Чтение 7–й страницы книги ~Принцесса и чудовище~

Корд бросился следом, легкие полыхнули огнем, и он начал отставать. Собравшись с силами, капитан в несколько скачков догнал убийцу и уже вознамерился прыгнуть ему на плечи, как тот на всем ходу остановился. С проклятием Демистон налетел на него, успел увернуться от удара кинжалом и тут же полетел кувырком на мостовую. Перевернувшись через голову Корд вскочил на ноги, взмахнул саблей… замер.

Улица была пуста. Здесь, на задних дворах особняков Королевского квартала, не было ни души. Проклятый убийца словно сквозь землю провалился.

Прислушиваясь к пустой улице, капитан сделал шаг, другой. Потом медленно вложил клинок в ножны. Чутье подсказывало ему — человечек в черном плаще растворился в лабиринтах большого города и сегодня больше не покажется на глаза преследователю. А может, и вовсе никогда.

Выругавшись, Демистон тяжело опустился на камни мостовой и сел. Пытаясь отдышаться и усмирить боль в правом боку, он огляделся. Крохотная улица позади особняков. Задние дворы. Тут же начинаются дома слуг. Но вот большой дом слева кажется подозрительно знакомым. Корд со стоном поднялся на ноги и постарался представить, как это место выглядит со стороны Королевской площади. Да. Определенно, это особняк Гемела Сеговара. А значит, капитан не так далеко от Башни Стражи, как ему показалось вначале. Тем хуже. Придется возвращаться к ней пешком. Де Грилл должен узнать о том, что творится в городе. Де Грилл…

Демистон издал тихий стон и зашаркал в сторону переулка, который должен вывести его на Королевскую площадь. Птах еще ничего не знает. Но когда узнает…

Он будет страшно зол.* * *

Граф Де Грилл торопился. Настолько, что даже позволил себе пробежаться по длинному замковому коридору и скачками подняться по широкой лестнице, ведущей к бальномузалу. Миновав двух гвардейцев короля, охранявших широкие двустворчатые двери, советник распахнул одну из створок и ворвался в залу.

Она была ярко освещена. Пламя масляных светильников, усеявших стены, отражалось в начищенном паркете, наполняя залу мягким светом, в котором, казалось, можно было купаться, как в теплой воде. В центре, на табурете с бархатной подушечкой, стоял король Геордор. В белом шелковом белье, раскинув руки, он, как и положено монарху, возвышался над подданными, что суетились вокруг него с отрезами ярких тканей, линейками, нитками, ножницами и прочими немудреными инструментами портновского ремесла.

Де Грилл с удивлением отметил, что помимо двух личных портных короля у табурета собралась еще дюжина незнакомых особ. И многие из них держали в руках довольно острые предметы, которыми обычно не рекомендуется размахивать в присутствии короля. Геордор, впрочем, выглядел довольным и расслабленным. Он даже чуть двигал руками, словно дирижируя этой пестрой толпой, пытавшейся измерить королевские телеса наилучшим образом.

Граф нахмурился и решительно прошагал через весь зал. Добравшись до табурета, он бесцеремонно отпихнул пару портных с ножницами в руках и запрокинул голову.

— Сир! — позвал он.

— А, это ты, Эрмин, — отозвался король. — Подержи-ка вон тот отрез, его нельзя класть на пол.

Ошеломленный советник протянул руку, и на ней тут же повисла тяжелая красная ткань с золотым шитьем. Портняжки с ножницами вновь подступили к монарху, вызвав у Де Грилла непреодолимый приступ подозрительности.

— Сир! — повторил он, стараясь незаметно вклиниться между королем и портными. — Срочное дело.

— У тебя все дела срочные, — отозвался Геордор, не опуская рук. — Но сегодня нет ничего более срочного, чем моя новая мантия. Представь, ту, что закончили неделю назад, умудрились загубить прямо в гардеробной! Один из этих криворуких болванов ее порвал — говорит, зацепилась за щепку в платяном шкафу.

— Сир, — промычал Де Грилл, пытаясь взглядом показать, что посторонних неплохо бы отослать из зала.

— Ну что там у тебя, — смилостивился монарх. — Говори.

— Есть новости. Только для вас, мой король, — настаивал Де Грилл.

— Что-то серьезное? — Геордор нахмурился. — Опять?

— Да, сир.

Король со вздохом опустил руки. Портные отступили на шаг, и на их лицах появилось отчаянье. Граф невольно почувствовал себя варваром, неосторожным движением испортившим чудесную картину. Он поежился, представляя, что кто-то из этих портняжек может оказаться тем, кто будет шить праздничный костюм и ему самому. Месть портного бывает удивительно незаметной и вместе с тем удивительно разрушительной.

— Идите, — велел король. — Подождите за дверями. Оставьте все здесь, скоро мы продолжим.

Портные, рассыпаясь в извинениях, толпой двинулись к дверям. Де Грилл провожал их взглядом и, лишь когда за последним захлопнулась тяжелая створка, повернулся к королю.

— Что стряслось на этот раз? — с видом мученика осведомился Геордор.

— У меня появилась новая информация. Заговор действительно существует, — шепотом отозвался Де Грилл. — Следы ведут к Гемелу. Подозреваю, что именно он возглавляет заговорщиков.

— Подозрения? — король удивленно вскинул брови. — Раньше ты не опускался до подозрений, а всегда излагал факты.

— На факты сейчас нет времени, — отозвался граф. — Мне удалось узнать, что некоторые лорды из Совета собираются у Гемела. Собираются тайно, стараясь остаться незамеченными.

— Какая неприятность, — король позволил себе улыбнуться уголком рта. — И что же они там делают?

— Вряд ли играют в карты на раздевание, сир, — сухо ответил Де Грилл.

— То есть чем они там занимаются, ты точно не знаешь?

— Не знаю, сир, — признался Де Грилл. — Но, кажется, с ними связан тот, кого мы подозреваем в убийстве младших Летто и Верони. А это уже — попытка вызвать беспорядки в городе.

— Попытки, догадки, подозрения, — король тяжело вздохнул. — Чего же ты хочешь от меня, Эр? Чтобы я отдал приказ арестовать всех тех, кто ходит в гости к моему бывшему тестю? Бросить в темницу, отдать на допрос палачу… Так?

