Чтение 10–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

«…и в тот же час, когда меня призовут на брачную церемонию, я брошусь из своей башни, чтобы не достаться ненавистному Растенгерку».

Глава 11

Она вскрикнула и в бессилии уронила руки. Я посмотрел на нее и отвел взгляд, стараясь уверить себя, что мне по фигу, но странное чувство вины медленно пропитывает всего с головы до ног, как холодная вода вату. Лучше бы перехватить чье-то военное донесение, пусть кто-то потерпит поражение из-за неполученных сведений. И чем больше погибнет, тем лучше. Врага нужно ослаблять, обескровливать и дискредитировать гадкими слухами.

— Ага, — наконец прорычал я, — ага, бросится из башни… И убежит?

Она крикнула яростно:

— Ты совсем дурак?.. Она убьется!

— Совсем? — переспросил я. — Это… насмерть?

— А как иначе?

— Ну, — протянул я, — зашибет коготь, поднимется и побежит за добычей…

— Ну почему драконы такие тупые, — воскликнула она с отчаянием, — как ты не понимаешь, что она погибнет, если выбросится из башни?.. А виноват будешь ты!

— Почему я? Я ее выброшу, что ли?

— Ты! — сказала она обвиняюще. — Ты перехватил письмо!

Я протянул насмешливо:

— Так то письмо…

— Ну вот!

— Что — вот?.. Я даже письмо не выбросил.

Ее лицо стало злым и решительным.

— Значит, — процедила она сквозь зубы с такой злостью, что я отчетливо услышал змеиное шипение, — значит… эта сволочь, этот последний гад, этот мерзавец и ублюдок хочет испоганить жизнь Карине?.. Или Вики?.. Да какая разница, таких нужно уничтожать на месте!

Я пробормотал:

— Чего ты взъелась? Все женщины уходят в замужество, повинуясь родительской воле. За того, кого те выберут.

— Много ты знаешь, жаба с крыльями!

— Это знаю, — буркнул я. — Ничего, стерпится — слюбится.

Она выкрикнула зло:

— Ты все забыл? Она же написала, что бросится с башни!

— Пошутила, — предположил я и тут же пожалел о своих словах, Мириам хлестнула по мне огненным взглядом с такой силой, что моя спина запахла горелым, а гребень засветился алым.

— Ты просто… просто рептилия, — произнесла она. — Знаешь, я не буду прятаться. Ты можешь съесть меня в любой момент. Но съешь сперва этого гада!

— Кого?

— Ярла Растенгерка! — выпалила она с яростью.

Я пошевелил громадами плеч.

— А чем он хуже других? Все так женятся.

— Он подлец, — процедила она люто. — Он вероломен, он лжив, он предательски захватил власть в своем племени кочевых ассиров, он отнял земли у соседей, он притесняет народ… Для тебя все это неважно, однако такие люди не должны ходить по земле! Обещаю тебе, как только ты его убьешь, я сразу же раскормлюсь так, что вкуснее меня не будет никого на свете!

Я задумался, опять поскреб когтями голову. Под жуткий скрип посмотрел на Мириам внимательно, она выпрямилась, бледная и решительная, ответила мне прямым взглядом.

— Надо подумать, — сказал я. — Я могу, конечно, во время своих полетов взять в сторону на пару миль и сожрать этого, как его…

— Ярла Растенгерка!

— Ярла Растенгерка, — повторил я, отметив, что она при этом слове вся взъерошивается и чуть ли не скрипит зубами. — Это нетрудно, да. Но где он в этой огромной пустыне?

— Это не пустыня, — возразила она автоматически и сразу добавила: — Ярл Растенгерк редко сидит в своем шатре. Вот уже десять лет, как носится во главе своего отряда по стране, как хищный волк…

— Тем более его не отыскать, — заметил я.

Она замотала головой.

— Он всегда под баннером с молодым львом. С ним шестеро воинов, но это лучшие из лучших в его проклятом племени головорезов. Их легко узнать по голубым плащам…

Я кивнул.

