Чтение 21–й страницы книги ~Принцесса и чудовище~

— Поздравляю, тебе это удалось как нельзя лучше, — сухо произнес Демистон. — А твой дикий план…

— А что план? — огрызнулся Ронэлорэн. — Нормальный план. Чем он тебе не понравился?

— Это прекрасный план для новой баллады, Рон, — отозвался командор, прижимая кувшин к груди. — Но совершенно чудовищный для обычной жизни.

— Да плевать на все планы в мире! — взъярился алхимик. — Что теперь делать, а? Он же сейчас учинит резню во дворце! Перебьет кучу народа и ляжет сам!

— А если не ляжет? — серьезно спросил Корд.

— Тогда на него накинется весь город, — предрек Рон. — Разве ты не понимаешь, он для них — чудовище, напавшее на королевский дворец! Его повяжут в конце концов и сожгут на площади.

— Вот это тоже плохой план, — кивнул Корд. — Дай-ка мне вон ту швабру, что стоит в углу.

— Зачем? — хмуро спросил алхимик, но послушно пошел в дальний угол комнаты. — Что теперь делать, ума не приложу. Не могу я его бросить тут, просто не могу. И сам погибнет, и кучу народу поубивает.

— Спасибо, — отозвался Корд, принимая швабру из рук Рона. — Ты не знаешь, что там с тем полком, который стоял недалеко от Рива?

— Гвардия Бонибора? — переспросил алхимик. — Они выжидают, чем закончится резня в столице. Маршал собрал два десятка верных Геордору людей и ударился в бега. Возможно, он-то и развяжет ту самую гражданскую войну, если, конечно, на его сторону перейдет часть армии.

— А остальные?

— Грызутся, — пожал плечами алхимик. — Выясняют, кому быть нынче маршалом при новом короле. Говорят, что Борфейм требует, чтобы они вошли в столицу. Но это будет не раньше чем послезавтра.

— То есть в городе нет солдат? — уточнил Демистон. — Только северяне во дворце да кучка изменников, перешедших на их сторону?

— Да не нужны им войска, — отмахнулся алхимик. — Главный козырь — вдова Геордора, что остается на троне. Все законно. Твоя стража на их стороне, лорды, остатки королевской гвардии. В глазах народа они герои, спасшие наследника престола от сумасшедшего мутанта Птаха. Никто не собирается с ними воевать, понимаешь?

— Понимаю, — согласился Корд. — Значит, десятка три городских головорезов, десяток-другой стражников и несколько северян. Вздор. Пустяки.

Оттолкнувшись от матраса, Демистон поднялся, балансируя на здоровой ноге, а потом сунул перевернутую швабру под мышку — на манер костыля.

— Эй! — воскликнул пораженный алхимик. — Ты что? Куда собрался, тебе лежать надо!

— Пойду прогуляюсь, — отозвался Демистон, одергивая изрубленный и залитый кровью китель командора городской стражи. — Поищу Эветту. Наверно, ее следует искать во дворце, как ты думаешь?

— Ты с ума сошел, — в сердцах бросил полуэльф. — И ты туда же!

— Знаешь, Рон, — отозвался Корд, направляясь к двери и стараясь не наступать на сломанную ногу. — Я тут подумал и понял, что Эветта не поедет со мной. Как бы я ни просил. Значит, придется мне остаться здесь. А раз я остаюсь, то неплохо было бы оправдать звание, которое пожаловал мне Геордор. Понимаешь?

Ошеломленный алхимик сел на кровать и стал жадно хватать ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды на берег. Демистон, не дождавшись ответа, распахнул здоровой рукой дверь и, громко стуча костылем, начал спускаться по лестнице.

Полуэльф сидел на кровати и вслушивался в удаляющиеся шаги Корда. Потом, заметив оставленный на матрасе кувшин, поднял его. Кувшин был пуст — командор выпил за раз все то зелье, что алхимик сварил ему на пару дней вперед.

— Да будь оно все проклято! — в сердцах выкрикнул Ронэлорэн и с размаху швырнул кувшин об пол. — Идиоты, — бормотал он, поднимаясь на ноги. — Как есть идиоты. На смерть ушли. Зачем? Неужели такая охота расшвырять по камням собственные кишки?!

Под ногами алхимика захрустел разбитый кувшин. Рон, словно очнувшись, глянул на пол. Потом выругался, плюнул в черепки и бросился к двери.* * *

На краю Королевской площади Сигмон остановился. Жеребца он оставил в конюшне, рядом с лавкой алхимика, и теперь чувствовал себя намного свободнее. Не нужно ни о комбеспокоиться, никого защищать. Так проще. А Ворону будет хорошо. Место надежное, хозяин знает, кто иногда навещает полуэльфа, и скорее сам отрежет себе руку, чем покусится на жеребца королевского чудовища.

