Чтение 17–й страницы книги ~Земля наша велика и обильна~

Зал огромен, только с трибуны видишь насколько огромен, а все эти лица степенных мужей, осознающих собственную значимость, каждый ворочает миллионами, выглядят по меньшей мере враждебными. Это и понятно, у всех националистов определенная репутация, а русских почему-то страшатся больше всех. И осматривают меня очень придирчиво, даже, как только сейчас заметил, всматриваются в покрой костюма… Ох, Юлия, спасибо!

По лицам еще не скажешь, что заинтересовались, это для меня новость, но не для них, промышленников, я перевел дыхание и продолжал:

– Таким образом, Запад поневоле сформировал систему ценностей, на которую мы теперь смотрим с завистью. Там за собой убирают, а в лифтах не гадят, что для нас удивительно. И вообще, пора перестать гордиться бедностью и повторять вслед за Островским: «бедность – не порок». Не порок в Африке или в Гренландии, но хуже, чем порок, когда сидят в бедности в самой богатой по природным ресурсам стране мира, на самом лучшем черноземе, который выставлен в Палате мер и весов в Париже как эталон плодородия!

В переднем ряду двое господ переглянулись, начали слушать вроде бы с большим вниманием.

– Конечно, прекрасно, – сказал я, – когда человек не стремится любой ценой к наживе, нам всем отвратительны жадины, а симпатичны люди, исповедующие нестяжательство: богатство – грех, бедность – добродетель. Казалось бы, одно и то же христианство в Европе и у нас, одно и то же Евангелие читаем и одни и те же молитвы к Христу, нопочему-то там, на Западе, богатство совсем не считают грехом! Или мы чересчур всерьез приняли христианские заповеди? Если жить по христианскому принципу: богатство – грех, помнить про верблюда в игольном ушке, то вот откуда растут ноги у знаменитой русской лени, бездеятельности и нихренанеделания. Есть ли какой-то выход? Наверное, есть. Мы не рождаемся с готовым мировоззрением. Однако переделывать мировоззрение у целого народа – задача тяжелая, я даже не знаю, насколько она выполнима в наших условиях.

Перестали лениво переговариваться и в задних рядах, повернули головы в мою сторону.

– Научно-техническая революция, – продолжал я, чувствуя, что говорю банальности, и потому чуточку заспешил, стал говорить быстрее, – что началась в середине прошлого века, набирает темпы. Она обещает стать перманентной, к тому же идет не по прямой, пусть и под хорошим углом вверх, а по экспоненте. Правда, революция эта происходит в основном в США, но двигают эту революцию в немалой мере как раз ученые России, часть из них перебрались в США на постоянное местожительство, часть работают тампо контракту, и огромное количество ученых осталось в России, но выполняют для корпораций США сложнейшие работы в области нанотехнологии, биотехнологии, проводятся исследования по стволовым клеткам, и вообще уже прочно запряжены в работу бок о бок с ведущими специалистами США. Словом, мы со Штатами не просто союзники в масштабах планеты и западной цивилизации, а уже давно соратники. Однако нам требуется гораздо больше, чем такое сотрудничество. В не меньшей степени оно требуется и Штатам, но только они и мечтать не могут о том, что я хочу предложить в программе РНИ…

Теперь уже слушает весь зал, все или почти все слышали в новостях о резком повороте курса РНИ, жаждут знать, сколько в новостях брехни газетчиков, а сколько истины. И есть ли она вообще, не выдумка ли смишников.

– Пора заканчивать смешное противостояние, – сказал я. – Пора заканчивать изобретать велосипеды в каждом огороде. Логика развития такова, что весь мир переплетен такими узами… Те же компьютеры разрабатываются в Штатах, а процессоры к ним выпускаются на Филиппинах, материнские платы – на Тайване, видеокарты – в Сингапуре,а винчестеры – в Корее!.. Программное обеспечение, кстати сказать, пишут в немалой степени наши спецы. И не только те, кто уехал в США, но и целые коллективы, работающие здесь. Но компьютеры – дело новое, а вот автомобили мы продолжаем выпускать по старинке только «свои»! Зачем? Чтобы плодить анекдоты?

Я перевел дыхание, председательствующий и все за столом президиума повернулись и рассматривают меня уже без брезгливого любопытства, с интересом на холеных лицах, но пока еще странноватым интересом, мол, смотрите, она заговорила!

