Чтение 12–й страницы книги ~Земля наша велика и обильна~

– Еще нет, – ответил я. – И если мы примем правильное решение, то беда будет для других партий, а мы соберем победные фишки.

– Ого, – сказал он. – Располагай мною.

– Ловлю на слове, – сказал я серьезно. – Мне понадобится каждый голос.

Третьим прибыл Троеградский, сильно постаревший за последние годы экс-чемпион Советского Союза по лыжам, председатель пермского отделения РНИ, он не обнимался и не пожимал руку, а звучно хлопнул по моей подставленной ладони, в его время так было принято обмениваться приветствиями, а мне, как лидеру партии, нужно знать все стили приветствий, уметь отвечать легко и непринужденно, таким образом молчаливо входя в этот закрытый клан, ложу, общество.

Власов и Белович, как мои заместители, стояли чуть выше по ступенькам, ближе к входу, тоже обнимались, пожимали руки, хлопали по плечам и спинам, улыбались, отпускали шуточки. В помещении неожиданно бразды в руки взяла Юлия: вспомнила, что вообще-то училась на имиджмейкера, серьезно готовилась к этой профессии, так что приняла самое живейшее участие в шоу, как она называла съезд активистов, привела двух подруг и тоже подключила к работе: подготовить и украсить зал, привести в порядок буфет, создать атмосферу праздничности и торжественности одновременно.

Общий съезд у нас проводится обычно в снятом на это время помещении, но для пленума хватит и той самой большой комнаты в нашем здании. Делегаты поочередно входили враспахнутые двери, двое молодцев в хороших костюмах стоят неподвижно, только прощупывают всех взглядами: нет ли при себе оружия.

Белович встретил меня в коридоре, шепнул:

– Гиены пера что-то проведали, пытаются заслать сюда корреспондентов.

– А что ты сказал?

– Я? Пообещал, что потом их ни один ветеринар лечить не возьмется.

– Думаешь, утихнут?

– Дык демократы же, – сказал он, даже слегка обиделся. – Они свои драгоценные шкуры берегут. На всякий случай я дал указания ребятам у входа. Комар не пролетит!

– Только без мордобоя, – предупредил я. – Эти сволочи сами же нарвутся, а потом нас обвиняют! А другие сволочи поддерживают!

Он криво усмехнулся.

– Помните, хотя экипаж «Колумбии» и состоял из семи человек разных рас, наций и вероисповеданий, после просмотра всех телепередач о трагическом крушении челнока увсех сложилось впечатление, что там погиб только еврей. Так и с этими… То, что в Москве ежедневно пять человек погибает на дороге, шестерых убивают в бытовых драках, сорок человек получают травмы, – это нормально, но если где журналист сломает пальчик, когда копает в ноздре, – беда, по всем телеканалам будет крик!

– Вот-вот, – сказал я. – Бди!

Он повернулся к выходу, а я отправился в зал. Ближе пройти напрямую, но я трусливо обогнул по дуге, выглянул из-за кулис. В зале мест всего на пятьдесят человек, тот еще зал, да за столом поместятся трое. Если приставить стулья с боков, то пятеро. Небольшая трибуна с микрофоном, для такого случая вытащили ее из кладовки.

Я всматривался в лица сидящих, сердце колотится, как у зайца. Здесь все – патриоты, все интересы России ставим выше своих личных, что вообще-то современному человечку несвойственно, будь он в Америке, России или в далекой Австралии. Разве что в Палестине или Чечне благо своей страны выше своего личного, но там условия проще, понятнее, противник на расстоянии протянутой руки. Правда, там весь народ на таком подъеме, а в России… да, только мы, РНИ. Капля в море.

Но и патриоты патриотам рознь, вон Цуриков и Уховертов – да, патриоты самые что ни есть прямые, без завихрений, для них Россия – превыше всего, а вот Кузнецов патриот, несколько сдвинутый на уничтожении Америки. Сдвинутый настолько, что, если бы ему предложили дать всем русским по тысяче долларов или же отнять по тысяче у американцев, без колебаний выберет второе.

Сперва рутинные вопросы с выбором президиума, сошлись на Чуеве, Давыдове, Троеградском и Кузнецове, выбрали председательствующего, им единогласно стал Власов, каксамый солидный и бегемотисто спокойный. Люблю наш РНИ: чаще всего на выборах царит единогласие, все драки проходят раньше, в то время как у демократов именно на выборах и выплескивается вся та грязь, которую приличные люди прячут. Она есть у всех, никуда не деться, но воспитанные граждане все-таки на люди не выносят.

Власов постучал по столу, грозно насупил огромные мохнатые брови, похожие на крылья летучей мыши, сказал громко:

– Тихо-тихо, успокоились все! Слово для доклада имеет лидер партии «Российская Национальная Идея» товарищ Зброяр!