Разглядывая площадь, Ла Тойя старался успокоиться и усмирить кипевший в жилах гнев. В замок нужно идти с холодной головой, обдумывая каждое слово, каждый поступок. Но зверь никак не желал засыпать — тревога, разлитая в воздухе, будоражила его. Гарь от пожарищ, учиненных мародерами на окраинах города, разъедала глаза, а над площадью стоял запах крови — судя по всему, здесь недавно разразилась схватка, и охрана дворца выбила с площади тех, кто пытался протестовать. А быть может — и захватитьдворец.

Теперь ворота, ведущие в замок, были плотно закрыты. Перед ними стоял ряд из десятка стражников, но Сигмон не сомневался, что во внутреннем дворе у них найдется подкрепление. Борфейм хорошо подготовился, ему удалось переманить на свою сторону даже тех стражников, кто сомневался. Еще бы — король мертв, но королева жива, и наследник у законного монарха вроде бы имеется. Почему бы не послужить им?

Ла Тойя прекрасно понимал этих людей. Для них все просто — прошлого не вернуть, а к будущему нужно приспособиться, чтобы было чем кормить семью. Именно поэтому он и задержался на краю площади, надеясь усмирить гнев. Он не хотел лишней крови. Он вообще крови не хотел, никакой. Разве что удастся найти того, кто убил короля и Птаха. Но королевский гонец не питал иллюзий — исполнитель, скорее всего, уже мертв, а тот, кто отдал приказ, нынче сам себе закон. Ему оставалось лишь одно — узнать, чего хочет Вэлланор. Он не мог бросить ее здесь, в клубке ядовитых змей, грозящих укусить любого, кто посмеет вторгнуться в их гнездо. Сигмон чувствовал себя виноватым — словно это он заставил приехать сюда северную девчонку, вырвав ее из привычного спокойного мира и бросив в жестокую схватку за жизнь. На самом деле это было не так, но граф ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, что именно он во всем виноват. Ему и исправлять.

Сделав глубокий вдох, Сигмон зашагал по брусчатке, стараясь выглядеть как можно более миролюбиво. Он знал, что ему это плохо удается, но ничего не мог поделать. Он просто шел к ряду стражников, закрывавших собой ворота, и надеялся на то, что у них хватит ума не препятствовать королевскому чудовищу.

Стражники сразу приметили одинокого прохожего, направлявшегося к воротам замка. Церемониальные секиры королевской гвардии давно отправились на покой, и поэтому стража обнажила длинные мечи, отлично зарекомендовавшие себя в ночной резне.

— Стой, — крикнул один из стражников с криво нашитыми на рукав ромбиками лейтенанта. — Стоять!

Сигмон остановился в паре шагов от обнаженных клинков. Руки он держал подальше от пояса, показывая, что не собирается доставать оружие. Стражники, ободренные этим, выстроились полукругом, готовые в любой момент наброситься на смутьяна.

— Проваливай, — рявкнул новоиспеченный лейтенант. — Ступай, откуда пришел!

— Граф Сигмон Ла Тойя с визитом к королеве Вэлланор Сеговар, — спокойно произнес Сигмон, словно и не слышал грубости стражника.

Тот удивленно выпучил глаза, почесал небритый подбородок и сплюнул на брусчатку.

— Глухой, что ли, ваша светлость? — бросил он. — Не велено никого пускать. Только по приглашению его сиятельства герцога Борфейма.

— Хорошо, — Сигмон кивнул, пытаясь найти в себе те остатки терпения, что еще остались. — Еще раз. Граф Сигмон Ла Тойя, королевский гонец, с докладом к его сиятельству герцогу Борфейму.

Краем глаза он заметил, как трое стражников тихонько попятились, пытаясь укрыться за спинами сослуживцев. Похоже, они все-таки слышали раньше о необычном королевском гонце. И начинали понимать, что добром дело не кончится. Лейтенант же, напротив, шагнул вперед, тыча клинком в грудь Сигмона.

— Проваливай, граф! — зарычал он. — Я не в настроении…

Сигмон сделал шаг вперед. Никто из стражников не заметил удара, но зато им было прекрасно видно, как лейтенант пролетел по воздуху, словно пузырь, надутый озорником, и с размаха хлопнулся о калитку в воротах. Массивная калитка, окованная железом, распахнулась, а тело лейтенанта хлопнулось на камни, заливая их волной теплой крови. Человек, секунду назад бывший живым и здоровым, в мгновение ока превратился в мешок мертвой плоти с изломанными костями.

Никто не успел даже пошевелиться, а незваный гость уже оказался в проеме калитки и зло глянул на стражников, оставшихся позади.

