Чтение 11–й страницы книги ~Земля наша велика и обильна~

– Ну да, – поддакнул Лукошин, – каждый день теракты, автобусы взрывают…

Белович отмахнулся:

– Для нас это фигня на постном масле. Когда Белый дом штурмовали, тысячи зевак вышли. Под пулями и осколками стояли, чтобы не пропустить зрелища. Жен и детей привели! Такое… дурь это или беспечность, отвага или что-то еще – разбирайтесь сами, евреям и не снилось! Трудно потому, что у евреев требования больно велики к самим себе. А нам как раз надо такое, чтобы требований поменьше…

Лукошин хохотнул:

– Тогда зачем вообще присоединяться? Меньше всего требований к себе у русского народа.

– Требования должны быть, – возразил Белович, – но не чрезмерные. Чтобы израильтянам стать тем, чем они стали, не только Моисею пришлось сорок лет водить свой народ по пустыне! Их еще и в других пустынях и царствах жгли и мяли, чтобы слизь выжечь и рабский дух выдавить!.. Нет, такое нам не по силам, надо что-нибудь полегче.

Лукошин спросил подозрительно:

– Что-то мне твой вид не ндравится. Фамилия у тебя, говоришь, в самом деле белорусская?.. Гм… надо еще разок будет проверить. И нос у тебя до операции был все-таки длинноват…

Белович пожал плечами.

– Какой есть.

– Не ндравится, – повторил Лукошин с нажимом. – На что намекиваешь? Евреев, ладно, побоку, мне самому евреем становиться не хочется, я жук старой закалки, но почемуне рассматриваешь возможность онемечивания? Все-таки арийский дух, голубая кровь, тысячелетний Рейх…

– Немцы слишком любят работать, – вздохнул я. – Слишком! У нашего народа даже особые анекдоты про немецкую работоспособность. Нет, не пройдет. Ты прав, чутье у тебя просто сверхчеловеческое. Я в самом деле все варианты уже отбросил, кроме заокеанской империи. Только Штаты!

По кухне словно пропустили электрический ток. Оба вздрогнули, потом застыли, друг на друга посматривали осторожно, одними глазами, потом уставились на меня.

– А что? – сказал я. – Американцы тоже не любят работать. Наверное, потому, что среди них много русских изначально, а потом добавлялись с каждой волной эмиграции.

– Не так уж и много, – заметил Белович. – С количеством немцев, к примеру, не сравнить. Или даже ирландцев.

– Паршивая овца все стадо портит, – возразил я. – Но дело не в этом. Я сказал, что американцы тоже не любят, и тут вы с присущим вам нахальством перебили. Я, кстати, сразу вспомнил старую пословицу: перебила свинья «Отче наш», так пусть же сама Богу молится, но я не стану заставлять вас развивать мою мысль, все одно не потянете, скажу сразу: да, американцы не любят работать, как и русские, но… работают! Они понимают необходимость работы, в этом их отличие от русских. Русские упорно твердят, что не в деньгах счастье, и загадочно намекают на какие-то свои особые духовные ценности. Простите, что это за ценности? Покажите мне их! Хотя бы укажите!.. Ткните меня носом, даже не носом, а шнобелем…

Лукошин критически посмотрел на мой нос.

– Это у вас шнобель? У вас нечто рязано-монгольское. С примесью папуасскости. Ваш предок не приехал в Россию с Миклухо-Маклаем?

Я отмахнулся:

– За мои слова не только шнобель отыщут, но и по маме знаете кем определят! Так вот, если все-таки что-то отыщете, я вам сразу же укажу на точно такие же у любого народа, только там их будет больше. И сияет ярче. Заслуженно. Так вот сдаться Америке и влиться в ее империю – проще, понятнее. Да мы и так хоть и ругаем Америку постоянно, но все-таки пользуемся как Интернетом, так и компьютерами, где гоняем штатовские баймы, смотрим штатовские фильмы, читаем штатовские книги…

Белович проговорил медленно, с великим сомнением:

– Не получится. Больно народ наш против Америки. Что и понятно, кто же любит победителей! Да и сама Америка не больно щадит наши чувства. Придвигает военные базы к нашим границам, а это раздражает не только политиков. Уже и грузчики, им все вроде бы до фени, сразу матерятся, как только речь заходит про Америку.

