Чтение 29–й страницы книги ~Земля наша велика и обильна~

Лукошин заметил:

– Зачем он пошел на такой риск?

– Безнаказанность, – ответил я горько. – Это же Россия.

– Да, – прорычал он зло. – Не люблю Америку, но там такие получают по триста лет без права пересмотра и смягчения. А у нас страна безнаказанности.

Я промолчал, воровство и коррупция достигли таких размеров, что никого не удивляет государственный служащий с мизерной зарплатой, приезжающий прямо на службу на шикарном бентли.

Лукошин поинтересовался осторожно:

– Что будем делать?

Я передернул плечами.

– Мы еще не присоединились к Штатам, где прав тот, у кого адвокат круче. Пошли туда ребят, пусть нарыв вскроют, а потом прижгут зеленкой.

– Лучше йодом, – сказал Лукошин. – Я, кстати, всегда подозревал, что у меня бабушка еврейка!

– Или йодом, – согласился я. – А в особо трудных случаях, когда нужно решать срочно, можно и каленым железом. Хотя, конечно, понять его можно…

Он кивнул, тоже понимая и даже восхищаясь жизненной силой Власова. В его-то возрасте воровать, проворачивать темные дела, развлекаться с бабами!

– Действуй, – сказал я.

Он отступил, не сводя с меня немигающих глаз, губы слегка раздвинулись в жесткой улыбке. Зубы не белые, неухоженные, похожие больше на клавиши старого рояля, что вытачиваются из крепчайшей слоновой кости, здоровенный, борода все так же веником, но вроде бы начал расчесывать, даже слегка подровнял ножницами края.

– Все сделаем, – пообещал он. – У нас в подспорье теперь очень неплохие ребятки! Мы сработались с Куйбышенко. И понимаем друг друга.

После его ухода Юлия принесла распечатку бумаг, которые надо подписать срочно, спросила:

– А хорошие новости тоже принимаете, Борис Борисович? Или они вас расслабляют, а вам нужны неприятности для тонуса?

– Шутишь? – выдохнул я. – Дай хоть что-то хорошее…

– Косиновский заинтересовал идеей насчет грандиозного фильма «Рюрик»… помните о таком проекте?.. еще одного достаточно богатого промышленника, Аркадия Штольдберга. Нет, тот не стал вкладывать деньги в фильм, у Косиновского своих хватает, зато в развитие темы через свои связи с Германией сразу же организовал издание монографии о присоединении ГДР к ФРГ. Это льет воду на нашу мельницу?

– Еще бы! – воскликнул я.

Она с улыбкой положила передо мной на стол брошюру, от которой все еще пахнет типографской краской. Я торопливо пролистал несколько страниц. Целый коллектив ученых с помощью графиков, диаграмм и статистических выкладок убедительно доказал, что от этого присоединения ГДР в целом выиграла, выиграла по-крупному, хотя в отдельных отраслях и были некоторые спады, их, впрочем, удалось выправитьза три-пять лет, это много только для бабочек, человек же вполне может выждать, видя, как в остальных областях положение улучшается.

Уже через неделю по монографии о присоединении ГДР к ФРГ бойкие беллетристы Германии сделали с десяток популярных книжек карманного формата. Живым разговорным языком растолковали сухие выводы солидных ученых, с юмором и приколами описали множество смешных случаев по поводу этого слияния, а в конце каждой шла ссылка на оченьинтересную программу РНИ, быстро набирающей силу и сторонников политической партии в России. Немецкие авторы предсказывали, что если получится, как задумали эти безумные русские, то это принесет неисчислимые выгоды не только населению России, но и всему Западу. Причем Европе достанется немало очень лакомых кусков под концессии: Россия слишком огромная, чтобы Штаты сумели всю ее охватить сразу и начинать поднимать на ноги в одиночку.