— Стоять! — властно бросил он, когда самый отчаянный сделал шаг к нему. — Еще шаг, и все лягут рядом с этим дураком. А я пойду дальше.

Храбрец, похоже претендовавший на место командира, заколебался. Другой стражник, стоявший рядом, что-то жарко зашептал ему на ухо. Тот медленно опустил клинок и сделал шаг назад. На его побледневшем лице явно читалось: бунтовщики бунтовщиками, а сражаться с чудовищами — уговора не было.

— Умен, — бросил Сигмон, — а дураки… Дураки долго не живут.

Ногой он отпихнул мертвое тело лейтенанта в сторону, прочь со своей дороги. А потом вошел во двор, одной рукой прикрыв за собой покосившуюся калитку.

Во внутреннем дворе Сигмон, к своему удивлению, никого не обнаружил. Площадь перед лестницей, ведущей ко входу во дворец, была пуста. Лишь на самом верху, у дверей, стояли два стражника с мечами наголо. Сигмон оглянулся по сторонам и отметил, что на стенах не было привычных неподвижных фигур королевских гвардейцев. Похоже, замоклишился большинства своих защитников. Или Ронэлорэн прав и защитники замку не нужны?

Одернув куртку, Ла Тойя быстро пересек площадку с фонтаном и в мгновение ока взлетел по ступеням лестницы, по которой совсем недавно так медленно поднималась будущая королева Ривастана.

Стражники, стоявшие у открытых дверей, так и не поняли, откуда прямо перед ними появился человек в кожаной куртке, взлохмаченный, как разозленный пес, и с горящими, будто у демона глазами.

— Где Борфейм? — бросил на ходу Сигмон.

Один из стражников в замешательстве ткнул пальцем в темный холл замка, и граф, не дожидаясь расспросов, бесшумно скользнул в темноту. Стражник, не успевший и слова сказать, лишь скрестил пальцы, отгоняя нечисть древним знаком.

Ла Тойя же быстрым шагом шел по коридорам замка. Тот словно вымер — везде тишина и темнота. Не горят фонари, не видно слуг, не слышно гостей. Дворец будто нахмурился,скорбя о кончине своего хозяина. Темнота, притаившаяся под высокими потолками, давила на плечи, из углов тянуло сыростью и сладковатым запахом свежей крови. Эхо шагов громом разносилось по коридорам, и графу нестерпимо хотелось броситься прочь из этого холодного и пустого замка, напоминавшего склеп. Вот только он не знал, куда бежать.

В конце концов он свернул в коридор, ведущий к тронному залу. И не ошибся — там, в самом конце длинного коридора, у широких дверей застыли две фигуры в черных плащах.Сигмон сразу узнал в них северян, приехавших с Борфеймом. Не колеблясь, он направился к ним, убыстряя шаг. Наконец-то он видел перед собой настоящего врага. Чужаков, вторгшихся в его страну. Не простых ривастанцев, подчиняющихся судьбе, а захватчиков, пришедших в гости с огнем и мечом.

Когда до северян оставалось несколько шагов, Сигмон положил ладонь на рукоять меча, и охранники одновременно выхватили из ножен клинки. Ла Тойя рванулся вперед, нотут дверь распахнулась, и ему навстречу шагнул герцог Борфейм собственной персоной. Сигмон, заметив безоружного герцога, остановился, а тот без колебаний встретилвзгляд гостя.

— Граф Ла Тойя, — медленно произнес Борфейм. — Не думал, что мы увидим вас так скоро.

— Я вернулся, — ответил Сигмон, разглядывая лицо герцога, на котором не было и тени страха. — Я всегда возвращаюсь.

— И что же вы намерены делать, граф? — спокойно спросил Борфейм. — Ворваться с обнаженным клинком в королевский зал? Перерезать всем во дворце глотки?

— Нет, — голос Сигмона дрогнул от гнева. — Я просто хочу увидеть Вэллу.

— Ее Величество королеву Вэлланор Сеговар, — поправил его герцог. — Зачем вы хотите видеть ее, граф? Не собираетесь ли вы ее расстроить еще больше какими-нибудь слухами?

— Я хочу узнать, что с нею все в порядке, — отозвался Сигмон, делая шаг вперед.

Северяне мгновенно двинулись ему навстречу, закрывая обнаженными клинками герцога.

— Не надо, — повысил тот голос. — Уберите оружие. Граф слишком благороден, чтобы убить безоружного. Ведь это так, ваша светлость? Вы же не такое кровожадное чудовище, как говорят о вас сплетни?

Сигмон не ответил, но застыл на месте, даже не пытаясь достать клинок. Он прожигал взглядом герцога, остававшегося все таким же невозмутимым. Старый интриган, настоящий воин, он был слишком спокоен. Это не нравилось Сигмону. Он никак не мог понять, что происходит, и поэтому не решался действовать. Сейчас нужно было сохранять спокойствие. Он не чудовище. Сейчас — нет.

