Чтение 10–й страницы книги ~Сын погибели~

– Теобальд, – приоткрыл глаза барон, – кажется, мы здорово влипли.

– Я ходил под вашим знаменем семь лет, капитан. И всякий раз, когда мы здорово влипали, вы находили, как извернуться и уйти, да еще и с хорошей добычей.

Ди Гуеско смерил «лесника» долгим благодарным взглядом:

– Значит, так, – он поднялся, опираясь на секиру, – путей у нас немного, и каждый из них хорошо известен. Из Пармы наверняка уже выслали погоню, а заодно и гонцов к соседям. Уверен, они ждут, что мы отправимся или на юг – под крыло Его Святейшества, либо же через Пьемонт и Савойю во Францию. Если мы и впрямь сунемся туда – прощай голова! Но пока нас обложат, словно волка флажками, остается еще один путь – в Империю.

– Но туда просто так не пройти. Необходимо пробираться по горным тропам, где сложно отыскать укрытие – особенно, не зная местности. К тому же придется двигаться мимо Бергамо, а в городе обязательно поинтересуются, куда это направляется отряд папской гвардии. Да и… этот мертвец…

– К черту Папу, к черту его гвардию! И Бенчи – тоже к черту! Будь он трижды проклят, акулий выродок! Забудьте о том, что вы были на службе Его Святейшества. В Империи всегда найдется великое множество князей и герцогов, которые не жалуют Папу и рады будут принять на службу таких парней, как мы. Главное сейчас – оказаться по ту сторону границы.

– Но как? – вразнобой послышалось из застывшей в ожидании вожака колонны.

– Когда я был совсем мальчишкой, мои земляки, – улыбаясь воспоминаниям, начал Майорано, – решили раздобыть для себя мощи евангелиста Марка. Они направились в Александрию, где тот претерпел мученическую смерть, похитили его останки, а чтобы обойти мытарей-сарацин, поверх мощей святого нагрузили сала. Магометане погнушались досматривать сундук с мощами. И с тех пор, как все вы знаете, святой Марк является небесным покровителем Венеции. Теобальд, мне нужен гроб…

– Вы что же, намерены предать земле тело святого отца?

– В пекло святого отца! Обойдется без гроба. Не перебивай. Гроб нужен мне, а еще – гнилое мясо и дохлая кошка.

Толпа странников в серых от пыли плащах с надвинутыми на глаза капюшонами, опираясь на длинные посохи, с воем и стенаниями приблизилась к восьмиугольной каменной башне. Нижняя часть ее живо напоминала о могуществе императорского Рима, в то время как верхняя являлась непреложным доказательством мощи Священной Римской Империи германского народа. Посреди скорбной толпы медленно катила запряженная двуконь повозка с черным, недвусмысленного вида ящиком.

Начальник пограничной стражи и трое его людей заступили дорогу процессии, опасливо поглядывая на гроб.

– Кто такие?

Возница приподнял украшенный свинцовыми образками и морскими раковинами капюшон и уставился на стражника отсутствующим взглядом.

– Я спрашиваю, кто такие?! – повысил голос начальник стражи.

– Божьи люди, – со слезой проговорил возница.

– Откуда, куда?

– Из Святой Земли, из самого Иерусалима. Мы везем тело просветленного учителя нашего – преподобного отца Марка, скончавшегося от мучительной болезни в тех самых землях, где Спаситель принял смерть и воскрес к вящей славе Господней.

Страж границы недовольно поморщился, но, памятуя о долге и предписаниях, подошел вплотную к гробу.

– Снимите крышку!

– Быть может, вам, славный воин, не стоит глядеть на это? – всхлипнул Теобальд. – Эта болезнь… О, как это было ужасно! Он умирал, корчась, в течение двух недель, и ни слова жалобы не сорвалось с его уст, лишь благодарил Всевышнего, что претерпевает муки…

– Ну, полно! Открой крышку!

– Быть может, не стоит… Эта болезнь… Она может быть заразна… Это было так страшно – он весь был покрыт язвами, струпьями, кожа слезала с него клочьями…

Начальник стражи поглядел на возчика без прежнего энтузиазма:

– Хорошо, приоткрой гроб.

– Как скажете, господин, как скажете…

Теобальд отложил кнут и взялся за крышку.

– Куда вы везете его? – в спину ему спросил смотритель.