Книги на эту тему вызвали огромный интерес в Германии, сразу взлетели на вершину рейтингов, что, в свою очередь, вызвало лавину статей, обсуждений, комментариев, выступлений по телевидению, множество откликов критиков: от осторожных до самых восторженных. Начались переводы на европейские языки, начиная с французского и заканчивая экзотическими баскскими. Я догадывался, что всей этой кампанией руководит Штольдберг, даже не он сам, а в связке с немецкими бизнесменами, тоже заинтересованными в победе нашей партии.

Лукошин восклицал обалдело:

– Вот это да!.. Нет, вы можете себе это представить?

Я переспросил:

– Это вы о чем?

– Дык ведь Косиновский совсем недавно приходил к нам!.. А вчера уже вышли первые книги и о Рюрике, и о присоединении ГДР к ФРГ!

Лысенко сказал покровительственно:

– Дорогой Глеб Васильевич, вы еще ленинскую «Искру» или Гуттенберга вспомните!.. Сейчас цифровые технологии. Это значит, что рукопись, которую мне принесут сегодня, мы сегодня же и сверстаем, программно проверив орфографию и грамматику, отправим в типографию, а завтра получим любой тираж, хоть миллион экземпляров!.. Можно даже с фотографиями и золотым обрезом. Но не это дивно…

– А что? – спросил Лукошин.

– Что взялся с таким жаром! Как будто сам давно мечтал, да трусил.

Лукошин бросил ревнивый взгляд в мою сторону.

– Ну это как раз понятно. Многие, оказывается, о таком мечтали! Но все втихую, погасив свет и еще накрывшись с головой одеялом. Но только Борис Борисович решился сказать вслух громко и внятно.

Еще через неделю пришли первые сообщения о фильме «Рюрик»: набраны актеры, режиссером согласился стать победитель прошлого фестиваля в Каннах, на Оскара тоже выдвигался шесть раз в номинации «Лучший иностранный фильм», но не получил ни разу, сейчас он ощутил, что с таким фильмом сможет разом взять высшие награды на всех кинофестивалях этого года, с утра до вечера подбирает команду, гоняет сценаристов, устроил смотр актерам, заодно сообщив, что гонорары у них хоть и не голливудские, но втрое выше, чем они привыкли получать.

Это, понятно, вызвало неподдельный энтузиазм, каждый готов костьми лечь, но выложиться на просмотрах. Насчет гонораров режиссер не соврал, ибо к проекту Косиновского подсоединилось еще двое меценатов, хотя мы все понимали, что никакие не меценаты, хоть и не обязательно воры, что отмывают грязные деньги, как сразу же предположил подозрительный Лукошин. Просто бизнесмены умеют заглядывать вперед, а победа нашей партии позволит им резко расширить поле деятельности. А то и кое-что прихватить.

У меня же произошел неприятнейший разговор с Романцевым, он у нас самый крупный авторитет по древним славянам, а Рюрик у него, естественно, самый что ни есть чистокровный славянин, варяг, что значит – вольный человек, князь из бодричей, могучего чисто славянского племени, что долго и мужественно боролись с германской экспансией, приняв на себя основной удар и, хоть и пали в конце концов в неравной борьбе, главным образом из-за того, что лютичи – другое объединение славянских племен – ударили в спину, но все же обескровили германский Дранг нах Остен и спасли только-только зарождавшуюся Русь.

Так вот этот Рюрик, по Романцеву, прибыл к нам по приглашению своего тестя Гостомысла, новгородского посадника. Прибыл тихо, мирно, поселился даже не в Новгороде, а далеко в сторонке, в Старой Ладоге. С ним были его братья, Синеус и Трувор, все трое взяли в жены местных славянок и вскоре полностью стали неотличимы от остальных новгородцев.