– Программа РНИ, – сказал я, – с которой я выйду на наш партийный съезд, будет заключаться в стремлении к быстрейшему слиянию с Соединенными Штатами. На какой основе? На той, которую диктует логика. Мир должен быть единым, люди должны говорить на едином языке… да, будет не русский, но пока что сами сейчас можем выбрать язык, на котором будут говорить, как на родном, наши внуки: английский или китайский?

В президиуме кто-то громко проворчал:

– Да и будут ли наши внуки в Китае? Там своих хватает…

Я сделал вид, что не слышал, продолжил:

– Потому мы, партия националистов, партия единомышленников, которые действительно жаждут блага России и счастья ее населению, и будем разворачивать пропаганду заполное слияние… даже, скажем откровеннее, полное присоединение России к Штатам!

Я сделал паузу, по сути, должен быть эффект взорвавшейся бомбы, он и получился, но только эффект нейтронной бомбы: все застыли как мертвые. После паузы в президиуме один из видных промышленников, я видел его часто по жвачнику, повернулся к соседу.

– Да, эти парни не признают полутонов… Или всех жидов под нож, или – отдаться Америке!

Вообще-то брехня, жидов мы не призывали под нож, но сейчас я смолчал, набрал в грудь воздуха и продолжал с подъемом:

– Мы – партия политическая, исходим из того, что человечеству действительно нужно, и наращиваем усилия в том направлении. Если нам удалось бы добиться своей цели, все человечество получило бы мощный пинок в сторону прогресса!.. Земля наша, как однажды сказали сообразительные предки, приглашая иностранных менеджеров, велика и обильна, но порядка в ней нет. Приходите и володейте нами… Сейчас ситуация повторяется, а многочисленные партии раздирают Россию еще больше, чем в те древние времена раздирали враждующие племена, роды, кланы. В наших интересах, как и в интересах Запада, чтобы инвестиции вкладывались не в сомнительные проекты, а чтобы западные промышленники строили здесь собственные заводы на собственной земле. Это даст им прибыль, а нашим людям будет достойная работа.

По залу то в одном месте, то в другом потемнели лица, кто-то нахмурился и что-то шепчет соседу, исподлобья глядя на меня, я сказал торопливо:

– Это не значит, что Запад кого-то из нас потеснит… достаточно заметно. Мы лучше знаем местные условия, местных людей. Мы больше привыкли работать в этих условиях, а не искать теплые земли Сингапура или Малайзии. Самое же главное, что со штатовскими законами капитал и предпринимательство защищены! Никакого самодурства и своевольства властей, никакого вмешательства в экономику, а все законы, принимаемые верховной властью, тщательно проверяются предпринимателями: а не повредят ли бизнесу? Ведь повредить бизнесу – это повредить прогрессу!

На этот раз выражение лиц вроде бы и не изменилось, но я очень уж сенситивный по натуре, чую как несправедливость, из-за чего пошел в политику, так и малейшие изменения настроения. Вроде бы все те же морды, но из зала чуточку пахнуло теплом.

Перед собой я положил листок с основными тезисами, для бизнесменов нужно выделять совсем другие факторы, чем для рабочих, но это не значит, что вру тем или другим. Просто слияние со Штатами дает очень многое, всего не перечислить, нужно выбирать наиболее значимое, а для каждой группы населения значимым представляется свое.

Еще минут пять я говорил об интересах России как частицы человечества, памятуя, что капитал не знает чувства патриотизма, избегал выпадов в адрес политических противников, пусть присутствующие оценят корректность русских националистов, а закончил уже с подъемом и широкой улыбкой преуспевающего бизнесмена и политика, как обучала Юлия:

– С этой программой мы и выйдем на выборы в Государственную думу! Надеюсь, население нас поддержит. Но еще больше я рассчитываю на ваше понимание. Благодарю за внимание!

Председательствующий открыл рот, чтобы объявить следующего выступающего, но в зале раздались аплодисменты и длились все время, пока я уходил за кулисы. Да и после того звучали некоторое время. Вроде бы.

