Чтение 16–й страницы книги ~Имортист~

– Все, – повторил журналист тупенько, но с чисто журналистской настойчивостью.

– Но все-таки?

– А вы не видите?

– В упор не вижу, – отрезал Волуев. – Поясните. Если можно, то на пальцах, вот такой я… простой народный интеллигент.

– Но-но, – проговорил журналист скучающим голосом. – Господи, это же сама основа имортизма! Провозгласить себя избранными, а все остальные… недочеловеки, живущие во тьме? Что вам еще надо? Какое еще нужно определение фашизма?

Волуев с шумом перевел дыхание. Лицо разгладилось, в глазах заблестели веселые искры.

– Фу-у-у, – проговорил он с великим облегчением. – Что вы не сразу так вот… я уж начал пугаться! Я ж вас иногда и местами очень даже уважаю, вы ж человек у нас известный, все о вас говорят почтительно с того дня, как вы первым уговорили депутатов выступить в своей программе голыми!.. Даже ведущие ток-шоу на вашем канале о вас говорят почтительно, а директор вообще снимает шляпу. Если против имортизма ничего больше, окромя этого пронафталиненного обвинения, то его делу жить и побеждать по всейпланете и ее окрестностям, включая соседние галактики! Если так смотреть, то все религии – фашизм, будь это иудаизм, христианство или ислам! Все провозглашают избранными только себя, а остальное человечество – недочеловеками. Так? Так. Христиане так вообще первые три века называли себя сверхчеловеками. Куда уж фашистее!..

Журналист обернулся ко мне, в глазах укор, спросил быстро:

– Господин президент, вопрос был к вам! Почему бы вам не прийти к нам в студию и не выступить в моем шоу с рассказом об имортизме?

Я спросил холодновато:

– Вас как зовут?

– Славик, – ответил он.

Я сделал вид, что услышал впервые, переспросил:

– Как-как?

– Славик, – сказал он громко. – Славик Быстрик!

– Понятно, – ответил я. – Но если вас зовут Славиком, то и шоу ваше для Вовиков, Петиков, Васек, Гошек, Димок… так ведь? Простите, я уже давно, очень давно вышел из такого возраста. Я общаюсь с людьми, которые уже успели обзавестись не только полными именами, но и отчествами.

Он остановился, глаза расширились, но не успел подобрать ответ, как рядом другой спросил живо и очень отчетливо, как будто диктуя текст глуховатой стенографистке:

– Господин президент, однако избранность имортистов не отделяет ли их от простых людей? Не возмутятся ли эти простые честные люди, что их оставляют в положении тупой черни?

Я покачал головой:

– А почему не возмущаются сейчас, что их соседи по школьной парте получили высшее образование, а они нет? Почему не завидуют тем, кто, несмотря на дождь и слякоть, все же продолжает бег трусцой, в то время как они, обнявшись с бутылочкой, в сорок лет дохнут от инфарктов?.. Кто вам не дает стать имортистом?..

– Да, но само слово «избранные»…

– Это та избранность, куда не очень-то стремятся. Вон первые «избранные» вели себя как стадо баранов, как скот, как самые жалкие рабы, то и дело бунтуя против законов Творца, что приносил Моисей! На фиг нам такая избранность, орали они и потрясали кулаками перед носом несчастного имортиста, если из-за этой долбаной избранности надо больше работать, чем у тех же египтян, от которых ушли!.. Ты нам дай такую избранность, чтобы мы лежали и балдели, расслаблялись и кайфовали, а работали и трудилисьвсе остальные народы!..

Волуев сказал ехидно:

– А что, к тому идет…

– Я говорю серьезно, – сказал я с укором. – Мы, имортисты, берем на себя львиную часть работы. И потому, что работа – высшая радость, и потому… что работу делать надо. Когда Моисей вел галдящую толпу ленивых рабов, он втолковывал им, что трудно быть избранными, но… надо ими быть! В смысле, кому-то на земле надо быть избранными, взявшими на плечи главную ношу. Если все другие народы отлынивают, отворачиваются, прячут головы в песок, то кто-то в конце концов поднимается и берет ответственность на себя. Не потому, что лучше других, а потому, что другие на каждом привале то золотого тельца сварганят, то ящерице поклоны бьют, то через левое плечо плюют, чтобы плохого бога отогнать… Конечно же, имортистом быть труднее, чем просто двуногим существом, что просто живет, добывает пищу, размножается, смотрит за потомством, а потом уходит в землю, так и не осознав, что с ним уходят навсегда в землю дивные сокровища, так и оставшиеся нераскрытыми, что сам он не жил, а только просуществовал бездумно от и до! Но мы будем жить трудно, но достойно.