Увы, по сценарию же, предложенному Косиновским, все пошло именно по классической схеме, принимаемой славянистами, начиная от Ломоносова, в штыки. Решили для усиления пропагандистского хода ни на йоту не отступать от летописи. Романцев, Гусиненский и соратники пусть как угодно занимаются измышлениями о мотивах призвания варягов и о генезисе Рюрика, а здесь все просто, как записано:

«В год 6370 новгородцы изгнали варяг за море и не дали им дани, и начали сами собой владеть. И не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица и стали воевать сами с собой. И сказали они себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью подобно тому, как другие называют свеи, иные норманны и инглы, а еще иные лотландцы, – вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами и взяли с собою всю русь, и пришли к славянам, и сел старший Рюрик в Новгороде, а другой – Синеус – на Белоозере, а третий – Трувор – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля».

А дальше все тоже по летописи или по тем линиям, что вытекают из летописи и смысла призвания: многочисленное войско немцев из окружения Рюрика занялось цивилизаторской деятельностью: для начала положили конец бесконечной братоубийственной резне между родами и племенами, начали прививать западные формы управления, систему налогов и сборов, составили подробные карты, уточнили старые дороги и начали прокладывать новые… Едва остановили резню по всей славянской земле, тут же восстановились торговые пути в Хазарию, в Арабский халифат, в Восточно-Римскую империю, даже в Испанию, в земли франков, готов, герулов…

Красной нитью через весь фильм проходит идея, порой даже чересчур навязчиво, что без прихода немцев Рюрика славянские племена утонули бы в крови, а так приглашенные из-за рубежа иностранные менеджеры довольно быстро сумели установить мир, тут же наладили выгодное для славян производство, торговлю. Местные народы ощутили прелесть мира и благополучия, везде начали стремительно расти города, что дало повод иностранцам называть эти земли Гардарикой, что значит – страной городов.

Романцев заявился ко мне с кучей бумаг, фотографий, толстыми папками, из которых выглядывают не то берестяные пластины, не то кости динозавров, я вздохнул и спросилбезнадежно:

– Будешь доказывать, что Рюрик – славянин?

– Но он – славянин! – прокричал Романцев зло. – Вот взгляни…

Я даже не опустил взгляд на разложенные на моем столе бумаги.

– Ну и что?

Он вскрикнул:

– Как что? Даже если бы он не был славянином, и то бы надо бороться, доказывать… а тут все данные, что он из бодричей, вот посмотри, да смотри же!.. а мы отдадим его первородство нашим врагам?

– Почему врагам? – спросил я. – Меня не колышет, что говорят противники. Это нам самим выгодно, чтобы он был немцем. Или французом, неважно…

– Тогда еще не было французов!

– Ну франком, какая разница? Жаль, тогда не было американцев, это сразу бы сняло ряд проблем. А то вон Чуев, Троеградский, Карельский и еще целая куча деятелей, что раньше и не рыпались, уже сформировали фракции, уже объявили о создании своих партий…

– Дурак этот Троеградский, – сказал Романцев с отвращением.

– Совершенно с тобой согласен.

– Дурак потому, – добавил Романцев зло, – что тоже пытается, как и ты, продать Россию! Какая разница, Штатам продать или Европе?.. Это все равно – предательство. Россия должна оставаться Россией!

Я вздохнул.

– Даже евразийский путь не признаешь?

– А что такое евразийство?.. Это помесь Европы с Азией? Нет, я не хочу быть помесью. И не хочу, чтобы русский народ считался не то мулатом, не то метисом. Словом, в любом случае ублюдком. Мы не ублюдки! Мы – русские. Особый народ.

ГЛАВА 6

Я долго сидел с тяжелым чувством потери после его ухода. Прекрасный человек Романцев, я готовил его себе на смену, прекрасный в смысле напористой политики, просто великолепный деятель, даже как человек оказался на удивление прямолинейным и честным, кто бы мог такое подумать: за славянское происхождение Рюрика готов всем глотки рвать, и хрен с нею, политикой и уживчивостью, за идеи на арену Колизея ко львам выходили… и как жаль, что не доказать ему насчет вчерашности его идей.