— Я знаю, кто вы такой, — тихо сказал герцог, чуть придвигаясь к собеседнику. — Вы отличный солдат, человек чести. Служите же престолу Ривастана. Служите своему народу. Своей законной королеве. Наследнику Геордора. Служите моей племяннице, Ла Тойя, будьте рядом с ней, и королевство переживет трудные времена без потрясений.

— А вам? — задыхаясь, спросил Сигмон. — И вам — служить?

— У меня хватает слуг, — сухо ответил герцог. — Мне ваши таланты не нужны. Но я не хочу расстраивать Вэлланор. Сейчас не время для разговоров, граф. Ступайте в кабинет стражи и ждите, когда я к вам приду. Остыньте немного. Тогда мы поговорим спокойно и, быть может, придем к соглашению. А пока у вас есть время подумать над моим предложением.

Сигмон, как наяву, увидел картину — вот каменный трон Ривастана, на троне — королева Вэлланор. Она улыбается своему защитнику, стоящему на верхней ступеньке трона.Он улыбается ей в ответ, а за спиной у него улыбается мерзкой улыбкой герцог Борфейм, чьи руки красны от крови.

Граф моргнул, и видение пропало. Он знал, что его покупают. Борфейм все хорошо рассчитал. Его план не давал осечек. Но его ли? Или за спиной холодного, как лед Северных гор, герцога таится черная тень, что тайком прокралась в Ривастан по ночной дороге?

— Я хочу поговорить с Вэллой прямо сейчас, — упрямо повторил Сигмон, и герцог нахмурился, словно не ожидал такой глупости от собеседника.

— Вы все равно добьетесь этой встречи, да, граф?

— Так или иначе, — ответил Сигмон. — Или вы думаете, что остановите меня?

— Вы слишком самоуверенны, граф, — усмехнулся герцог. — Пусть так. Я не ищу ссоры. Быть может, мы еще сможем найти общий язык.

За спиной Сигмона раздался топот, но граф не обернулся — он слышал, что приближается всего лишь один человек. Стражник. Взволнованный, испуганный и пока не опасный.

— Ваше сиятельство! — крикнул в коридор стражник. — Господин герцог! Там…

— Что? — резко бросил Борфейм, отступая в сторону. — Что еще?

— Там, у ворот, собирается толпа! Снова. Это те стражники, которых мы не смогли отыскать этой ночью…

— Ступай наверх, — приказал Борфейм. — Собери всех, пусть идут к воротам. Я сейчас подойду.

Стражник, топоча подкованными сапогами, бросился прочь, а герцог обернулся к Ла Тойя и нахмурился, заметив, что тот едва заметно улыбается.

— Мы еще поговорим о вашей службе, граф, — сухо сообщил Борфейм. — Идите к вашей королеве, Ла Тойя. Убедитесь, что она жива, здорова и сидит на троне, как и положено королеве Ривастана. Пропустите его!

Северяне, сжимавшие обнаженные клинки, расступились перед Сигмоном. Тот медленно пошел вперед, каждую секунду ожидая удара в спину от герцога, оставшегося в коридоре. Но вот его руки распахнули двери, ведущие в тронный зал, а удара все не было. Сигмон оглянулся. Борфейм смотрел ему вслед, но во взгляде его не было ни злобы, ни ненависти, лишь холодный расчет. Так смотрят на инструмент, прикидывая, поможет ли он в предстоящей работе или его можно отложить на дальнюю полку. Сигмон отвернулся ипереступил порог тронного зала.

В центре на каменных ступенях стоял огромный трон. Ла Тойя даже не сразу заметил Вэлланор — она сидела так неподвижно, что казалась частью этого каменного чудовища, предназначенного, должно быть, для великанов. Только пройдя до середины зала, Сигмон увидел знакомую хрупкую фигурку, застывшую на троне.

— Вэлланор! — воскликнул Ла Тойя.* * *

Еще никогда в жизни Корд Демистон не чувствовал себя таким дураком. Он знал, что поступает глупо. Внутреннее чутье, не раз помогавшее ему ускользнуть от смерти, кричало: беги! И Корд Демистон, и пират Кейор Черный знали, когда надо отступить. Сейчас был именно такой случай. Жернова истории пришли в движение, стронулись с места, скрипя и сыпля каменной крошкой. Сейчас они начнут молоть в кровавую пыль всех, кто окажется рядом. Кем бы ты ни был, чем бы ни занимался — завтра все это будет неважно. Жизнь менялась на глазах, на смену одной эпохе приходила другая, время благоденствия отступало, и наползало, оставляя за собой кровавый след, время смуты. Демистонбыл уверен: чтобы уцелеть, нужно бежать прочь от черной тучи, накрывшей столицу Ривастана и уже начавшей расползаться по всему королевству. Еще не поздно вскочить в седло и броситься вдогонку за старой жизнью, стремясь нагнать ее в каком-нибудь крохотном городке, навсегда застывшем во вчерашнем дне и равнодушном к переменам. Догнать и влиться в прошедшее мгновение, пытаясь удержать в руках вчерашний день и прошлогодний снег. Так можно поступить. Даже нужно. И все же Корд Демистон, командор городской стражи, бывший наемный убийца и пират по рождению, решил поступить иначе — наперекор здравому смыслу, своему опыту и природному чутью.