На следующий день я прибыл рано-ранехонько, даже раньше Юлии и Лысенко, фаната своей газеты, только заспанные ребята охраны бдят, в их взглядах я уловил сильнейшее недоумение. Надо бы присмотреться, кого-то заменить, если не всех, ведь самые чистые души могут счесть меня по юности да неопытности предателем российских интересов, а у молодых от первой мысли до действия всего один шаг, даже шажок, а когда в кобуре пистолет…

Кстати, тогда, после встречи, мне поднесли неожиданный подарок. Куйбышенко, зампредседателя Союза промышленников Уварова, презентовал пистолет в кобуре скрытого ношения, показал, как ее надевать, как выхватывать то, что внутри, одним движением снимать с предохранителя и взводить курок. В каждом его движении было столько мальчишества и любви к оружию, что мне стало неловко.

Я спросил насчет разрешения, Куйбышенко заверил, что с этим все улажено, они любому могут, а мне и подавно: лидер политической партии имеет право на огнестрельное!

И вот теперь у меня слева под пиджаком небольшой пистолет, но я то ли миновал эту мальчишечью стадию, то ли переболел незаметно и в легкой форме, пока грыз гранит науки, однако сейчас пистолет воспринимается как досадная помеха, через пару дней наверняка сниму и спрячу.

Сразу же включил комп, новостные сайты сенсационную весть о смене курса РНИ вынесли на первые полосы, даже вообще в заголовки. Я с сильно бьющимся сердцем просматривал выделенные болтом ключевые фразы, лицо опалило жаром. Давно же о нашей партии не говорили вообще, как-то стараются сделать вид, что она не существует вовсе, а сейчас смакуют, захлебываются в потоке предположений, пытаются отыскать в моем прошлом комплексы, еврейскую кровь, жестоких родителей, связь с учительницей, подавленный вуайеризм и даже хтонтианство, если бы мне кто-то объяснил, что это такое… Хотя не надо, хтонтианства во мне столько же, сколько и связи с учительницей или ее бабушкой, главное же – заговорили, гады!

Прорвали плотину, сказал я себе, переводя дыхание. Захотелось вытереть лоб, я невольно вытер и удивился, что пальцы мокрые. Оказывается, взмок, читая такое, непривычное.

Юлия вошла тихо, в глазах вопрос, я заговорил первым:

– Нет-нет, не помешаете. Вы, Юлия, настолько знаете эту вашу этикеточную манеру, что никогда не бываете невпопад.

– Спасибо, – ответила она очень серьезно, – мне это очень важно.

– Что-то случилось? Да сядьте же, ради Христа! Вы меня всегда в краску вгоняете!.. Я должен был встать при вашем появлении? Поклониться или расшаркаться? Руку поцеловать?

Она грациозно опустилась в кресло, выбрав то, что несколько наискосок. Это, как я уже знал, придает беседе характер чуть более доверительный, но в то же время не дружеский, тем более, упаси Боже, не амикошонский.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она.

– Юлия, вы еще о погоде спросите! – огрызнулся я. – Простите, но не надо так уж политкорректно. Должен признаться сразу: ваше тренерство вообще-то сгодилось.

Она спросила кротко:

– Где, если не секрет?

– Ох, Юлия, вы же знаете, я был приглашен выступить в качестве гостя на съезде промышленников. Раньше бы я отмахнулся, промышленники – традиционные противники, но сейчас я в положении утопающего, что и за гадюку схватится…

Она покачала головой.

– Нет, все наоборот.

– В чем?

– Это они ухватились за вас, – произнесла она серьезно.

– Там были именно те ребята, – объяснил я, – что уж очень присматриваются к одежке. И к манерам.

– Но вы не стушевались?

– Благодаря вам, Юлия. Только благодаря вам.

Она усмехнулась.

– Сообщение не я за вас делала. И даже не писала.

– С сообщением просто, – объяснил я. – Ничего нового! Я только повторил то, что говорил на бюро. Ну, с некоторыми купюрами. А вот выглядел я там не марсианином – благодаря вам.

Она смотрела очень серьезно, на губах ни тени улыбки. Так же серьезно, даже как-то торжественно, чуть ли не по-церковному, произнесла:

– Сейчас вам придется общаться гораздо больше. Так что ваши промахи будут обходиться вам все дороже. Союз промышленников – первая ласточка, вам придется бывать во многих местах и встречаться со многими людьми, не так ли?

– Так, – согласился я и добавил: – Вы хотите сказать, с теми, с кем иначе бы не встретился?