— Теплее, теплее… С высоты такое рассмотреть можно, ты права. Голубое на зеленом или желтом весьма, я тебе скажу, весьма…

— Различишь?

Я сказал обидчиво:

— Я тебе что, муха или пчела, что видят только красное и багровое? Мы, драконы, эстеты, мать вашу… Но все-таки его не увидеть, если заедет в город.

— Он не заезжает, — ответила она уверенно. — Его люди — да, он — нет. Спит и ест в седле. Потому его легко заметить сверху.

— Легко заметить в огороде, — напомнил я, — а не в целой стране.

Она покачала головой и ответила с той же твердостью камня:

— Я примерно знаю, где он шастает.

Я помолчал, рассматривая ее внимательно. Она смотрела в упор дерзко и смело, не отводя взгляда, хотя я смотрюсь как, знаю, видел в воде, достаточно жутковато.

— Ладно, — сказал я, — пойду тебе навстречу. Если обещаешь быстро откормиться. Но что-то слишком уж вспыхиваешь яростью, когда произносишь имя этого ярла! Дело не в бедной принцессе, верно? Жаль, что собирается броситься с башни, ну да ладно, дело житейское. И лучше красивый жест, чем унылая жизнь. Некоторые бросаются вообще безособых причин. Так просто… Какие у тебя счеты с этим ярлом? Что тебе надо от него на самом деле?

Она окрысилась, лицо стало злым и неприятным.

— А просто помочь я не могу? Как женщина женщине?

Я подумал, сказал в задумчивости:

— Женщина женщине волк, лиса и дикий дракон… именно дикий. Чтоб женщина женщине помогала?.. Да скорее небо упадет на землю! Это мы, благородные самцы, сбиваемся в стаи для взаимопомощи… э-э… благородной и самопожертвенной.

Мириам, злая как стая голодных кобр, сидела в уголке на корточках. Волосы красным водопадом закрыли мордочку, я не видел лица, только слышал тихий шепот:

— …Юстигенда?.. Нет, король Кодер не отдаст единственную дочь такой прожженной сволочи… Да и силен, для него Растенгерк мелковат, ни угрозы, ни пользы… Король Денонк?.. У него Ульфисса, эта давно уже замужем… Есть еще Вики, но та еще совсем маленькая дурочка…

Я проворчал:

— Тогда как раз. Чем дурнее, тем лучше.

— Умолкни, ящерица, — огрызнулась она. — Много ты понимаешь… Нет, скорее, письмо от младшей дочери короля Вильдгера. Две старшие уже замужем… Гад, не мог не жевать записку!

— Это ты жевала, — возразил я нагло. — Сейчас твои слюни высохли, посмотри, вдруг да имя прочитается?

Она задохнулась от оскорбления, но в самом деле отыскала придавленную камнем бумажку и долго всматривалась в стертые буковки, что значит, дело ставит выше личных обид, достойная дочь степей… и вообще достойная.

— Нет, — сказала она упавшим голосом, — ничего не видно…

— Совсем?

— Кроме того, что уже прочла.

— А других подсказок нет? — спросил я.

Она раздраженно повела плечом.

— Ты же видишь! Нет, конечно.

— Ты сама их начала было искать, — возразил я. — Так не останавливайся! Иди дальше. Король Кодер слишком силен, чтобы родниться с такой мелочью, как ярл Растенгерк, у короля Денонка есть дочь подходящего возраста, а у другого короля — неподходящего… Думай дальше, сортируй, выявляй нужное и отбрасывай ложные варианты!

Она покосилась в мою сторону с удивлением.

— Ты какой-то не такой дракон… Может быть, долго сидел на цепи у какого-нибудь властелина и научился говорить?

Я проревел оскорбленно:

— Я? На цепи?

— Слишком много знаешь, — возразила она. — Что это значит?

— Что убивать пора, — прорычал я угрожающе.

Она всплеснула руками.

— Нет-нет, что за ужасы ты говоришь!.. Тебя убивать надо за то, что дракон, а не за то, что много знаешь!

— Да? — спросил я с недоверием. — А у нас говорят, что если много знает, то убивать пора.

