Чтение 29–й страницы книги ~Песчаный дьявол~

Каждое слово, произнесенное старухой, порождало в голове Сафии тысячи вопросов. Врата Убара. Последние хранители. Сердце затерянного города. Спрятанные ключи. Но кое-какие догадки у нее все же были.

– Ключи... – пробормотала Сафия. – Железное сердце.

Ходжа кивнула.

– Ведущее к сердцу Убара.

– И копье с головой Билкис, царицы Савской.

Престарелая женщина опустила голову.

– Той, которая является праматерью всех нас. Основательница царского дома Убара. Ее голова по праву украшает второй ключ.

Сафия мысленно повторила все, что знала о судьбе Убара. Город действительно был основан около девятого века до нашей эры, в то самое время, когда жила царица Савская, историческая личность. Убар процветал приблизительно до третьего века нашей эры, когда землетрясение разрушило город. Срок этот был очень большой, но вся историяправящего дома была хорошо задокументирована.

Сафия высказала свои сомнения:

– Я полагала, первым правителем Убара был царь Шаддад, праправнук Ноя.

Один обособленный клан бедуинов, шахра, считал себя потомками легендарного царя.

Старуха покачала головой.

– Династия Шаддада выполняла лишь чисто административные функции. Истинными правителями были потомки Билкис, и эту тайну доверяли лишь немногим избранным. Убар преподнес свое могущество царице, выбрал ее, позволил ей передавать власть своему роду. Этот род продолжается и по сей день.

Сафия вспомнила лицо царицы. Все молодые женщины здесь обладали поразительным сходством с ним. Возможно ли, чтобы род сохранил чистоту на протяжении двух тысячелетий?

Сафия недоверчиво покачала головой.

– Вы хотите сказать, что ваше племя может проследить свою родословную до самой царицы Савской?

Ходжа кивнула.

– Больше того... – проговорила она, устремляя взгляд вверх. – Мы и есть царица Савская.* * *

3часа 28 минут

У Кары кружилась голова, ее мутило. Но не из-за отсутствия наркотиков. Наоборот, с тех пор как она попала в пещеру, чувство постоянной дурноты постепенно прошло, а вместе с ним отступили и судороги, донимавшие ее все последнее время. Но сейчас мучения Кары были в тысячу раз сильнее тех, которые связаны с нехваткой амфетаминов. Она чувствовала себя сокрушенной, раздавленной, истощенной до предела, опустошенной. Все рассуждения о затерянных городах, таинственных силах, древних родах нисколько ее не трогали. Кара не могла оторвать взгляд от останков своего отца.

У нее из головы не выходили слова ходжи: "Лорд Кенсингтон искал Убар, как ищет этот город его дочь".

Кара вспоминала день, когда погиб отец, выезд на охоту – подарок на ее шестнадцатилетие. Все эти годы она недоумевала: зачем они отправились тогда именно в ту частьпустыни. Дичи было предостаточно и гораздо ближе к Маскату. В таком случае почему они добрались по воздуху до авиабазы Тумрайт, затем долго ехали в глубь пустыни на"лендроверах" и только после этого начали охоту, пересев на песчаные мотоциклы? Неужели отец использовал ее день рождения как повод посетить эти места?

У Кары в груди вспыхнула ярость, которая прорвалась наружу, словно свет пламени через стеклянную глыбу. Однако ярость эта не была направлена против кого-то конкретно. Кара злилась на всех этих женщин, на протяжении стольких лет хранивших тайну, на своего отца, загубившего жизнь ради сомнительных целей, на себя саму, последовавшую по его стопам. Даже на Сафию, которая не остановила подругу, несмотря на то что поиски эти убивали Кару изнутри. Огонь бешеного гнева сжег дотла последние крупицы недомогания.

Усевшись на коврик, Кара повернулась к престарелой ходже и горьким, резким вопросом прервала лекцию по истории, которую старуха читала Сафии:

– Почему мой отец искал Убар?

– Кара... – попыталась ее унять Сафия. – Полагаю, это может подождать.

– Нет! – Внутренняя ярость вернула в ее тон повелительные нотки. – Я хочу знать прямо сейчас.

Ходжа, оставаясь невозмутимой, согнулась перед гневом Кары, словно тростинка на ветру.

– Ты имеешь полное право задавать этот вопрос. Именно поэтому вы обе здесь.