Журналист поинтересовался:

– Вы стараетесь идти по стопам Моисея?

– Он сумел из говна, – ответил я, – что вывел из Египта, сделать людей, а у нас уже были люди, чистые и самоотверженные люди, строившие коммунизм, однако мы из них сумели сделать говно, да еще какое редкостное говно!..

Я перевел дыхание, сказал уже тише, но с тем же накалом:

– Пришла пора снова выводить из этой бесконечной толпы рабов, в которую превратилось человечество, новых… э-э-э… избранных. Сейчас даже Израиль, о котором мечтал Моисей, стал бесконечным Египтом, Египтом на всех материках и островах планеты. Уже из него надо выводить рабов, что не желают ими оставаться…

Волуев сказал громко:

– Простите, господин президент, добавлю, что в Израиле на той неделе отгремел всемирный слет сексменьшинств. Голые лесбиянки танцевали перед синагогой и жрали сало. В Вашингтоне гомосеки устроили перед Белым домом многотысячную демонстрацию с требованием предоставить им особые права на том веском основании, что они – наиболее продвинутая часть человечества. Остальные же, которые традиционной ориентации, просто серый мусор, тупой скот, должны лишь покорно трудиться, а править должны лучшие, нетрадиционные…

Я спросил с интересом:

– И что, разогнали?

– Как можно? – изумился Волуев. – Это фашистов или коммунистов бы сразу, а то и по кутузкам бы рассовали. А у гомосеков вежливо и с поклонами приняли их петицию и обещали выделить в правительстве места специально для гомосексуалистов. И обязательно предоставить один или два министерских портфеля. Возможно, министра обороны или культуры. Нет, министра обороны, кажется, для представителей вуайеристов…

Журналисты смеялись, торопливо записывали, десятки черных объективов смотрели в нашу сторону, похожие на жерла минометов.

Я поинтересовался:

– О ком речь?

– Это которые подглядывать любят, – пояснил Волуев.

– А-а-а, тогда министра обороны. Он любит подглядывать, как наши солдаты офицерских жен трахают. А портфель министра культуры – движению лесбиянок.

Журналист удивился:

– Почему?

– Да так… – пояснил я, – красиво. Все-таки женщины, а женщины – всегда красиво.

Он спросил:

– Да, как насчет обнажения женщин в общественных местах?..

Я с досадой стукнул кулаком в раскрытую ладонь другой руки.

– Вот и мы тут же скатываемся до стаза рабов! Как же, куда приятнее пообсуждать гомосеков! И поосуждать, мол, зато мы какие белые да пушистые… Уж давайте выбираться из этого бесконечного Египта. Уходить нам некуда, все палестины заняты, мы должны создать свой народ… вернее, человечество в человечестве. Как из стада обезьян когда-то выделились люди, так и мы должны вычлениться и не возвращаться… хотя, Дарвин об этом умолчал, очень многие возвращались. Мы все понимаем, таких было большинство. Но из тех, что ушли трудной дорогой человека, образовалось нынешнее человечество. Из нас, крохотной группки имортистов, уже начинает прорастать отдельными зернами новое человечество… Так давайте же держаться!

Волуев кивнул, указал пальцем в потолок:

– Он ждет!..

Я добавил:

– Ждет и надеется. Ему одному там хреново. Все, вопросы закончены!

Волуев сделал знак удалиться, один выкрикнул торопливо:

– Господин президент, а как вы относитесь к так называемому «еврейскому вопросу»? Или скажете, что такого вопроса не существует?

Я с досадой пожал плечами. Опять эти умельцы смогли задать вопрос, без ответа на который уйти нельзя, будет расценено как бегство.

– Разве имортисты похожи на страусов, прячущих головы в песок?

– Так как же? – спросил он настойчиво.

– Существует, ессно.

Он даже подпрыгнул от неожиданности и в предвкушении сенсации, оператор за ним едва не стоптал его, стараясь поймать меня крупным планом. Еще чаще засверкали вспышки.

– В чем он?