— Неплохая идея, — хмыкнул советник. — Но это, пожалуй, еще рановато. Пока что я хотел предупредить тебя, мой король, что сейчас лучше сохранять осторожность и удвоить бдительность. Пока я не выясню, что затевает это сборище баранов, которых все называют лордами.

— Осторожность? — переспросил Геордор. — Например?

— Например, не допускать к себе незнакомых людей с ножницами в руках, — в сердцах бросил Де Грилл. — Даже я не знаю, кто эти люди! Что уж говорить о твоей страже…

Геордор нахмурился, его лицо помрачнело, губы поджались.

— Вот что, — сказал он тихо. — Ты, Эрмин, меня разочаровываешь. Отрываешь от важного дела, чтобы вывалить на меня глупую шелуху своих подозрений. Пока у тебя не будет доказательств, настолько веских, чтобы я не постеснялся бросить в темницу бывшего тестя накануне своей новой свадьбы, больше не тревожь меня своими сомнениями. Понимаешь?

— Да, сир, — также тихо отозвался Де Грилл, стараясь удержать волну гнева, поднимающуюся из груди.

— Превосходно. Что-то еще?

— Нет, сир, это все.

— Хорошо. Что там с Сигмоном? От него еще нет вестей?

— Он все еще скачет навстречу вашей невесте, — ответил советник.

— Чудесно. Если от него поступят какие-то известия — тут же докладывай мне. Только в этом случае, понимаешь?

— Да, сир, — печально произнес советник. — Я понимаю.

— Очень рад. А теперь ступай, займись фактами. И когда будешь выходить, позови обратно портных.

Де Грилл склонился в глубоком поклоне, мазнув краем роскошной ткани по надраенному паркету. Выпрямившись, он молча развернулся и устремился к дверям. Распахнув их,он бросил отрез в руки первого же портного и махнул рукой, разрешая им вернуться в зал. Потом, не задерживаясь, направился обратно к лестнице.

Он весь кипел от гнева. Он не узнавал своего короля, обычно проницательного и рассудительного. Что на него нашло? Старческая немощь ума? Или эликсиры полуэльфа действительно вернули короля к юности, когда тело правит разумом? Эта проклятая свадьба действует на короля, как крепкое вино. Он теряет голову, едва заслышит слово «невеста». Проклятье! И это в такой тяжелый момент… Нет, право, заговорщики очень удачно выбрали время. Чтоб им пусто было…

На лестнице Де Грилл задержался. Немного поразмыслив, он начал подниматься вверх — к своему старому убежищу на чердаке. Туда, откуда он мог наблюдать за всем королевством, за его самыми укромными уголками. Пришла пора пустить в ход все козыри. Приложить все усилия и отчаянно надеяться, что это принесет хоть какую-то пользу. Ведь самого главного советник так и не сказал королю, просто не решился. А дело было важным — граф никак не мог найти Сигмона с помощью птиц. Ла Тойя словно провалился куда-то, исчез, канул в небытие. В то, что бывший тан погиб, Эрмин не верил. Оставался лишь один вариант — кто-то, очень хорошо осведомленный о способностях графа Птаха,не хочет, чтобы тот увидел Сигмона Ла Тойя. И этот кто-то не стесняется использовать магию, которую нельзя заметить. Такую, какой давно уже не было на землях Ривастана.

Рванув ставший внезапно узким воротник, Де Грилл скачками помчался вверх по лестнице. Он должен успеть. Должен.* * *

К вечеру похолодало. Ночной морозец покусывал разгоряченное лицо Сигмона, нагнувшегося над гривой, изо рта скакуна вырывались клубы пара. Разгоряченные дневной скачкой, и всадник, и его конь жадно хватали стылый воздух, пытаясь отдышаться. Сигмон знал, что с ним ничего не случится, — после изменения болезни обходили его стороной. А вот для скакуна, кличку которого он так и не узнал, дело могло кончиться плохо. Давно пора его сменить. Надо было свернуть с проезжего тракта в ближайший городок и потребовать себе нового на почтовой станции — точно так же он получил этого полдня назад, в Паэре. Но Сигмон хотел засветло добраться в Тир, небольшой город, в котором располагался военный гарнизон. Граф знал, что при нем держат скаковых лошадей для гонцов. Это означало, что конюшни в гарнизоне приличные, много лучше, чем на почтовой станции. Безымянный скакун, рыжий, как домашний кот, получит там надлежащий уход и, быть может, оправится от безумной скачки. А взамен можно будет увести одного из коней вестовых — сильного и выносливого скакуна, которого вырастили для подобных заданий. Это Сигмон знал еще со времен службы в Вентском полку, когда к его услугам были лучшие армейские кони. Именно поэтому он гнал скакуна в сгущающиеся сумерки по подмерзшей дороге и старался не думать о том, что жеребец может пасть в любой момент.

И только когда они взлетели на холм и граф увидел внизу огни города, он вздохнул свободнее и натянул поводья, придерживая разгоряченного скакуна. Тир еще не спал.

Высмотрев с холма длинное здание казармы, которое невозможно перепутать ни с чем иным, Сигмон пустил коня шагом, направив его к городским воротам. Он не собирался на полном ходу вламываться в город, пугая ночную стражу. Ему нужно было просто тихо добраться до гарнизона и помахать медальоном Геордора перед носом командира. А потом — снова в путь. Сигмон устал и многое отдал бы за чистую постель и пару часов сна, но пока не мог позволить себе ни того, ни другого. Де Грилл ясно дал понять, что невесте Сеговара грозит опасность, и Сигмон не собирался останавливаться в дороге, пока у него оставались силы держаться в седле.

Тир был обнесен высоким частоколом из заостренных бревен — дерева в этих краях было намного больше, чем камня. Огромные ворота, сделанные из толстых досок, были распахнуты, открывая дорогу в город. Сначала Сигмон подивился беспечности стражи, но потом подумал, что военное положение давно отменено и ворота города незачем запирать на ночь. В конце концов, по тракту, пронзавшему город насквозь, подобно копью, даже ночью кто-то мог ехать. Например, усталый путник, что стремится на восток, пытаясь обогнать само время.

Сигмон шагом въехал в ворота и кивнул стражнику, вышедшему из караулки, чтобы встретить припозднившегося гостя.

— По делам? — сонно спросил тот, больше из личного интереса, чем по долгу службы.

— В гарнизон, — отозвался Сигмон. — Кто там за старшего сейчас?