Прорвав тягостные мысли, как острый лунный рог темные тучи, вошел Лысенко, в руках коробочка с дивидиском, на морде довольнейшая улыбка.

– Первые кадры, – сообщил он. – Честно говоря, я не очень-то верил. У нас всегда что-то рвется.

Диск исчез в щели, замигали огоньки, на большом экране высветилась холмистая равнина, покрытая снегом, типичное представление иностранцев о России, издали на оператора идет, увязая по колено в снегу, отряд воинов в железных доспехах и в рогатых шлемах.

– Разве Рюрик вломился не летом? – спросил я. – Раньше войны были всегда летом. Первым попробовал зиму Наполеон, за что ему и надрали…

– Летние сцены потом доснимут, – пояснил он. – А здесь Рюрик с западными менеджерами уже основали Старую Ладогу и двигаются на помощь Новгороду. Будут учить, так сказать, торговать. Бизнесу, если по-нашему. Рыночным отношениям!

– Ну-ну, а мечи тогда зачем?

– Время было такое… Как и сейчас, кстати. Судя по летописи, приход Рюрика буквально спас славянские племена, что утопали в крови. Он положил конец братоубийственной войне, а это не сделаешь одними проповедями!

Я внимательно рассматривал красочное действо, цифровое качество дает изумительный эффект, это не наши «цветные» фильмы в серо-зеленой гамме. Отчетливо видно следы усталости на лицах, вот в середине войска женщины гонят скот, на санях везут поклажу.

– А где же братья Рюрика?

Лысенко оторвал взгляд от экрана, на меня взглянул с некоторым недоумением.

– Кто?

– Ну, Синеус и Трувор. Или Трогвар, не помню, как по летописи.

Он отмахнулся.

– Ах, вот вы о чем! Мы взяли за основу другое прочтение. Фразу насчет трех братьев, даже их имена, читаем в современном пересказе и транскрипции, но нет двух мнений, что это такое. Самый популярный вариант, мол, на призыв откликнулись три брата: Рюрик, Синеус и Трувор, такая легенда запоминается охотнее. У нее богатая устная традиция сказок, так всегда три брата, да и вообще число три крайне удобно: три богатыря, три мушкетера, три солдата Киплинга, три брата, три сестры, три поросенка… Однако более серьезные исследователи прочитывают «Синеус» и «Трувор», как «род» и «войско», что, как нам кажется, больше соответствует истине.

– Гм…

– Вот видите, и вам больше нравится сказочный вариант о трех богатырях. Богатырь может побить дракона, но для глубоких преобразований нужны умелые менеджеры. Много менеджеров. Ими могли выступить только люди, прибывшие с самим Рюриком. Он их, естественно, поставил управляющими во всех областях, они задавали тон и пример своим хозяйствованием и отношением к делу. Если кто пытался жить сообразно славянской лени, это каралось. Не знаю как, укоризненным взором или усекновением головы, но поощрялось трудолюбие, так свойственное западному человеку и так презираемое вольнолюбивыми славянами.

Юлия заглянула в кабинет, предупредила:

– Борис Борисович, с вами добивается встречи один незнакомый человек.

– Гони, – ответил я без колебаний.

– Борис Борисович, – сказала она, не двигаясь с места, – он выглядит очень достойно.

– С точки зрения имиджмейкера?

Она кивнула.

– Он безукоризнен. Я даже боюсь строить догадки, кто он и откуда. И каких людей представляет.

Я взглянул на часы.

– И чего он хочет?

– Просит всего одну минуту. Понимаете, всего одну. Оружия, как говорит Терещенко, при нем не обнаружено.

Я поморщился, кивнул.

– Ладно, пусть войдет. Минуту не жалко.

