Чтение 4–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

— Дальше, — ответил я сумрачно.

Она в обеспокоенности покачала головой.

— Что-то стряслось еще?

Я ответил с внезапной злостью:

— Постоянно стрясывается! У меня столько великих планов, просто разрывает на части нетерпением, как глубоководную рыбу на берегу. Я должен быть уже на Юге… если верить моим же планам, не совсем же я дурак, но все топчусь здесь, текучка заела.

— Вы только прибыли, — сказала она обескураженно.

— Здесь, — пояснил я зло, — на этом материке!

Она вздрогнула, глаза в испуге расширились.

— Сэр Ричард, вы такими масштабами мыслите! Мне страшно.

В малый зал слуги заносили еду быстро и бесшумно, но я заметил, что ее на столе все же больше, чем принесли. Усмехнувшись, я не стал показывать, что распознал чародейство, сам сотворил кофе, сыр, мед, а также бананы и прочие неизвестные здесь фрукты. Леди Элинор чуть напряглась, но на этот раз смолчала.

К еде она почти не прикасалась, смотрела, как ем я, а у меня хоть после полета, хоть после скачки всегда волчий аппетит, за ушами трещит так, что понимаю все поговоркитипа: когда я жру, то ничего не чую.

— По непроверенным данным, — промычал я с туго набитым ртом, — из заслуживающих доверия источников, вы, леди Элинор, перетаскали из подвалов в свои покои колдовские штуки…

Она выпрямилась, лицо напряглось.

— Сэр Ричард… Но вы сами разрешили…

Я буркнул:

— И сейчас не запрещаю. Это я завидую так. Думаете, я не променял бы свое гроссграфство и маркграфство на мирное копание с волшебными штуками? Эти приключения уже покруче!..

Ее красивые глаза стали размером с блюдца.

— Вы… такой?

— Представьте себе.

— Но, сэр Ричард, все в вашей власти… Что вам мешает?

Я пробормотал, продолжая пожирать жареное мясо, как Локи на соревнованиях:

— Обязанности, черти бы их побрали! В этом мире вся тяжесть на мужских плечах. Мы обязаны бдить и защищать, а здесь это приходится делать постоянно. Потому и нет молодых и сильных чародеев. Либо увечные старики, либо… женщины.

Она пробормотала:

— Вообще-то верно… хотя я однажды знавала молодого колдуна…

— Трус, — сказал я безапелляционно. — Увиливает от обязанностей мужчины… Леди Элинор, я хотел попросить вас об одной услуге.

— Приказывайте, — сказала она. — Теперь вы можете приказывать.

Я покачал головой:

— Нет, это именно просьба. Постарайтесь подружиться с леди Дженнифер. Сделайте над собой усилие!.. Это ненадолго. Я заберу ее в столицу. Вам придется притворяться доброй совсем недолго.

Она, хоть и держится прямо, как картина на стене, сумела еще больше откинуться на спинку кресла с высокой спинкой. В глазах мелькнуло удивление, сменилось облегчением, затем, к моему изумлению, проступил стыд, а щеки заалели..

— Неужели, — проговорила она с усилием, — я так плоха?

Я проговорил, опустив взор в тарелку:

— Вы… понятны, леди Элинор.

— Эгоистична?

— Это объяснимо, — ответил я дипломатично.

— Я стала такой, потому что жила полной хозяйкой в своем прежнем замке?

Я покачал головой:

— И это тоже. А еще… герцог. Вы ревнуете, леди Элинор. Дженнифер ежедневно могла видеться с ним, разговаривать, общаться, целовать его и обнимать, а вы всего этого были лишены.

Она опустила голову.

— Вы правы, — произнесла она едва слышно. — Она могла… и не пользовалась. А я этого страстно жаждала и… не имела возможности. Но у меня нет вражды к леди Дженнифер.

— Я знаю, — ответил я. — Вы как двое щенков, что отпихивают друг друга от мамы. Или папы. Но вы сильнее, леди Элинор! И не заметили, что не просто отпихнули его родную дочь, но и вообще загнали в угол и затоптали.

— Неужели так выглядит со стороны?