– А вы не знаете? – ответил я укоризненно. – Не прикидывайтесь. Любой человек в любой стране видит, что евреев в их правительстве и бизнесе невероятно много. И совсем нет среди подметальщиков улиц. И даже среди рабочих, ремонтирующих улицы, нет. В то же время в правительстве Израиля совсем нет немцев, русских, негров, французов, англичан…

Он в полном восторге, поймав наконец сенсацию, спросил, затаив дыхание:

– И как вы собираетесь решить этот… больной вопрос?.. А вы ведь собираетесь решить, верно? Любое молодое учение берется решить все вопросы, не так ли?

– Так, так, – ответил я. Добавил: – Читайте азы имортизма! Читайте внимательно. Лучше всего – заучите, ведь вам отныне жить в мире имортизма. Я не стану повторяться,это плохой тон. До свидания, господа. Конференция закончена.

ГЛАВА 5

Казидуб противился, но я настоял, чтобы началось неспешное перебазирование противоракетных комплексов с русско-китайской границы поближе к кордонам с Западом, что придвинулся угрожающе близко.

– Сам видишь, – сказал я настойчиво, – что уже не только Прибалтика с Польшей лезут в НАТО, но даже Украина… эх, и не стыдно же!.. На Украине, кстати, скоро появится штатовская военная база, договор уже подписан…

– Но нельзя оголять и китайскую границу, – возразил он. – У них создаются собственные ракеты, скоро догонят по мощности штатовские…

Я покачал головой, быстро подбирал слова, еще не зная, как объяснить военному человеку, что Китай – единственная в мире страна, которая может применить несколько необычную систему захвата территорий.

Сколько себя помню, если кто и высказывал опасения насчет Китая, то это обязательно по поводу того, что «вот перейдут они границу и всей массой хлынут на наши земли». Всегда боялись именно того, что китайцы перейдут границу и захватят нашу территорию.

Опасались этого всегда, я помню повести и романы еще дореволюционного времени, еще девятнадцатого века, где описывался мир, захваченный китайцами. Весь мир, вся планета! Китайцы – господа, а все остальные нации – рабы.

Сейчас опасения усилились в связи с тем, что во Второй мировой многие европейские страны потеряли миллионы человек самого трудоспособного и воспроизводящего населения, а Россия – сосед Китая, вовсе на краю демографической катастрофы, в то время как население Китая неуклонно растет, да не просто растет, а стремительно, хотя там и говорят о сдерживании народонаселения…

И все же опасаться надо не того, что китайцы хлынут в Россию. Гораздо раньше Китай перейдет границы так, как перешло в наступление заокеанское образование, названное США. В наше время «технологий следующего поколения» вовсе не обязательно посылать в наступление конные или танковые армии. Мир можно захватывать и успешно грабить до последней рубахи по «новейшим технологиям», как это показали США.

И в этом отношении Китай даже более грозная фигура, чем тупые и наглые США. Китай не делает таких ошибок, как США: не провозглашает себя гарантом мира и не навязывает свои ценности, не посылает войска за пределы своих границ. К нему трудно придраться, можно только в бессилии сжимать кулаки и видеть, как угрожающе быстро растет и наливается супермощью эта великая… в самом деле великая держава.

Она нейтральна. Она провозгласила политику невмешательства. Добрососедства.

Но это только в сказках хорошо, когда сосед – горный великан, что мельничьи жернова полагает падающими на него песчинками, а дубина его из цельного ствола столетнего дуба. Такой великан всегда защитит, если нагрянут злые люди… Но в реальности мы все предпочитаем дружить и вообще общаться с равными. Чересчур богатый или чересчур сильный вызывает инстинктивное отторжение, и здесь не зависть, как можно подумать вначале, а здоровый инстинкт сохранения рода.

– Если китайцы вздумают перейти границу, – сказал я, – то они перейдут ее по всей русско-китайской границе толпами китаянок с детьми на руках. И будет их человек так это под двести миллионов. Побольше, чем у нас вообще в России! Осядут там же в Приморье, и тут уж не только наши С-300, но даже знаменитые «Тополи» не помогут. Так что начинайте неспешное перебазирование! Это приказ. На той границе они все равно проржавеют без пользы.

Он ушел, все еще недовольный и сомневающийся, я взглянул на часы, нет, перекусить не успеваю, сейчас к Кремлю подъезжает, если уже не прошла под аркой Боровицких ворот, машина с Иесафатом, премьер-министром Израиля. У него, правда, визит не только не официальный, а даже не рабочий, когда быстренько решается какое-то одно дельце, а то и вовсе просто подписывается заранее согласованное министрами, он вообще проездом, транзитом в Европу, в России же крохотная остановка, как съязвил Казидуб: некоторые гуси в полете ну никак не могут опорожнить кишечник, приходится садиться на луг и елозить гузном по траве.

Заглянул Волуев, доложил тихонько:

– Премьера Иесафата ведут сюда…

– Здесь и переговорим, – кивнул я.

– Потемкин уже прибыл!

– Не держи в приемной.

Потемкин вошел бодрый, на ходу потирал руки, на лице хмурое удовлетворение.

– Сегодня совершен теракт в Иерусалиме, – сообщил он. – Взорван автобус с пассажирами, погибло девять человек, семнадцать ранено. В ответ израильтяне обстреляли с вертолетов два палестинских города и танками разрушили с десяток домов, где могли скрываться террористы…

Волуев зябко повел плечами, сказал пророчески:

– Самая большая жуть начнется, если они замирятся!.. Это будет такая гремучая смесь, весь мир содрогнется и встанет на колени. А не встанет, поставят. Если не на колени, то в другую позу.

Потемкин подумал, буркнул:

– Вообще-то они от одного отца пошли, только от разных матерей. Развилка началась на Аврааме, он сперва родил Измаила от молодой и красивой, но, увы, бедной служанки Агари, а потом Исаака от старой, но зато богатой Сарры. После чего служанку выгнал из дому, а та пошла скитаться с младенцем. Хотя бы вычеркнули из своих хроник эту душещипательную историю, как бедная Агарь металась по пустыне в поисках воды для плачущего от жажды младенца!.. А так в память об этом сотни, тысячи арабов со всех стран приезжают в те места и мечутся от одного края долины к другому в память о тех страшных днях, когда там бегала отчаявшаяся мать!

– Но Бог у них один, – заметил Волуев. Пояснил мне, как малограмотному: – Это же он, чтобы спасти младенца, послал не то дождь, не то родник, уже не помню. И младенец вырос в героя и дал начало арабскому народу, как его младший на несколько месяцев брат – еврейскому. Так что, повторяю, если они вдруг помирятся… ох, какая жуть начнется! Потому все страны и разжигают у них конфликт всеми способами. А нам тоже надо бы…

– Да, – сказал я, – пока они заняты междоусобной дракой, весь мир и старается ухватить кое-какие лакомые куски на Ближнем Востоке… А тем временем новый могучий волк появился, надо объединяться, иначе заокеанский зверь сожрет нас всех поодиночке.

Дверь распахнулась, рядом с Иесафатом, приотстав на полшага, шел моложавый человек с седыми висками и удивительно черными бровями. Сам Иесафат прошел бы отбор в истинные арийцы: высокий блондин, голубоглазый, нордический тип лица, фигура викинга, в то же время его спутника хоть сейчас в турецкий бурнус и на верблюда: черноволос, смугл, с горбатым носом, хищными орлиными глазами навыкате.

Мы с Иесафатом обменялись рукопожатием, он кивнул в сторону своего спутника:

– Иосия, мой министр иностранных дел. Русским языком владеет хуже, но – владеет.

Иосия поклонился:

– Мое почтение, господин президент. Я коренной израильтянин, с детства жил в русском квартале. Так что язык знаю не по университету…

Акцент чувствовался сильный, но в то же время заметно, что словарный запас у министра иностранных дел немалый, и владеет им свободно.

Я сделал широкий жест в сторону кресел:

– Прошу садиться. Отдохните после дороги… и перед новой дорогой. Сейчас принесут что-нибудь перекусить. Если ваши вкусы не изменились…

Иесафат кивнул с мягкой улыбкой:

– Не изменились, я ем по-прежнему все. Иосии запретили есть рыбу, но он все равно ест.

– Бить не пробовали? – поинтересовался Потемкин.

Иесафат критически оглядел спутника:

– А это мысль, знаете ли… Уже ради этого стоило сделать кратковременную остановку в Москве.

– Ну вот видите, – сказал Потемкин бодро, – один пункт выполнили! Будет что доложить на кнессете. Кстати, мы тут как раз обсуждали жуткие последствия всемирной паники, если вы вдруг да замиритесь с арабами! Представляете потрясение на всех биржах?

Иесафат внимательно прислушивался, брови поползли вверх, проговорил с горьким смешком:

– Да, конечно… Мы сейчас не дипломаты, потому нам можно весьма откровенно. Все верно, это тряхнуло бы весь мир, но что делать, мы в таком узком коридоре! Если сделаю хоть муравьиный шажок к замирению, арабы поймут это как слабость, оппозиция сразу же забросает мое правительство дохлыми кошками, в моей партии сразу же образуется раскол… причем большая часть качнется к моим противникам. Я не продержусь на посту и двух дней!