В зале раздались дежурные аплодисменты. Ни жаркие, ни бурные, ни вялые, а именно никакие, дежурные. Все-таки вежливый у нас народ. В смысле, в РНИ вежливый, демократыже считают, что похлопать из вежливости – это покривить душой, не догадываясь, что существуют еще и правила хорошего тона.

Деревянными шагами я вышел к трибуне, кинопроектор в руках, поставил перед собой. Вообще-то можно говорить и без микрофона, передний ряд от меня на расстоянии вытянутой руки, да и трибуна только для торжественности момента, хотелось встать рядом, ненавижу выглядеть глупо, но разве не глупо, когда человек в жару надевает рубашкус галстуком, а потом еще и костюм? Есть условности, с которыми лучше не спорить.

Я сглотнул ком, заговорил громко и внятно:

– Я попросил вас, актив бюро нашей партии, собраться срочно для обсуждения текущего момента. Ситуация сложилась очень серьезная, но мы за текучкой дел просто не замечаем опасности. Перед тем как перейти к основной теме, давайте посмотрим на ситуацию в мире.

ГЛАВА 16

На трибуне рядом с микрофоном предусмотрен выключатель, я щелкнул, свет погас. В полутемной комнате яркими прямоугольниками проступили зашторенные окна, секундой спустя на экране появилась карта мира. Я повернулся боком и, наблюдая за людьми, работал клавишами и мышкой, выделяя места на карте, укрупняя, выводя на них картинки, графики и цифры.

– Мы едва ли не впервые, – сказал я, – смотрим на карту мира, а не на карту России, как смотрели всегда. Что, собственно, вроде бы понятно и оправданно – что нам весь мир, жила бы Россия! Но так было оправданно в том старом мире, из которого все мы вышли. Сейчас мир другой. К тому же – меняется стремительно. Социологи сходятся во мнении, что через тридцать лет западная цивилизация исчезнет. Тридцать лет – это значит, что эти перемены произойдут еще при нас! Да-да, по обобщенным данным социологов и футурологов, на планете через тридцать лет останется двенадцать процентов европейцев, треть будет старше шестидесяти лет, а каждый шестой – старше восьмидесяти.

Я перевел дыхание, все сидят пока спокойно, смотрят с вежливым ожиданием. Сначала всегда идут общие фразы, ни один докладчик не берет быка за рога с первых слов, и, похоже, мои предостережения пока что улетают впустую.

– Сама же Европа, – сказал я чуть громче, – как культурная общность будет сметена исламом, в нем к тому времени окажется не столько самих арабов, сколько турок, курдов и негров. Христианская культура сойдет на нет и полностью исчезнет даже не из-за какой-то там резни, а просто в процессе быстрого вымирания носителей христианства: русских, англичан, вообще европейцев.

Я перевел дыхание, выделил на карте Россию, увеличил в размерах, сказал с нажимом:

– Россия, естественно, потеряет весь Дальний Восток и Сибирь! Их получит Китай. Что-то получит Япония, но это уже их спор или сговор с Китаем. Мы сделать ничего не сможем. Вся Центральная Азия и Кавказ станут исламскими. В том море мусульман потонут и Грузия с Арменией. Американцы с европейскими корнями уже сейчас в меньшинстве в Калифорнии и в Техасе, через пять лет калифорнийцы потребуют двойного гражданства, открытых границ с Латинской Америкой, двуязычной системы образования, а еще через десять лет на всей территории США опустеют католические церкви, а будут возведены храмы древней культуры ацтеков, майя.

Некоторые оживились только при магическом слове «Россия», но снова увяли, когда я перешел к Америке, хотя говорил, понятно, приятные вещи: проклятая Империя Зла будет сметена хоть и не нами, но все-таки сметена.

– Америка, – продолжил я, – оглядывается с опаской на Северную Корею и мусульманский мир. Да и все страны смотрят на это противостояние с интересом, но все почему-то забывают про Японию. Да, там демократия и все такое. Но все еще Япония. Все еще страна, потерпевшая поражение в войне с противником, который применил атомную бомбу против мирных жителей! Который победил не силой духа, а высокими технологиями. И сейчас Япония старательно наращивает мощь в сфере этих самых высоких технологий. Да, ей запрещено держать армию и создавать атомное оружие, но ее научно-промышленный потенциал настолько высок, что ядерное оружие там способны создать в считаные недели. Прочее высокотехнологическое оружие – за месяцы. Пока Америка тягается с исламским миром, Япония спешно наращивает технический потенциал. И, судя по косвенным данным, она считает Америку не только конкурентом в сфере торговли, но и противником, с которым пока рано тягаться в военной сфере, нужно улыбаться и кланяться, а пока копить ярость, чтобы однажды, когда придет священный час…

Заметив замешательство на лицах, я повысил голос:

– Я не случайно начал с дел международных! Как вы поняли, Америку крепко зажали. Я вижу на ваших лицах злорадство. Такое же видите на моем… Да, все мы, что человеку свойственно и естественно, желаем, чтобы Америка поскользнулась на банановой шкурке. Хорошенько так это поскользнулась, дабы копыта кверху, а затылком о кафельный пол!.. Понятно, так желают во всем мире, даже в тех странах, которые Америка считает союзниками. Если уж в Англии восемьдесят процентов населения желали поражения Америке в Ираке, то чего говорить о Германии или Франции, Турции или Китае? Про нас, Россию, я уж и вовсе молчу. Тут недавно снова услышал анекдот про каменоломни, вот-вот,вижу по вашим лицам, что и вы уже в курсе.