— Боюсь, — сказал я жестко, — так в действительности. Вы привыкли бороться, леди Элинор. А Дженнифер жила за широкой спиной отца и под крылышком матери. У нее нет умения постоять за себя, как у вас! И когда соревнование за внимание герцога перешло в жесткое соперничество, вы ее с легкостью затюкали, затоптали, забили! Она боитсяуже из своей комнаты показаться. А когда выходит, старается поскорее выскользнуть за пределы крепости.

— Вы такие страшные вещи говорите…

Я сказал решительно:

— Прошу вас поприкидываться хорошей матерью… или просто доброй женщиной не для того, чтобы восстановить добрые отношения, их не восстановить, а чтобы потом, когда случайно встретитесь через несколько лет, могли обняться… или хотя бы поздороваться, а не вцепляться друг другу в волосы.

Она несколько мгновений смотрела мне в глаза. Лицо ее неуловимо менялось. Я видел и стыд, и скорбь, и упрямство, и решимость, и гордость, наконец она глубоко вздохнула и проговорила упавшим голосом:

— Да… наверное, это единственное разумное, что я могу.

Низкое солнце нависает над зубчатой стеной и освещает под таким углом, что все камни стены и башни выглядят плотно подогнанными глыбами древнего металла, чужого и таинственного. Края вспыхнули напоследок, заискрились, от них даже брызнули искры, но тут же солнце ушло за стену, двор погрузился в плотную тень.

В щели кузницы пробивается багровый огонь, из-за чего во дворе еще темнее. В небе затихло, купол выгнулся и стал глубже, выше, величественнее.

Из сторожки, завидев меня, выскочил Мартин. На лице преданность и готовность немедленно броситься выполнять все мои распоряжения, глаза следят за каждым движениемсюзерена.

— Я отбуду на время, — сказал я негромко.

Он спросил тоже тихо:

— На сколько?

— Не поднимайте шума, — сказал я в ответ.

— Это значит… тайно?

— Иногда так удобнее, — объяснил я дипломатично.

Он молчал ошарашенно лишь долю секунды, а когда заговорил, голос был строгим и деловитым:

— Прикажете оседлать коня?

— Нет, — сказал я. — И собачке ничего не говори.

— Отбудете… пешком?

Я ответил, отводя взгляд:

— Главное, отбуду тайно. Уже знаешь, умею.

— Да, мой лорд.

— Еще раз, Мартин… Бобик будет проситься на охоту, он сразу понимает, когда вы только подумаете о ней, но ни в коем случае! Как бы он ни прыгал и ни ходил на задних лапах.

— Бедный…

Я развел руками:

— Увы, Мартин. Не знаю, что может встретиться в лесу. Не хочу, чтобы попробовал человеческой крови. Пусть остается невинным псом.

Он посмотрел на меня вопросительно.

— Взяли щенком?

— Нет, — ответил я с сомнением. — Вроде бы уже не был щенком, хотя, кто знает, сколько у его породы щенячесть… Другие его боялись, я как-то не сообразил по дурости вовремя испугаться, я вообще как-то мало пуганный, вот он ко мне и прилип. Отныне я его отец и вожак стаи. Кем был и что делал, молчит, не признается. А мы сами не будем навсякий случай допытываться… А то такое вдруг узнаем! Со мной он начал жизнь с чистого листа.

— С чистого листа? — перепросил он.

Я махнул рукой.

— Выражение такое. Имеется в виду не лист дерева, а пергамента.

Он внимательно посмотрел на меня.

— У вас много слов, сэр Ричард, словно вы не просто грамотный, но и… долго были среди грамотных.

— Хуже, — ответил я.

— Что может быть хуже?

— Я и родился среди грамотных.

— Господи, спаси и сохрани!

Я улыбнулся загадочно и пошел в конюшню прощаться с Зайчиком. Бобик, как чуял мой приход, уже напрыгивает на арбогастра, приглашая побегать или хотя бы подраться.

— Люблю вас, морды, — сказал я с чувством. — Но, увы, если не появлюсь пару деньков… или больше, займите себя чем-нибудь.