Волуев сказал негромко, с неким подтекстом:

– А так ли уж надо держаться за пост? Пусть даже за высокий? Ведь должность человека, как странно заявляет наш президент, вот он перед вами, еще выше… Простите, я говорю тоже не как политик, а у нас же сейчас неофициальный завтрак, да?.. Кстати, там несут уже или заснули?

Иесафат сказал с тоской:

– Если бы я не видел, кто придет на мое место!.. Вы же знаете, что в моей стране с ее строгими нравами уже начали устраивать ежегодные слеты и съезды сексуальных меньшинств, уже по всему Израилю свинину продают не только на рынках, но даже в магазинах, правоверные евреи подвергаются публичному осмеянию и оскорблениям. Но если придет к власти Корзон, а он придет, если хоть чуть покачнусь, то рухнет все, что делает Израиль Израилем. Наша страна превратится в еще один штат США. А нам превратиться, к сожалению, гораздо проще, чем вам. Вы сами понимаете почему.

Я кивнул:

– Понимаем. И даже понимаем, откуда наибольшая опасность для Израиля.

Он насторожился:

– Откуда?

– Со стороны США, – ответил я. – Сейчас, когда Штаты утвердились в захваченном Ираке, они из этой страны создали сверхгигантскую военную базу, откуда и диктуют волю всему исламскому миру. Но не только исламскому. С Ираком граничит Израиль, а именно он и станет самым крепким орешком на пути к мировому господству США… Уже все арабские страны падут, уже Китай смирится и допустит на все свои предприятия инспекторов… не ООН, а США!.. но Израиль все еще будет защищать свой храм с последней горящей свечой…

Он слушал с каменным лицом, но в глазах слегка дрогнуло, и голос чуточку осел:

– Тьфу-тьфу, господин президент!.. И хорошо, что вы о нас такого высокого мнения, и плохо, если нам в самом деле придется сражаться…

– Как уже сражались, – напомнил я. – С эллинистами.

Лицо его потемнело, словно вспоминал глубоко личное, когда соотечественники истребляли соотечественников по всей стране, а крови лилось столько, что ручьи вышли из берегов.

Две девушки под бдительным присмотром Александры внесли на подносах высокие чаши, запахло крепким бульоном, а когда подняли салфетки, взорам открылось такое нежное мясо, что и я ощутил зверский голод.

– Пища богов, – сказал Иесафат, – оказывается, в полете мы голодали.

– Нас прямо-таки морили голодом, – поддержал его министр иностранных дел. – Так что не обессудьте, если мы здесь все пожрем, включая и край столешницы… Если не ошибаюсь, это что-то из греческой кухни?

– Точно, – согласился я. – А вы, оказывается, чревоугодник?

– Увы, – согласился Иосия, – есть такой грех. Люблю все греческое, такое утонченное и красивое… И весь эллинский культ прекрасного, утерянный сейчас…

Иесафат вздохнул, но смолчал, уже отрезал куски мяса и отправлял в рот. Лезвие моего ножа все еще пилило нежную розовую плоть, я кивнул, сказал, колеблясь, стоит ли вот так прямо между рогов кувалдой, но ведь визит не официальный, даже не рабочий, а так, пробегом, к тому же у нас есть нечто общее, могу позволить сказать чуточку откровеннее, чем если бы другому деятелю…

– Вы лучше знаете греческую цивилизацию, – сказал я, – знаете утонченную эллинскую культуру с ее поэзией, философией… Это только на мой взгляд имортиста она была мерзостью хуже, чем даже вавилоно-американская! Нет, хуже не мерзостью своей, а воздействием. С юсовским мировоззрением проще, там всем правит бал то, что ниже пояса, но даже такое примитивное оказало немалое воздействие на сынов Сима, что не очень-то хотели возвращаться из вавилонского пленения, верно? Ездре понадобилось немало сил, чтобы собрать хотя бы малую кучку добровольцев и вывести из богатого и сытого Вавилона в бедный и голодный Израиль.

Иосия перестал есть, смотрел настороженно, Иесафат молча отправлял мелко нарезанные кусочки мяса в рот, но глаза его следили за мной неотрывно.