– Да, – согласилась она, – потому вам хорошо бы принять на вооружение те правила, которые… которые уже приняты!

Я возразил с неудовольствием:

– Вы меня совсем уж дикарем выставляете! По-моему, достаточно всего лишь быть вежливым, остальное – приложится.

Она покачала головой.

– Не совсем так. Можно быть чересчур вежливым, а «чересчур» в любом случае плохо. Например, садясь в автомобиль, вы пропускаете даму вперед, прекрасно, но вы, как я заметила, не догадываетесь, что выходить надо первым и подавать ей руку. И еще, когда вы пригласили меня отужинать, вы так это вежливо пропустили меня вперед на выходе из лифта…

– А как же иначе? – спросил я. – Я же вежливый! Вдруг двери закроются, а лифт сломается! Пусть уж я останусь ждать электрика.

Она засмеялась тихо и мелодично.

– Очень хороший ответ. Но неверный.

– Почему?

– А потому что мужчина из лифта, как из машины, выходит первым. Удивлены? И подает даме руку. Да-да, помогая даже выбраться из лифта! Возможно, пережиток тех времен, когда лифты были подобием шахтных клетей прошлого века, но он сохранился уже как знак внимания к женщине. Это мелочь, но ее замечают. Вы хотите, чтобы среди политических деятелей стали единственным, кто этого не делает? Об этом сразу станет известно.

Я проворчал:

– Да кто на это обратит внимание? Я не президент.

– Вы уже обратили на себя внимание, – возразила она. – Что президент, к нему привыкли, ничего нового не ждут. Какие ваши шаги дальше?

Я помедлил, не сводя с нее пристального взгляда. Она спокойно смотрела мне в глаза, на лице ничего, кроме сочувствия и желания помочь.

– Юлия, вы ведь пришли предложить мне помощь? Уже не как секретарь, а как имиджмейкер?.. Молчите, я же вижу. Так вот, я принимаю вашу помощь… да что там помощь – руководство в этом вопросе! Я в самом деле очень заинтересован, чтобы моя идея получила распространение. А для этой цели я готов даже ручки дамам целовать.

Она засмеялась.

– А вы попробуйте. Это не всегда так уж противно.

Я вышел из-за стола. Не вставая, она протянула мне руку ладонью вниз. Я взял теплые нежные удлиненные пальцы, наклонился, чуть-чуть коснулся губами, легкий запах духов чувствую даже на коже, сердце екнуло, и правда приятно целовать руки.

– Ну как? – спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила: – Целование руки сидящей женщины приучает мужчину не вздергивать ее кисть, когда при встрече он ей целует руку. Вы, наверное, видели по телевизору, как это выглядит комично, когда мужчина берет женскую руку и тянет ее к своим губам, дама уже висит, привстает на цыпочки, а он не догадывается хотя бы наклонить выю!

– Постараюсь запомнить, – пробормотал я.

Наклонился, снова поцеловал, на этот раз задержав губы на ее коже чуть дольше. Да, тонкий аромат, похоже, не духи, а чистая здоровая кожа. Или очень хорошие духи, точно имитирующие запах молодой невинной девушки.

Она отняла руку, смех прозвучал чуточку принужденно:

– И задерживать слишком не стоит. Это знак, что этой женщине вы уделяете повышенное внимание.

Я ответил с чувством:

– Но я, если честно, вам в самом деле уделяю повышенное!

– Но показывать этого не стоит, – ответила она. Посмотрела на меня и добавила чуточку поспешно: – Да и выказывать… тоже. Кстати, не смотрите вот так пристально на окружающих. Это имеет под собой глубокие корни, в подробности вдаваться не стоит, просто запомните: это неприлично.

Я проворчал:

– Что мне надо запомнить еще?

– К счастью, – произнесла она невозмутимо, – вы не носите головные уборы, так что можно не запоминать очень длинный, уверяю вас, свод правил как насчет ношения шляп, так и порядка снимания: когда, перед кем, в каких случаях, в каких местах, причем – с учетом знатности, возраста, погоды, времени суток и местоположения… Не смотрите такими непонимающими глазами, даже вы на кладбище и в казино ведете себя по-разному, не так ли?..

Я хотел запротестовать, что в казино не ходок, но дверь распахнулась, вломился запыхавшийся Белович. Двигался он суетливо, возбужденный до крайности, глаза горят, а волосы дыбом.