— Командор граф Богес, — ответил стражник. — Ты гонец, что ль?

Сигмон вытащил из распахнутого ворота кожаной куртки золотой медальон, и тот заблестел в свете факелов.

— Королевский гонец? — удивился стражник. — Эк тебя ночью-то… Не завидую я вам, ребята. Давай проезжай. Может, в какой таверне еще ужин не остыл…

Сигмон спрятал медальон и тронул поводья.

— Постой! — позвал стражник, и граф обернулся.

— Да?

— Случилось что? Серьезное или как?

— Все спокойно, солдат, — отозвался Сигмон. — Я тут проездом. Только сменю скакуна и дальше.

— А, — с облегчением выдохнул страж ворот. — Ну и слава небесам. Будь здоров, гонец.

Сигмон ткнул каблуками в рыжие бока коня и отправился дальше, пытаясь припомнить, где надо свернуть, чтобы добраться до казармы. На стражника он не сердился — тот ипонятия не имел, что среди ночи к нему заявился столичный граф. Сигмон ухмыльнулся — он так и не привык к новому титулу. До сих пор это казалось ему просто новой ролью на службе короля. Этаким мундиром, маскировкой, чтобы лучше выполнять свой долг. И в самом деле, какой из него граф — ни благородной крови, ни имений, ни сотни лет службы предков королю. Быть может, поэтому столичная знать относилась к нему как к безродному выскочке, поскольку сам Сигмон относился к себе именно так. Не заслужил он этот титул, что бы там ни говорил Де Грилл. Как был провинциальным увальнем, так и остался. А то, что на его руках больше крови, чем у иного палача… Это не повод для того, чтобы каждый встречный сгибался в поклоне. Но Де Грилл настоял на своем и оказался, как всегда, прав. Титул графа и в самом деле открыл перед Сигмоном Ла Тойя те двери, в которые простому тану не было хода. Это сильно помогало. В делах государственных. Быть может, поможет и на этот раз.

Казарма была обнесена каменным забором, превратившим гарнизон в некое укрепление внутри самого города, готовое выдержать долгую осаду. У закрытых ворот маялись двое часовых, зябко ежась и перекладывая из руки в руку длинные копья. Их нисколько не вдохновил вид золотого медальона, и Сигмону пришлось подождать, пока приведут начальника караула — толстого усатого капитана, засыпающего на ходу. Вот на него изображение монарха произвело нужное действие — толстяк сразу ожил и засуетился, отдавая приказы.

Сигмона провели в конюшню вестовых. Там он сдал своего рыжего скакуна заспанному солдатику и выбрал себе нового — черного крепыша с лоснящимися боками. Тот поначалу косил недобрым взглядом, бил копытом, явно не желая покидать теплую конюшню на ночь глядя, но стоило Сигмону взять его под узцы, как баловник присмирел. Почуяв в новом владельце нечто выходящее за рамки его жизненного лошадиного опыта, вороной сделался тише воды и ниже травы.

Отмахнувшись от предложения провести ночь на жесткой казарменной койке, Сигмон поблагодарил усатого капитана и, лично оседлав нового скакуна, отправился к выходу. Уже у самых ворот заспанный капитан сделал гостю неожиданный подарок — обмолвился, что до них дошли вести о гостях из Тарима. Сигмон тут же вцепился в капитана и вытряс из него все, что тому было известно. Оказалось, что немного, но вполне достаточно: кортеж с таримской невестой короля остановился на ночлег в городе Гартеме, докоторого было рукой подать. Офицеры-ривастанцы, сопровождающие кортеж от самой границы, послали вперед весточку, чтобы в Тире успели приготовиться к приезду гостей. Из путаных объяснений капитана Сигмон понял, что если выедет сейчас, то доберется до Гартема к утру. А может, чуть позже, но в любом случае не пропустит кортеж — дорога тут одна, сворачивать некуда.

Услышав такие добрые новости, Сигмон сердечно поблагодарил капитана, попрощался с часовыми, вытянувшимися в струнку, — до них начальство уже довело, в грубой форме, кого именно они держали у закрытых ворот, — и вскочил в седло.

Гнать коня не стал — торопиться теперь некуда, кортеж ночует в городе, под охраной военных, а не бредет во тьме навстречу приключениям. Но и задерживаться особо не стоит. Рассудив так, Сигмон выехал на Королевский тракт, проходящий через город, и двинулся на восток.

Над головой сгустилась тьма — ночь опустилась на город, дыша стылым ветром в спины припозднившихся горожан. Сигмон ехал не торопясь, рассматривая большие дома, выстроенные вдоль этой необычной улицы, что на самом деле являлась широкой проезжей дорогой. Здания были высокие, в три, а то и в пять этажей, но все выстроены из дерева. В самом деле, каменоломни тут поблизости нет, зато хорошей древесины полно за городской оградой — строй в свое удовольствие.

Первые этажи домов были отведены под всевозможные магазинчики, лавки, забегаловки. Тут и едой торговали, и одеждой, и оружием… Только питейных заведений Сигмон насчитал с десяток. Встретились ему и несколько гостиниц, с собственными конюшнями, пристроенными к дому. Вполне разумно — гостиница у дороги, что может быть лучше для усталого путника?

Мерно покачиваясь в седле, Сигмон ехал сквозь Тир, отчаянно жалея, что у него нет времени спешиться и выпить хотя бы стакан горячего вина. Он устал, замерз и хотел спать. Обычный человек на его месте давно бы повалился без сил на землю, но Ла Тойя чувствовал лишь небольшое неудобство и раздражение оттого, что задание затянулось. Он мог провести в седле еще пару дней, но тогда, прибыв на место, ему пришлось бы долго отдыхать. А этого он не мог себе позволить — к таримским гостям ему надлежит прибыть в лучшей форме, чтобы в случае неприятностей быть готовым встретить их достойно, а не засыпая в седле.

Окраины города уже засыпали, но на Королевском тракте вовсю кипела ночная жизнь. Окна домов были ярко освещены, кое-где у дверей даже горели масляные фонари, освещая крыльцо. Из приоткрытых дверей кабаков доносился равномерный гул разговоров, но на улицу мало кто выглядывал — слишком холодно нынче. Зато в морозном воздухе прекрасно себя чувствовали соблазнительные ароматы жареного мяса, свежего печеного хлеба и острой похлебки.

