дальние закоулки обширной аркинской гавани.

Кое-где, на дальних волноломах, с галер уже высаживалась имперская пехота, ручейки красно-зелёных панцирей струились к берегу. Вокруг башен, с которых били немногочисленные уцелевшие после вчерашнего штурма катапульты защитников, вскипали короткие схватки: короткие, потому что воинов в красно-зелёном оказалось не так простоубить простым оружием.

Эти ратники больше не отдавали жизни, которые – в крайнем случае! – мог бы использовать некромант Неясыть. Кто-то очень мудрый и дальновидный надоумил Клешни, как обойти эту угрозу.

В сложной и запутанной игре, что вели в схватке за Эвиал самые разные силы, наступал перелом. Маски падали, угрозы уступали место мечам. Предыдущие атаки Империи Клешней – что под Арвестом, что у Скавелла – были лишь репетициями главного удара, нанесённого сегодня.

– Их не удержать, – мрачно изрёк преподобный отец-экзекутор. То есть, конечно,бывшийотец-экзекутор.

– Не каркай, святоша, – рявкнул на него некромант. – Я готов, посылать Облако Джамны?

– Нет. – Этлау попытался изобразить блеклую улыбку. – Мне потребуется кое-что из твоегоиногоарсенала.

– Какого ещё «иного»?! Не тяни, инквизитор, Клешни сейчас доберутся до башен! У нас времени на один удар!

– Из арсенала Чёрной башни. Только не говори, что ничему там не научился!

– Что же именно?

– Что угодно, лишь бы поистребительнее, – бросил Этлау, нервно потирая руки.

Бреннерские воины на всякий случай подались в стороны, куда подальше.

Чёрная башня. Что-нибудь поистребительнее. Славно выражаешься, преподобный отче.

Но ведь не зря же Сущность показывала тебе лестницу иллюзий и миражей. Она ничего не делала просто так, и каждый её план имел самое меньшее двойное, если не тройное дно.

Из сумрака вынырнуло уродливое лицо карлика с глефой, жуткой карикатурой на самого Фесса. Ты мне многого не досказал, двойник. Послание так и оставалось расшифрованным не до конца.

Истребительное заклятье. По-настоящему смертоносное,истинно гибельное,не общеизвестная замена меча, камня или заострённой палки на молнию или огненный шар.

Там, на дне, куда вели ступени Чёрной башни, остались нераскрытые тайны. Рысь стала просто удачным предлогом, сам Фесс побоялся спуститься ниже. Его второе «я», уродливый карлик, отражение его собственных страхов, гордыни, презрения к «низкорождённым», стоял на лестничном марше, указывая путь. Однако он, Кэр Лаэда, так и не решился взглянуть себе в лицо. Предпочёл увериться и убедить себя в том, что Глефа ничего не значил, совсем ничего.

Ты давно не вспоминал двух несчастных мельинских девчушек, походя убитых воином Серой Лиги, доверенным самого Патриарха Хеона. Да, тебя потом мучили кошмары, но раскаялся ли ты по-настоящему? А ведь Тьма намекала тебе именно на это. Она хотела, чтобы ты вгляделся в себя глубже самых строгих укоров совести, проник в самую сердцевину сознания и открыл там… что?

Слишком поздно жалеть, некромант. Чёрной башни больше не существует, а всё, что ты вынес с лестницы миражей, – это знание о поури.

И ты не освоил там ничего по-настоящему нового. Ты перенаправлял мощь Сущности, разя тем же оружием, что и противостоящие тебе маги вкупе с преподобным отцом-экзекутором. В то время как Сущность подталкивала тебя именно ксокровенномузнанию, к самой глуби бытия, показывала дорогу, которой, несомненно, прошёл в своё время Салладорец, прошёл с тем, чтобы стать действительно величайшим тёмным магомвсех времён и народов.

Не освоил? Нет, не так.Не применял против людей,что верно, то верно. Но чтение книг из библиотеки не могло пройти даром.

Время послушно замедлилось. В несколько исчезающих мгновений можно сделать очень многое, если знаешь как.

Перед глазами Фесса послушно распахивались толстые тома, страницы, испещрённые руническими символами; настоящую магию невозможно освоить только по книгам, она – нечто много большее, чем просто набор слов, которые достаточно произнести – и заклинание совершится.

Нет, он не зря провёл время в Чёрной башне.

– Отойдите, отойдите все! – скомандовал некромант.

На самом деле он просто тянул время. Всегда невыносимо страшен последний шаг; а здесь Фесс не мог ступить на внезапно открывшуюся дорогу, откуда ему гнусно улыбался карлик с глефой.

Сейчас некромант видел себя словно со стороны: замершая фигура в драном, заношенном плаще, руки распростёрты, лицо запрокинуто, глаза плотно зажмурены, словно они страшатся взглянуть на окружающее – и было отчего: ведь, как ни поворачивай, как ни выгораживай себя перед собственной совестью, это он, некромант Неясыть, Фесс, Кэр Лаэда, стоит за множеством разыгравшихся и в Мельине, и в Эвиале трагедий.

Если бы он не передал тогда Императору белую перчатку…

Если бы послушался Клару и остался в Долине после ранения…

Если бы уже здесь, в Эвиале, отрёкся от некромантии, как убеждала его Вейде…

Да, тогда он лишился бы очень многого. Чести, совести, права уважать себя и прямо смотреть в глаза противнику.

Но что значит твоя честь по сравнению с чужими жизнями?

Не является ли именно это высшей доблестью – пожертвовать не собой, но своей честью и остаться жить?

Перед замершим Фессом вновь поднималась Чёрная башня во всём грозном великолепии блистающей брони. Её окружали шесть раскрывшихся тёмных колодцев, шесть чёрных провалов, над ними курился парок. Море очистилось ото льда, и холодные серые волны бессильно плескались вокруг распахнутых жерл, не захлёстывая внутрь.

Тёмная шестёрка, подумал Фесс. Шестеро древних богов Эвиала, появившиеся здесь в тот самый миг, как сам этот мир обрёл плоть. Как они родились, неведомо, но они пребывали здесь изначально, с первого звёздного отблеска и первого солнечного луча. Тьма воплотилась в них, они стали её глазами, ушами и руками. Они изменяли мир так, как сами того желали, в рамках отмеренного им.