Бобик оставил друга и члена нашей стаи, торопливо принес в зубах дубовую колоду со двора, на которой рубят дрова. Я отказался взять ее в руки и бросать подальше, чтобы он приносил, а я бросал снова и снова, пока руки не отвалятся. Обиженный Бобик понес обратно, но притащить что-то взамен не успел: вдали пропел охотничий рог, послышался дробный стук копыт.

Во двор влетели всадники на разгоряченных конях, морды в мыле, с удил срывается белоснежная пена. Двое молодых рыцарей торопливо соскочили на землю и бросились навстречу единственной женщине в седле.

Леди Дженнифер любезно приняла их помощь, лицо за это время стало еще более бледным, чем в прошлый мой визит, но и прекраснее, что раньше мне казалось невозможным.

Она увидела меня, выходящего из конюшни, счастливо ахнула и со всех ног бросилась навстречу. Я подхватил ее на руки, она прижалась ко мне, как воробышек, что ищет защиты от злого холодного ветра.

— Рич!

Прибывшие рыцари почтительно преклонили колени. Дженнифер счастливо смеялась, целовала меня в щеки, в нос, в губы. Глаза заполнились чистейшей влагой, что быстро прорвала запруду, и сверкающие на солнце ручейки побежали по бледной коже.

— Рич, как я тебя ждала…

Я прижал ее крепче, нежную и трепещущую, рыцарям сделал знак подняться, а ей прошептал в ухо:

— Герцог свободен, уже возвращается. Я его просто обогнал.

— Ты правда хотел поскорее со мной повидаться?

— Ну да, конечно! Чего бы я так мчался впереди всех?

— Спасибо, Рич. Хоть и видно, что врешь, но все равно спасибо.

Я наконец бережно опустил ее на землю, рыцари уже поднялись и окружили нас. В глазах жадное нетерпение, на лицах страстное ожидание удивительных новостей.

— Правда ли… — начал было один.

Я прервал:

— Герцог свободен и скоро прибудет. Готовьтесь принять войска из Сен-Мари… Наши войска! Мои, если хотите. Кто все еще желает стяжать славу героя, еще может присоединиться к походу на варварские земли. Я не знаю, почему король Кейдан… да и предыдущие короли мирились с захватом исконных земель, но я намерен в свою очередь захватить королевство варваров и покончить с этой угрозой раз и навсегда!.. А сейчас прошу меня простить, мне надо пообщаться с сестрой.

Дженнифер так вжималась в меня, будто старалась втиснуться вся, а там поджать лапки, свернуться в клубочек и спрятаться от всего мира, что я то и дело задевал плечомкаменную кладку. Наконец я просто подхватил ее на руки и понес по ступенькам наверх на стену крепости.

Часовые почтительно отступили, я шел медленно, сам стараясь продлить очарование, когда всем телом прижимается молодая девушка и страшится мгновения, когда я опущуее на землю.

В Брабанте, где море совсем близко, солнце особенно огромное, яркое, а громады облаков библейски величественные, несказанно пышные, уже не горы, а целые горные хребты, их подсвечивает снизу алым, пурпурным, а затем багровым. Само небо не голубое и даже не синее, из оранжевого стало пышно-лиловым, и громады облаков на нем выглядятстранно и пугающе.

Со стены видно, как далеко-далеко опускается за темный край земли солнце, почему-то резко уменьшившись, мелкий багровый диск. Горизонт некоторое время искрил бенгальскими огнями, сумрак сгущается по земле медленно, торжественно, словно шествует с короной маркграфа в руках и готовится водрузить мне на голову. А то и вовсе на чело.

Дженнифер я так и не отпустил, она прижалась ко мне и зачарованно смотрит на закат, затем перевела взгляд на темную землю, простирающуюся далеко внизу от стен крепости и уходящую в бесконечность.

— Ты в самом деле должен?..

— Увы, сестренка.

— Почему?

Я развел руками:

— Теперь я уже знаю, что время — это просто одна неприятность за другой. Вот и прыгаю… стараюсь все уладить.

— И никому поручить нельзя?

Я пошутил грустно:

— Каждый незаменим. А уж я… так и вовсе.