Кара нахмурилась. Старуха перевела взгляд с нее на Сафию.

– Что пустыня отнимает, она также и возвращает.

– Что это значит? – резко спросила Кара.

Ходжа вздохнула.

– Пустыня отняла у тебя отца, – она указала на скорбный камень, – но зато дала тебе сестру.

Старуха кивнула на Сафию.

– Сафия всегда была моей ближайшей подругой.

Несмотря на гнев, голос Кары наполнился теплым чувством. Справедливость и глубина собственных слов, произнесенных вслух, поразила израненное сердце Кары с такой силой, о какой она сама даже не подозревала. Кара попыталась стряхнуть это чувство, но оно не уходило.

– Сафия тебе больше чем подруга. Она твоя сестра по духу... И по крови.

Подняв посох, ходжа указала на тело, погребенное в стекле.

– Здесь лежит отец твой и Сафии.

Старуха помолчала, глядя на ошеломленных женщин.

– Вы – сестры.* * *

3часа 33 минуты

Рассудок Сафии никак не мог осмыслить слова пожилой женщины.

– Это невозможно, – наконец обрела голос Кара. – Моя мать умерла при родах.

– У вас один отец, но разные матери, – уточнила ходжа. – Сафию произвела на свет женщина из нашего народа.

Сафия покачала головой. Значит, они с Карой кровные сестры. Спокойствие, которое она испытывала с момента пробуждения, разлетелось вдребезги. Казалось, целую вечность она прожила без матери, не зная о ней ничего, кроме того, что та погибла при катастрофе автобуса, когда Сафии не было и четырех лет. А об отце вообще не было ничего известно. В смутных детских воспоминаниях о жизни до приюта – туманных образах, ароматах, шепоте на ушко – мужчина, отец никогда не присутствовал. Да и от матери у нее осталось только одно – фамилия, аль-Мааз.

– Успокойтесь, я обращаюсь к обеим, – подняв руки, сказала старуха. – Это дар, а не проклятие.

Ее слова уняли бешеное биение сердца Сафии, подобно тому как прикосновение ладони останавливает звучание камертона. И все же она не могла заставить себя взглянутьна Кару, охваченная стыдом, словно ее присутствие могло каким-то образом осквернить добрую память лорда Кенсингтона. Сафия мысленно вернулась в прошлое, в тот день, когда ее забрали из приюта, – в тот пугающий, полный надежд день, когда Реджинальд Кенсингтон выбрал из всех воспитанниц именно ее, полукровку, отвез к себе домой, выделил отдельную комнату. Кара и Сафия сразу же прониклись друг к другу симпатией. Неужели они еще в детстве почувствовали эту незримую связь, которая объединяла их? Но почему Реджинальд Кенсингтон ни словом не обмолвился им о том, что они сестры?

– Если бы я только знала... – с трудом вымолвила Кара, протягивая Сафии руку.

Та подняла взгляд. В глазах подруги не было обвинений. От ярости, бушевавшей мгновение назад, не осталось и следа. Сафия увидела только облегчение, надежду и любовь.

– А может быть, мы все-таки знали... – пробормотала она, бросаясь в объятия сестры. – Быть может, в глубине души мы всегда чувствовали это?

Хлынули слезы. Молодые женщины осознали, что теперь они не просто подруги, а семья. Они долго обнимали друг друга, но потребность задать вопросы наконец заставила их разорвать объятия. И все же Кара не выпустила руку Сафии из своей.

Ходжа наконец заговорила снова:

– Ваша общая судьба восходит к тому времени, когда лорд Кенсингтон обнаружил в гробнице наби Амирана то древнее изваяние. Его находка имела для нас огромное значение. Изваяние, относящееся к эпохе основания Убара, было спрятано в гробнице, которую предание связывает с женщиной, творившей чудеса.

– Дева Мария? – спросила Сафия.

Старуха кивнула.

– Поскольку мы являемся хранительницами, одна из нас должна была сблизиться с лордом Кенсингтоном, чтобы изучить реликвию из погребения. Предание гласит: когда придет время, ключи от ворот Убара явятся сами собой. Поэтому к сэру Реджинальду была направлена Алмаз.

– Аль-Мааз, – поправила Сафия, отметив, что ходжа произнесла фамилию матери не совсем правильно.

– Алмаз, – твердо повторила старуха.