Она исчезла, через пару минут в кабинет вошли Терещенко, хмурый и с подозрением на лице, и крепкий моложавый господин, действительно одет безукоризненно, даже я этопочувствовал. Не понял, не оценил, а именно ощутил, я еще на том уровне, что понять и оценить не в состоянии, но насчет ощущений – политики дадут сто очков всяким тамканарейкам в шахтах и муравьям, предчувствующим землетрясения.

Терещенко, остановившись за спиной господина, проговорил хмуро:

– Ну, выкладывайте, что у вас такое важное.

Господин, не поворачивая головы, сверкнул белоснежными зубами на загорелом лице. Голос его прозвучал очень доброжелательно:

– Вы знаете, существует три основных правила для здоровья ваших зубов: чистите их два раза в день, посещайте стоматолога не реже двух раз в году, не суйте нос не в свои дела.

Терещенко хмыкнул, отступил неслышно в сторону, чтобы гость не мог достать вслепую, а затем сдвинулся еще чуть. Оба профессионалы, понимают трюки один другого.

Я поднялся, сказал спокойно:

– Александр, оставьте нас на минутку. Спасибо, Дима, за хорошие новости!

Терещенко не стал спорить, кивнул и вышел. За ним ушел Лысенко, на новоприбывшего поглядывал ревниво. Я взглянул вопросительно на гостя, не предлагая ему сесть. Он дружески улыбнулся.

– Господин Зброяр, – проговорил он очень любезно, – мне поручено переговорить с вами.

– Кем? – перебил я.

– Очень влиятельными людьми, – ответил он сразу же. – Мне не хотелось бы называть их до того, как пройдут выборы, но уверяю вас – это жизненно важно, и второе – вылегко догадаетесь, кто эти люди, по характеру вопросов.

– Но если я все равно догадаюсь…

Он приятно улыбнулся.

– Господин Зброяр, но это будут всего лишь ваши догадки. Я подтверждать не стану.

– Понятно, – сказал я. – Хорошо. Можно выйти и переговорить вон в том парке, там очень красиво в такой вот снегопад и вид на замерзшую реку… Эх, мне же не позволит охрана! Я здесь теперь как в осажденной крепости.

Он кивнул, глаза очень серьезные, в них понимание и сочувствие.

– Мне не хотелось бы, чтобы разговор подслушали, а с нынешними параболическими антеннами не поможет и глушилка, что сейчас работает у вас в кабинете, а вторая в моем кармане. Кстати, ваш начальник охраны ее не распознал…. Но что вы скажете насчет импровизированного кафе в вашем главном зале? Насколько я информирован, у вас порядки строгие, раньше времени обеда там никто не появится, можно говорить свободно.

– Неплохое место, – согласился я. – Да, у нас, как и во всех партиях националистов, с дисциплиной в порядке. Завтракают во время завтрака, а обедают в обед.

– Это и прекрасно. Ваши сотрудники туда не заглянут, нам никто не помешает. Друг друга услышим прекрасно, а посторонние уши ни к чему. Когда сможете? Нам чем раньше, тем лучше.

– Понимаю, – ответил я. – Встретимся в два часа.

Дверь распахнулась, появился хмурый Терещенко, посмотрел на часы. Гость улыбнулся и вышел через распахнутую дверь. Терещенко закрыл за ним и спросил негромко:

– Что-то важное?

– В два часа у меня встреча. Нет-нет, я вовремя вспомнил о снайперах. Поговорим в нашем уголке, а ты проследи, чтобы никто из наших не сунулся следом.

Он кивнул, взгляд его был настороженным.

– Сделаю. Но не нравится мне это… Следить придется не только за вашими.

Я вздохнул.

– Мне тоже больше всего нравилась работа на кафедре философии.

До обеда мысль то и дело возвращалась к таинственному гостю. Уже догадывался, кто он и откуда, заранее формулировал некоторые ответы, ведь есть вопросы, которых не избежать, потому экспромты должны быть отрепетированы заранее. За полчаса я уже поднялся из-за стола, походил по кабинету, из окна видно, как два милиционера на той стороне улицы хватают под руки старика, увешанного орденами и медалями. Тот стремится разбить писсуар, а пока они его оттаскивали, с другой стороны к писсуару из толпы разгневанных старух с клюками выскочил крепкоплечий подросток с кувалдой в широких ладонях и в два мощных удара обрушил чудо сантехники на асфальт.