Они посматривали на меня выжидающе, я развел руками.

– А что мы можем? Против эмоций доводы разума бессильны. Разве что попытаться противопоставить такие же эмоции. Постоянно задавать вопрос: под чьей властью захотели бы оказаться – под Америкой, Китаем, Японией или исламом? Задавать и задавать, пусть представят себе, пусть представят все варианты!.. Вот тогда уже, когда вообразят себе как следует…

Белович перебил:

– Не вообразят. Неизвестно, что ждет! А в случае со Штатами – да, ясно. Мы просто станем американцами. Да и то очень постепенно. Но повысится и уровень жизни, и вообще во всех наших бедах будут виноваты американцы, а не мы сами, что так удобно. Ведь мы дали им, гадам, самую богатую страну в мире… пусть уже не страну, но самую богатую и щедрую на ископаемые территорию! А они…

Он замолчал, Лукошин молча прихлебывал кофе. Белович встал и налил себе еще, Лукошин мерно хрустел печеньем. Я видел по их лицам, что думают все об одном и том же: в старое доброе время самыми богатыми были те страны, где земля давала самые большие урожаи. Где отыскивались запасы золота и железной руды. В этом Россия преуспела: самые плодородные земли – у нее, самые большие запасы золота, железа, меди, алмазов, а теперь еще и нефти с газом – тоже у нее. Однако эта заслуга пассионарных предков, что неутомимо расширяли пределы России, не спасла спившихся ленивых потомков. Да, наступили иные времена, сейчас богатые страны те, где люди неутомимо трудятся!

К слову сказать, в Японии вообще нет ископаемых, средняя продолжительность жизни мужчин там восемьдесят семь лет, а у нас – пятьдесят семь. Разница ошеломляет, что-то нам не помогают богатства недр, если лень даже наклониться и достать их из земли.

– Прогорим с такой программой, – вздохнул Белович, а я с облегчением отметил, что он не сказал «прогорите, Борис Борисович». – Помню, в советское время говорили, что все мы – белорусы, россияне, украинцы – хотим жить в одной большой богатой стране… в Канаде! А вы вот взяли еще круче… Затопчут!

– Один мудрец сказал, – добавил Лукошин, – что легче всего уничтожить ту партию, в основе которой лежат доводы благоразумия. Политик разве может быть честен?

– Честность в политике, – ответил я, – результат силы. Лицемерие – результат слабости. Случается, конечно, что демагогическая политика приносит успех, мы это видели, но что потом? Рано или поздно лживые обещания порождают то, что породили в России. В конечном итоге только честные политики одерживают долговечные победы. Это яне к тому, что я вот такой белый и пушистый, я излагаю арифметику политики, без приложения к личностям.

– Политика имеет целью не избранных, – возразил Белович, – а массу, то есть стадо идиотов, для которых чем глупее, тем доходчивее и лучше…

Он умолк на полуслове, поднял палец, призывая к тишине, указал глазами на экран телевизора. По экрану проплыла заставка новостей, я взял пультик, прижал кнопку с надписью «Звук». Диктор скороговоркой объявил о начале кампании по выборам в Думу, тут же повернулся, камера показала сидящего в сторонке вальяжного господина с одухотворенным лицом композитора и длинными ухоженными волосами.

– К нам в студию, – сказал диктор с подъемом, – согласился заглянуть дизайнер номер один в самом необходимом для жизни цивилизованного человека оборудовании…

Лукошин спросил с недоумением:

– Это и есть Билл Гейтс? Я думал, он моложе…

– Это Лайнес, – поправил Белович. – Создатель механического сердца…

– …господин Бертолуччини, – продолжал диктор восторженно, – создатель дивных писсуаров и унитазов, рассчитанных для открытого пространства! Это подлинная революция, господин Бертолуччини любезно согласился дать короткое интервью нашему телевидению…

Лукошин ругнулся, Белович хихикнул, а диктор повернулся к звезде мировой величины, спросил:

– Господин Бертолуччини, верно ли, что для улиц России вы предложили далеко не самые простые, даже упрощенные модели, а весьма и весьма…

Он сделал паузу, Бертолуччини понял, кивнул.

– Может показаться странным, а то и неверным, – начал он, – что для уличных унитазов в Москве выбраны так называемые модели элит-класса. Особенно в нынешнее время,когда вандализм достиг просто чудовищных размеров. Однако же специалисты по СССР, они еще живы и дают рекомендации, полагают, что русский вандализм бывает только от безнаказанности, что сейчас, к сожалению, процветает в российском обществе. Но, во-первых, унитазы, писсуары, а потом будут и биде, располагаются на людных улицах, в вечернее и ночное время будут хорошо освещены, во-вторых, над каждым будет помещена телекамера с автоматической записью. Специалисты уверяют, что можно ограничиться имитацией: в России все настолько напуганы якобы наблюдающим за ними КГБ, что при виде нацеленной в их сторону телекамеры сразу начинают вести себя смирно.

– Но в России уже новое поколение, – напомнил диктор.

– Да? – переспросил Бертолуччини. – Тогда почему в России никто не называется по телефону? Почему такое страстное желание, достойное психопата, сохранить анонимность любой ценой, даже ценой откровенного хамства?.. Нет, в России унитазы могут пойти громить только те, кто готов за эти деяния сесть в тюрьму или пойти на каторгу, но никак не хулиганящие подростки. Потому мы привезли в Россию два типа уличных унитазов: напольный, выполненный в виде кресла, и второй – с подвесной чашей, бачок скрыт в стене, а на улице только сама чаша унитаза и клавиша для спуска воды. Уборщики ратуют за такие унитазы, под ними легко убирать, да и места занимают намного меньше.

– А получится? – спросил диктор с сомнением. – Как-то торчащий из стены выглядит неубедительно…

– Почему?

– Обломится, – сказал диктор откровенно.

Бертолуччини улыбнулся во все тридцать два светокомпозитных зуба.

– Конструкторы, – сказал он доверительно, – учитывают тенденцию населения развитых стран к… некоторому прогрессу в тучности. К тому же нас правозащитники затаскают по судам, если мы не учтем требования налогоплательщиков… гм… со значительным весом. Словом, испытания проводились с весом в полтонны. Да-да, в Штатах таких уже несколько человек, приходится учитывать, вдруг да решат приехать в Москву?

Лукошин заворчал, оглянулся на меня, я сделал вид, что не замечаю его молчаливую просьбу выключить это глумление. А на экране диктор крупным планом наморщил лоб, сказал с сомнением:

– Но ведь жопы, простите, ass’ы, этих граждан слишком широки…

– Да, – признал Бертолуччини, – это в самом деле проблема, мы над нею работаем. Есть варианты откидывающихся в стороны крыльев или своеобразных ушей, мы их называем слоновьими, поддерживают ниспадающие с боков половинки, есть специально расширенные унитазы… Но мы отвлеклись, я хочу заверить, что фирмы «Geberit» из Швейцарии и «Grohe» из Германии, обе я представляю уже много лет, на сегодняшний день являются ведущими производителями унитазов в мире! Более того, недавно «Geberit» освоила выпуск унитазов-биде уникальной конструкции и совершенного дизайна. Над проектом работали ведущие специалисты, создавшие легендарный автомобиль бентли-агуди и новый Всемирный Костел, так что можете поверить в его совершенство и законченность! Конечно же, он оснащен дистанционным управлением, системами подачи воды и массажа ануса, сушки теплым ароматизированным воздухом, подогревом сиденья, освежителем воздуха и встроенным плеером с негромкой, но ритмичной музыкой, чтобы… ну, сами понимаете, некоторые звуки надо заглушать или маскировать.