Кара стиснула подруге руку.

– Здесь все женщины имеют в качестве имен названия драгоценных камней. Ходжу, например, зовут Лулу. Жемчужина.

Сафия широко раскрыла глаза.

– Алмаз. Мою мать звали Алмаз. А в приюте ее имя было ошибочно записано как аль-Мааз. Так что же с ней сталось?

Ходжа Лулу, устало нахмурившись, покачала головой.

– Твоя мать влюбилась. Расследуя обстоятельства открытия древнего изваяния, она чересчур сблизилась с лордом Кенсингтоном. Забыв обо всем, оба отдались своему чувству. А через несколько месяцев в чреве Алмаз стал зреть младенец, осемененный способом, естественным для всех женщин.

Сафии совсем не понравился этот странный выбор выражения, однако она не стала прерывать старуху.

– Беременность повергла твою мать в ужас. Нам запрещено зачинать ребенка от мужчины. Она бежала от лорда Кенсингтона. Вернулась к нам. Мы заботились о ней до самых родов. Но после того, как ты появилась на свет, ей пришлось уйти. Алмаз нарушила наши законы. И ты, ребенок смешанных кровей, не была чистой рахим.

Старуха прикоснулась кончиком пальца к татуированной слезинке – рубиновому знаку принадлежности к племени. У Сафии такой татуировки не было.

– Твоя мать поселилась в городке Халуф на побережье, недалеко от Маската, и стала воспитывать тебя одна. Однако через четыре года катастрофа сделала тебя сиротой. Все это время лорд Кенсингтон не прекращал поиски твоей матери и ребенка, которого она, вероятно, унесла в своей утробе. Он прочесал весь Оман, потратил целое состояние, но если одна из нас захочет стать невидимой, найти ее не сможет никто. Кровь Билкис благословила нас во многих отношениях.

Старуха перевела взгляд на свой посох.

– Узнав, что ты осталась сиротой, мы не могли оставить тебя в беде. Выяснили, в какой приют ты попала, и сообщили об этом лорду Кенсингтону. Он был сражен горем, узнав о судьбе Алмаз, но то, что пустыня отнимает, она и возвращает. Пустыня подарила ему дочь. Он забрал тебя и ввел в свою семью. Подозреваю, сэр Реджинальд намеревался дождаться, когда вы обе будете достаточно взрослыми и сможете понять запутанность сердечных дел, чтобы открыть вам ваше кровное родство.

Кара вздрогнула.

– В то утро перед охотой отец предупредил, что собирается сказать мне нечто важное. Что-то такое, что я в день своего шестнадцатилетия, превратившись из девочки в женщину, смогу наконец понять.

Ее голос дрогнул. Она сглотнула подкативший к горлу комок и закончила:

– Я думала, отец хотел поговорить об университете, а не о...

Сафия стиснула ей руку.

– Все хорошо. Теперь нам это известно.

Кара подняла взгляд. В ее глазах по-прежнему светилось недоумение.

– Но почему отец продолжал так упорно искать Убар? Не понимаю.

Ходжа вздохнула.

– Это одна из многих причин, по которым нам запрещается сближаться с мужчинами. Быть может, Алмаз прошептала что-то во сне. Поделилась тайной со своим возлюбленным. Так или иначе, но твой отец узнал про Убар. И стал искать затерянный город, быть может, чтобы тем самым сблизиться с женщиной, которую потерял. Но Убар полон опасностей. Бремя хранителей тяжелое.

Словно в подтверждение своих слов, старуха с большим трудом поднялась на ноги.

– А что будет с нами теперь? – спросила Сафия.

– Я расскажу вам по дороге, – ответила ходжа. – Путь нам предстоит неблизкий.

– Куда мы отправляемся? – спросила Сафия.

Вопрос этот, судя по всему, удивил ходжу.

– Ты одна из нас, Сафия. Ты принесла нам ключи.

– Сердце и копье?

Старуха кивнула, затем отвела взгляд.

– По прошествии двух тысячелетий мы сможем отпереть Врата Убара.

Часть четвертая

Врата Убара

На распутье

4декабря, 5 часов 55 минут

Горы Дофар

Когда небо на востоке начало светлеть, Омаха сбросил скорость, выезжая на перевал. Дальше дорога шла вниз, если можно было назвать дорогой разбитую тропу, усыпанную валунами. У Омахи ныл зад от постоянной тряски на протяжении последних десяти миль.