В животе у столичного графа весьма по-простецки заурчало, будто у самого обычного крестьянина. Черный конь тревожно дернул ухом и попытался взглянуть на всадника, чтобы оценить — насколько тот голоден.

Сигмон невольно рассмеялся и ласково потрепал вороного между ушами, давая понять, что не собирается тотчас сожрать его. Хотя оголодавший зверь, прятавшийся за черной чешуей на теле, уже рассматривал это предложение, как достаточно соблазнительное. Сигмон привычно отгородился от своей второй натуры, не позволяя ей выплыть из глубин сознания, и приподнялся на стременах.

Впереди, как он и ожидал, уже виднелся деревянный частокол и широкие ворота при выезде из города. Они были распахнуты, как и их близнецы, сквозь которые Сигмон недавно въехал в Тир. По бокам ворот стояли домики караула и сборщиков подати. После них начинался привычный ряд зданий, тянувшийся вдоль всей улицы. В одном из них, находившемся ближе прочих к воротам, на первом этаже были широко раскрыты двери. На деревянных ступенях плясал свет фонарей, а над дверями висела широкая вывеска. Сигмон не видел, что там написано, но готов был поклясться, что нечто вроде «У ворот» или «Счастливые врата». Придорожная таверна, последний шанс путника перекусить перед путешествием. Сигмон прислушался к себе, пытаясь понять — насколько сильно он устал. Мышцы немного затекли, но силы в них предостаточно. Отдых потребуется не скоро. Авот перекусить уже пора. И, конечно, что-нибудь выпить — хоть вина, хоть простой воды. Желательно кувшин. Или ведро.

Черный скакун, обеспокоенный молчанием всадника, возмущенно фыркнул. Сигмон снова рассмеялся. Вороной понравился ему — это не унылая коняга с армейской конюшни, анастоящий скакун со своим характером. Как он там очутился? Не увел ли ночной гость ненароком любимого коня коменданта? А и пес с ним, пусть гордится, что оказал услугу столичному выскочке.

— Ворон, — позвал Сигмон, поглаживая черную гриву. — Ворон?

Вороной изогнул шею, кося черным глазом на всадника. Тихо заржал, предупреждая, что характер у него не из лучших. Сигмон потрепал его по черному хохолку между ушами и тронул поводья. Получивший новую кличку вороной послушно потрусил к открытым дверям таверны.

Спешившись, Сигмон набросил поводья на коновязь и решительно поднялся по деревянным ступенькам. Он сделал свой выбор — как бы ни звал его в дорогу долг, краткий отдых необходим. Таримские гости сейчас в безопасности, а их защитнику нужно подкрепиться, чтобы завтра не оплошать в случае непредвиденных неприятностей. Тарелка острой похлебки, чей аромат Сигмон почувствовал еще на улице, да бутылка легкого белого вина будут в самый раз.

Раскрытые двери вели в прихожую, а двери из нее в зал были предусмотрительно закрыты — негоже впускать холод туда, где люди едят. Сигмон, предвкушая ужин, распахнулих настежь и ворвался в шумный зал таверны, наполненный людским гомоном и манящим ароматом жареного мяса.

Просторный обеденный зал был уставлен деревянными столами. Он походил на все те залы придорожных забегаловок, в которых доводилось бывать Сигмону, но выглядел более достойно: столы и стулья тщательно отполированы, дощатый пол вымыт. Потолок не нависает над макушкой, а раскинулся где-то высоко, так что не приходится цеплять головой фонари, висящие на цепях. Стойки с хозяином нет, вход на кухню отгорожен ширмой, из-за которой выглядывают официанты. Вдоль стены идет пологая лестница с крепкими перилами, ведущая на второй этаж. Там, Сигмон в этом был уверен, имеются небольшие комнаты с относительно чистым бельем. Вполне приличное место, которому лишь чуть не хватает лоска, чтобы перейти в разряд гостиницы. Приличное и — судя по отсутствию свободных мест — достаточно популярное.

Оглядев столы, занятые шумными компаниями, Сигмон направился в темный уголок рядом с лестницей, к крохотному столику, придвинутому к стене. Здесь было темно, от дверей тянуло сквозняком, но Сигмон давно не обращал внимания на такие мелочи. Тому, кому частенько приходилось спать на сырой земле, и такое место — дом.

Едва только он опустился на стул — к чести заведения, такой же ладный, как и те, что стояли в центре зала, рядом мгновенно появился худой как щепка парень в чистом, но изрядно потрепанном фартуке. Привычной скороговоркой он выпалил сегодняшнее меню и застыл в ожидании, равнодушно разглядывая столешницу. Сигмон заказал острую похлебку, чей запах до сих пор щекотал его ноздри, поджарку из телятины и бутылку вина. Когда парнишка скрылся в кухне, Сигмон с запоздалым беспокойством похлопал себя по карманам. Уехать пришлось так срочно, что он даже не вспомнил о деньгах на дорогу. К счастью, в кошеле на поясе обнаружилась горсть медных монет, которых вполне хватало, чтобы оплатить ужин. Конечно, можно было попробовать выбить из таверны бесплатное угощение для королевского гонца, но Сигмону совершенно не хотелось размахивать медальоном Сеговара Третьего в кабаке, выпрашивая подачку, словно продажный стражник.

Дожидаясь ужина, Сигмон принялся разглядывать посетителей таверны. Тут было на что посмотреть — за столами были и горожане, и стражники, так и не снявшие доспехи после дневной смены, уставшие купцы, явно собирающиеся пораньше лечь спать, чтобы с рассветом выйти в дорогу, засыпающие на ходу путешественники, торопливо жевавшие ужин перед отходом ко сну. Здесь было тихо — по меркам обычного кабака, а пара шумных компаний в центре зала не в счет. Шума от них было не так уж много, да и безобразничать они явно не собирались. Подозрительных личностей Сигмон не заметил, хотя привычно приценился к молчаливой компании в дальнем углу. Место тихое и спокойное, в чем, вероятно, заслуга поста городской стражи, что в паре шагов от таверны, у ворот. Все тихо. И спокойно.

Только сейчас Сигмон понял, как напряжен. Он расслабился, откинулся на спинку стула и вздохнул. Напряжение последних суток упало с плеч, как тяжкий груз. Сигмон с удовольствием вытянул ноги под столом, размял шею… Да, пара часиков сна пришлись бы кстати. Можно прямо тут. За столом.