– В Санкт-Галлен. Мы хотели схоронить его там, в Святой Земле, но преподобный сказал, что, поскольку смерть его так ужасна, он не желает своим, с позволения сказать, гниющим трупом осквернять великую святыню христианского мира. – Возница приподнял крышку гроба, и из щели вырвался настолько зловонный смрад, что начальник стражи невольно отшатнулся, однако увидел сквозь нее лежащего человека в облачении, вернее, даже не человека, а гниющий остов, кишащий червями.

– Закрывай! Проваливайте немедленно! – крестясь, крикнул он.

– Благодарю тебя, храбрый воин, – едва сдерживая рыдания, пробормотал Теобальд, взбираясь на козлы. – Бог наградит тебя за доброту! Какая ужасная смерть для стольправедного человека, – вздохнул он.

Толпа со стоном и плачем двинулась вперед. Страж границы, качая головой, глядел, как сотрясаются плечи его недавнего собеседника и как удаляется по горной дороге скорбная повозка.

– Черт, черт, черт! – донеслось из гроба. – Проклятие! А ну сдвиньте крышку, иначе я и впрямь сдохну тут!

Заплаканный Теобальд перестал сотрясаться от беззвучного хохота и бросился выполнять приказ командира, но вдруг…

– Погодите, дон Анджело! Нас догоняют какие-то всадники.

– Этого еще не хватало, – ответили из гроба. – Кто такие?

– Не разберу. Похоже, имперцы. Впереди рыцарь, у него на котте двуглавый орел, но не такой, какой принят по ту сторону Альп.

– С дороги, с дороги! – раздался резкий окрик, по которому всякий, кто хоть раз слышал, мог опознать северянина. – Освободите путь герцогу Сантодоро!

– Зачем так, Брэнар, – возразил на звучном ромейском наречии первому голосу второй, как будто смутно знакомый Майорано.

– Эй, – знатный ромей подъехал ближе к катафалку, – судя по тому, как много вас и какой дальний путь вы проделали, тот, кто лежит в этом гробу, был весьма достойным человеком.

– О да, монсеньор, – начал Теобальд, – воистину, святой жизни. Немало чудес он сотворил в прежние годы.

– Прискорбно, – вздохнул его собеседник. – Всегда печально видеть, как умирают лучшие из лучших…

Майорано услышал звон монет.

– Вот, держи. Увы, это все, что я могу сделать для вас. Не в моих силах оживлять мертвых, но долг христианина позаботиться о живых. Вы, должно быть, давно не ели…

– Господь видит доброту вашу, – скороговоркой затараторил Теобальд.

– Воля Аллаха, – прошептал барон ди Гуеско, – да ведь это же Гаврас! Святая Дева, он-то здесь откуда? Как бы то ни было, Всевышний определенно на моей стороне, раз ужпослал сюда старого знакомца.

Майорано притянул колени к груди, уперся ногами в крышку гроба и отбросил ее.

– Богородица Дева и святой Федор Стратилат! – в ужасе выдохнул Симеон Гаврас, с трудом удерживая норовистого коня.

– К черту! Маскарад окончен! Разбирайте оружие! – заорал ди Гуеско, радуясь возможности снова вдохнуть чистый воздух и отодрать с лица гнусные нашлепки из червивого мяса. – Симеон! Друг мой! Ты оживил меня!

Городок Шварцфельд понемногу приходил в себя. Когда близ него вдруг появился вооруженный отряд под неведомым знаменем, горожане подумали, что какой-то очередной разбойничий барон решил пощупать мошну у местных торговцев. Но пока снаряжалось ополчение и запирались ворота, ошибка стала уже ясна и высокий гость Шварцфельда, герцог Сантодоро с эскортом, были достойно приняты в городской ратуше и размещены с максимальным почетом.

Анджело Майорано, шокировавший горожан своим запахом, теперь отмытый в купальне и умащенный ромейскими благовониями, восседал за столом перед герцогом, попивая вино и жалуясь на тяжелую долю:

– После того как мы расстались с вами, я решил навсегда распрощаться с прежней жизнью и поступил на службу Его Святейшества. Вы же знаете, я честный малый. К тому же Господь не обидел меня отвагой, да и в военном деле я кое-что смыслю, так что Папа Гонорий начал отличать меня среди других командиров, сделал бароном и капитаном своей гвардии. Но, увы, злая судьба… Как говорят у нас в Италии: «Если вы увидели, что ручей потек вспять, то, значит, где-то кто-то ответил добром на добро…»

– Что же случилось?