Данн нажал на тормоз. Это был последний перевал. Впереди горы переходили в пустынные каменистые равнины с солончаковыми низинами. В зеркале заднего вида еще можно было наблюдать поля зеленого вереска, усеянные пасущимися домашними животными. Переход от плодородных земель к безжизненной пустыне был резким.

Впереди, куда хватал глаз, простирался лунный ландшафт краснозема, среди которого лишь изредка попадались пучки скрюченных деревьев с красной корой, сгорбленных постоянно дующими со стороны перевала ветрами. Это и было ценное, редко встречающееся ладанное дерево. Источник богатства края в древности.

Когда машина резко затормозила, Пейнтер мотнул головой, очнувшись от полудремы.

– В чем дело? – спросил он, приходя в себя.

Его рука потянулась к лежащему на коленях пистолету.

Омаха указал вперед. Дорога шла вниз по пересохшему руслу реки, так называемому вади. Крутая, усыпанная камнями, она была проходима лишь для полноприводных машин.

– Дальше только вниз и вниз, – сказал Омаха.

– Я знаю эти места, – заговорил сидевший сзади Барак.

Этот человек, казалось, не нуждался в сне. Всю дорогу, пока минивэн петлял по горам, он шепотом давал указания Омахе.

– Это вади Дхикур, ущелье Памяти. Скалы по обе стороны от него – древние кладбища.

Омаха включил передачу.

– Будем надеяться, они не пополнятся нашими могилами.

– Почему мы поехали этим путем? – спросил Пейнтер. На третьем ряду сидений зашевелились Корал и Денни, которые задремали, прижавшись друг к другу. Они выпрямились, прислушиваясь. Один лишь Клей рядом с Бараком громко храпел, закинув голову назад, бесчувственный к окружающему миру.

На вопрос Пейнтера ответил Барак:

– Путь через горы в пустыню знает только местное племя шахра. Оно до сих пор по старинке собирает здесь ладан.

Омахе еще не приходилось встречать бедуинов из клана шахра. Это племя, застывшее в обычаях предков, вело очень уединенный образ жизни, до сих пор пользуясь технологиями чуть ли не каменного века. Лингвисты тщательнейшим образом изучали язык шахра. Похожий на современный арабский, он напоминает гортанные песнопения и содержит восемь дополнительных фонем. С течением времени большинство языков теряют звуки, становятся более совершенными. Обладающий лишними слогами, шахранский язык считался одним из древнейших во всей Аравии.

Но что самое любопытное, сами шахра называют себя "люди адда" в честь легендарного царя Шаддада, первого правителя Убара. Согласно устным преданиям, передающимся из поколения в поколение, они ведут свой род от жителей Убара, которым удалось спастись во время разрушения города в начале третьего века нашей эры. Больше того, возможно, сейчас Барак вел маленький отряд той самой тропой, по которой когда-то "люди адда" бежали из обреченного Убара.

От этой мысли холодело сердце, особенно если учесть, что дорога пролегала в тени древних могил.

– От подножия вади до Шисура всего около тридцати километров, – закончил Барак. – Совсем недалеко.

Омаха начал спуск на пониженной передаче, ползком на скорости не выше пяти миль в час. При езде с большей скоростью машина могла потерять сцепление с грунтом на каменистых осыпях и гладких скалах. Несмотря на все меры предосторожности, "фольксваген" то и дело заносило, словно на льду. Через полчаса ладони Омахи, сжимающие рулевое колесо, взмокли от пота.

Но по крайней мере, взошло солнце, показавшись на небе пыльно-красным диском. Омахе был хорошо знаком этот цвет. Надвигалась буря, которая должна была обрушиться наэти места через какие-нибудь считанные часы. По вади уже разгуливали порывы ветра, прилетевшего со стороны пустыни, которые швыряли из стороны в сторону громоздкий минивэн, обладающий далеко не лучшими аэродинамическими качествами.

Войдя в слепой поворот пересохшего русла, Омаха едва не наехал на двух верблюдов и двух бедуинов в длинных халатах. Он резко нажал на тормоза, задние колеса занесло, и машина налетела боком на каменные плиты, уложенные у дороги в опасно покосившееся сооружение. Послышался скрежет металла. Плиты с грохотом повалились вниз.