Он больше не хотел убегать.

Сначала идти было довольно трудно, но потом Корд приноровился орудовать самодельным костылем, и дело пошло на лад. Теперь он твердо и уверенно шагал по камням Королевской площади, приближаясь к своему будущему, которое было туманно, как никогда ранее. Единственное, что грело ему душу, — рядом ступали те, кого он мог назвать соратниками, а там, где-то в глубине королевского замка, находились те, кого он мог назвать своими друзьями. Друзей и соратников никогда не было ни у Кейора Черного, ни у капитана Корда. Во всяком случае, таких, какие появились у командора Демистона. И он не желал отдавать их смутному времени. Ему хотелось взять это время за глотку и выпотрошить, как снулую рыбину, чтобы оно и думать забыло о том, что может хоть краем задеть друзей Кейора Черного.

Скосив глаза, Корд обозрел свое войско, которое он вел на приступ королевского дворца. Справа — бывший сержант, а теперь и бывший лейтенант Тран. Упрямец прямо ночью снял с себя мундир, запачканный изменой, и облачился в гражданское. Теперь идет, выпятив заросший щетиной подбородок, и крепко сжимает в руке старый и тупой меч. Рядом с ним — двое крепких парней, то ли братья Трана, то ли племянники — Корд толком и не понял. Главное, что они тоже были стражниками и так же, как Тран, не смирились спеременами. Слева, словно на параде, шагает Легерро. Бледный, как простыня, он судорожно сжимает рукоять казенного клинка, а на плечах у него китель лейтенанта. Капитанский, пожалованный ему самим Кордом, Легерро оставил в штабе стражи, превратившемся в самый настоящий бордель, после того как из замка прибыл новый командор стражи — огромный бородатый громила, бывший главарь шайки головорезов с южных окраин Рива. С Легерро из штаба пришли трое — все бывшие стражники. Их Корд не знал, но зато они знали его и беспрекословно последовали за старым командиром.

Корд выпрямил спину и зашагал быстрей, стуча костылем по камням. Быстрей. Пусть все случится прямо сейчас, пока Ла Тойя еще во дворце и у него есть шанс поквитаться с теми, кто принес в Ривастан клочья тьмы. Нужно помочь ему, отвлечь внимание на себя и дать графу хоть немного времени. Быть может, у него и получится.

Стражники, охранявшие вход в замок, давно приметили странную процессию, что направлялась к воротам. Но, вопреки ожиданиям командора, не накинулись на гостей с мечами наголо. Нет, они попятились, отступили к самым воротам, словно полтора десятка воинов боялись восьмерых оборванцев, ничем не напоминавших бравых стражников Рива.Они боялись. Корд чувствовал их страх, видел неуверенность и сомнение в их бегающих глазах. Он даже догадывался, кто именно так напугал стражников. И молился о том, чтобы частичка этого страха еще оставалась в их продажных душах.

— Эй, вы! — крикнул командор, останавливаясь напротив стены обнаженных клинков. — Что столпились? А ну, разойтись по домам!

Никто ему не ответил. Стражники лишь немного раздались в стороны, словно намекая на то, что им ничего не стоит окружить странную компанию, подошедшую к воротам.

— Я, командующий городской стражей Рива, Корд Демистон, приказываю вам вложить оружие в ножны и разойтись по домам! — гаркнул Корд, привычно отмечая про себя слабые места в строе противника.

И вновь ему никто не ответил. Лишь строй клинков придвинулся ближе, потихоньку оттесняя незваных гостей подальше от ворот. Демистон отступил на пару шагов, так и непритронувшись к оружию. Он видел, что двое стражников, из тех, что помоложе, колеблются, опускают клинки. Еще двое, те, что постарше, старательно отводили глаза, стараясь не встречаться взглядом с бывшими сослуживцами.

— Кого защищаете? — с горечью в голосе воскликнул Корд. — Северян! Захватчиков, которые убили нашего короля и убьют еще тысячи таких, как вы, чтобы обобрать королевство до нитки!

— Иди ты, — буркнул кто-то из толпы. — Короля убил уродец. И сбежал.

