Чтение 22–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

– Не только, – ответил я. – Сегодня я сумел на лапах заменить шерсть во-о-от такой, не поверишь, чешуей!

Он кивнул довольно равнодушно.

– Ну, чешуя для этого типа рукокрылых более характерна. Даже удивительно, что сперва шерсть… наверное, покрытость шерстью вам что-то напоминает остро…

– Ну, – сказал я нехотя, – уже почти не напоминает. Некоторые вещи нужно стараться забыть, а то сами вылезают слишком настырно. Знаешь, я человек осторожный, сперва слетаю в Фоссано… если сумею, конечно. Там все свои. Потом посмотрим по обстановке.

Церемониймейстер изменился в лице, увидев, как я вхожу в зал.

– Ваше Вели… ваша светлость, все очень обеспокоены!

– Чем?

– Вашим внезапным исчезновением! Простите, но стезя правителей такова, об их местопребывании всегда должны знать.

Я окрысился:

– Что? У вас у всех есть личное время, а у меня не должно?

Он всплеснул руками.

– Осмелюсь заметить, в любое время можете сделать его личным. Но, умоляю, ваши помощники должны знать, где изволите! И что именно изволите, а не… простите, убиты, отравлены, задушены, сброшены в колодец, заколоты…

– Хватит-хватит, – прервал я. – По мне уже мурашки, вот такой я чувствительный. Хорошо, понял. Мне казалось, я уже наладил систему, когда все колеса крутятся и без меня.

Он посмотрел с изумлением.

– Ваша светлость, осмелюсь заметить, хотя это и не мое дело, такую систему никому еще не удавалось… Даже при постоянно работающем короле жернова то вхолостую, то друг друга!

– А когда мелют?

– Иногда и мелют, – ответил он. – Если правители подталкивают.

– Понял, – пробурчал я, – тогда надо подобрать подталкивателей.

Глава 12

В своих покоях я велел подать еды, да побольше. Слуги едва с ног не сбивались, устроив цепочку от кухни и до моего стола. Вообще-то я должен бы, глядя на блюда, указывать сколько и чего переложить на мою тарелку, большинство же вовсе вернуть взад небрежным кивком или мановением пальца, но я молча жрал все, что подавали, приводя слуг сперва в недоумение, потом в восторг.

Бобик примчался, пугая народ, бухнулся задом на пол и раскрыл пасть. Я бросал в эту ненасытную утробу куски мяса, подтверждая, что люблю, забочусь, обожаю, и как только, так сразу.

Мысли от голода работают лучше, перед внутренним взором развернулись картины гибнущих в огне городов, я присмотрелся лучше и понял, что это еще не я насаждаю христианскую веру, а Господь очищает место для ее предшественницы.

Все помнят о Содоме и Гоморре, хотя масштабы наказания Господа были намного-намного больше. Он обрек на гибель все то местное королевство, где располагались пять городов: Содом, Гоморра, Адма, Цевоим и Сигор, а также все мелкие села между ними, которых не счесть. Но Авраам страшился, что его племянник Лот с двумя дочками не успеет выбежать из обреченной земли, и слезно умолил Господа оставить хотя бы один из городов, где Лот мог бы спастись. А то если погибнут все города и села, что племяш будет делать один с дочерьми?

И Творец, проявляя неслыханное милосердие, ради одного праведника пощадил город Сигор, а большая часть земель с городами Содом, Гоморра, Адма и Цевоим была уничтожена. Я не Творец, я злой и рублю сплеча, но что-то и у меня осталось от той глины, из которой лепили первочеловека. Понимаю, что с троллями нам тесно на одной планете, и уже решил их истребить полностью и окончательно… да, окончательно решил очистить от них эти земли. И вообще все, куда дотянусь.

Это единственно правильно, не будет троллей, не будет проблем. Однако сколько ни думаю об этом, сколько ни накачиваю себя яростью и праведным гневом носителя факела нового мира… все никак не могу вот так просто взять и убить ту зеленую простодушную дуру, с которой грелся… нет, прохлаждался, в буквальном смысле прохлаждался в ту адову жару!