Клей, очнувшись от сна, пробормотал что-то невнятное.

– А у нас машина застрахована от столкновений? – пробормотал Денни, хватаясь за поручень над дверью.

Верблюды, увешанные тюками и огромными корзинами, заревели и замотали головами, проходя мимо остановившейся машины. Казалось, они несли на своих спинах весь домашний скарб.

– Беженцы, – заметил Пейнтер, указывая на вереницу нагруженных верблюдов, мулов и лошадей, которая тянулась по высохшему руслу. – Спасаются от приближающейся бури.

– У нас все живы и невредимы? – спросил Омаха.

Отжав сцепление, он вступил в борьбу с рукояткой коробки переключения передач. "Фольксваген", покачавшись, дернулся и снова покатил вниз.

– На что это мы налетели? – спросила Корал, провожая взглядом поваленные плиты.

Денни указал на такие же груды камней, которыми было утыкано кладбище.

– Трилиты, – ответил он. – Древние молитвенные камни.

Каждая груда состояла из трех прислоненных друг к другу каменных плит, образующих небольшую пирамиду. Омаха ехал вниз, осторожно объезжая погребальные пирамиды. Делать это становилось все труднее по мере того, как с приближением к концу пересохшего русла встречный "транспортный поток" становился все более плотным.

Люди толпами бежали от надвигающегося урагана.

– Кажется, ты говорил, что про эту потайную дверь в горы никому не известно, – обратился к Бараку Пейнтер.

Бедуин пожал плечами.

– Когда приближается песчаная буря небывалой силы, все бегут туда, где повыше. В любые горы. Готов поспорить, сейчас то же самое творится во всех вади. А на дорогах, несомненно, еще хуже.

Время от времени им удавалось ловить по радио обрывки сводок погоды. Страшный ураган мчался по пустыне со скоростью восемьдесят миль в час, увлекая за собой тонны сухого песка. Ветер гнал барханы, словно волны на штормовом море.

Но это еще было не самое худшее. Область высокого давления, которая сформировалась над побережьем моря, начала движение в глубь суши. Двум ураганам предстояло встретиться над Оманской пустыней. Редкое сочетание погодных условий должно было породить бурю, подобную которой в этих краях еще не видели.

Несмотря на поднявшееся на небе солнце, северный горизонт оставался окутанным мутным мраком. По мере того как минивэн спускался на равнину, приближающаяся буря поднималась все выше и выше, словно неудержимая приливная волна набегала на берег.

Наконец путники достигли конца вади. Скалы по обе стороны закончились, сменившись песчаными солончаками.

– Добро пожаловать в Руб-эль-Хали, – объявил Омаха. – В великую "пустыню пустынь" Аравии.

Название как нельзя лучше подходило этой местности. Впереди простиралась обширная грязно-серая каменистая равнина, исполосованная и рассеченная пиктограммами бело-голубых солончаков. А вдали красно-бурая черта обозначала видимый край бесконечных барханов, уходящих в глубь Аравийского полуострова. С возвышения пески сияли розовыми, коричневыми, багряными и алыми цветами – настоящая палитра красок.

Омаха взглянул на указатель топлива. Если повезет, бензина хватит на то, чтобы добраться до Шисура. Он оглянулся на "призрака пустыни", единственного оставшегося проводника.

– Значит, еще тридцать километров, да?

Откинувшись назад, Барак пожал плечами.

– Около того.

Тряхнув головой, Омаха снова повернулся вперед и начал путь через равнину. В направлении гор по-прежнему тянулись редкие группы беженцев. Они не обращали внимания на машину, которая ехала навстречу буре. Только глупец мог пуститься в такое путешествие.

Пассажиры минивэна молчали, не отрывая взгляда от приближающегося шторма. Единственным звуком был хруст песка и камней под колесами. Пользуясь характером местности, Омаха рискнул разогнать машину до тридцати миль в час.

К несчастью, ветер, казалось, усиливался с каждой преодоленной милей. С вершин барханов срывало потоки песка, который нещадно хлестал по "фольксвагену". Будет удивительно, если машина, добравшись до Шисура, сохранит на бортах хоть сколько-нибудь краски.

Наконец молчание нарушил Денни:

– Трудно поверить, что когда-то здесь простиралась бескрайняя саванна.

Клей зевнул.