– А ультрагуманистическая философия эллинов, – сказал я вежливым голосом, даже улыбнулся, чтобы они могли расценить мои слова и как шутку, если так будет удобнее, – объявившая человека самым совершенным из творений Бога, единственным центром Вселенной, мерой всех вещей, и вовсе была страшна своей красивостью и ложной гуманностью. Человек охотно творит из себя кумира, считает себя высшей общечеловеческой ценностью, и потому все виды человеческой деятельности: наука, искусство, промышленность – бросаются на проектирование, разработку и производство прокладок с крылышками, а удовлетворение низменных потребностей простого человека становится всеобщей философией… это даже не греческие идеалы, это еще ниже – идеалы потомства Хама, что сейчас почти полностью перебралось за океан и там расплодилось до невозможности.

Иосия нахмурился и начал копаться в мясе, Иесафат проговорил негромко:

– Мы слушаем вас, господин президент.

– Да то, что скажу, не ново, не ново… Мир погрязает в пучине духовной скверны!.. Какие затертые слова, их уже и не воспринимаешь, а ведь это в самом деле случилось. Но по мне, так греческая культура – это полнейшее дерьмо, у них все боги трахались друг с другом, не обращая внимания на пол и возраст, трахались с животными, рыбами, птицами, занимались кровосмешением – уже этого достаточно, чтобы я не рассматривал их как… вообще не рассматривал!

Иесафат хмыкнул, посмотрел на Иосию. Тот помрачнел и наклонился над тарелкой.

– Так его, господин президент, – посоветовал Иесафат. – А то прям колаб в моем правительстве!

– Что самое трудное было для Моисея? – спросил я. – Нет, вовсе не тяготы сорокалетних скитаний в пустыне! Труднее всего было из обленившихся рабов создавать свободных людей, отвечающих за свои поступки. Вот уже вроде бы выковал из них имортистов, выдавил скотов, но все равно за время скитаний десятки возмущений и восстаний, попыток вернуться в бездумное рабство, а один заговор – Корея, Дафана и Авирона – перешел в восстание двухсот пятидесяти священников, что едва-едва не привели Моисея к поражению и гибели! Спасло только вмешательство небес: разверзлась земля, огонь поглотил отступников. Всю дорогу эти ведомые к коммунизму противились, пытались побить его камнями и даже в самом конце странствий, уже в виду Палестины, отказались туда идти… Разве не так?

Иесафат вздохнул, отвел глаза в сторону. Снова вздохнул:

– Эх, господин президент… Все верно, однако… однако мы в такой дыре, что уже и не знаю, как удержаться, не дать погасить свечу. Нет у нас ни Моисея, ни Ездры, ни даже Бен-Гуриона… Страна уже эллинизировалась, как вы говорите очень вежливо, а если точнее – овавилонилась. А наши маккавеи все еще сидят в наглухо закрытых от жизни храмах и выясняют сложнейшие теологические вопросы, которые могут понять не больше десяти человек на планете…

– Что ж, прекрасно, – сказал я вежливо.

– Господин президент, вы же превосходно понимаете, – уличил он. – Маккавей тогда вышел из кельи на свет, увидел непотребство и убил наглеца, что встащил свинью на жертвенный камень и собирался ее зарезать. И сразу началось очистительное восстание!

– Станьте этим маккавеем, – сказал я. – А как иначе?

Он сказал уныло:

– Вы им стать сумели, а я… кишка тонка.

– Моисей отказывался даже перед лицом Бога, – напомнил я.

– Мне бы вашу волю, – проговорил он невесело.

– Вы даже не представляете, как пробовал отмазываться я!

Иесафат со спутником отбыли, у них здесь просто транзит, ничего официального, хотя телевизионщики и наснимали несколько километров, как мы улыбаемся и трясем друг другу руки.

Со второй половины дня в большом зале постоянно толклись люди. Впрочем, на просителей похожи мало, крупные, откормленные, широкие в кости, с грохочущими голосами, размашистые и властные, как ни пытались это скрыть и стать ниже ростом. Александра время от времени приводила кого-нибудь, сама объясняла, в чем проблема. Умница, все схватывает на лету, а заботы этих управленцев знает, кажется, лучше их самих. Главное, она требовала, чтобы они знали доктрину имортизма назубок, там уже есть все основные правила и указания, а президент сейчас выступает только как толкователь.

Я выслушивал, давал указания, сам удивлялся, что все-таки разбираюсь, со всеми сложными случаями отправлял к Медведеву.

– У нас есть премьер-министр, верно?.. Он свое дело знает.

– Господин президент, но… его указания сейчас в корне… прямо в корне противоречат тому, что он говорил месяц назад!