Граф с сожалением покачал головой. Быть может, другой гонец на его месте так и поступил бы — подремал часик-другой, а потом, не спеша, двинулся в дорогу. Но для Сигмона Ла Тойя, что служит тайному советнику короля, — это непозволительная роскошь. Там, где-то впереди, есть люди, которым грозит опасность. Гости короля. Невеста Его Величества. Наверняка уродливая северянка почтенных лет, которой откупились от Ривастана. Пусть так. Но Сигмон не мог просто взять и выкинуть из головы задание Птаха. Он нужен этим людям. Они там, в темноте, в маленьком и холодном городке, а тьма над их головами сгущается…

Сигмон выругался и стукнул кулаком по столу. Почему, почему он решил, что гостям грозит беда? Какого демона он несется во весь опор, словно слышит чей-то зов? Разве дело только в приказе Де Грилла?

С замиранием сердца Сигмон прислушался к себе. Знакомое ощущение близкой опасности давило на плечи, пригибало к земле, заставляя нервно оглядываться по сторонам. Глубоко внутри недовольно ворочался зверь, почуявший неладное. Надвигалась буря. Теперь Сигмон был в этом уверен.

Он приподнялся, но в этот момент у столика появился парнишка с подносом. Бухнув на стол глиняные тарелки с едой, он довольно аккуратно поставил рядом бутылку из темного стекла — вещь дорогую и не слишком популярную, судя по всему, в этих краях. Сигмон запустил руку в кошель, нашарил мелочь и высыпал ее в руки паренька. Тот деловито отсчитал нужную сумму, остаток вежливо, но решительно положил на стол и был таков. Сигмон в замешательстве уставился на еду.

Ужин не помешал бы. И жажда никуда не делалась — она только усилилась от запаха острой похлебки. Но граф чувствовал, что ему стоит поторопиться.

Зарычав, Сигмон схватил тарелку с похлебкой и припал к ее краю, словно дикий зверь. Влив в себя всю похлебку разом, как дурное вино, он опустился на стул и быстро набил рот жареным мясом. Давясь жилистыми кусками, он поднялся, схватил бутылку с вином и пошел к выходу — дожевывая на ходу. На него косились из-за соседних столиков, но Сигмон не обращал внимания на удивленные взгляды. Плевать. Через минуту его тут не будет.

У выхода случилась заминка — трое довольно пьяных горожан никак не могли решить, кому выходить первым, а тут еще двери распахнулись, и в зал попытались войти двое посетителей в мокрых плащах путешественников. У дверей возникла небольшая давка, но Сигмон ловко проскользнул между двумя пьянчугами и первым добрался до двери.

Удар был неожиданным и сильным — от толчка в спину Сигмон качнулся вперед и, только услышав звон сломавшегося лезвия, понял, что это был нож. Разворачиваясь, Сигмонвзмахнул рукой, и неудавшийся убийца покатился по полу, сбивая стулья. Его дружки шагнули вперед, прижимая графа к двум крепким путешественникам, и Сигмон увидел тусклый блеск метала. Не раздумывая, он двинул назад локтем, увернулся от первого удара и хорошей оплеухой сбил на пол еще одного пьянчугу. Один из новоприбывших ухватил Сигмона сзади за шею, попытался придушить, но граф ударил его локтем в живот, перехватил согнувшегося пополам неудачника и отгородилсяим от остальных, как щитом.

— Что? — проронил он, выплевывая жилистый кусок мяса. — Прекратить!

Он не собирался превращать кабацкую ссору в побоище — только этого еще не хватало. И даже не подумал достать клинок, хотя зверь внутри его ярился, требуя крови. Ла Тойя давно научился держать его на крепкой цепи и немало гордился этим. И сейчас не собирался уступать ему.

— Осади! — гаркнул он. — В кандалы захотели? Я вам устрою…

И осекся. Пьянчуга, оставшийся стоять на ногах, вовсе не был пьяным — только притворялся им. В глазах его горел жадный огонек. Крепкий парень, приятелем которого Сигмон прикрывался от возможной атаки, сейчас больше походил на солдата, чем на усталого путника. А с пола уже поднимался тот, чей клинок сломался о звериную шкуру, прикрывавшую тело графа Ла Тойя, и в его руках вновь блестел клинок. Они все были заодно. И, даже получив отпор, не испугались, не взъярились, как обычные кабацкие забияки. И не собирались отступать.

Сигмон попятился, выкручивая руку пленника, не давая ему разогнуться. За спиной призывно гулял сквозняк, намекая, что графа ждет распахнутая дверь. Сколько их там? Ждет ли кто-то на улице? Что им надо?

— Назад! — отчеканил Ла Тойя, заметив, что с пола поднимается второй убийца, держась за разбитую скулу. — Всем стоять!

Краем глаза он подметил, что из-за столиков поднимаются те, на ком еще блестели кольчуги стражи. Может, атаковать напавших самому, прижать их к стражникам, скрутить,допросить… И убить на это всю ночь, а то и больше, доказывая, что он личный помощник советника короля. Спланированное нападение на него? Имеет ли оно отношение к егозаданию? Но кто мог знать, что его отправят в этот путь…

— Проклятье, — прошипел Сигмон.

Он не мог позволить себе задерживаться в дороге. И если это нападение было заранее спланировано, он должен как можно скорее оказаться рядом с невестой Вер Сеговара, потому что туманные опасения Де Грилла приобретают реальные черты.

Громкое лошадиное ржание заставило его вздрогнуть. Сигмон обернулся к двери, и в тот же момент в воздухе сверкнул брошенный нож. Сигмон, уворачиваясь, прогнулся назад, вскинул руки, ловя на лету второй клинок… Вырвавшийся из его рук бандит упал на пол и ловко откатился в сторону. Ла Тойя шагнул назад, и в этот миг на него налетели сразу трое. Вспорол воздух кинжал, едва разминувшись с шеей Сигмона, и он ударил в ответ, вколотив пойманный нож по самую рукоять в грудь здоровяка, напоминавшего солдата. Тот успел еще раз взмахнуть кинжалом, и граф, отражая удары мнимых пьянчуг, не успел увернуться — клинок рассек левое предплечье. Вскрикнув, Сигмон попятился и тут же получил удар в колено, потом в висок… Цепь лопнула, и зверь сорвался с цепи.