– О, не спрашивайте, друг мой, не спрашивайте! Это ужасная тайна, из-за которой я чуть не лишился жизни… Да и теперь, – Майорано оглянулся, будто выискивая притаившихся врагов, – лучше, чтобы здесь не называли мое имя.

Он сделал паузу.

– Но вы, герцог, вы имели полную возможность убедиться в моей преданности, когда я доставил вас от Светлояр-озера к самому Херсонесу.

– Рассказывайте и ничего не бойтесь!

– Я узнал страшное, – переходя на шепот и приближаясь к Симеону Гаврасу, сообщил барон ди Гуеско. – Святейший Папа, глава Католической церкви – чернокнижник! До меня и прежде доходили слухи, что он больше любит изящную словесность, чем Святое Писание, что раздает епископские шапки стихотворцам и ораторам, нимало не беспокоясь об их благочестии. Тогда я думал, что это лишь злые языки, наветы и козни завистников… Но как-то мне воочию довелось увидеть лабораторию, в которой понтифик с какими-то темными личностями варил золото и вызывал демонов. И я узрел книгу, полную диковинных значков, которую читали все они, исполняя ритуал-заклинание. Ужас обуял меня, когда я узнал все это, и не смог удержать стон, коим выдал себя. А на другой день Гонорий II велел мне отправляться в Парму – якобы для того, чтобы охранять по дороге во Францию почтенного святого отца. То была ловушка – Гуэдальфо Бенчи, которого все считали святошей, на самом деле был главой сицилийских пиратов! Ему приказали лишить меня жизни, но в самый последний миг я сумел разгадать его замысел. Мы сражались в честном бою, прелат был повержен, я же – вынужден скрываться. Вот она, злая судьба! Вот они – несчастья, преследующие благородного человека по пятам, точно псы – Актеона[34]… – Он смахнул слезу. – Теперь я здесь, в Империи, хотя ума не приложу, куда податься далее.

– Я направляюсь ко двору герцога Швабского.

– Вы думаете, ему понадобятся отважные воины? – не замедлил с вопросом Майорано.

– Быть может, – предположил Симеон Гаврас, прикидывая, что уж ему-то отважные воины точно пригодятся. – Я еду туда на турнир в честь бракосочетания герцога…

– Да, турниры здесь часто случаются, местные храбрецы любят вышибать друг друга из седла. В честь свадьбы, в память святых и бог весть еще ради чего.

– Но в этом случае речь идет о свадьбе герцога Конрада Швабского и Никотеи.

– Вот оно что! – На лице Майорано обозначилась задумчивость. – Значит, вот как. – Он вдруг усмехнулся. – Что ж, если ваша светлость подождет до завтрашнего дня, пока мои парни перегонят сюда коней с той стороны границы, я буду рад присоединиться к вам и, как водится, служить верой и правдой.

Лис поглядел на валлийцев, недоверчиво взиравших в сторону чужаков, на спасенного некогда в херсонесской тюрьме мальчишку, и со вздохом развел руками:

– Капитан, ну ты это видел?

Капитан видел это и был ошеломлен не менее напарника: обезумевшая от восторга толпа, подхватив Федюню на руки, несла его впереди себя, точно переходящее знамя. Каждому не терпелось прикоснуться к несомненной святости диковинного мальчишки, и потому всякий норовил подержать его за руку, подставить ему плечи… Звуки протеста и просьбы Федюни тонули в общем гомоне.

– Теоретически, – смеривая взглядом нескольких вояк, оставшихся охранять «пленников», сказал Камдил по-русски, – уйти отсюда не составит никакого труда.

– И шо оно нам даст? – в тон ему спросил Лис.

– В том-то вся и беда.

– Если валлийский ускаканец, соорудивший здесь мышеловку, успел разнести по округе весть о том, как нас тут заровняли под асфальт, миф о терминаторах святого Бернара растворится, шо тот «Нескафе-классик» – в смысле, без остатка и с отвратительным вкусом. Но тащиться в обозе, будто маркитанская фура, – несерьезно как-то.

– Ясное дело – несерьезно. Да и времени нет. Если руководство настаивает на переброске в Империю, значит, прелестная Никотея развила такую бурную деятельность в лучшем византийском духе, что плоды ее трудов грозят, созрев, проломить не одну коронованную голову.