Да дура, но она своим существованием не дает убить ее расу. И, кажется, ради нее я готов пощадить их всех. Более того, буду ломать голову, чтобы троллей очеловечивать,хотя понятно, что люди отролливаться будут куда с большей охотой!

Двери распахнулись, вошел величественный церемониймейстер.

– Королевский советник, – провозгласил он в пространство, – барон Куно Крумпфельд!

Куно зашел тихий и стеснительный, издали искательно улыбнулся.

– Ваша светлость, – сказал он жалобно, – а можно… чтоб не так пышно меня?

– Можно, – ответил я. – Но сам договаривайся. А так даю майордомье изволение. Есть будешь? В смысле, кушать?

Он замотал головой.

– Нет-нет, спасибо!

Я пробормотал с набитым ртом:

– Странный ты какой-то. Другой бы во все дырки лез, чтобы сблизиться. Ты как-то объясняешь?

Он виновато пожал плечами.

– Сближение с правителями чревато, если не по заслугам. Прихоть сложная вещь… Сегодня так, завтра иначе. Потому лучше на дистанции.

Я продолжал насыщаться, Куно посматривал с удивлением, я покачал головой.

– Возможно… ты прав. А это значит, тебе мало урвать по-быстрому кус и в кусты. Ты нацелен на длительное… гм… взаимодействие. Это хорошо. Значит, сразу хапать не станешь, сперва присмотришься с великой осторожностью. Да и потом зарываться не будешь, по тебе вижу. Курочка по зернышку клюет…

Он мучительно улыбался, лицо кривилось и морщилось, но возражать не смел, а я хмелел, упиваясь властью до тех пор, пока самому не стало стыдно и, трезвея, сказал шутливо:

– Короли сами еще те грабители, соперников не любят. Власть теряет все свое очарование, если ею не злоупотреблять.

Он пробормотал:

– Не называйте себя злодеем, ваша светлость. Не все понимают шутки.

– Но разве не правда? Власть – это плащ, который слишком широк на чужих плечах и тесноват на моих. Власть развращает, но отсутствие власти развращает абсолютно, потому из двух зол… предпочитаю власть. Желательно, абсолютную. Куно, у меня к тебе несколько поручений. Можно сказать, стратегического характера. Я намереваюсь на несколько дней исчезнуть из дворца, тем самым не смогу заниматься рутиной…

Он молча выслушал указания, глаза поблескивают, чувствую за ними постоянно работающий мозг, которому, как дровишки для тлеющего огня, нужно постоянно подбрасыватьзадачи.

– Хорошо, – сказал он осторожно, – все будет сделано… надеюсь. Ваши лорды знают о вашей предстоящей отлучке?

Я ответил небрежно:

– А как же! Пришлось сказать.

– А им что сказано?

Я удивился:

– Дорогой барон, все ту же истинную правду, что и вам! Я правитель, потому заинтересован знать настроения и чаяния моих подданных. Потому я, переодевшись в простолюдина, люблю гарунальрашидить среди народа. Простого, очень простого народа. Сижу в таверне, слушаю разговоры, стараюсь понять, что нужно сделать еще, чтобы люди жили хорошо и счастливо. Я что, дурак, придумывать каждый раз новую брехню, чтобы когда-то попасться по забывчивости?

Он позволил появиться на губах бледной улыбке.

– Вы совершенно правы, ваша светлость. Не нужно придумывать ничего лишнего. Дьявол кроется в мелочах.

– Налегайте на добывающую промышленность, – напомнил я. – Можно освободить на первые годы от всех налогов. Я имею в виду рудники, шахты… Заводы по выплавке металла из руды старайтесь строить на месте. В смысле, рядом с рудниками.

– Я?

– Советуйте, – поправил себя я, – рекомендуйте. Бить не обязательно, мы же не Петр Первый, а мягше, мягше… Но кто учитывает потребности государства, получит от него преференции. Это пряник такой. Подумаем насчет свободных экономических зон. Игорные, конечно, вынесем куда-нить за пределы государства… к примеру, на острова, где акулы… гм… ну это мы далеко захлестаковились, кажется… в смысле, ты, я тут в стороне, как непогрешимый!