– Простите, – сказал он, – но Юлии не было, а дело срочное. Юлия, мой поклон! Борис Борисович, взгляните.

Он бросил на стол распечатку, я взял еще теплые после лазерного принтера листки.

– Еще две организации созданы, – сообщил Белович. – Дятлов возглавил «Партию истинных патриотов», а Троеградский – движение «За русскую гордость!».

ГЛАВА 5

В груди кольнуло, а в желудке сильно потянуло, словно мышцы сами по себе решили выкрутить желудок, как мокрую тряпку. Юлия сидела тихая, но не притихшая, только теперь понимаю, что она всегда вела себя как истинная леди, что работает секретарем. Работа секретаря ее нисколько не угнетает и не унижает, ведь она как была, так и остается леди.

– Хорошо, – ответил я, силясь улыбнуться. – России как раз не хватает истинных патриотов. И гордости наш народ давно не чувствует.

Он фыркнул:

– Не острите, Борис Борисович. Положение очень серьезно. Оба увели у нас две трети эрэнистов.

– А с нами одна треть?

– Да. Но эта та треть, что еще не разобралась, что к чему. Или вообще не расслышала.

Он посмотрел на меня в упор.

– Есть еще одно…

– Говори, – предложил я. – Ничего хуже сегодня уже не случится.

Он покачал головой.

– Не искушайте небеса. Дятлов и Троеградский хотели бы с вами встретиться.

– Так в чем дело? Дорогу ко мне знают.

Он хмыкнул.

– Статус! Теперь они независимы, а прийти сюда – это как бы признать, что вы по-прежнему босс, а они – подчиненные. Нет, предлагают встретиться на нейтральной территории. Скажем, где-нибудь в тихом кафе и все обговорить.

– «Все», – повторил я, – это что? В таких случаях, как учит меня имиджмейкер, надо заранее согласовывать вопросы, которые будут обсуждаться или даже затронуты. Если меня тематика не заинтересует, чего я пойду?

– Логично, – признал он. – Они как-то не подумали! Имелось в виду, что у нас всех всегда для разговоров общие вопросы: Россия, ее нужды, способы вытаскивания из ямы… Но сейчас, да, надо все обговорить заранее. Хотя можно предположить, что вам попросту предложат уйти в отставку.

Юлия поглядывала на него, на меня, я сказал поощряюще:

– Юлия, нас осталось так мало, что вы уже член команды. Нет, вы и были членом команды, а сейчас член нашей активной группы. Так что говорите, не стесняйтесь. Если надо,перебивайте. Тем более что женщинам это можно.

– Перебивать никому нельзя, – поправила она мягко, – а насчет встречи, мне кажется, Василий Маркович не совсем прав.

Белович спросил задето:

– В чем же?

– Насчет отставки, – ответила она.

– Поясните?

– За последние недели рейтинг Бориса Борисовича, – проговорила она с необычайным почтением и поклонилась в мою сторону, – весьма и весьма даже, я бы сказала, скаканул вверх! Не вбок, а вверх. Сперва только благодаря сенсационности заявления, а потом начали прикидывать, насколько он прав, что присоединение к Америке больше даст России, чем повредит… Сенсационность пошла на убыль, зато эти постоянные разговоры на кухнях, в транспорте, в коридорах, а затем уже и в прессе – поддержали планку рейтинга, приподняли, а сейчас она поднимается все выше. Боюсь предсказывать…

Она умолкла, слегка прикусила губу. Глаза за стеклами очков загадочно мерцали. Белович сказал ревниво:

– Ну-ну, давайте свои предсказания!

– Сейчас пошел третий этап, – проговорила она уже медленнее, взвешивая слова. – Люди, сперва только огорошенные дикой идеей, которая казалась невероятной, немыслимой, вдруг поверили, что это осуществимо. И, что самое главное, никакого предательства российских интересов не произойдет. Просто человек, патриот своей улицы, на каком-то отрезке развития понимает, что и соседняя улица, с ребятами которой враждовал в детстве, тоже его улица. И не будет никакого предательства, если переедет жить в другой район города. Это очень важно, чтобы люди не чувствовали себя предателями!.. Вы же очень хорошо объяснили: это и неизбежность слияния в одно человечество, инеобходимость примкнуть к одной из двух сверхсил: западного мира или… Китая. Конечно же, почти всякий предпочитает западную цивилизацию… Так что ваш рейтинг все время растет, это тревожит Дятлова и Троеградского.