— Уродец! — хмыкнул Корд. — Три десятка лет, значит, верой и правдой служил, шкуры своей не щадил. А как в замке появился таримский герцог с бандой своих северян, так вдруг король умер и уродец пропал. Совсем оболванились от дармового пива?

Корд заметил, что трое охранников опустили клинки, а один и вовсе вложил оружие в ножны. Демистон мысленно возликовал — конечно, подобные мысли посещали любого из ривастанцев, кто сохранил хоть капельку здравого смысла. Еще немного, и ему не нужно будет пробиваться с боем.

— Мы за королеву, — буркнул стражник, стоявший напротив Корда и грозивший ему обнаженным клинком. — Ее Величество — супруга Геордора Третьего. И сына его носит. Ему и служим, а северяне…

— Конечно, будет у королевы с малым сыном время делами заниматься, — бросил Корд. — Править будут таримцы. Северный герцог да его прихлебатели. Глазом моргнуть не успеете, как набегут они со своих гор на свеженькую поживу. Мечами нас взять не вышло, так вон, хитростью взяли.

— Ты сам-то, поди, изменник, — злобно бросил охранник. — Сам куда прешь? Королеву законную хочешь извести? А ну, ступай отсюда, корявый, пока вторую ногу не обломали.

Корд скрипнул зубами. Половина стражников уже опустила клинки, прислушиваясь к его словам. Не все такие дураки в страже, как этот. Многим не нравится то, что происходит. Не нравятся северяне, не нравится герцог, не нравится подозрительная смерть короля. Но им нужен повод, чтобы встать и потребовать ответов. Нужен тот, кто первым спросит — где правда? И кто это будет, уже неважно, важно только, чтобы этот голос прозвучал, хотя бы один раз, слабо, едва слышно, но — прозвучал.

— Я командор королевской стражи, — ответил Корд. — Иду за распоряжениями к своей законной королеве, потому что в городе смута. Как велит она мне поступать, так и поступлю. А вы, по наущению таримского герцога, не пускаете меня к королеве. Прячете ее? А сами-то ее видели? Может, и королеву уже проклятый герцог уморил, а вас байками кормит?

— Ты полегче! — взвился охранник. — А то башку в лукошке домой понесешь! Ступай прочь, кому сказано, не мути народ!

Но Корд только улыбнулся в ответ — он видел, как остальные стражники опускают клинки. Пятеро из тех, что стояли поближе, уже сделали шаг в сторону. Теперь и непонятно было, то ли они охраняют ворота, то ли пришли вместе с оборванцами. Еще трое колебались, переступали с ноги на ногу, не решаясь покинуть пост. Оставалось нажать еще немного, и тогда расклад сил поменяется. А там, глядишь, и ворота сами собой откроются…

Словно отзываясь на мысли Демистона, ворота действительно приоткрылись, и из темного проема показался высокий человек в черненых доспехах. За ним — второй. И третий…

Прикусив губу от досады, Корд наблюдал, как из ворот выходят северяне. Пятеро, все в черненых доспехах, рослые, плечистые, настоящие армейцы, не то что мужланы, столпившиеся у ворот. Следом за северянами из ворот вышел десяток королевских гвардейцев. Их доспехи не обманули Демистона, он видел, что кирасы сидят плохо, форменные кители под ними помяты и явно с чужого плеча. Разбойники и душегубы, выпущенные изменниками из темниц Рива, вот кто это. И все же их было много, а там, за воротами, наверное, толпятся другие, жаждущие доказать новым хозяевам, на что они способны ради звонкой монеты.

Строй охранников попятился перед вновь прибывшими, смешавшись с отрядом Корда. Теперь уже почти все ривастанцы обернулись лицом к чужестранцам, появившимся у ворот. Лишь трое из тех, что охраняли ворота, отступили назад, поближе к подкреплению — тот, что препирался с Демистоном, да еще двое его дружков. Командор знал, что медлить больше нельзя. Северяне не будут с ним говорить, не станут его слушать, а разбойникам все равно, кто сидит на троне, лишь бы исправно платили им денежки…

— Измена! — крикнул Демистон, заметив, что северяне одновременно взялись за рукояти клинков.

Он даже выхватил из ножен свою новую саблю, добытую у полуэльфа взамен потерянной, но опоздал — один из охранников, что еще недавно защищал ворота, выхватил нож и без разговоров ткнул им в черный плащ северянина. Нож сломался о доспех, северянин, выхватив меч, полоснул наглеца по лицу, и тот упал, заливаясь кровью.

— Бей Тарим! — крикнул Демистон, и толпа вокруг него взорвалась криком.

Две толпы сошлись, заблестели клинки, и уже нельзя было разобрать, где защитники, а где нападающие. Корд взмахнул клинком и начал пробиваться в самое сердце схватки, туда, где северяне рубили всех, кто пытался приблизиться к ним.

Кейор знал — битва началась.* * *

Королева, неподвижно сидевшая на троне, подняла голову, словно пробуждаясь от сна, и ее взгляд встретился со взглядом Сигмона. Синие глаза, преследовавшие Сигмона и во сне, и наяву, вспыхнули, как звезды. На бледных щеках появился румянец, и Вэлланор даже привстала, словно желая броситься навстречу гостю, оставив позади холодное сиденье, украшенное изображением короны.

Но в тот же миг глаза ее погасли. Порыв прошел, и Вэлланор медленно опустилась на сиденье, выпрямила спину и тихо произнесла:

— Здравствуйте, граф Ла Тойя. Я рада видеть вас во здравии.

Сигмон, опомнившись, опустился на колено и склонил голову.

— Позвольте принести вам искренние соболезнования в связи с кончиной вашего венценосного супруга, Ваше Величество, — негромко откликнулся он.

— Благодарю вас, граф, — так же тихо ответила Вэлланор. — Можете подняться. В этот тяжелый час нет нужды помнить о дворцовых привычках.

Сигмон медленно выпрямился, сделал несколько шагов к ступеням трона. И замер. Он не мог отвести взгляд от этой хрупкой женской фигуры, замершей на троне. Королева Вэлланор, бледная, с глубоко запавшими глазами, казалась лишь тенью прежней Вэллы, так радовавшейся теплу новой родины. Лишь глаза по-прежнему горели синим огнем, и даже ярче, чем прежде. Контраст был так велик, что Ла Тойя растерялся. Он видел во взгляде королевы и боль потери, и радость встречи, и страх, и робкое, едва заметное чувство надежды.

— Ваше Величество, — позвал он. — Как… как вы себя чувствуете?

— Неважно, граф, — отозвалась королева. — В этот тяжелый час мне очень не хватает тех, кто раньше был рядом.

Сигмон смутился и опустил глаза, рассматривая ступени трона. Конечно, королева не могла говорить о нем, нет. Конечно, она говорила о Геордоре, о своем супруге, что оставил ее, а вовсе не о мелком графе, который так позорно сбежал и спрятался, в то время когда так был ей нужен. Или могла? Почему от ее слов веет холодом, а глаза кричат огнем совсем иное?

Упрямо вскинув голову, Сигмон решительным шагом подошел к самым ступеням и взглянул прямо в синие глаза королевы. Он видел ее бледное лицо, ее худые пальчики, вцепившиеся в полированные подлокотники трона. Видел, как дрожат ее губы, ставшие почти прозрачными. Ее Величество королева Ривастана Вэлланор Сеговар не походила ни на убитую горем вдову, ни на заговорщицу, добившуюся трона. Она была похожа на до смерти испуганную девчонку.

— Вэлланор, — тихо произнес Сигмон. — Я всегда возвращаюсь, ты помнишь?

Королева медленно закрыла глаза. Когда она открыла их, в голубом пламени Сигмон увидел боль и отчаяние.

— Пойдем со мной, — жарко зашептал Сигмон. — Уедем отсюда. А потом вернемся, если ты захочешь. Позже, когда все успокоится. Пойдем?

— Я, — прошептала королева, — я не могу…

Но граф не слушал, что она говорила. Он читал в ее глазах страстное желание оказаться как можно дальше от этого мрачного места, пахнущего тленом и свежей землей. Пахнущего так, как пахнет… мертвец.

— Вэлланор? — тихо позвал Сигмон.

Она не ответила. Лишь дрожащие губы сомкнулись, вновь приоткрылись, как лепестки цветка, и в их движениях Ла Тойя ясно прочитал одно только слово: спаси.

Сигмон резко выпрямился и положил ладонь на рукоять клинка. Все было решено. Он видел достаточно, чтобы понять: Вэлланор здесь держат против ее воли, она не имеет отношения к заговору, и ее жизни грозит опасность. Но, прах их возьми, что ее так напугало… Ла Тойя вскинул голову, прислушиваясь к ярящемуся зверю, и понял, что не ошибся. Рядом с королевой, прямо у трона, из темноты появилась зыбкое пятно. Этот силуэт, словно нехотя, отлепился от окружавшей его темноты и начал движение вниз по ступеням. Сигмон сморгнул, и темный силуэт превратился в маленького человечка, закутанного в черный плащ. Он медленно спускался по ступеням, и его широкополая шляпа, скрывавшая лицо, едва заметно вздрагивала. От человечка пахло свежей землей и тленом.

Сигмон попятился, не убирая руки от меча. Вот она — причина такого невозмутимого спокойствия герцога Борфейма. Его козырная карта, которую он приберег в рукаве. Сигмон был уверен, что это существо, кем бы оно ни было, убило короля и Птаха. Оно опасно, и поэтому лучше его отвести подальше от королевы, все еще сидящей на троне. Но неужели герцог думает, что какой-то мертвец напугает ручное королевское чудовище?

Быстро сделав несколько шагов назад, Сигмон остановился, стараясь держаться подальше от ступеней трона и королевы.

Мертвец медленно покинул последнюю ступеньку и оказался в двух шагах от насторожившегося графа, сжимавшего рукоять меча. Человечек в черном плаще поднял голову, ина Сигмона взглянули остекленевшие глаза, тускло блестевшие на уже тронутом разложением лице.

— Ла Тойя, — глухо произнес покойник, и у Сигмона волосы на затылке встали дыбом.

Этот голос шел не из мертвого горла. Он просто исходил от черной фигуры, но ей не принадлежал.

— Последний из детей Фаомара, — продолжал мертвец. — Самый сильный и самый разумный и потому — самый опасный.

— Кто ты? — бросил Сигмон. — Я тебя знаю, тварь?

Человечек рассмеялся, словно услышал забавную шутку.

— Тебе нужно было остаться здесь, — сказал он. — Встать у трона рядом со своей королевой. И служить ей верно, как пес, выполняя малейшую прихоть. Но ты сунул нос туда, куда не положено совать его даже чудовищам. Ты слишком умен для измененного, Ла Тойя. В этом твоя беда.

Сигмон отступил еще на шаг, надеясь, что мертвец последует за ним и отойдет еще дальше от королевы, но покойник остался на месте.

— Ты не мертв, — холодно проронил Ла Тойя. — Я знаю, что говорю не с мертвой плотью, а с тем, кто ею управляет. Я — найду тебя. Где бы ты ни был, кем бы ты ни оказался — бойся чудовища. Однажды оно придет за тобой.

— О нет, — отозвался покойник, и мертвые глаза заблестели багряным светом. — Не придет.

Сигмон прыгнул вперед раньше, чем успел подумать об этом. Свистнул на лету клинок, выпрыгивая из ножен, острая сталь полоснула по мертвому горлу, и тут же обиженно взвыла, пройдя насквозь. Сигмон, с разгона пролетевший к ступеням трона, обернулся, взмахнул клинком, и черный человек отклонился в сторону — так же быстро, как и сам Ла Тойя.

Клинок Сигмона заплясал в воздухе, плетя смертоносные кружева, и мертвец закружился на месте. Черный плащ развевался, как крылья за его спиной, а шляпа снова скрылалицо. Он двигался так же стремительно, как и его противник, и Сигмон лишь через долгий миг сражения понял, что лишь немногим превосходит своего врага. Немногим, но —превосходит. Он был готов поклясться, что его меч уже не раз должен был пронзить мертвую плоть, разрубить ее на куски, искромсать в мелкую крошку… Но все удары словно пропадали в глубине плаща, вязли в нем, проваливались в черный туман, не причиняя мертвецу никакого вреда.

Нанеся новый удар, который должен был снести голову врагу, но так и не снес, Сигмон отпрыгнул в сторону и замер, прислушиваясь к рычанию зверя в груди. Колдовство. Это не просто ходячий труп, это лишь видимость, оболочка, наполненная темным и злобным колдовством.

— Волдер, — прошипел Сигмон. — Проклятье колдунам!

Мертвец расхохотался неподвижными губами, запачканными гнилью. А потом в его руке мгновенно, словно из пустоты, появился длинный и узкий клинок.

— Ты слишком мягкое чудовище, — раздался голос из глубин черного плаща. — Ты не успех Фаомара, а его провал. Неудача. Ошибка. Недоделка. Выродок из выродков.

Сигмон пропустил обидные слова мимо ушей, даже и не думая прислушиваться к ним. И сделал правильно, потому что успел заметить, как мертвец бесшумно скользнул к нему, занося свой меч над головой. Сигмон успел подставить под удар свой клинок и только в последний миг, когда меч покойника полыхнул алым пламенем, почуял беду.

Меч колдовского создания прошел сквозь клинок графа, как нож сквозь масло, разрубая стальную полосу на две половины, и упал ниже, неотвратимо, словно топор палача. Если бы Сигмон был обычным человеком, он оказался бы разрубленным от плеча до бедра. Но зверь, живущий внутри графа Ла Тойя, увернулся. Алый клинок лишь самым кончиком прорезал чешую на груди Сигмона.

Этого хватило: от удара Ла Тойя отлетел назад, упал на спину и проехался по камням — ошеломленный и ударом, и болью, растекавшейся по груди. Он так и остался лежать, не отрывая взгляда от черной фигуры с пылающим клинком. Чешуя на груди раздалась, выплескивая из раны черную кровь, боль сводила судорогой ребра.