Он кивнул, малость прибалдев.

– Я понял общее направление, ваша светлость.

– Тогда действуй! И страна тебя не забудет.

Я быстро шел по анфиладе залов, все не могу привыкнуть к кричащей роскоши, словно в византийской церкви: золото смотрит со стен и даже с потолка, блестит на люстрах, подсвечниках, дверных ручках, приторный аромат дорогих благовоний, переливающиеся рясы… нет, одеяния придворных.

В первых дни даже слуг не хватало, сейчас же дворец все больше заполняется странным и непонятным мне людом, именуемым «двор», хотя необходимости в нем не вижу, и егоцелей ну никак не понимаю. Ну, если не считать, что каждый жаждет урвать кус побольше.

Разогнать бы, в то же время знаю, что «дворы» были везде при всех королевствах, режимах и во все эпохи. В этом загадочном «дворе» что-то должно быть, потому ломать не буду, пока не пойму, в чем его ценность или необходимость.

Из боковой аллеи вышла, беседуя, группа рыцарей. Барон Альбрехт увидел меня, быстро простился и поспешил наперерез.

– Сэр Ричард! Поговаривают, что вы слишком щедро раздаете земли. Все награжденные тут же уезжают осматривать и устраиваться, а мы теряем военачальников и просто доблестных рыцарей.

Я пробормотал:

– А если это период, когда больше нужны не рубаки, а стригуны овец? Стригатели? Или как зовут, которые стригут овец и снабжают рынок превосходной шерстью?

Он спросил с сомнением:

– Так скоро?

– А вы хотите, – спросил я, – чтобы все ключи в экономике захватили местные? Вот так взять и отдать свою победу!

– Оружие порождает власть, – возразил он.

– В смысле, пусть накопят жирку, а мы отнимем и поделим? Не-е-ет, уже обжигались… Теперь нужно поступить по-умному.

Он посмотрел на меня с сомнением.

– Это вы перестроите королевство по-умному? Может быть, даже красиво и мудро?

Я поежился от издевки, барон смотрит слишком уж насмешливо.

– Пусть я недостаточно хорош, – признался я. – Но ценность идеи не имеет ничего общего с искренностью ее глашатая.

– Верно, – признался он с неохотой. – Но все ждут от вас…

Я прервал:

– Все ждут от меня подобающего поведения. Иногда этого даже я жду. Но, барон, будем реалистами. Мы работаем с тем материалом, что есть.

Он не слушал, смотрел за мою спину. Я обернулся, в зал вошла блистательная, как раскаленный нож, удивительная и необычная женщина. Роскошные черные волосы падают на спину и достигают поясницы, платье больше варварское, сапожки на каблуках, а идет, гордо выпятив грудь и откинувшись назад корпусом, руки чуть в стороны, от локтей и до кончиков пальцев горят красным огнем. Вокруг ладоней трепещет и рвется в стороны багровое яростное пламя.

Я спросил ошалело:

– Это кто? Почему не знаю? Майордом я или гусь на веревочке?

К нам спешил церемониймейстер, лицо белое, всего трясет, сказал непривычно быстро и тихо:

– Ваша светлость, помните, я говорил, это великая жрица Хранилища Древних Королей!.. Она появляется во дворце раз в год, чтобы дать возможность пройти Великое Испытание.

– Что за хрень? – спросил я зло. – Мы что, дикари? Какое испытание, какие инициации или конфирмации?.. На дворе просвещенное средневековье, феодализм в самом расцвете, крестовые походы для расширения культурных контактов, а тут пещерное троглодитство!.. Куда смотрит инквизиция?

– Жрица только что появилась, – сказал церемониймейстер торопливо. – Мы еще не успели…

Он, как и мы с бароном, неотрывно смотрел ей вслед, оголенная спина ровная, в талии можно обхватить пальцами двух рук, но бедра крутые и не сказал бы, что узкие. А облегающие сапожки ничуть не скрывают изящества стройных ног.