Милиционеры заметили поздно, подросток шмыгнул в толпу злорадствующих старух. В сторонке вертелся пронырливый корреспондент с оператором, тот водил камерой с бесстрастностью робота, снимая в равной доле тех и других, демонстрируя объективность. Это потом хозяин телеканала решит, какой стороне выразить симпатии и поддержку, а кого вымазать дерьмом.

Я взглянул на часы, пора, посмотрел в зеркало и вышел. Юлия улыбнулась, заметила и оценила правильно повязанный галстук, что еще на месте, даже не сбился набок.

В коридоре ко мне пытались пристроиться с вопросами Лукошин и Лысенко, пришлось сказать честно, что у меня важный разговор, к ним подойду позже, а пока идите, идите,идите. В смысле, по своим делам.

Перед входом в зал пусто, только двое парней в джинсовых костюмах остановились рядом с дверью и старательно изучают схему эвакуации при пожаре. Я уже научен, что в нашем мире ничего не делается вот так случайно, по спине пробежал холодок, наши или нет, охраняют меня или прибить хотят, с напряженными мышцами едва не деревянным шагом миновал дверь и шагнул в комнату, именуемую гордо залом, обычно здесь собираются делегаты, сейчас у противоположной стены сложены ящики от фирмы «Iron man», ближе к полностью тонированным и вдобавок плотно завешенным окнам три стола с легкими стульчиками.

Еще двое крепких парней сидят на ящиках у самого входа, очень неудобное место, хотя в зале вроде бы достаточно пустых не только мест, но и столов. Зато контролируют входящих, тоже понятно. Это теперь понятно, раньше бы не обратил внимания. Трое ребят и одна девушка расположились в самом центре. Ребята и девушка слишком уж хороши,ну совсем не тянут на увлеченных политикой, мускулы так и выпирают из-под пиджаков, а женщина при макияже и женских аксессуарах, красивые груди и округлые плечи говорят о долгих тренировках в фитнес-центрах, а теперь я догадываюсь, что, вполне возможно, не только в фитнес, но и в таких, где ударом ломают кости, выворачивают руки, умеют уходить от пуль и стрелять в ответ с обеих рук.

У глухой стены за столом одинокий господин средних лет, эдакий моложавый Джеймс Бонд, перешагнувший пенсионный рубеж, но все еще деятельный, активный и не забывший, как выпрыгивать из автомобиля и в прыжке стрелять из гранатомета.

Он поднялся, я приблизился, остановился, глядя на него вопросительно. Он улыбнулся, показывая ослепительно белые зубы.

– Меня зовут Иван Антонов, – представился он. – Иван Игнатьевич Антонов…

– Не очень удачно, – ответил я. – Имена родители подбирают не наугад, а чтобы хорошо звучало вместе с отчеством. В России никто не назовет сына Иваном, если самогозовут Игнатом. Игнат Иванович – другое дело.

Он улыбнулся еще шире, развел руками.

– Да, это серьезный прокол. Тем более досадный, что над программой работают и выходцы из России.

Мы сели напротив, не пожимая друг другу рук, что и понятно, незнакомым руки не подают в приличном обществе, вдруг он да Чикатило переодетый, а я уже приличный, уроки этикета беру, раз уж дают на халяву.