Зарычав, Сигмон перехватил руку нападавшего, сжал пальцы, кроша чужие кости, и ударил правой — так что голова противника откинулась набок под хруст шейных позвонков. Второго, что пытался ударить ножом, Сигмон пнул в живот, и тот отлетел, грохнувшись спиной о стену. Поднимавшегося с пола бандита граф пинком зашвырнул под ближайший стол — как мешок с тряпьем. Оставшийся на ногах попятился, и в этот момент Сигмон обуздал зверя.

Он сделал шаг назад, пьянея от запаха крови, и обвел тяжелым взглядом тех, кто посмел поднять на него руку. Из пяти нападавших на ногах остался лишь один, и у него уженачала разбухать сломанная челюсть. За его спиной маячили стражники, вытягивая из ножен мечи, и Сигмон понял, что если он останется здесь еще хоть на миг, то ему, возможно, придется исполнить приказ короля в буквальном смысле. Он не мог себе позволить попасть в кутузку и вежливо объясняться пару дней с местной стражей, доказывая, что стал жертвой нападения. А если стражники попытаются его атаковать, он больше не сможет удерживать зверя на привязи. И тогда….

— Да провалитесь вы все, — буркнул Сигмон, развернулся и бросился бежать.

Он выскочил из дверей таверны, держа руку на рукояти меча — на улице его могла ждать засада. Но там его ждал лишь разгоряченный вороной и человек, лежавший у его копыт. Судя по всему, он пытался похитить скакуна, а тот угостил врага хорошим ударом копыта. Сигмон не стал разбираться, кто это был — то ли обычный конокрад, решивший свести коня, то ли один из убийц. Ему было некогда. Подхватив поводья с коновязи, он птицей взлетел в седло. Ворон заржал, встал на дыбы, и Сигмон вжался в черную гриву, пытаясь удержаться в седле. Жеребец с грохотом опустил копыта и заплясал под всадником. Потом, почуяв знакомый запах, остановился и возмущено зафыркал.

Сигмон натянул поводья, и в этот момент на крыльцо выбежал последний из убийц. Вскинув руку с ножом, он бросился на всадника, намереваясь пропороть ему бедро, но Сигмон подался вперед и с огромным наслаждением ударил сапогом в грудь убийцы. Удар, который мог свалить с ног упыря, отбросил убийцу обратно в распахнутые двери таверны, и Сигмон услышал, как в прихожей завопили стражники, на которых обрушилось уже бездыханное тело с раздробленной грудью.

Не дожидаясь их появления, граф пришпорил Ворона, и тот, взяв с места в карьер, помчался к воротам, прочь от опасного места, где пахло свежей кровью. Сигмон пригнулсяк шее Ворона, сливаясь с ним в одно целое, — им предстоял долгий путь. Сонные стражники у ворот не успели даже понять, что происходит, — жеребец черной молнией промчался мимо них и пропал в темной осенней ночи. Стражники, толпой вывалившиеся из дверей таверны, увидели лишь пустую дорогу — королевский гонец покинул гостеприимный город Тир.

Он мчался на восток.* * *

Вэлланор устала. Так сильно, что когда ее привели в крохотную комнатку с наглухо закрытым окном, то просто упала на кровать, даже не потрудившись снять сапожки и куртку.

Некоторое время она лежала, разглядывая потолок и пытаясь успокоить вихрь мыслей и образов, кружившихся в голове. Ей казалось, что кровать качается — после езды в дорожном экипаже Вэлланор бросало из стороны в сторону даже на ровной земле. Ей еще не приходилось ездить так долго. И так быстро.

Из приграничного городка они выехали еще вчера. И неторопливая езда по узким горным дорогам сменилась бешеной скачкой. Карета мчалась вперед по дороге, в напрасной попытке нагнать верховых, и подпрыгивала на каждом камешке, да так, что вещи прыгали со своих мест, словно акробаты. Вэлланор сидела тихо, крепко сжав зубы, чтобы неприкусить язык, а дядя не переставал ругаться, да так, что Вэлла иногда зажимала уши.

Этой разительной переменой они были обязаны письму, которое принесла большая птица начальнику гарнизона. Тот долго говорил с герцогом, и они расстались весьма недовольные друг другом. Вэлла слышала только обрывки разговора и поняла одно — король Сеговар настаивает, что кортеж должен как можно быстрее прибыть в столицу. Дядя же был очень недоволен такой встречей, которую он назвал неподобающей. Вэлле тоже казалось, что принцессы и королевы должны путешествовать как-то по-иному. Уж точно не так быстро. Но ведь, когда они были дома, отец тоже их все время поторапливал…

Начальник гарнизона дал им сопровождающих — пятерых всадников, очень любезных и, на взгляд Вэллы, очень молодых. Сейчас они мчались впереди, расчищая дорогу. Поэтому экипаж ехал быстро, без всяких задержек в пути — кроме того случая, когда ривастанцам пришлось стаскивать с узкой дороги воз, груженный сеном. Они сделали это сами и все время улыбались Вэлле, наблюдавшей за ними из окна кареты. А слуги герцога даже не спешились — лишь спрятали руки под плащи и мрачно поглядывали по сторонам. Вэлле они никогда не нравились. Она знала таких типов — в Каменных Чертогах подобные им выполняли поручения деда. Их называли Ночными Всадниками, поскольку обычно они служили дедушке ночью. Вэлланор догадывалась, что они просто наемные убийцы, но даже гадать не желала о том, какие именно приказы эти люди выполняют. И сейчас знать не хотела. А ривастанцы ей нравились — лихо сдвинув шапки на затылок, они быстро оттащили в сторону воз с сеном, сунули его вознице мелкую монету и дружно, словно по команде, поклонились Вэлланор. Дядя буркнул под нос что-то о проклятых подлизах, но, кажется, остался доволен.

Потом они снова поехали быстро. И ехали так весь день и всю ночь. Ночью Вэлланор пыталась поспать, но ее так бросало по жесткому кожаному сиденью, что сон превратился в тягостную дрему, и утром она чувствовала себя еще больше уставшей.