– А я-то думал, для чего ж дужки на короне сверху прилепили… А это шоб плоды Никотейских происков на голову не падали! Но мы ж тоже не Ньютоны…

– Ньютоны не Ньютоны, а раз Институт настаивает на нашей переброске, значит, основания для этого более чем веские.

– Так шо ж, – Лис с обидой поглядел на торжественное шествие аборигенов, несущих в качестве живого знамени мальчишку, жестикулирующего и безуспешноно пытающегося что-то втолковать окружающим, – уйти, не сказав Федюне ни «здравствуй», ни «прощай»? Устроили, понимаешь ли, забег под девизом «Для бешеной собаки семь верст не крюк», зашугали местных попов, образцово-показательно отгребли в торец и, утершись, пошли спасать Империю от юной топ-модели?

– Лис, я этого не говорил, – остановил напарника Вальдар. – Но справедливости ради должен заметить, что Империю, вероятно, спасать придется. Хотя мне самому пока непонятно от чего.

– Зато ясно от кого. Во девка развернулась! А ты-то хорош! «Небесное создание»… Буквально ангел во плоти! Не все, что с неба – от бога. Радуйся, что страусы не летают.

– Сережа, это к делу не относится. – Камдил состроил недовольную физиономию. – Сейчас мы рассматриваем один-единственный вопрос: задерживаемся тут, чтобы выяснить, какая муха укусила нашего мальчика, или же обижаемся донельзя и отправляемся выполнять институтское задание?

Между тем шествие продолжалось, и среди нестройных криков вдруг послышался чей-то сильный голос, распевно выводивший древнюю балладу.

– Слушай, а че это он там поет? – вдруг напрягся Лис, временами ревниво относившийся к возможным конкурентам менестрельного цеха. – Про какого-то поросенка…[35]

Вальдар прислушался к словам:– Почему ты думал о сне?Слушай водяных птиц в брачный сезон!Владыка из-за моря придет в понедельник,Да возрадуются валлийцы его замыслу!

– Час от часу не легче. – Лицо рыцаря помрачнело. – Это пророчество Мирддина, который здесь, в Уэльсе, почитается не менее, чем Мерлин во всем остальном цивилизованном мире. Похоже, нашего Федюню всерьез принимают за обещанного владыку, пришедшего из-за моря.

– Он, конечно, заморыш, не без того, однако попрошу учесть, шо за время службы у нас он все-таки слегка отъелся, и его теловычитание приняло легкую видимость телосложения. Но при всем при том, какой из него властитель?

– Лис, не до шуток. Для всех этих людей – он обещанный пророчеством властитель из-за моря! Это Уэльс, здесь пророчества обязаны сбываться, здесь сказать кому-нибудь, что не существует эльфов, фей и прочих изысков фантазии Творца Предвечного – все равно что расписаться в собственном невежестве. И не просто расписаться, а поставить большую круглую печать…

– Лучше треугольную, как на больничном. Не, я все понимаю, но прикидываю – получается, шо Федюня из Сноудона вынырнул никак не в понедельник, а так в среду-четверг.

– Это ты уже никому не объяснишь. Если завтра сей марш протеста сам по себе не увянет, то послезавтра в Уэльсе найдется добрая сотня очевидцев, которые, как ты говоришь, бия себя пяткой в грудь, расскажут в деталях, что Федюня ходил по воде, и именно в понедельник.

– Ага, и вода закипала у него под ногами.

– Не подсказывай!

– Да это я так, к слову… Меня тут вдруг заинтересовало: ежели Андай обладал даром предвидения, узрел за тысячу верст нашего мальчика и так все устроил, что мы вместе с ним приперлись к этому Светлояр-озеру, то не был ли поход задуман только для того, чтобы заполучить Кочедыжника Федора Батьковича в Китежскую школу младших командиров, или как там она называется… Так сказать, подготовка кадрового резерва.

– Если убрать турусы на колесах, – задумчиво сказал Камдил, – ты предполагаешь, что Федюня – новое вместилище Андая?

– Ну-у-у… Что-то типа того. А шо тебя, собственно, так смущает? Обычные змеи время от времени меняют шкуру, а Андай – необычная змея, он вот голову поменял. Учитывая невозможные возможности волновой генетики, ничего нереального тут нет.

– Очень занятная версия. Пока что все имеющиеся данные в нее укладываются, как рука в перчатку. Например, странное поведение мальчишки… В нем, должно быть, сейчас борются два начала – собственное, человеческое, и Андая. Опять же Мстислав…

– Шо уже – шо? Уже Великий князь тебе недостаточно велик? С ним-то что не так?

– С ним все так, но вот какая незадача, пойми меня правильно… Я говорю это вовсе не потому, что я англичанин, а он – русский князь. Его английские корни мне известны,возможно, лучше, чем прочим. Но не понимаю, зачем Андаю было устраивать воцарение Мстислава в Англии. Вернее, до этого момента не понимал…

– И шо, упав с коня, наткнулся на мысль?

– Есть предположение. Поправь, если что-то покажется тебе нелогичным. Англия – остров, вернее, группа островов, и довольно сильно изолирована от всей прочей Европы.

– Очень верное наблюдение.

– Король Британии – самая могущественная фигура на острове.

– Это смотря какой король.

– Гарольд III.

– Скорее «да», чем «нет». Но пока еще скорее «нет», чем «да».

– Среди прочих королевств на Британских островах Уэльс населен людьми с наиболее, пожалуй, развитым мифологизированным сознанием.

– Тебе виднее…

– Поверь на слово, – усмехнулся Камдил. – Так вот, Мстислав, во втором поколении пользующийся услугами Андая, становится королем Британии, которая, как мы уже сказали, изолирована от остальной Европы. Таким образом, он больше настроен на сотрудничество с потомками Ангуса[36]и, насколько я могу понять, определенно чувствует вину за гибель Андая.

– Перед кем?

– Перед собой, перед отцом, который теперь обитает в Китеже.

– Может, и так. Дальше что?

– Дальше появляется Федюня, которому Мстислав, как ни крути, свой. Причем является к королевскому двору не сам, а во главе бушующей толпы, видящей в нем обещанного древним пророчеством властителя из-за моря, спасителя и избавителя.

– Ага, запал ввернут в гранату, осталось только дернуть за кольцо.

– Именно так. Усилиями короля Гарольда III с подачи Федюни Кочедыжника Англия может стать великолепным плацдармом для создания новой, – Камдил замялся, – возможно, религии. Но я бы сказал – концепции мироустройства.

– Концепция… Не путать с контрацепцией. Эк ты завернул! Хорошо бы узнать, что по этому поводу сам Федюня думает.

– Это верно. Значит, делаем так: как только брожение народных масс устанет бродить и расположится на привал, мы берем нашего мальчика и задаем ему напрямик все накопившиеся вопросы.

– А эти? – Лис кивнул на бредущих рядом стражей.

– А что эти? Придется обездвижить. Без особого членовредительства, однако надежно.

А между тем над толпой неслось:Разве вы не видите порывов ветра и дождя?Разве вы не видите, как сталкиваются дубы?Разве вы не видите, как море кидается на землю?Разве вы не видите истины в его трудах?Разве вы не видите солнце, как оно спешит по небу?Разве вы не видите звезды, как они падают?Разве вы не поверите в Бога, доверчивые люди?Разве вы не видите мир в опасности?О, ради тебя, Господи, да не набросится море на сушу!Что осталось нам такого, из-за чего мы останемся здесь?Некуда бежать от мельницы страха,Негде переждать. Томительное ожидание!Нет ни совета, ни ключа, ни путиИзгнать из наших душ смятение страха.[37]

– Знать бы еще, куда они идут, – наблюдая за движением вооруженного сброда, вздохнул Лис.

– Думаю, скоро выясним.

Плененный рыцарь оказался прав – не прошло и получаса, и на очередном открывшемся взору холме путники увидели громоздкую четырехугольную башню, окруженную шестиярдовой зубчатой стеной. У подножия холма виднелось большое селение, должно быть, мнившее себя городом.

– Капитан, ты у нас спец, – приглядываясь к развевающемуся над замком флагу, сказал Лис, – я шо-то не разберу: там нарисован какой-то обрубок мужика в шарфике – чтоэто за валлийский геральдический прикол?

– В шарфике? – Камдил напрягся и стал вглядываться в плещущее на ветру полотнище. – Ну да, я должен был догадаться…

– О чем, Капитан? Шо не слава богу?

– Я сам пока толком не пойму, к чему это все, но только там не мужик, а мальчик, и на шее у него не шарф, а змея. Это замок кого-то из семейства Варвин. Есть в Уэльсе такой древний род. По легенде, мать прародителя его заснула в саду и проснулась от того, что по ней ползла змея. Девушка, конечно, всполошилась, вступила в неравный, но успешный поединок, а через некоторое время у нее родился сын с очень характерным родимым пятном на шее – будто змеиный след. И стал он в Уэльсе известным героем, и множество семейств ведут от него свой род.