Белович сказал раздраженно:

– Так чего же хотят?.. Да, Юлия, вы рассуждаете очень логично, будто и не женщина.

Я скомкал листок, бумага противно хрустела, бросил в корзину.

– В самом деле, сперва выясни, что хотят обсудить. Время дружеских пирушек без всякого повода прошло. Мы уже начинаем вести себя… прилично. Как с противниками. Это с друзьями можно так-сяк, а с противниками мы сама вежливость, прямо патока. Верно, Юлия? Или вас теперь лучше звать Юлией Александровной?

Она улыбнулась и покачала головой.

– Пока я не министр и не на пенсии – лучше по имени.

– Спасибо, – сказал я с облегчением, – так вот, как подсказывает Юлия, если инициатива исходила от них, то место встречи назначаю я. Верно?

Я спрашивал у Беловича, но краем глаза косил на Юлию. Она кивнула.

– Похоже, Борис Борисович всегда будет на меня ссылаться, когда нужно перевести стрелки. Впрочем, так руководитель и должен делать. Все, что может быть неприятным для других, исходит не от него, естественно!.. Да, Борис Борисович, выбираете место встречи вы. Если хотите завуалированно отказаться, то можете выбрать место, куда точно не придут.

Я засмеялся.

– Нет, теперь мы знаем, чего хотят! Разговоры про отставку меня не пугают. Василий, передай, встретимся в ресторане «Золотой гусь», он у нас только что открылся. Район новый, застраивается, все три зала пустые. Сядем в любом месте и поговорим. За соседними столами подслушивать не смогут, да и вообще некому будет на меня смотреть, как на Гитлера.

Я открыл для Юлии дверь автомобиля, дождался, пока сядет: не так, как обычно плюхаются на сиденье женщины, когда влезают в салон и там садятся, а сперва присела, потом только убрала обе ноги, закрыл дверь и обошел машину, чувствую себя дураком, какое к черту равноправие, когда ведешь себя вот так, открыл свою дверь и ввалился на сиденье водителя.

– Вам удобно, Юлия? – спросил я. – Кресло можно подвинуть вперед и взад, даже наклонить…

Она засмеялась.

– Правда?

Я запоздало вспомнил, что мог бы об этом сказать и раньше, пристыженно умолк, только наклонился к ней и попробовал слегка отодвинуть ее кресло, чтобы дивные стройные ноги могли вытянуться во всей красе.

Юлия терпеливо ждала, когда я справлюсь с задачей, а когда я наконец взялся за руль, заметила, прищурив глаза:

– Воспитанный мужчина, трепля за уши спаниеля, не будет более трех минут пристально разглядывать грудь его хозяйки.

Я пробормотал:

– Неужели целых три?

– Да, – подтвердила она обвиняюще. – Или около того.

– С ума сойти, – сказал я. – Мне показалось, не больше трех секунд. Виноват, не мог оторвать взгляда.

– Признавайтесь, – сказала она инквизиторским тоном, – что именно в своем воображении со мной проделали?

– За три минуты? – переспросил я. – Тем более что как три секунды… Ничего не успел, чесс слово! Видимо, я рожден быть эстонским спринтером. В истоме находился, значит. Забалдел, проще говоря. Поплыл. Что делать, очень уж у вас, Юлия, и мордочка, и фигура, даже ноги… особенно левая. А эти духи так вообще… Они для атаки или для самозащиты?

Она посмотрела мстительно, помедлила, подыскивая ядовитый ответ, но вместо этого лишь очаровательно улыбнулась, спросила ангельским голосом:

– Люблю сильных грубых мужчин. У вас, Борис Борисович, все тело такое волосатое или только ноздри?

– Как-нибудь проверите, – пообещал я. – Правда, если у вас есть справка об арийскости. Наш Глеб Васильевич, знаете ли, бдит!

Она сказала огорченно:

– Увы, насколько я знаю, в моих жилах течет русская, грузинская, польская, молдавская и татарская кровь!

– Ну и порезвились же ваши предки! – сказал я с завистью в голосе. – Говорят, навыки передаются по генетической карте…

Она сощурила глаза.

– А вам-то что? Арийскости нет и не предвидится!