Лукошин ухмыльнулся, толкнул в бок Беловича, явно на что-то намекая. Тот нахмурился и негромко заворчал. Бертолуччини раскинул руки и сказал громко:

– Сейчас на рынке унитазов и писсуаров величайшее разнообразие, но что выбрать для России?.. Дело ведь не в техническом исполнении, как, скажем, когда выбираете телевизор или холодильник, унитазы всех стран и фирм примерно стоят одинаково, и характеристики у них одни и те же. Вот тут все обращают внимание прежде всего… да что там «прежде всего», только на дизайн!.. Сейчас унитазы конструируют величайшие дизайнеры планеты, их работы выставляются в лучших музеях мира, за них получают Оскаров, Нобелевские премии и золотые медали Всемирного научного общества.

– Неужели золотые медали? – сказал Лукошин саркастически. Он снова оглянулся на меня и вскинул брови в немом вопросе: на фиг нам слушать эту лабуду? Я снова кивнулна экран, слушай, разговор очень показателен.

– За модель, – сказал дизайнер, – получившую Большой Гран-При на Всемирной выставке в Брюсселе, Жан-Жак Пагагрюль получил Большую Золотую медаль, а вслед за этим еще и приз в пять миллионов долларов за первое место!

– Да, – пробормотал диктор, – простите, продолжайте.

– Каков стиль России? – спросил Бертолуччини. – Мы уже знаем, что стиль английских унитазов и писсуаров – это сдержанный аристократизм, изящная лаконичность. У англичан все подчинено функции, то есть вы понимаете, что я имею в виду, однако же они намеренно делают унитазы в стиле ретро, всем нам дорого детство, антиквариат, старые добрые вещи, овсянкосэрство… в смысле, «Овсянка, сэр!», знакомые даже нам с детства. Германские унитазы на мировом рынке легко узнать по чисто немецкой строгости форм, ничего лишнего, одна геометрия, они тяжеловеснее, выдерживают большую нагрузку, чувствуется немецкая основательность и добротность. Иногда бывают украшены железными крестами и символикой древних тевтонских вождей, покорителей Рима. Унитазы Скандинавских стран отличаются особой чистотой и выверенностью линий, а также абсолютно белым цветом, в то время как, скажем, Италия не может без позолоты, росписи, инкрустации. Итальянские унитазы узнаете по сочетанию белого с золотым – королевская гамма, как говорят специалисты, имперская традиция!.. Но каков стиль России?

Он сделал эффектную паузу, оглядел слушателей. Я наконец вырубил телевизор, Белович сказал громко:

– Вместо железных крестов – нарисовать щук! Только и всего.

– Щук? – переспросил Лукошин растерянно. – Почему щук?

– А чтоб не утруждаться хождением к проруби, – ответил Белович злобно. – Будут прямо в унитазе ловить. Господи, что творится?.. Вчера в шахте сорок восемь человек завалило, спасательные работы только-только начались, никто не знает, жив ли кто, спасут ли! Штатовцы пытаются военную базу на территории Украины устроить, у нас военная реформа со вчерашнего дня объявлена… да много чего происходит в мире, а что нам показывают?

Лукошин вздохнул, уронил голову. Я покачал головой, что-то у нас слишком стараются создать впечатление безмятежности и благополучия. Но на политическом горизонте,так же как и на небосклоне, самые сильные грозы образуются в самые ясные дни. И сейчас я чувствую, как в воздухе накапливаются какие-то статические разряды, что вот-вот вызовут… что – политический кризис? Смену власти? Всеобщую войну? Приход нового учения, что перевернет мир?

Белович проговорил невесело:

– А Штаты не понимают, не понимают… Снова строят в Китае заводы по производству компьютеров! Уже этими компьютерами весь мир заполонили. В Китае в каждой семье –компьютер.

– Подумаешь, – сказал я. – Это компьютеры прошлых поколений. Самые наукоемкие производства штатовцы со своей территории не выносят. Вон суперкомпьютер «Джина» строит у себя Хьюлит-Пакард, АМБ заканчивает свой гигант «Геркулес», а IBM обещает через два года закончить знаменитый «Blue Gene-2», что даст целых 10 тысяч терафлопс в секунду! На нем можно будет строить любые человеческие молекулы, предсказывать поведение хоть будущих тайфунов, хоть политических режимов…

Белович сказал живо:

– А знаете, уже состоялся пробный запуск этого «Голубого Джина»! Юсовский президент спросил: когда будет мировая война? Комп ответил: в две тысячи двадцатом году. А сколько, спрашивает президент, будет стоить после войны банка колы? Шесть юаней, ответил компьютер.

Лукошин поморщился, достало это молодое поколение с дурацкими анекдотами, я тоже привычно поморщился, мы-де люди умные, серьезные, анекдотами не балуемся, даже в туалете со спущенными штанами на унитазе у всех у нас серьезные государственные лица, однако что-то зацепило, но не всплыло сразу, напротив – ушло в глубины и там схоронилось. Осталось только ощущение, что и Белович рассказывает эти анекдоты неспроста.

Более того, уж начинаю догадываться почему. Высокий интеллект и дьявольская проницательность Беловича ни при чем, просто он чувствует ту же самую приближающуюся грозу. Воздух начинает наэлектризовываться, мы еще не поняли, что за гроза грянет, а наше подсознание уже выдает решение в виде участившихся анекдотов про китайцев.

А Россия, как сказал Тютчев, как раз сильна подсознанием, это если по Фрейду, а если проще, то сильна задним умом.

ГЛАВА 15

Проснулся чересчур рано, не спится, гнетет нечто тревожное, будто просмотрел что-то важное и теперь вот-вот все рухнет. Позавтракал, вышел на балкон и распахнул окно.

Воздух после ночного дождика сырой и промозглый, небо в мелких темных тучах, очень плоское, ровное. Я засмотрелся на темные компактные тучки, плечи сами по себе передернулись, будто по спине пролилась струйка холодной воды. На мгновение увидел с ужасающей ясностью, что смотрю со дна глубокого пруда вверх, где медленно плывут неопрятные льдины.

Даже не плывут, а застыли, плотно сомкнувшись краями, там лед тоньше, просвечивает, каждая льдина темная в середине и просвечивает по краям, так что небо как будто накрыто прохудившейся стеганкой, где комья сбились, а наместе простроченного почти белое пространство.

Если смотреть вот так вдаль, то этот лед тянется дальше и дальше, все уплотняясь, просветы все реже, за горизонт, но и там небо остается абсолютно плоским над выпуклой землей.

Плечи передернулись, слишком уж живое воображение, политик должен быть, аки… не знаю, но впечатлительным быть не должен. Россия давно уже не скована льдом, хотя, конечно, в сравнении с другими странами – у нас одно мельтешение и неуклонное отставание, несмотря на победные реляции об успехах экономики и намечающихся тенденциях и предполагаемых сдвигах в макроэкономике отдельных регионов. Исламский мир бурлит, как котел с кипящим железом. Китай стремительно реализует космическую программу и строит державу нановека. США ломают голову, как переделать человека на генетическом уровне. Индия запустила первый космический корабль, а еще объявила о предполагаемой дате высадки индийского космонавта на Луну. Бразилия объединяет вокруг себя латиноамериканцев и неожиданно заявляет о себе как о второй силе на Американском континенте, где есть нефть Венесуэлы, неисчислимые запасы других стран и, главное, неисчерпаемые людские ресурсы, с которыми надо теперь считаться всерьез: уже в Штатах «бронзовых людей» больше трети!

А Россия… Россия все еще подо льдом. На дне промерзающего океана.

Я зябко дрогнул всем телом, захлопнул окно и поспешил к выходу. Я не хочу оставаться на дне. И постараюсь вытащить на поверхность всех, кого смогу.

Белович и Лукошин по моей просьбе обзванивали и договаривались с членами бюро партии о срочной встрече, а я обложился справочниками и работал с утра до ночи. Правда, в современном мире это «обложился справочниками» звучит уже непонятно: просто я пошарил в Интернете расширенным поиском и насбрасывал в отдельный файл множество фактов, что станут кирпичиками в моем спешно сооружаемом здании.

За день до сбора членов бюро ко мне зашел Белович, привычно подтянутый, в белой рубашке и с умело повязанным галстуком, очки придают строгость и академичность, поинтересовался:

– Ну что, Борис Борисович, готовы? Или признаетесь, что ляпнули сгоряча? В полемическом азарте?

– Ни в азарте, ни в угаре, – ответил я. – Мы не обращали внимания на многое, что творится в мире, занятые какой-нибудь мелкой хренью, вроде писсуаров на улице, а за это время уже не только грозные тучи надвигаются, уже пахнет порохом от всех границ!.. Увы, Василий Маркович, в других партиях неглупые люди, я не скажу, что у нас самые талантливые, но то, что у нас те, кто сперва заботится о Родине, а потом о себе, – скажу!.. Почему Паприщенко, директор Стратегического Центра Глобальных Исследований, он же замруководителя партии «Россия – великая страна!», не заметил того, что заметил я? А потому, что все его помыслы на том, чтобы из замруководителя стать руководителем!.. И уже самому красоваться на первых страницах газет, давать интервью по жвачнику, выстроить виллу не в Подмосковье, а в Испании, а то и купить там старинный замок…

– Зачем? – спросил Белович непонимающе.

– Для понтов, – ответил я раздраженно. – Он тоже, несмотря на интеллект, всего лишь человек!.. С желудком и мочеполовой системой.

– Человечек, – отмахнулся Белович.

– Если по уму – человечище, – поправил я, – а по душонке – человечишко. У нас же в РНИ все горят стремлением принести пользу России, разве не так? И если я сумею найти нужные слова, правильно обрисую ситуацию, то сможем переломить общее мнение.

Он кивнул, хоть и несколько замедленно, все еще сомневаясь, пойдет ли наш актив на такое радикальное изменение линии всей РНИ, сказал нерешительно:

– Это впервые мы отходим от проблем собственно России.

– Нет, – возразил я, – Россия – не отдельная планета в пространстве. Мы отходим от мелких проблем, даже не проблем, а проблемок и всяческого мусора, в котором хотят утопить нашу партию. Сами копаются в этом мусоре – ладно, хотя я, как гражданин России, должен бы желать, чтобы и «Россия – великая страна!» выбралась из мелочовкии занялась решением крупных проблем… но я, правда, как человек с нормальной психикой, доволен, что им дерьмо все еще залепляет глаза, а мы уже взлетели!

Он хмыкнул, губы тронула легкая улыбка.

– Стыдно признаться, но я… тоже.

– Видишь ли, у Штатов несомненный технологический перевес, но это сейчас, сегодня. Китай уверенно догоняет заокеанского соперника. Аналитики говорят, что экономическая мощь сравняется через три года, а потом Китай начнет уходить вперед. С этого времени он и начнет разворачивать свой собственный противоракетный зонтик над всем Китаем, а его вооружение перестанет уступать американскому. К сожалению, Штаты ничего не смогут сделать, ибо Китай по-прежнему будет воздерживаться от любых прямых завоеваний, а влияние будет наращивать за счет проникновения своих жителей в Россию, арабские страны, Пакистан и даже Турцию, где они смогут взять под свой контроль значительную часть экономики. К тому же Япония обрастет такими мускулами, что… Собственно, она уже сейчас в состоянии выйти из-под полного контроля Штатов! Когдаэто произойдет…

– А произойдет?

– Обязательно, – сказал я с убеждением. – Другой мир, Василий. Это Англия или даже вечно фрондирующая Франция могли бы не выйти, все-таки общая платформа, а Япония… Это даже не христианский мир. Они выйдут обязательно. И при первой же возможности поборются за лидерство.

Он хмыкнул.

– Как уже борются в жестоких торговых войнах.

– Эти войны становятся все ожесточеннее, – согласился я. – Штаты душат Японию торговыми санкциями, стараются не дать ей усилиться сверх разумного, но японцы, сам видишь, оскорблены таким отношением и лелеют надежду на реванш. Только реванш будет не в торговле, а в военной области! Это будет кошмар для всех жителей заокеанскойдержавы: там все еще помнят Перл-Харбор.

– Японцы уже не те, – заметил Белович.

– Да, – согласился я, – внедрение заокеанского образа жизни сделало свое дело, благородные самураи остались в фильмах. Однако воевать все равно смогут.

– По-штатовски?

– Да. Недаром же они охотнее всего разрабатывают всевозможные модели роботов!

– Ну, до роботов далеко…

– Однако высокоточное оружие конструируют вовсю!

– Но не производят… вроде бы.

– Во-первых, как ты верно подметил, «вроде бы», а во-вторых, при их экономической мощи могут за пару месяцев наладить производство ядерного оружия и начать строить межконтинентальные ракеты сразу в пяти городах страны.

Он вздохнул.

– Япония придет позже… По-настоящему сейчас Штатам противостоит только наш недавний союзник и вообще «русский с китайцем – братья навек». А мы в глубокой…

Я поморщился.

– Василий, ты слишком часто это говоришь.

– Да? Наверное, все еще не могу поверить. Уж очень хорошо помню по школьным учебникам, как помогали Китаю… это была такая беднейшая страна из сплошных деревень. Нищая и вечно голодающая… Так вот, Китай уже утвердился как хозяин всей Азии, а теперь старается утвердиться и как мировой лидер. Да, сейчас двуполярность… Но, боюсь, скоро мир снова станет однополярным. Только во главе будет уже не Америка, не Америка…

– Мы снова, – ответил я, – снова у руля мировой политики, как это ни странно! Именно Россия снова может резко изменить карту мира, расстановку сил… да что там сил – цивилизаций! И навсегда изменить будущее.

Он сказал невесело:

– Одна из невеселых заповедей политика: лидеру политической партии гораздо труднее удовлетворить своих друзей, чем бороться с врагами.

Я вздохнул.

– Это я уже усвоил.

– В самом деле усвоили, Борис Борисович?

– Ощутил на своей шкуре, – поправился я. – Может быть, скоро запомню, что это и есть норма.

Он покачал головой.

– Для политика вы недостаточно гибкий человек. У политика хребет должен быть гуттаперчевый. Вот вам еще одна несокрушимая заповедь: партия по природе своей крепчедержится за свою неприязнь, чем за свои принципы. Потому от неприязни к Штатам отказаться будет трудно, очень трудно. Все та же ситуация с коровой соседа.

Я задумался, кивнул.

– Тогда будем опираться не столько на членов нашей партии, что помешаны на неприязни к Америке, сколько на посторонних людей, которым по фигу и Америка, и Россия, и все страны мира, а не по фигу только свой карман и желудок. В давнее время американские политики сделали ставку на этого человечишку и… выиграли.

Белович морщился, кряхтел, хмурился, наконец сказал с великой неохотой:

– А вы представляете, на кого тогда придется опираться? В первую очередь на всю ту дрянь, что всегда стелется под сильного. Всегда. Они и раньше мечтали стать американцами, да только на хрен американцам такое дерьмецо?.. Это они называли детей Гарольдами да Роландами, а себя в Интернете – Генрями или Ричардами, к тому же обязательно в латинской транскрипции… Им в кайф! Еще и медали будут требовать, мол, мы – первые… Противно.

Я тоже скривился, но лишь пожал плечами.

– А что делать? Когда ставка на массы, сам понимаешь, чем прельщать: билетом на концерт Рахманинова или бутылкой водки. Верно, больше всего сторонников будет среди любителей халявы. Я читал как-то мечтания одного… там приводится размер пособия на безработного в Штатах, сладкие ахи, мол, я бы так всю жизнь жил, на фиг мне с таким пособием искать работу… Что меня разозлило, так это отклики! Ни одна же сволочь не сказала, что пособие хорошо, но лучше все-таки работать. Хотя бы из-за более высокой зарплаты! Нет, на хрен нам высокая зарплата, всех денег не загребешь, зато у нас духовность…

Распахнулась дверь, ввалился Лукошин. После вечернего визита ко мне домой он даже внешне как-то подтянулся, в смысле – слегка подобрал пузо, даже рубашку сменил и галстук повязал, хоть и криво, но все равно прогресс – Лукошин при галстуке!

Он прислушался к разговору, сказал саркастически:

– Ну да, раскатали губу! Так Штаты и восхотят вас, сопливых и ленивых, принять в свой чистый и ухоженный мир! Одно дело, когда принимают по тысяче эмигрантов в год, это переварить можно, но сто сорок миллионов? Мы же засрем всю страну!

Я поморщился.

– Во-первых, все сто сорок миллионов не ринутся в Америку. Это раз. Во-вторых, в самой Америке есть те, кто не хотел бы в ней присутствия русских вообще, и есть те, кто хотел бы их очень. Мы будем ориентироваться на вторых.

Белович добавил:

– И стараться расширить их круг.

– Да, стараться расширить.

– Так вам и дадут, – сказал Лукошин сварливо. – Да они удавятся, но не захотят подвинуться. Им все равно, что мусульмане уже в их собственной Америке вот-вот возьмут верх. И что негров и мексиканцев уже большинство. Всем кажется, что э т о случится не при их жизни, а после них – хоть потоп.

Оба смотрели на меня, я вспомнил профессора Олдвуда, что вынужден заниматься политикой, покачал головой.

– Нет. Не всем так кажется. У нас есть на кого опереться и в Америке.

– Самое большое сопротивление будет от партии лодырей, – сказал Белович. Уточнил: – Местных лодырей, тунеядцев, халявщиков, что предпочитают жить на пособия. Их партия и так все время требует увеличения пособий, а тут подвалят еще сто сорок миллионов рыл, что не хотят работать!.. Да местные костьми лягут, но не допустят присоединения России.

Лукошин грустно кривился, но не спорил. Я ощутил раздражение.

– Почему сто миллионов халявщиков? Мы же не халявщики?.. Это первое. А второе – западные менеджеры сразу возьмут все производство и экономику в свои руки. Их послушают, послушают!

– Потому что штатовские? – сварливо поинтересовался Лукошин.

– И потому, – согласился я, – а еще русскому человеку всегда нужен барин. Вот приедет барин, барин нас рассудит… Барин простому человеку нужен, чтобы тот заставлял делать то, что русский и сам бы хотел делать: бросить пить, по утрам чистить зубы и делать зарядку, хорошо работать и много зарабатывать, хорошо одеваться, покупать новые квартиры и хорошие новые машины… Только самому трудно заставить себя, если можно не пойти на работу, а вместо этого вмазать по банке, но вот если будет приказывать барин… Барина можно критиковать, над ним посмеиваться, даже ненавидеть его всеми фибрами, но необходимость барина-немца наши признают еще со времен Рюрика!

Через два дня я стоял у входа в офис и с радушной улыбкой наблюдал, как подъезжают одна за другой машины. Пожалуй, мы единственная партия, у которой даже руководящиечлены прибывают на жигулях, волгах, москвичах, а то и пешочком от ближайшей станции метро. Вон прибыл на потрепанном москвиче Чуев, руководитель тамбовского отделения РНИ, плотно сбитый, моложавый, одет с присущим политику консерватизмом, ибо в своем регионе ориентируется в основном на старшее поколение, зато следом за ним вышел из мицубиси восьмидесятого года выпуска – как только еще ездит? – Давыдов, молодой и очень энергичный лидер националистов Орла.

Я сошел по ступенькам, обменялся рукопожатием с Давыдовым, обнялся с Чуевым.

– Спасибо, что прибыли!

– Но ведь что-то срочное? – спросил Чуев.

– Очень, – заверил я. – Разве я решился бы созывать всех так внезапно?

Чуев размашисто перекрестился, бросил беглый взгляд по сторонам, есть ли корреспонденты, что должны запечатлеть его приверженность именно православной вере, спросил с тревогой:

– Снова какая-то беда?