— Так то у драконов, — возразила она. — Злобных, глупых и завистливых. У людей так не говорят!

— А как говорят? — спросил я.

— Иначе, — ответила так, словно отмахнулась от мухи. — Ты говоришь так, как… образованные.

Не дура, мелькнуло в голове. Заметила даже, что фразы строю иначе, чем простолюдины. С другой стороны, откуда знает, как говорят образованные? Этих диких караванщиков не назовешь верхом культуры.

— Думай, — велел я.

— Это, должно быть, принцесса Барсения, — сказала она медленно. Она задумалась, шевелила бровями, вытягивала губы трубочкой и морщила нос, а я с интересом следил за женским процессом мышления. — Говоришь, ты летел вон оттуда, когда встретил несчастную птичку…

— Нет, — поправил я, — намного западнее. Если совсем уж точно, у меня перед глазами была во-о-от та далекая скала. Я летел прямо на нее. Там и произошло столкновение… Как только я и уцелел при таком ужасном лобовом ударе!.. Могла бы и посочувствовать, хоть для приличия! Женщина, где твое хваленое женское сопереживание?

— Для тебя его никогда не будет, — отрезала она.

— Ну вот…

— Говори дальше, — потребовала она. — Как летел потом?

— Красиво, — сообщил я. — Я всегда летаю красиво. У меня это врожденное, как думаешь? Я тоже так думаю. А хорошие манеры еще и отшлифовали…

Она прошипела зло:

— Я не о том!

— Уже догадался, — ответил я печально. — Всегда вы не о том, всегда не замечаете самого главного… В общем, сделал вираж и пошел к нашему милому гнездышку напрямую, где ты все глаза проглядела, ожидая меня, такого замечательного…

Она не среагировала на ехидство, морщила лоб, кусала губы, а серые глаза то светлели, то становились совсем темными. Я же любовался огненной копной волос, почему-то люблю рыжих.

— Тогда короли Кодер и Денонк отпадают, — заявила она. — Если по той линии, там только три королевства: Королевство Белых Гарпий, королевство Гардекс и королевство Поющих Деревьев.

Я сказал саркастически:

— Всего лишь?

Она кивнула, лицо серьезное.

— Тебе повезло.

— Почему?

— Если бы чуть левее, то за теми королевствами… еще множество. А так — дальше море.

Ужин прошел в молчании, Мириам все еще пытается вычислить, от кого записка, я тоже помалкивал, не в силах уложить в голове факт существования в Гандерсгейме множества королевств. Что множество — понятно, варвары перестанут быть варварами, если сумеют объединиться в единое государство, но сами слова «король» и «королевство»… гм…

Мясо и сыр, к сожалению, могу создавать только такими, какими когда-то ел и видел: то есть дракону не нажраться, а создавать крохотными порциями — умру с голоду в бесконечном процессе.

Но кофе все-таки сотворил, с наслаждением смаковал и неотрывно смотрел в титанические образы воздушных замков, снежных гор, что озарились сперва нежно-розовым светом, затем красным, меняются медленно, неспешно, однако с неотвратимостью природы, уже не горы, а целые горные хребты, настолько огромные и величественные, что даже Великий Хребет померк, и я подумал потрясенно, что человек не зря в поисках величия поднимает глаза к небу.

В недрах облачных гор вспыхивают и свои огни, так мне кажется, одни озаряются чуть-чуть, другие два не сочатся густой багровой кровью, и все таких масштабов, что весь мир внизу совсем крохотный, ничтожный, заставляющий усомниться в своих силах и подумать о высших силах, что, конечно же, там на небесах…

Мириам села в сторонке, но поблизости, спина прямая, красные волосы горят в свете закатного солнца, как его частица.

— Что буркалы вытаращил?.. — буркнула она недружелюбно. — Тебя оттуда выгнали?

Я вздохнул.

— Чего так решила?

— Да вид у тебя… — сказала она тем же почти враждебным голосом, — обалделый какой-то. И словно тоскуешь. Разве рептилии могут тосковать?..

— Наверное, могут. А люди?

— Ну, то люди… Скажи, зачем улетаешь так далеко и на целый день?

— Дела, — ответил я лаконично.

Она изумилась:

— Какие у рептилий дела? Ешь да спи.

Я подумал и согласился.

— Хорошо, уговорила. Завтра с утра будешь весь день живот чесать.

Она в недоумении посмотрела на свой живот.

— Зачем?

— Да не себе, — пояснил я покровительственно. — Тебе выпало великое счастье чесать пузо мне! Можешь начинать радоваться. Осталось только ночь перетерпеть до такого щастя.

Она вспыхнула, я видел, как уже набрала в грудь воздуха то ли для возмущенного вопля, то ли для злой отповеди, но вдруг пересилила себя и сказала с мягкой укоризной:

— Ты что, совсем? Уважать себя не будешь! Гордые драконы все время летают, летают, летают… и никогда не чешутся. Это неприлично.

— Какие слова знаешь, — пробормотал я. — Не думал, что гордая дочь степей… Тем более, если отец у нее простой проводник караванов.

Она пропустила мои слова мимо ушей и продолжила, словно и не слышала:

— И вообще… если не стерег источник, то зачем ты здесь?

— Дела, — повторил я все так же лаконично.

Она удивилась:

— Дела? Не-е-е-т, тебе что-то здесь понадобилось!

Я посмотрел на нее с интересом:

— Это же человеческие представления о полном счастье, а у нас, великих драконов, они другие…

— Какие?

Я зевнул.

— Женщина… Что будет на завтрак?

Она проворчала:

— Все бы вам только жратаньки… Можешь и по дороге что-нибудь сожрать.

— Что?

— Мало ли, что там бегает? — ответила она. — Вы же все жрете, ненасытные прорвы.

Я зевнул громче, лег у костра.

— Ну вот, еще не поженились, а уже ворчишь. А что будет дальше?

Она зыркнула исподлобья и чуточку отодвинулась.

— Но-но, размечтался, ящерица горбатая! Будет из чего готовить, будешь и жрать. Хоть и не понимаю, зачем тебе, хищнику, хорошо прожаренное?

— Женщина не должна понимать, — сказал я наставительно. — Женщине достаточно чувствовать. Так что ужинай и спи. Мне завтра придется вылететь пораньше, чтобы успеть и в самые дальние концы Гандерсгейма.

— Других драконов ищешь? Чтобы снова подраться?

Но я прикрыл глаза и притворился, что сплю.

Глава 12

Наверное, зря я лег так близко ко входу. Свежесть утреннего воздуха проникла сквозь зазоры между чешуей, проморозила шкуру и даже мясо, начала добираться до костей.Я очнулся, чувствуя, что всего перекашивают судороги, конечностей нет вообще и весь я словно уменьшился. Сердце вяло сокращается не чаще, чем раз в минуту, кровь почти не поступает в конечности, уже почти обморожены, на глазах ледяная корка, словно я всплакнул со сне.

Сердясь на себя и пугаясь разом, мало ли, чего могло произойти, я заставил себя шевелиться. Сердце нехотя пошло сокращаться чаще, остывшая кровь потекла в конечности, там начало щипать невыносимо, словно отсидел всего себя. Температура воздуха в пустыне падает иногда до нуля, а я ж тоже почти холоднокровный, и хотя вряд ли окоченел бы до смерти, однако мелкие летучие зверьки могли изгрызть до костей, оставив голый скелет…

Мириам спит в норке, молодец. Лишняя предосторожность не мешает. И правда, могу и сожрать спросонья, и задавить ненароком…

У остатков костра на широком камне лежит прожаренная и уже остывшая тушка козы. Я попытался улыбнуться, но строение пасти не позволило такую недраконью вольность. Мириам инстинктивно выполняет женские обязанности: самец утром должен получить сытный завтрак, а потом выметываться на работу.

Вообще-то можно покапризничать, разбудить и велеть согреть, что за хамство кормить остывшим со вчерашнего вечера, но решил не перегибать палку, все-таки не жена, а пленница, как она полагает, хотя и держится с каждым часом вольнее иной хозяйки.