– Она всегда такой является? – спросил я. – Как думаете, барон? С такими пылающими огнем руками…

– Не знаю, – ответил он неуверенно. – Возможно, это ее парадная одежда.

– Надеюсь, – сказал я, – только парадная. С такими объятиями… точно останется девственницей.

Он поморщился.

– Сэр Ричард, о чем думаете?.. Мне стыдно за вас.

– Да это только мысли, – ответил я, – наяву я просто сам не знаю кто. Почти святой Антоний. Столько баб вокруг, а я все о работе…

– Прелюбодействовать нельзя даже в мыслях, – напомнил он.

– Неужто, – изумился я, – и в ваших краях Библию почитывают?

– Мудрые мысли не только в Библии, – огрызнулся он. – Что не следует делать, не следует творить даже в мыслях!

– Это в идеале, – возразил я. – Святой Антоний тоже все время… и прелюбодействовал, и чревоугодничал в своей пещере, и вообще совершал все семь смертных грехов. Вмыслях, конечно. Но святым остался! А я не святой, мне можно не только в мыслях, но я воздерживаюсь весьма добровольно и без принуждения. Хоть и с трудом. И не всегда. И не везде. Но все-таки в большинстве случаев выстоял, чему сам поражаюсь!

Глава 13

Женщина неторопливо подошла к двери зала Древних Королей. Я ожидал, что возьмется за ручку и потянет на себя всем весом, дверь огромная, как крепостные ворота, однако жрица лишь скрестила руки, выкрикнула пару слов резко и повелительно.

Дверь не отворилась, не распахнулась, не ушла в стену и не поднялась вверх, а просто исчезла.

Барон пробормотал с великим почтением:

– Даже если знает только это заклинание, сила ее велика. Как вам, сэр Ричард?

– Не нравится она мне, – ответил я сумрачно.

– Почему?

– Не люблю сильных женщин, – признался я. – Рядом с такой не по себе. Вы слышали, как отдает команды? Будто строевой командир полка! А я люблю, чтоб щебетала, щебетала, щебетала, дура…

Жрица, похоже, услышала, но не среагировала, разве что недовольно повела плечом. Так же неспешно вошла через дверной проем и пропала из виду.

Барон пробормотал:

– И что, вот такую… гм, красивую, в руки инквизиции?

– Настоящие ведьмы все красивые, – возразил я. – Вы как-нибудь на досуге листали «Молот ведьм»? Нет?.. ну, дикарь, мне за вас стыдно!.. Я тоже, правда, не читал, но майордому можно. Словом, сейчас уже нельзя ни зарезать, якобы при взятии города, ни в пыточный подвал без суда и следствия.

– А как?

– Сперва предложить ей принять христианство, – объяснил я. – Если скажет, что уже христианка, все в порядке, больше вопросов нет, все сомнения толкуются в пользу подозреваемого. Если начнет упорствовать и защищать свое язычество, тогда нужно постараться переубедить все более настойчиво.

Он поинтересовался:

– Насколько настойчиво?

Я сказал раздраженно:

– Все-то вы понимаете, барон! Не обо всем стоит говорить вслух, мы же государственные люди. После увещеваний, если им поддалась, позволить залечить раны и покинуть… увещевальню. Если упорствует, тогда что ж, гуманно и без пролития крови… Инквизиция – вся из иудаизма! Там Господь еще Ною запретил проливать кровь.

Мы подошли к открытому проему. Барон остановился, я шагнул в этот таинственный зал. Суровая роскошь стен, разрисованный звездами потолок, скупо выступающие пилоны,а посреди зала небольшой круглый стол в окружении выполненных в строгом и торжественном стиле тронных кресел. Одно выделяется высокой спинкой, на самом верху золотой зверь непонятной породы с распростертыми крыльями.

Женщина исчезла, в воздухе быстро тает запах озона, словно здесь прогремела освежающая гроза. Я ощутил укол в сердце, хотя, если по уму, что я бы с нею делал? Что за идиот, снова чувства и ум в разладе, говно мне бросать большой лопатой, а не майордомить…

По ту сторону проема маячит церемониймейстер, не решаясь переступить порог. Я поманил его к себе, он торопливо приблизился.