В дороге они провели и следующий день. И только к вечеру, в сумерках, они — о счастье — добрались до большого города. Ривастанские офицеры сразу нашли гостиницу, большую и удобную. Они все так устроили, что к тому времени, как экипаж въехал во двор, его уже встречал десяток слуг. Они помогли выбраться пассажирам, быстро похватали вещи и быстро развели всех по комнатам. Дядя остался доволен, правда, не разрешил Вэлланор занять большую комнату на самом верхнем этаже. Он велел ей оставаться рядом с ним, в маленькой комнатушке, примыкавшей к его покоям. Скорее всего, это была комната прислуги, но Вэлле она сейчас казалась роскошным дворцом — наконец-то она осталась одна и могла выпрямить спину. И валяться на кровати в сапогах.

Застонав, Вэлланор поднялась и села. Стащив с себя беличью куртку, она швырнула ее на стул. Потом поднялась, подошла к окну и распахнула ставни.

За окном царила ночь. Но не та злая черная колдунья, что окутывает горы непроницаемым черным одеялом. Нет, это была ночь, разбавленная светом фонарей, веселыми криками людей, ржанием лошадей… Это была ночь-проказница, ночь веселья — и такую не отыщешь зимой в горах.

Вэлланор поставила локти на подоконник и выглянула на улицу. Отсюда, сверху, были видны дома — множество домов, в которых горел свет. Большие здания с распахнутыми дверями, двор гостиницы, наполненный людьми и лошадьми. Была видна даже стена, опоясывающая город. Все было наполнено жизнью. Люди куда-то спешили, кричали друг на друга, смеялись. Эта ночь напомнила ей Зимний Праздник Года, ту единственную ночь в году, когда в Каменных Чертогах не гас свет и все веселились до самого рассвета. Ощущение праздника, ожидание подарков, предчувствие веселья… Все было как тогда.

Где-то в глубине души Вэлланор понимала, что здесь, в этом шумном городе, все ночи такие. Все до единой. Но сейчас, именно в эту минуту, ей казалось, что этот праздник устроен в ее честь.

Вэлланор улыбнулась. Дорога выдалась трудной, и все же это было… прекрасно. Она сидела у окна экипажа и рассматривала окрестности. Леса, поля, деревни… Так много всего! В горах такого не увидишь. За один день Вэлланор увидела больше, чем за всю предыдущую жизнь, и самым чудесным было то, все это великолепие вскоре будет принадлежать ей. Ей не нужно возвращаться в холодные Каменные Чертоги, она должна остаться здесь навсегда, здесь, на этом празднике.

Иногда ей казалось, что это лишь сон. И, задремав на жестком сиденье кареты, она порою просыпалась с криком ужаса — когда там, за гранью яви, кто-то объяснял ей, что нужно немедленно вернуться, потому что король зовет ее посмотреть на казнь очередного предателя. Открыв глаза, Вэлла снова видела бескрайний лес, манивший ее в свои бескрайние глубины. Лес, в который она так хотела попасть. Настоящий лес из сказок, а не те три сосны, ютившиеся на краю обрыва за Каменными Чертогами…

Вэлланор вздохнула, отошла от окна и начала раздеваться. Нужно выспаться, чтобы завтра сполна насладиться новыми пейзажами этой бескрайней страны. Страны, которойона будет править как настоящая королева.

Расстегивая крючки на тяжелом бархатном платье, Вэлла вдруг поняла, что, мечтая о королеве Вэлланор, она совсем забывает о короле Геордоре. Она постаралась припомнить его лицо — и не смогла. А ведь он станет ее супругом. Это он будет править страной, а она, как верная супруга, должна будет повиноваться своему мужу. Король. Какое веское и чужое слово. Холодное, словно камень горных скал.

Зябко поежившись, Вэлла повела плечами и выскользнула из платья. Нет, в такой чудесный вечер суровый король казался далеким и малозначительным персонажем. Вэлла никак не могла представить, что какой-то старик возьмет ее за руку и поведет к трону. Нет. Сегодня в воздухе разлито волшебство. Незнакомый странствующий герой — вот чей образ выглядел более реальным. Молодой незнакомец, чем-то похожий на старшего офицера ривастанцев, вот кто мог неожиданно встретиться на пути принцессы Вэлланор. Загадочный и мрачный, как все герои, потому что над ним висит древнее проклятье, снять которое может лишь молодая королева. Она возложит венок на голову героя, и чары спадут. Герой улыбнется, возьмет ее за руку и отведет в лес, на зеленую поляну, где солнечный свет будет литься с неба, подобно водопаду… Герой опустится на колени…

Когда в комнату вошла служанка с подносом, уставленным всевозможной снедью, она увидела, что молодая гостья сладко спит на кровати, полураздетая, не успевшая даже снять сапоги. Служанка поставила поднос на стол и собралась выйти. Но, взглянув на счастливое лицо девчонки, что улыбалась во сне, осталась. Она подошла к кровати, осторожно сняла с гостьи обувь, выпутала ее из дорожного платья, уложила поудобней и накрыла одеялом. Северная принцесса, измученная тяжелой дорогой, даже не проснулась. Служанка, которой не раз приходилось укладывать спать дочку после ночной работы в таверне, печально улыбнулась.

— Желаю тебе счастья, принцесса, — тихо проговорила она. — Пусть хотя бы у тебя все будет хорошо, девочка с севера.

Вэлланор лишь тихо застонала. Ей снился чудесный сон о залитой солнцем лужайке и странствующем герое, чье мрачное лицо вдруг озарила робкая улыбка.* * *

Рассвет застал Сигмона врасплох. Казалось — еще ночь, и он лишь на миг задремал в седле, пустив Ворона шагом, чтобы тот немного отдохнул. И вдруг — первые лучи восходящего солнца, холодные, но такие яркие, бьют в лицо, пробуждая от сладкой дремы.

Королевский гонец выпрямился в седле, потянулся, расправляя затекшую спину. Потом снял перчатку с левой руки и потер лицо, пытаясь смахнуть остатки сна. С правой руки он до сих пор не снимал перчатку на людях. Даже когда оставался один, когда некому было смотреть на его уродство — не снимал. Ему было страшно. Слишком ярким было это напоминание о его уродстве, слишком явно оно кричало о том, что у него все еще есть шанс превратиться в бесполую чешуйчатую тварь, одержимую жаждой крови.

Сигмон передернул плечами и затряс головой, сбрасывая остатки ночного кошмара. Нет, все это глупости. Он жив и здоров, с неба светит солнце, впереди новый чудесный день. Еще один, когда можно дышать, говорить, бегать — просто жить, наслаждаясь каждым мгновеньем.