Они в самом деле ухмылялись, переглядывались, кто-то откровенно ржанул, не удержавшись.

– Вообще-то анекдоты, – сказал я, – прекрасный индикатор не только настроений, но и тенденций развития общества, даже тех или иных технологий. Анекдоты о сексуальных свободах появились еще в эпоху строгой морали, уже тогда ощутили, в каком направлении двигается общество! Так и сейчас плодится все больше анекдотов… подобных услышанному. Наступает великое противостояние цивилизаций, к чему мы оказались не готовы. Слишком долго шло противостояние идеологий, все следили за великой битвой гигантов: СССР и США, а тем временем выросли и набрались экономической и технической мощи страны, что оставались на периферии зрения…

Слушают внимательно, но я видел по лицам, что начинают недоумевать. Все-таки мы – националисты, что значит: была бы жива Россия, а все остальные – на фиг! На предыдущих пленумах говорили о России и только о России, да еще иногда о жидомасонах, что захватили власть и не дают русским ходу. Власов старался эти разговоры пресекать, как уводящие в сторону, а Лукошин, напротив, поощрял, оправдывая тем, что такие напоминания поднимают ярость масс, а это очень важно для сплоченности. Вот чеченцы чувствуют себя обиженными, потому и дерутся так яростно, если же русских так же истоптать жидами, то и русские, мол, воспрянут, начнут запрягать, на что Власов резонно отвечал, что у русских отличительными чертами были покорность да еще богомольность, смирение и все такое, а казаки, что далеки от смирения, почти что уже и не русские…

– Вы смотрите и слушаете новости, – сказал я. – Многие из вас благодаря Интернету оперативно получают рассылки прямо с сайтов отечественных и зарубежных изданий. Не буду напоминать, что Америку взяли в клещи. Она увязла в противоборстве с исламским миром, а этим воспользовались в первую очередь Япония – давний противник Америки, и, конечно же, Китай. К тому же, как ни странно, немалую поддержку противникам Америки оказывают Индия и Пакистан! Казалось бы, надо друг другу палки в колеса ставить, а они еще и в антиамериканизме соревнуются! Словом, ситуация в мире резко обострилась, что не может не задеть нас…

Цуриков выкрикнул с места:

– Борис Борисович, мы еще не правящая партия, а вы не президент!

Я развел руками.

– Все верно. Мы не можем влиять на события так, как хотелось бы. А президент, увы, больше занят проблемами своего имиджа. Он заканчивает править первый срок, очень хочет получить возможность рулить еще четыре года. Кроме своей предвыборной кампании, он ничего не видит! Потому я и потребовал созыва бюро, чтобы предложить новую концепцию продвижения наших идей. Все мы понимаем, что только мы, националисты, выражаем интересы народа, страны, государства! Все остальные партии – рвачи, мечтающие добраться до власти и хапать, хапать, хапать, а потом сбежать на Запад. Мы потому и националисты, что нам не безразлично, кто живет в России, как живут русские, куда идет наша страна.

Они смотрели очень серьезно, я вглядывался в их лица, червячок сомнения, что шевельнулся было, стыдливо спрятался под камешек. Да, хоть Цуриков, хоть Уховертов, хотьТроеградский – разве не заняли бы с их умом и талантами высшие должности в других партиях, где не столь трудные программы? Уж точно стали бы там лидерами, более того – привели бы те партии к власти. Правда, либо пришлось бы вести обещанную политику, что значит: Бога нет, воруй и предавай направо и налево, либо, придя к власти, попытаться изменить курс, но такое не под силу даже президенту страны. В смысле, изменить курс, ибо президент приходит не сам, а вместе со своим штабом, своей партией, что страхует его, защищает, поддерживает, укрывает от нападок и сама наносит упреждающие удары. Президент, попытавшийся пойти против воли партии, обречен. Потому эти умные и талантливые люди, а главное – честные и радеющие, как в наше рыночное время ни странно, не за свой карман, а за страну, здесь, в партии националистов.

– И вот сейчас, – продолжал я с натиском, – как партия, для которой важно не нахапать, а принести пользу России, а вместе с нею и всему миру, давайте подумаем: что для России сейчас особенно важно? Да, что важно? Прочертим хотя бы пунктиром ее путь в будущее, а уж потом выработаем программу, с которой выйдем на выборы.