Парни в нашу сторону даже не взглянули, но женщина встала и подошла с видом заправской официантки, милая такая девушка с усталым крестьянским лицом, заспанная, слегка помятая, поинтересовалась слабым голосом, желаем ли выпить или чего-то еще. Я не стал выяснять, что она имеет под этим чего-то еще, глядя на двух зрелых мужчин, заказал легкий обед и кофе, обязательно горячий и с сахаром, господин Антонов попросил принести стакан сока, но обязательно свежеотжатого. Официантка почему-то обиделась, ушла, усиленно двигая крутыми, как конский круп, бедрами. Мне показалось, что переигрывает, изображая официантку, ну да ладно, никто и не делает вид, что верит.

Оставшись наедине, некоторое время молча рассматривали друг друга, наконец «мистер Антонов» улыбнулся еще шире, вот она, тренировка на гамбургерах, произнес с чувством:

– Прежде всего позвольте поздравить с прекрасно выбранной идеей. Уже и в России мало кто сомневается, что президентом станете вы. Но это сразу всколыхнет весь мир! Вы не подумали, что такое решение разом не только перекроит карту планеты, но и всю цивилизацию? И не в течение сотен лет, как это бывало раньше, а вот так сразу?

– Подумали, – ответил я коротко.

– Да? Хорошо, а как, по-вашему, должно отреагировать правительство Соединенных Штатов?

Я пожал плечами.

– Немедленно.

– То есть?

– Америка окажется прижата к стене, – объяснил я. – Ей хотелось бы затянуть решение этого вопроса, создать многочисленные комиссии и долго обсуждать неожиданноепредложение. А потом, если и принимать, то на известных условиях…

– Так-так, – поторопил он, – пока все верно. А дальше?

– Но наши восточные соседи, – сказал я, – Китай, Япония и весь исламский мир, уже сейчас встревожены программой партии националистов. Боюсь, там не просто следят за рейтингами и подготовкой к президентским выборам, но и начинают готовиться. Так что Америке, если не хочет увидеть китайские танки в Европе, придется поторопиться.

Он всплеснул руками.

– Но… как?

– Просто принять Россию в качестве одного из штатов, – ответил я. – Правда, для одного великовата, все-таки Россия, или, как говорят демократы, «эта страна», и сейчас в несколько раз крупнее США, придется ее разделить на сотню новых штатов. Или на десяток. Не думаю, что Восточную Сибирь надо расчленять на штаты. А если и придется, то не больше чем на три-четыре… Словом, если Россия войдет в состав США, ни Китай, ни Япония не рискнут протянуть лапы. Правда, исламские государства все же попытаются, у них-де единоверцы и потому стратегические интересы, но это уже дело Америки, что она им позволит, а что не позволит. Конечно же, мы будем вместе с нею защищать… эти земли.

Он неотрывно смотрел мне в глаза, стараясь прочесть что-то еще, помимо простых и ясных слов, ведь политики если говорят ясно, то ищи двойной, а то и тройной смысл, а также примерно шесть вариантов истолкования.

– И каков будет статус этих… новых земель?

– Сюда, – ответил я с неохотой, – придется не просто «привлекать инвестиции», как пытается безуспешно делать нынешний президент, здесь надо предлагать заводы и фабрики вместе с землей! Безвозмездно, то есть даром. Дарить, навязывать принять в свое имущество обширные земельные угодья с населяющими те просторы деревнями… Каков их будет статус? Да любой! Отдаем фактически в рабство, в крепостные, просто надеемся на то, что в США рабства уже вроде бы нет, и к нашим… гм, уже новым вашим людям отношение будет мягче. Конечно же, они не вправе будут рассчитывать на все те блага, которыми пользуются жители Штатов сейчас. Может быть, вообще никогда не смогут… я говорю о нынешнем поколении, избалованном идеями своего превосходства из-за какой-то непонятной духовности, но уже дети, выросшие в других условиях, ставшие коренными американцами…

Он отмахнулся.

– Вы сами в это верите? Школьное образование так просто не повернешь. У вас сколько учителей? Семнадцать миллионов?.. Где мы в Штатах… да пусть и Англию пощиплем… наберем столько свободных учителей, да еще говорящих по-русски, чтобы в корне изменить мышление детей?