Привстав на стременах, граф огляделся, пытаясь оценить предстоящий путь. Тщетно. В этих местах Королевский тракт шел через густой хвойный лес, превращаясь в широкую просеку, чьи обочины быстро зарастали молодыми елочками и ветвистым кустарником с острыми листьями и колючими шипами. Дорога не просматривалась — она уходила в глубь леса и терялась там. Под копытами Ворона — утоптанная земля, еще звонкая от ночного морозца. Безлюдно, и на дороге нет свежих следов — это Сигмон отметил сразу. В самом деле, кто сунется ночью в лесную чащу, где может водиться все что угодно — от разбойников до привидений. Разве что королевский гонец, спешащий исполнить свойдолг.

Сигмон растер ладонью шею, разгоняя застоявшуюся кровь, и подбодрил своего нового скакуна каблуками. Тот грозно засопел, но сорвался с места в галоп, словно надеясь согреться на бегу. Копыта Ворона били в мерзлую землю, и по заснувшему лесу его топот разносился, словно гром.

Покачиваясь в седле, граф посматривал по сторонам, пытаясь понять, как далеко до Гартема. Но здесь он раньше не был, места незнакомые, и он никак не мог определить, сколько еще часов придется провести в седле. По рассказам стражи в Тире, Сигмон понял, что до соседнего города можно добраться за ночь хорошей скачки. Сначала граф собирался поступить именно так — гнать скакуна всю ночь, пока тот способен держаться на ногах. Спешно покинув Тир, Сигмон действительно гнал Ворона галопом, пытаясь как можно быстрее убраться из негостеприимного города. Но вечерняя скачка измотала Ворона. Сигмон не собирался загонять скакуна — тот пришелся ему по душе, и граф надеялся оставить его себе. Поэтому он и позволил скакуну отдохнуть — пустил его шагом, а сам задремал в седле. Бутылка вина была лишней. Совершенно и определенно. Как и та, которую он взял в дорогу и выхлебал в кромешной тьме, в одиночку, на полном скаку, под неодобрительное фырканье Ворона. И вот теперь они оба затерялись в глуши, ввосточных дебрях необъятного Ривастана. Хорошо хоть дорога не даст пропасть окончательно — рано или поздно она выведет к Гартему, а там останется только разыскать кортеж с таримцами и тогда можно будет перевести дух.

Лесная просека, и здесь носившая громкое имя Королевского тракта, внезапно вильнула в сторону, ныряя между двух высоких холмов, заросших елками, и вывела гонца в широкую ложбину. Здесь, на краю этой впадины у изножья холмов, походящей на узкую чашу, Сигмон ухватился за поводья и резко остановил Ворона. Тот заплясал на месте, захрапел, но всадник нагнулся, прижался к черной гриве, и тихая угроза, исходящая от его странного тела, заставила коня умолкнуть.

Сигмон выпрямился в седле, разглядывая лесную дорогу, перегороженную упавшей елью. Лесной великан с разлапистыми ветвями наглухо перекрыл путь, превратившись в колючий вал не меньше человеческого роста. И Сигмон готов был поклясться, что случайности в этом не больше, чем в восходе солнца, — на той стороне дороги, прямо перед упавшей елью, остановился небольшой отряд, в котором граф без труда узнал цель своего путешествия.

У самых ветвей поваленного дерева гарцевали пятеро всадников в грязно-зеленых мундирах пограничной стражи Ривастана. За ними высилась черная коробка походного экипажа, запряженная четверкой лошадей. Ее охраняли всадники в черных плащах, по пять с каждой стороны — все как на подбор рослые, плечистые, вооруженные длинными клинками. Еще пятеро таких же крепышей прикрывали экипаж с тыла. Позади них сбились в кучу пятеро всадников, на вид довольно хлипких и безоружных. Слуги, не иначе.

Сигмону не нужно было гадать, кто прячется в экипаже. Он знал это наверняка.

Над дорогой стояла звенящая утренняя тишина. До Сигмона долетали лишь отзвуки голосов всадников, что, судя по всему, бранили упавшее древо. Все было ясно, как светлый день. Единственное, чего не понимал граф, — почему те, кто сидит в засаде, медлят.

Он беззвучно соскользнул на землю и проверил, легко ли вынимается из ножен клинок.

— Тише, — сказал он, похлопывая Ворона по черной шее, — постой тут, ладно?

Вороной, хранящий гробовое молчание, топнул копытом, размолов в пыль кусок замерзшей грязи.

— Я тебя позову, — прошептал граф, заглядывая в темные глаза скакуна, — потом, когда все кончится. Хорошо?

Ворон ласково боднул нового хозяина головой и отступил на шаг, оставляя его один на один с пустой дорогой. Сигмон медленно расстегнул пряжку тяжелого непромокаемого плаща и позволил ему упасть на землю. Потом подпрыгнул на месте, проверяя — все ли закреплено. Отстегнул с пояса кошель с мелочью, бросил на плащ. Провел рукой по груди, положил ладонь на рукоять меча. А потом побежал.

Он мчался по замерзшей дороге вниз, к ложбине. Ничуть не таясь, выбивая гул из подмерзшей глины и расплескивая редкие лужицы мутной воды, покрытые хрупким льдом. Он бежал изо всех сил, превратившись в смазанный силуэт, в тень, парящую над пустой дорогой. И все же он опоздал.

Он пробежал лишь половину пути, когда над спящим лесом взвился первый крик боли. Сигмон прекрасно видел, что произошло — из зеленых ветвей упавшего дерева вынырнули пятеро лучников и одновременно спустили тетиву. Пятеро ривастанцев, прикрывавших экипаж, с криками повалились в грязь — на таком расстоянии было сложно промахнуться. Но не успели опустеть их седла, как стрелки вновь скрылись в ветвях, а на их месте появились новые, с луками наготове. Они дали второй залп — уже по экипажу, отозвавшемуся глухим звоном треснувшего дерева. Таримцы в черных плащах рванулись вперед, чтобы смять лучников, прятавшихся за упавшим деревом, но в тот же момент из-за деревьев с обеих сторон дороги к экипажу бросились пешие воины. Вооруженные мечами и топорами, они оттеснили таримцев к самым дверцам экипажа, предоставляя лучникам возможность дать еще один залп. Но выстрелить те не успели. На поле боя появилось еще одно действующее лицо — граф Сигмон Ла Тойя, королевский гонец.