Я оставил на стене большую карту России, обогнул трибуну и оказался лицом к лицу с сидящими в зале. Как ни странно, ощутил себя легче, трибуна обязывает, а так я могуговорить и спорить раскованно, здесь все мои соратники, мои друзья, мои единомышленники.

Уховертов из первого ряда посмотрел на меня настороженно.

– Что-то уж очень торжественно, – сказал он. – Что-то случилось?

Я мотнул головой.

– С нами – нет. Но с миром – да. Мы все еще мыслим по старинке. Для нас «вторжение» – это все еще наступление большими массами войск. Но в Китае вообще не проводится мобилизации! Все идет как обычно. Но в России уже девять миллионов китайцев, и каждый год их количество возрастает на… не помню точно, но у меня волосы встали дыбом, когда увидел первый раз. Поймите, количество русских из-за вымирания уменьшается каждый год на несколько миллионов человек, а количество китайцев на столько же увеличивается!.. Что вам еще надо? Зачем Китаю вторгаться с танками и многомиллионной армией, когда Россия и так постепенно переходит под китайский контроль?

Он поморщился.

– Какие вы сильные слова выбираете…

– А вы знаете, – ответил я ему и одновременно залу, где с напряжением ждали ответа, все-таки Уховертов спрашивал как бы от имени всех, – а вы знаете, что уже четыре процента нашей экономики под контролем китайцев?

Он фыркнул.

– Борис Борисович, не смешите мои тапочки. Что такое четыре процента?

– В этом году будет пять или шесть. А в следующем – семь. Если не все девять. Чем китайцев в нашей стране больше, тем более быстрыми темпами усиливают влияние. У них прекрасно поставлена разведка, исключительно эффективно работают «триады», и, что удивительно, «триады» в этом случае сотрудничают с китайской разведкой, а та делится с ними своей информацией…

– Не поверю! Китайцы жестоко расправляются с бандитами.

– Это у себя! А здесь прежде всего осознают себя китайцами, а уже потом – кто из них на стороне закона, а кто против. Эх, нашим бы такое осознание общности нации…

В комнате уже негромко переговаривались, указывали на карту кто глазами, а кто и пальцем, прислушивались ко мне, а Троеградский пробормотал громко:

– Не думаю, что Китай и Япония такие уж союзники… Да, сейчас у них общая цель, наброситься на Дальний Восток, но Китай помнит, что только во Второй мировой войне японцы убили больше двадцати миллионов китайцев.

– Что для Китая пустячок, – сказал из второго ряда высокий блондин арийского типа, красивый и голубоглазый.

Я посмотрел в его сторону с неодобрением старшего товарища.

– Это ни для кого не пустячок. Прежде всего – это оскорбление. А китайцы, несмотря на их поклоны и льстивые улыбки, к оскорблениям весьма чувствительны. Кроме того, помнят, сколько миллионов японцы погубили между двумя мировыми войнами… Нет, сколько погубили, никто не знает точно, в те времена подсчеты не велись, но известно, что японцы, как высшая раса, третировали китайцев, унижали, обращались как с недочеловеками… Думаете, китайцы им это простят?

– Старая мудрая нация, – ответил за блондина Троеградский. – Простят.

– Спишут на прошлое, – поддержал и Чуев. – Мол, за давностью лет…

Я возразил с нажимом:

– Знаете, мне нет дела, погрызутся над моим трупом или нет. Я хочу, чтобы Дальний Восток остался российским. Сейчас это очень трудно сделать без поддержки… будь она проклята!.. Америки.

Троеградский сказал резко:

– Ее поддержку можно получить и не прибегая к таким экстренным мерам, как присоединение к Америке в качестве ее пятьдесят первого штата!..

Я вздрогнул, Троеградский сказал это очень резко, с апломбом, после этого я должен тут же упасть, как раздавленный катком: такое на меня подумали! – однако ужас в том, что именно такая мысль и зреет в моей голове. И кто-то из наших, Белович или Лукошин, уже проговорились о моей идее.

Они умолкли и обратили на меня взоры. Я прокашлялся, тоже докладчик, потерял контроль над аудиторией, а так сразу же начинается базар, сказал горько:

– Товарищ Троеградский, как ни скверно это признавать, прав. Позвольте обратить ваше внимание на тревожное сообщение аналитиков, которое те, кому надо обращать внимание, стараются вовсе не замечать: страшно. И неуютно. И непонятно, что делать, а делать надо. Тревожность в том, что пришли цифры ежегодного пересчета военного потенциала стран. Мы привыкли, что впереди всегда два сверхгиганта: США и СССР, так через годы и шли США и Россия, хотя разрыв между ними увеличивался, но все равно было далеко до третьего номера Франции, а затем – Англии, Германии, Израиля и других.