– Хороший зал, – сообщил я. – Совсем неплохо проводить здесь общие собрания, планерки, брифинги. Может быть, даже пьянки в избранном кругу.

Он побледнел, его затрясло.

– Ваша светлость!

– А что? Интерьер настраивает…

– Ваше светлость, – повторил он в священном ужасе, – здесь собирались одиннадцать древних королей, чтобы решать… ну, что-то королевское! Короли так просто свои владения не покидают. Какие пьянки?.. Это же кощунство!

– Хорошо, – сказал я одобрительно, – что хоть что-то в этом королевстве запретно, нельзя грязными лапами.

Он трепетал, как деревцо на ветру, хотя еще то деревцо, вроде столетнего дуба.

– Да, ваша светлость, есть вещи запретные!

– Это здорово…

Я запнулся, взгляд пробежал по кругу. Барон, не сходя с места, настороженно оглядывался. Перехватив мой взгляд, спросил быстро:

– Что-то не так?

– Заново учусь считать, – огрызнулся я. – Сколько-сколько съезжалось великих королей?

Церемониймейстер ответил с готовностью:

– Одиннадцать!

– Но здесь, – сказал я и для верности указал пальцем, – двенадцать кресел.

Барон буркнул пренебрежительно:

– Считать не умеют. Или убрать лень. Страна торговцев, а они бесплатно и пальцем не шелохнут. Вообще ленивые, как хомяки зимой.

Церемониймейстер горестно покачивал головой. В глазах такая укоризна, что я подивился, не подменил кто всегда невозмутимого знатока дворцовых правил и приличий?

– Зачем же такие речи? – упрекнул он печально. – В двенадцатом кресле всегда сидел властелин этой части мира. Потому его кресло в виде трона. Хотя здесь он находился не среди подданных, а среди друзей.

– Властелин, – повторил он. – Выше королей? Или какой-то старший король?

– Так и сказано, – повторил он величественно, снова превращаясь в церемониймейстера, – властелин! Под его рукой были не только эти земли, но и острова в океане. А королевство тогда именовалось Первое Арндское. Нет, просто Арндское, это потом сменялись династии, при Кернеллингах стало называться Вторым Арндским, при Цибенлингах – Третьим… Вот с тех пор начальное стали называть то Первым, то Древним, то Изначальным… А здесь еще тогда располагался Дворец Королей, вокруг которого постепенно вырос нынешний Геннегау на месте разрушенного Генлабнае, города городов, и священнейшего из священных.

Я порылся в памяти, всплыли сведения из прочитанного еще в Зорре и у мага Уэстефорда, плечи сами по себе шевельнулись, хотя сам я стараюсь не выказывать слишком уж сильно незнание или недоумение.

– Разве? Я слышал, Генлабнае был захвачен и разрушен двенадцать тысяч лет тому. Или даже двадцать. Но это такие пустяки, верно?

Несмотря на мой саркастический тон, церемониймейстер ответил со всей почтительностью очень серьезно:

– Вы правы, ваша светлость. Что значат годы для людей, что блюдут верность, пусть даже рассеяны по другим землям? Да и мы, поддерживая легитимность, продолжаем считать, что это кресло за правителем Изначального Арндта. Когда-нибудь силы Зла будут повергнуты, а в это кресло сядет законный наследник Древних Королей.

– Силы Зла в нас самих, – пробормотал я.

А барон Альбрехт сказал понимающе:

– Правильное решение. Поддерживая легитимность вообще, тем самым поддерживают себя.

– Круговая порука королей? – спросил я. – Омерта, беса?

Церемониймейстер пропустил мимо ушей непонятные слова, главное – уловить смысл, сказал настолько подчеркнуто серьезно, что я впервые уловил скрытую насмешку:

– К тому же всяк знает, кто бы из ложных наследников ни сел в это кресло, сразу же умрет! Такова магия древних мастеров, изготовивших трон по заказу первого короля. Он признает только подлинного!

– Вы верите в этот бред?