Она подняла лицо, ее полные созревшие губы оказались совсем близко от моих. Сердце мое отчаянно заныло, в мозгу стучит: да перестать сдерживать себя, подумаешь, паладин, честь, достоинство, а как же свобода чувств…

Есть несколько способов справиться с искушением, самый верный из них — трусость. Я поцеловал Дженнифер в лоб и с огромным сожалением, борясь с собой, опустил ногами на камень стены.

— Рич!

Она смотрела потерянно, как заблудившийся ребенок в лесу, где наступает ночь и уже воют волки.

— Я ненадолго, — пообещал я.

— Рич, что ты задумал на этот раз?

Я запнулся с ответом, переспросил:

— Сказать?

Она почти кивнула, но продолжала смотреть мне в глаза и наконец проговорила умоляюще со слезами на глазах:

— Не надо… Я боюсь заглядывать в твои бездны. Но ты — Рич, ты мой брат, я тебя люблю, и ты меня никому не дашь обидеть.

— Не дам, — подтвердил я. — Уже сказал, что сам буду обижать. Дженни, я просто должен… Слово-то какое… всю жизнь избегал, не было случая, чтобы сказал такое, а теперь чуть ли не каждый день вспоминаю, что должен это, должен то… Дженни, жди! Я очень быстро.

Она вздрогнула, когда я еще раз крепко поцеловал ее, отстранил и быстро вбежал в башню. Когда я с самого верха взглянул через парапет, она стояла на том же месте, прижав кулачки к груди, маленькая и беззащитная, и с мольбой смотрела вверх.

Глава 5

Я сбросил личину исчезника, как только громада крепости Брабант уплыла далеко за спину. Крупная летучая тварь, одиноко парящая в небе, хоть и редкость, но все же не диковинка, время от времени кто-то да видит этих разных крылатых зверей, но если она в личине исчезника, обязательно привлечет внимание того, кто его заметит…

Правда, народ как раз не увидит, зато обязательно обратит внимание маг, а мне безопаснее толпы народа, чем один маг, от которого неизвестно чего ожидать.

Далеко внизу плывет темная земля, горизонт безумно расширился, а самого меня несет под высоким лиловым куполом, что уже перетек в черный и двигается вместе со мною,в какую бы сторону я ни направил полет.

Мир замер, все тихо, вокруг пусто, а в небе если и шныряют ночные птицы, то далеко внизу, где разную насекомую мелочь хватают на лету мелкие пташки, мелких пташек — более крупные, этих еще крупнее, а тех уже настоящие гиганты вроде сов и филинов…

Перед глазами то и дело, заслоняя весь мир, встает бледное лицо Дженнифер с отчаянными глазами, умоляющими о спасении. Я отгонял усилием воли и заставлял себя думать о том, как с минимальными усилиями составить карту Гандерсгейма. Военную карту, то есть в первую очередь дороги, мосты, переправы, источники воды, скопления военной силы противника…

Я вообще-то масштабник, и хотя одиночные рейды мне удаются лучше всего, но это уже пройденный этап. Больше всего тянет собрать армаду святого воинства и двинуться на Юг. Даже освобождение герцога, хоть и принесло успех, оставило чувство неудовлетворенности.

Сейчас же вообще занимаюсь какой-то ерундой… Хотя, конечно, отрядам Ульриха с освобожденным герцогом ехать не меньше месяца через всю Армландию к Тоннелю, а потом в Брабант, куда должны стягиваться и войска из гарнизонов Сен-Мари. Мне все равно нужно дождаться, когда все соберутся в одном военном лагере на подступах к Гандерсгейму.

Да и, честно говоря, никто лучше меня не составит его точную карту. Разве что колдун какой, что мог бы заставить летать птицу по указанным маршрутам, а сам, попивая вино в мягком кресле, рисовал карту. А еще лучше — запустить хробойла. Да только, видать, это такие дорогие и редкие штуки, что я вообще их не встречал больше.

Внизу уплывает равнина, с высоты идеально ровная, как выструганная столешница. Для конницы варваров разгуляться есть где, а вот мы, крестоносцы, больше предпочитаем… гм… не такие уж открытые пространства.

Да, в столкновении с такими же крестоносными войсками выбираем обширные поля, как, скажем, в битве при Грюнвальде, но в сражениях за гроб Господень с сарацинами у легкой конницы есть небольшое преимущество…

Значит, надо усилить возможности наших стрелков. А это в первую очередь повышение дальности стрельбы. То есть более дорогие и сложные в изготовлении композитные луки… Кстати, в крепость Слово Ричарда начали прибывать первые партии, производство которых развернуто в Амальфи весьма масштабно, я оказался молодцом, предвидел нужду.

Внизу белеющая, словно посыпанная солью, широкая дорога уперлась в достаточно широкую и, как мне показалось, бурную реку. Звездное небо трепещет в ней, будто там новый Армагеддон, орды правоверных ангелов сражаются с мятежными, что значит, вода идет быстро. Дорога с этого берега с ходу нырнула в воду, исчезла надолго, а потом как ни в чем не бывало появилась на той стороне все такая же широкая и невозмутимая, словно и не преодолела эту водную ширь.

Я не поверил глазам, снизился и, оглядевшись, нет ли кого поблизости, осторожно опустился на дорогу рядом с роскошным песчаным пляжем, как-то совершенно бездумно перешел в личину человека.

Под ногами захрустело, я непонимающе уставился на каменную крошку. Когда опускался на эту чистую дорогу, с которой ветер смел всю пыль, здесь ничего не было, кроме твердой, утоптанной множеством копыт и укатанной колесами телег земли, плотной, как камень…

Нагнувшись, я поковырял пальцем. Теплые, что странно, ведь уже полночи прошло, мелкие крупинки гранита. Такого же точно, из глыб которого башни крепости Брабанта.

Сердце стучит чаще, я набрал этой крошки в ладонь, тупо всматривался и кривил рожу, словно гримасы помогают в мыслительных процессах. Что-то торможу, но никак не пойму, откуда она взялась… а взялась именно в момент, когда я превращался в человека!

Вспомнил странное ощущение возросшей мощи, когда поднимался в небо, а затем пошел резать воздух острыми крыльями. Эта крошка была со мной… однако, похоже, тогда она была не крошкой.

Я воровато огляделся по сторонам, ночь, нигде никого, даже кузнечики не будут смеяться, сосредоточился, представляя, как превращаюсь в большого и страшного крылатого зверя… с буграми мышц, толстыми лапами, широкими крыльями, толстым и острым гребнем…

Долго ничего не шло, наконец перед глазами поплыло, песчаный берег и звездное небо раздвоились. Я поспешно закрыл глаза и начал внушать себе, что морда у меня совсем не такая, как у курицы или орла, без разницы, у меня, как у совы, бинокулярность… Обзор меньше, но не сойду с ума, синхронизируя два изображения с разных сторон.

Наконец почувствовал, что голова все еще кружится и малость тошнит, но все четыре лапы твердо уперлись в землю. Какие-то совсем не такие лапы…

Я поднял тяжелые кожистые веки. Почва от меня дальше, чем обычно, что значит, сейчас я выше ростом, но — главное, — я в приличной яме прямо посреди дороги!

Понятно, мелькнуло ошарашенное. Сперва Логирд научил меня захватывать в трансформацию одежду и оружие, а сейчас вот я уже способен использовать и окружающую, так сказать, среду. На панцирь поверх спины, на шипы, на костяные наросты, особо прочную чешую на боках и брюхе, на толстый и острый гребень…

Выбравшись из ямы, я подпрыгнул, неуклюже взлетел, но повело вбок, завалился тяжело, захрустели кости, остро кольнуло болью. К счастью, рептилии менее чувствительны, я сосредоточился, торопливо зарастил переломы. Значит, с тяжелым телом нужно учиться летать заново…

После трех попыток взлететь я решил сперва просто перенести тяжелую задницу вброд. Неспешная вода даже в самом глубоком месте поднялась не выше колена, а это значит, конница одолеет легко без всяких мостов. Да и пехоте не придется сколачивать плоты.

На том берегу я собрался и для тренировки возжелал стать человеком. Зрение смазалось, в голове головокружение и звон, чего раньше не наблюдал… очень медленно начал ощущать трансформацию, изменения во всем существе, легкая боль пробежала вдоль позвоночника и разом кольнула во все суставы.