– А сейчас? – спросил с интересом Троеградский.

– Сейчас на втором месте Китай, на третьем – Россия, на четвертом – Индия, на пятом – Пакистан и только тогда Франция, Англия, Германия… Хуже всего то, что все аналитики, не сговариваясь, да и не могли сговориться: представляют разные страны и блоки, каждый делает для своей страны, так вот эти аналитики отметили, что Китай как бы поневоле вышел на второе место, обогнав Россию, хоть и ненамного обогнав. На самом же деле он даже США может догнать в два-три года, но сознательно этого не делает!

На лице Троеградского откровенное недоверие, губы выпятил, слегка откинулся назад, отчего взгляд получается как бы свысока, хотя это он сидит, а я стою.

– Да, – сказал я с нажимом, – китайцы умеют учиться на чужих ошибках. Перед глазами пример СССР, что не смог отказаться от соблазна стать сверхдержавой, принял вызов и… подорвался под такой тяжестью! Китай мог бы, но… предпочитает догнать и перегнать Штаты спокойно, без рывков. Полтора миллиарда человек, стабильный рост экономики, по всей стране строятся заводы, оснащенные самой новейшей технологией, – где-то через пять-семь лет военный потенциал Китая сравняется со штатовским, а потом начнется стремительный обгон. И опять же – без надрыва, без задержки дыхания и выкатывания глаз на лоб, как случилось в России. Все-таки полтора миллиарда человек – это не четверть миллиарда, как сейчас в США. Да и выкладываться китайцы умеют лучше, чем штатовцы. Каждый штатовец гребет прежде всего для себя, любимого, а китаец – для своего муравейника!.. Словом, предстоит самая великая битва в истории человечества: битва цивилизаций. Битва христианского мира с миром Востока, где в стремлении свалить Запад объединяются сейчас ислам, конфуцианство, буддизм и прочие восточные мировоззрения…

Чуев сказал громко:

– Борис Борисович, не перегибайте! Восточные мировоззрения не играют существенной роли в тех странах.

– Играют, – возразил я. – По своему духу восточные мировоззрения несовместимы с наукой и научной мыслью. Не случайно и доныне никакие фундаментальные исследования в странах Востока не ведутся. Там лишь функционируют заводы, построенные по технологиям Запада, да вносятся мелкие усовершенствования в дизайн и технологию. Но абсолютно все открытия как совершались, так и совершаются на Западе. И если Восток в своем противостоянии победит, то прогресс остановится! Я уже не раз говорил, что и через сто тысяч лет ничего не изменится. Разве что говорить наши потомки будут по-китайски… А теперь я наконец перехожу к главной теме, к которой все никак не решался перейти… Да и сейчас, честно говоря, меня просто трясет от осознания того, что я собираюсь произнести…

Они замерли, перестали переговариваться, многие даже подались вперед, ибо мой голос упал почти до шепота. Всем видно, что я мнусь, краснею, вспотел, сейчас бы выглядеть орлом, сильным и уверенным в себе, но я чувствую себя вытащенной из пруда курицей.

– При нынешней расстановке сил, – сказал я, – в интересах России мы должны поменять курс в отношении Соединенных Штатов Америки. При всем своем хамстве, дурости идаже с учетом того неисчислимого вреда, который принесла Америка России, сейчас она сражается на восточном фронте и за нас тоже. Мы должны ее поддержать так же, как в свое время Россия поддержала борьбу американского народа за свободу и независимость, послав к ее берегам свой военный флот.

В напряженном молчании Чуев нервно хохотнул:

– Что вы конкретно предлагаете? Послать наш флот, чтобы совместно со штатовским бомбардировал арабские страны? Но это не в нашей компетенции!

Я покачал головой.

– Нет. Не это. Я уже указывал, что Восток набирает военную и экономическую мощь очень быстро. Это ощутила не только Америка, но и мы, на чьи границы с Востока оказывается мощное давление. Америка нуждается в нас, мы нуждаемся в Америке, но вместо того, чтобы объединить усилия, мы деремся, на радость Востоку. Я предлагаю, если уж совсем конкретно, начать кампанию за присоединение России к Америке! К Штатам. В качестве ли пятьдесят первого штата или на другой основе, но, чтобы навсегда покончитьс этой борьбой в одной, по сути, семье, заявить, что в России отныне не будет самостоятельного правительства, не будет собственной внешней политики, а будет один народ, одна семья, одна промышленность, одна армия!

Все застыли, у многих вскинуты брови и отвисли челюсти, а у Троеградского и Чуева глаза полезли на лоб. Меня знают как яростного патриота и националиста, я им есть и остаюсь, но в массовом сознании эти понятия почему-то идентичны антиамериканизму. Вообще антиамериканизму, хотя я ненавижу только юсовское хамство, дурь, тупость, которые у них всегда прут впереди настоящей культуры, науки, искусства. То же самое ненавижу и в своем народе, как и в любом другом, только у юсовцев это намного заметнее, потому что они претендуют на роль гегемонов, а к таким, ессно, куда более строгие требования.