– И опять мальчик, и опять змея, – закончил Лис. – Хитро, – он приподнял уголок губ, усмехаясь старой легенде, – непонятно, что сия аллегория означает, но меня сейчас другое интересует: рупь за сто даю – эти офедюнившие энтузиасты собираются штурмовать замок.

Глава 12

Прощай старых врагов – сосредоточься на новых.

Не допускай, чтобы новые становились старыми.Миямото Мусаси

Гарри ликовал. С тех пор как у городских ворот маленький Спаситель поднял его с колен, он знал, что теперь должен посвятить ему жизнь. Гарри хорошо помнил день, когда он стал жалким калекой. Он помнил, как в сражении при Фаулскирке, испугавшись натиска англичан, развернул коня и пустил его вскачь, пытаясь спастись от неминуемой, как ему казалось, гибели. Конь, ощутив состояние хозяина, понес очертя голову и рухнул, перепрыгивая каменную изгородь. Между тем валлийцы оказались на высоте, и поле битвы осталось за ними.

Гарри нашли, придавленного бьющимся раненым конем. Он был жив, но нижняя часть тела утратила подвижность, и деревянная тележка с колесами стала наказанием ему за трусость. Долгие годы Гарри молил о чуде и чудо произошло. Теперь он знал, что нет того подвига, того деяния, которое не под силу ему совершить ради этого необычайного мальчишки со странным протяжным именем Федюня.

Гарри повернулся к ближайшему лучнику из свиты бежавшего лендлорда:

– Ты хорошо знаешь этот замок?

– Как свои пять пальцев, сэр. Это же замок моего господина. Бывшего господина, – поправился лучник.

– Сколько воинов осталось в его стенах?

– Не больше дюжины, сэр. Да и то многие наверняка сейчас отправились ночевать к женам под бок. – Лучник ткнул пальцем в видневшиеся над палисадом дома селения.

– Кто еще в замке?

– Челядь и старая тетка хозяина. – Лучник виновато посмотрел на Гарри, но тот сделал вид, что не заметил оговорки. Он кликнул к себе одного из ополченцев, по виду самого крепкого.

– Отбери людей, пользующихся в селении наибольшим уважением. Возвращайтесь по домам, соберите народ и скажите, что прибыл тот, о ком было речено Мирддином. Пусть склонятся перед ним и обретут благодать, как обрел ее я. – Гарри хлопнул себя по ногам.

– А как же бальи и его люди? – с опаской спросил верзила.

– Бальи связать и притащить сюда. Его людей тоже. И пусть все знают, что дерзнувший не признать Спасителя, станет врагом его. И моим. – Гарри многозначительно положил руку на эфес отнятого у лендлорда меча. – И если Он – милосердие, то я – правосудие.

Верзила молча кивнул, не желая связываться с воплощенным правосудием.

– Теперь, – Гарри повернулся к лучнику, – ты. Ступай к замку, скажи, что я велю им открыть ворота!

– Но… старая госпожа… – вояка замялся. – Она ни за что не позволит сделать этого.

– Мне дела нет до старой госпожи! Пусть себе позволяет или не позволяет, что ей вздумается. Объясни своим приятелям по ту сторону ворот, что я казню всю их родню, какую найду в селении. А потом, когда я войду в стены, – и их самих. Пусть немедля откроют ворота. Уже смеркается, а Федюня должен ночевать в замке. Здесь будет его столица – не о том ли говорит этот флаг? – Он указал на алое полотнище, трепетавшее над башней.

– Я сделаю все, как вы велите! – повинуясь командному тону апостола нового пророка, склонил голову лучник и поспешно бросился к узкой насыпи, ведущей от городского палисада к надвратной башне.

– Что ты им приказал? – приблизился к Гарри Кочедыжник, наконец обретший твердую почву под ногами.

– Я велел им позаботиться о ночлеге и провианте. Вон нас сколько! Ни о чем не беспокойся, я все сделаю в лучшем виде.

– Но к чему? Мы пришли домой к этим людям, как добрые гости к радушным хозяевам. Нам следует с почтением просить их уделить нам толику от хлебов своих, а затем смиренно проститься с щедрыми хозяевами и идти своей дорогой.

– Но как же все эти люди? Они поверили тебе, вступились, презрев гибель и кары. Если ты уйдешь, оставив их, их всех перебьют.