– Давайте сразу скажем, – добавил я торопливо, надо ковать железо, пока горячо, – что это даст нам, партии РНИ. Первое – это прибавка на порядок голосов избирателей! Понятно, к нам тут же примкнут все любители халявы, им жизнь в Америке кажется одной бесконечной халявой. Эти люди, конечно, дрянь, но при нашей дурацкой избирательной системе голос умного трудолюбивого человека и голос лодыря абсолютно одинаковы… В этом мы ничего не придумали нового, все демократы всегда делают ставку на мелкого и подленького человечка, которого в любом обществе большинство, так что все в рамках общей игры… но этот ход вполне позволяет стремительно набрать столько голосов, что мы превратимся в действительно мощную силу!

Я перевел дыхание, все еще слушают, не разобрались, что в моем выступлении больше: подлого политиканства, предательства национальных интересов или же в самом деле какой-то хитрый и очень тонкий ход. В груди сжалось, до чего же мы ополитиканились, что уже вслед за демократами не верим в искренность, в отсутствие личных корыстных помыслов!

– Любая идея в современном обществе обречена на провал, – продолжал я, – если не опирается на интересы массового человечка, который одинаков что в России, что в Штатах, что в Европе. А от халявы не откажется, стоит признаться, даже никто из нас. Уточняю, мы не будем за нею гоняться, но и не откажемся. Теперь самое главное: что это даст России?

Я перевел дыхание, в зале зреет напряжение и враждебность, к вопросу о месту России нужно бы перейти на две минуты раньше, не рассчитал, надо наверстывать в кавалерийском темпе:

– Первое, я уже сказал: не попадем между молотом и наковальней, как хотели бы евразийцы, и тем более не окажемся на стороне чуждого нам Востока, все-таки Россия глубоко европейская страна: с религией, культурой, бытом, языком, устремлениями в будущее… Кстати, взгляните на карту еще раз и спросите себя честно: возможен ли для России какой-то особый путь?.. Да, в Средние века или даже в двадцатом веке он еще был возможен, но возможен ли сейчас, когда… смотрите-смотрите!.. вот здесь полуторамиллиардный Китай за тончайшей пленкой государственной границы, что отделяет его от необозримых и – давайте скажем честно! – незаселенных просторов Сибири с ее несметными богатствами. Увидели? Почувствовали?.. А вот Япония, взгляните. Ее территория равна незначительному Лаулинскому району в Приморье, где проживает две с половиной тысячи человек. В Японии, позвольте напомнить, сто миллионов! К тому же ее постоянно трясет. Все население Японии располагается на узкой прибрежной полоске… И вы всерьез верите, что Япония не мечтает захватить земли побогаче и постабильнее? Скажите себе честно, если вот прямо сегодня Япония высадит войска во Владивостоке, как уже проделала в Гражданскую, и заявит, что Дальний Восток отныне принадлежит ей, как вы думаете, мы что-то сможем сделать? Я имею в виду не эрэнистов, мы-то все запишемся добровольцами и ляжем костьми, а пошевелится ли Россия?

Во втором ряду вскинул голову высокий блондин арийского типа, прямо взглянул мне в глаза, достаточно враждебно, поморщился, словно увидел перед собой раздавленнуюгусеницу размером с собаку, сказал с неприязнью:

– Вы мне не нравитесь, товарищ Зброяр. Но, к сожалению, мы в самом деле можем рассчитывать только на то, что Штаты не позволят Японии усилиться еще больше… и потому не позволят ей захватить наш Дальний Восток.

Я ощутил себя так, словно глотнул горячего крепкого кофе, взглянул с благодарностью, вот уж не ожидал такой неожиданной поддержки, однако рядом с ним тут же громко сказал председатель томского отделения, не помню его фамилии:

– Когда два империалистических хищника дерутся, надо использовать их противоречия в своих интересах! Это азбука политики.

– Как? – спросил я. – Военная и экономическая мощь растет как у США, так и у Китая с Японией. Долго ли сможем балансировать, если у нас постоянный демографический спад?.. Я не вижу других возможностей спасти Россию.

Троеградский уточнил саркастически:

– Спасти? Или погубить?

В зале зашумели, явно поддерживая его, а не меня, я сказал торопливо:

– Я все понимаю, но скажите, если вместо США придет Китай… а он придет, уже видите, вам станет легче? И Россия, полагаете, останется Россией?

– Но под властью США она Россией не останется!

Я перевел дыхание, заговорил убеждающе:

– Она останется Европой. Процесс глобализации не остановить, при всех минусах глобализации – это прогресс. Незачем изобретать в каждом селе свой велосипед. Наши автомобилисты будут только рады, если вместо анекдотичных жигулей у нас начнут выпускать опели, фольксвагены, мерсы, бентли и прочие-прочие. Лишь бы цены устраивали, а они устроят, если автомобили будем везти не из-за рубежа, выплачивая неимоверные пошлины. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что мы, националисты, раньше других партий понимаем глобальные интересы России… в то время как остальные партии грызутся за депутатские места! Мы будем выглядеть гораздо предпочтительнее в глазах избирателей.

Власов взглянул на часы, стукнул молотком по столу и сказал громко:

– Предлагаю сделать небольшой перерыв на ленч. За это время можно подготовиться и после обеда приступить к прениям. Я думаю, у членов партбюро найдется что сказать лидеру партии…

Слова его прозвучали очень зловеще. Он оглядел зал орлиным взором, нет ли возражений, стукнул еще раз по столу, на мой взгляд – совершенно без надобности, просто нравится чувствовать себя у руля, и поднялся, подавая сигнал всем мчаться, обгоняя друг друга, в буфет. Именно в буфете приходят в голову разные умные мысли, в бане такое обсуждают и обтесывают дальше, а на собраниях чаще всего лишь ритуальные движения, как у шаманов, что уже приняли решение.

ГЛАВА 17

Вокруг меня образовывалось пустое пространство, куда бы я ни шел, я чувствовал себя прокаженным. Но возле специально выставленных и накрытых для делегатов съезда столов, где множество бутербродов с колбасой, ветчиной, даже с икрой и красной рыбой, толпятся делегаты, принимают из рук девушек чашки с кофе, чаем, соком или минеральной водой, там уж мне дорогу не освободили.

Приветливо, но несколько отчужденно улыбнулся Щукин, председатель находкинского отделения РНИ. Эдакий классический профессор, какими их изображают в фильмах. Я тоже профессор, и вся наша партия, как верно подметили оппоненты, «профессорская», то есть процент профессуры на порядок выше, чем в любой другой партии, но эта особенность вообще присуща всем националистическим партиям в любой стране, будь это Америка, Россия, Аргентина или Австралия. Так вот Щукин, в отличие от меня, именно классический профессор: седые растрепанные волосы, большие очки в роговой оправе, хорошо и вместе с тем небрежно одет, рассеян. Предельно вежлив даже с дворниками и младшими школьниками. Никогда никому не скажет резкость, а объяснит очень доброжелательно и как можно доступнее.

Ему около семидесяти, сухощав и подтянут, но без всяких диет и упражнений, в таких энергичных людях все и так сгорает быстро, чем и как их ни корми, счастливцы.

Он и здесь в настолько светлом пиджаке, что заменяет ему лабораторный халат, нагрудный карман раздут десятком авторучек, однако в другом кармане на защепке закреплен патрончик флэш-памяти.

– Не дело говорите, Борис Борисович, – сказал он неодобрительно. – Надо искать способы, как спасти Россию! А не стараться продаться подороже.

Я спросил вежливо:

– Семен Семенович, а вы уверены, что русские хотят быть спасаемыми?

Он вскинул брови.

– Что вы хотите сказать?

– А то, что русские, как вы прекрасно знаете, единственный народ в мире, который стыдится своей национальности. Масса русских при первой же возможности стараются выехать из России, забыть родной язык, отказываются от родных имен, детей учат в иностранных школах, а если встретят за рубежом соотечественника, шарахаются в сторону, чтобы тот не дай бог не узнал такого же русского! Разве не так?

Он фыркнул:

– Толпа! Халявщики!

– Правильно, – согласился я. – Но в Китае живут еще беднее, однако китайцы нигде не забывают, что они китайцы, за рубежом устраивают чайнатауны, с родиной связи не рвут, поддерживают экономику родной страны капиталами. А студенты, что уезжают учиться в США и в Европу, возвращаются в свой бедный, нищий Китай! Вы можете такое представить в России?

Он сказал недовольно:

– Кто уехал – туда им и дорога! Но лучшие – возвращаются.

– А китайцы возвращаются практически все, – подчеркнул я. – Значит, они лучше? В глазах русских все иностранное окружено почетом, пиететом, а все вещи заведомо «лучше наших». От вещей перебрасывается мостик и на все остальное: государственный строй, религию, полицию и самих людей. То есть сменить русский паспорт на паспорт немецкого гражданина – уже стать лучше, можно свысока смотреть на своих бывших соотечественников. Уже как гражданин любой другой европейской страны. В глазах русских даже поляком или прибалтом, не говоря уже о чехах, быть лучше, чем русским, хоть и хуже, чем настоящим немцем, потому что поляков, прибалтов и чехов немцы все-таки завоевали, а вот нас не позволил им еще Александр Невский, гад такой. Так что не надо ссылаться на простой народ, он вовсе не хочет быть спасаемым от Америки! Другое дело – мы, интеллектуалы, профессура…

Получив чашки кофе и бутерброды, мы отошли в сторонку, хотя справа и слева тоже пьют и едят стоя, разговаривают с набитыми ртами, ругаются, голоса у всех взвинченные, глаза горят угрозой. Я поежился, быть мне со спущенной шкурой, Щукин тоже ощутил общую атмосферу, сказал почти сочувствующе:

– Распнут вас, Борис Борисович, распнут… вы, кстати, не еврей?

– Нет, конечно… А почему вдруг?

– Теперь у вас отыщут еврейские корни, – пояснил он знающе. – Да и вообще начнется… Шубы не крали?

– Вроде бы нет…

– Скажут, крали, – сообщил он. – Если меня спросят, я, скорее всего, скажу, что да, крал. Ничего личного, это же политика! Вы ведете какую-то странную линию, в наших интересах вас слегка опорочить. То есть по-черному.

– Злорадствуете?

Он вздохнул.

– Поверьте, нет.

К нам подошел со стаканом минеральной воды Власов, вытер масленые губы. Маленькие глазки зыркнули на меня с интенсивностью генератора космических лучей.

– Что за хитрый ход, Борис Борисович?

– Разве хитрый? – переспросил я. – Вынужденный!.. Как в шахматном этюде, когда неизбежен мат в семь ходов. Единственная возможность испортить противнику победу –сдаться раньше. А у нас есть вообще уникальнейший ход, которого в шахматах нет: перейти на сторону белых и вместе с ними лупить… преферанс или покер!

– Но-но, – сказал Власов предостерегающе, – покер не трожьте! Преферанс – можно, слишком тягомотная игра. Так, значит, это не ход, а что-то иное?

Я посмотрел на замолчавшего Щукина, на Троеградского и Уховертова, что прислушиваются, хотя делают вид, что заняты беседой, ответил тоскливо:

– Неужели рыночность и в наши ряды заползла так глубоко, что трудно уже поверить, будто нельзя руководствоваться именно интересами России?..

Оглядел их непроницаемые лица и подумал, что да, кому-то в самом деле поверить трудно. Ведь я сам сказал, что у такой идеи за счет халявщиков появится множество восторженных сторонников. Почему-то многие уверены, что в Америке достаточно вот так просто находиться, чтобы жить богато, беспечно и не работая вовсе. На Америку, дескать, вся Азия пашет, нефть из арабских стран привозят, компьютеры и телевизоры из Японии и Китая, а она только жрет, в казино мильёны проигрывает, крылатыми ракетами всех пугает…

– А как насчет патриотизма, Борис Борисович, – поинтересовался Троеградский ядовито. – Как насчет потребности оставаться истинно русским?

– Да, – согласился я, – хоть в отличие от, скажем, французов или японцев русские не патриотичны, зато о патриотизме поговорить любим еще как!.. Когда в разоренную войной Японию рекой хлынули дешевые и качественные штатовские товары, японские производители призвали покупать местное, чтобы поддержать разрушенную экономику. И что же? Японцы голодали, но упрямо покупали дорогие и некачественные товары соотечественников! Именно так вытащили свою экономику из дыры гораздо худшей, чем сейчас у нас, ведь нашу американцы не разбомбили, как японскую или германскую! И сейчас диплом японца или американца, полученный хоть в Гарварде, хоть в Массачусетском, – ни гроша не стоит при приеме на работу в Японии! Да, там нужен только диплом японского учреждения. А как у нас? И можете представить себе, чтобы наши даже самые записные патриоты вдруг отказались покупать импортное и начали покупать отечественное?

К моему удивлению и несказанному облегчению, Власов сказал ехидно:

– Мы все, русские патриоты и националисты, носим и одежду, и обувь западных фирм, хотя есть аналогичная отечественная. И часики у вас, простите, на запястье какие?..А ведь есть наши «Командирские» или «Зорька».

Уховертов хихикнул невесело:

– На стоянке я заприметил не только жигуленки да москвичи, а всякий, кто смог наскрести на иномарку, прибыл на зарубежном чуде.

А Чуев, щеголяя эрудицией, сказал:

– В Штатах считается дурным тоном ездить на автомобиле иностранного происхождения. Во Франции косо смотрят на тех, кто покупает американские автомобили, стараются с ними не знаться, не приглашают в гости. Сегодня, мол, покупает американское, а завтра Францию продаст… Но если у нас все так и прошло по графе анекдотов, то у них все на полнейшем серьезе. А штрафы за использование в рекламе иностранных слов? Вот это и есть патриотизм! А у нас только ля-ля, пустое сотрясение воздуха. И везде надписи на английском. Так что наши патриоты охотно перейдут в американскость, они и там устроятся неплохо.

Это был камешек в мой огород, но я притворился, что не заметил, не стоит отпугивать неожиданного союзника. Сказал ему примирительным тоном: