Чтение 19–й страницы книги ~Император полночного берега~

Вода прибывала с каждым мигом, шторм взволновал ее поверхность и в канале. Не выдержав тяжести множества людей, поврежденный при падении мост с треском обрушился вров. Но и это не остановило панического бегства. Люди прыгали в ров, переплывали его и карабкались на другой берег.

Обхватив девушку за плечи одной рукой и сжимая в другой алебарду, стражник повлек Арианту прочь от города.

Остановились они лишь в степи, когда уже почти стемнело. Разрушенный город остался далеко позади, сквозь шелест дождя не слышны были ни крики, ни шум прибоя, ни грохот обрушивающихся стен. Мораги не стали препятствовать бегству жителей города, и большинство горожан рассеялось по степи. Среди тех, кто оказался поблизости, Арианта не увидела брата, не отозвался он и на ее призывы. Отчаяние сдавило грудь. Девушка опустилась на колени прямо в грязную жижу и разрыдалась, вдруг осознав, что осталась совсем одна. В один день она потеряла всю свою семью.* * *

Хозяин трактира, худой долговязый человек с седой бородкой, легко спустился с высокого крыльца на заднем дворе своего заведения.

– Зачем звал? – спросил он своего работника..

Тот указал на паренька, державшего на привязи молодую пятнистую свинку.

Паренек учтиво поклонился хозяину трактира.

– Приветствую тебя, почтенный Верес.

Верес оглядел свинку со всех сторон, потом перевел взгляд на ее хозяина.

– Как тебя зовут, парень?

– Данго, – назвался паренек.

– Эта свинья еще слишком молода, чтобы ее резать, – заметил Верес. – Она еще не нагуляла свой вес. Зачем ты ее продаешь? Это точно твоя свинья?

– О да, господин, – поспешно заверил паренек Вереса. – Эту свинью растил мой отец. Он каждый день кормил эту хрюшку, сестры мыли ее, посмотри, какая она чистенькая,а я вычищал хлев. Мы заботились о ней, будто она наша родная сестра…

– Не тараторь, – остановил Верес болтливого паренька. – Так почему твоя семья решила продать свою свинью?

– Ах, господин, мы бедные люди, у меня три сестры, всех их надо выдать замуж, а это не просто: одна кривобока от рождения, другая рябая, у третьей глаза косят, мой отецзахворал, а матушка уже целый год прикована к постели, крыша дома прохудилась, стены обветшали…

– Не слишком ли много несчастий на одно семейство? – недоверчиво усмехнулся Верес.

– Это так, господин, – горестно вздохнул Данго. – Жизнь простого крестьянина нынче слишком тяжела.

– Ты не очень-то похож на крестьянина, даже на простого, – снова недоверчиво заметил Верес. – Как вашей семье вообще удалось вырастить свинью? Как вы уберегли свою скотину от разбойников?

– В нашем селении много крепких и сильных мужчин, господин, – ответил Данго. – Разбойники не трогают нас.

– Ну да, и только в твоей семье одни сестры, и те все больные, – рассмеялся трактирщик. – Уж больно ты боек на язык. Так сколько ты хочешь, парень, за это недокормленное порося?

– Может быть, оно и недокормленное, но достаточно упитанное, – оскорбился Данго. – Такая свинка вполне тянет на…

Он не успел назвать цену. Несколько человек, заглянувшие в распахнутые ворота, в один голос закричали:

– Вот он! Хватайте его! Он украл нашу свинью!

Верес хлопнул себя по бедру:

– Так я и знал! – закричал он. – Да ты вор, парень! Схватить его!

Данго мгновенно сорвал веревочную петлю с шеи свиньи и пнул животное в бок. Свинья возмущенно взвизгнула и рванулась с места, сбив с ног Вереса и двух его слуг. Оттолкнув еще двух человек и увернувшись от третьего, ловкий парень вскочил на крыльцо, вскарабкался на навес, оттуда запрыгнул на крышу трактира.

– Схватить мерзавца! – крикнул Верес.

– Держи его! Лови! Хватай вора! – поддержали хозяева свиньи.

Поднялся галдеж, началась суматоха и беспорядочная суета. Одни бестолково гонялись по двору за свиньей, другие пытались схватить Данго, забравшись вслед за ним на крышу трактира. Кто-то из нерадивых работников в общей суете случайно открыл загон – на двор с гоготом высыпали полтора десятка гусей.

– Да что же это такое?! – рассердился Верес. – Держите птицу!

Между тем подгнившая крыша проломилась под Данго и его преследователями. Паренек рухнул прямо в трапезную, следом посыпались обломки досок и солома. Грохнувшись свысоты на стол, заставленный глиняными чашками и кувшинами, Данго едва не сломал себе ребра. Впрочем, ребра сломать ему вполне могли бы те люди, чью трапезу прервало его неожиданное появление. Судя по гневным взглядам и возгласам дюжих мужиков, сидевших за столом, именно это они и вознамерились сделать. Не дожидаясь, пока на него посыплются удары, Данго перекувырнулся через голову назад и спрыгнул со стола.

Вскоре переполох охватил весь трактир, а еще через некоторое время перекинулся на улицы города, когда Данго, покинув трапезную и перемахнув через ограду, попытался скрыться. Одни честно пытались догнать вора, другие просто бежали следом, под ногами путались вездесущие дети, усиливая суматоху, из-за криков никто не слышал сам себя. Многочисленные зеваки, взобравшись на заборы, улюлюкали вслед Данго и его преследователям. У жителей Хорума было слишком мало развлечений, и неожиданное происшествие взбудоражило весь город.

На перекрестке Данго вдруг столкнулся с высоким человеком в черном одеянии. Из-под капюшона сверкнул злой взгляд. Парень испуганно отшатнулся назад и тут же попал в цепкие руки своих преследователей. Данго попытался было вырваться, но несколько человек подняли его в воздух.

– Сюда его! – крикнул один из тех, что пришли за свиньей, размахивая топором. – Воздадим воришке по заслугам!

Люди, державшие Данго, с размаху припечатали его спиной к земле. От удара у парня пересекло дыхание и на мгновение потемнело в глазах. Двое навалились Данго на грудь, прижав его к земле, один сел на ноги, еще один вытянул ему правую руку.

Толпа радостно взревела, предвкушая жестокую забаву. Никто не испытывал жалости к вору, даже женщины и дети улюлюкали. Собственно, окажись на месте Данго абсолютноневинный человек, толпа все равно не лишила бы себя такого зрелища. Жители Хорума получали от жизни слишком мало удовольствий, и уличная расправа над беззащитным человеком могла их лишь взбодрить.

– Эй, парни! – вскричал Данго, поняв, что его ждет. – Одумайтесь! Признаю, я был не прав, но это же еще не повод… Я погорячился, вы погорячились… Давайте разойдемсяпо-доброму! Эй-эй, не махай этой штукой! Подождите!

Не обращая внимания на его вопли, мужик, взявший на себя обязанности палача, взмахнул топором.

– Стой! – послышался грозный окрик.

На перекресток выехали несколько вооруженных всадников, расталкивая людей гиппарионами. Толпа расступилась, шум немного утих, самозванный палач нехотя опустил топор. Почувствовав, что появился шанс если не избежать наказания, то хотя бы отсрочить его, Данго вновь закричал:

– Благородные господа, заклинаю вас всеми богами, защитите несчастную невинную жертву!

Вперед выехал человек в длинном плаще, скрывавшем не только его собственную фигуру, но и почти весь круп гиппариона, в глухом шлеме. Горожане склонили головы перед своим повелителем. Все голоса смолкли, лишь Данго, припечатанный к земле, по-прежнему громко взывал к милосердию благородных ногаров, пока один из всадников не ткнул ему под ребро древком копья.

– Что происходит? – спросил правитель Хорума.

Из-под закрытого шлема его суровый голос звучал глухо и оттого особенно мрачно и грозно.

– Мы поймали вора, повелитель, – сообщил мужик с топором.

– И, кажется, собираетесь воздать ему по заслугам, – высказал предположение царь.

– Именно так, – подтвердил все тот же мужик. – Обычай велит отрубать ворам правую руку.

Толпа вновь зашумела. По-прежнему лежавший на земле Данго, затравленно озираясь вокруг, вновь наткнулся на злобный взгляд из-под черного капюшона и побледнел еще больше. Это не укрылось от внимания правителя Хорума. Вскинув руку, он заставил толпу замолчать.

– Поднимите его, – приказал царь.

Люди нехотя подняли Данго на ноги.

– Как тебя зовут, парень?

– Данго.

Некоторое время правитель Хорума молчал, словно размышляя. Воодушевившись его безмолвием, Данго вновь затараторил:

– Я невиновен, государь! Ну, может быть, только чуть-чуть, но не настолько, чтобы…

Пинок, полученный от ближайшего всадника, заставил его умолкнуть.

– Ни к чему калечить того, чьи силы еще могут пригодиться городу, – наконец произнес царь. – В крепость его! – приказал он одному из своих воинов.

Воин тотчас затянул на шее парня веревочную петлю, другой конец веревки намотал на руку и посоветовал:

– Не хочешь удавиться, пошевеливай ногами.

Правитель Хорума хлопнул ладонью в кольчужной перчатке по шее гиппариона, пуская его вскачь. Телохранители последовали за своим повелителем. Данго едва не упал, когда воин бесцеремонно дернул веревку. Пытаясь руками ослабить петлю, парень побежал вслед за всадниками. Толпа снова оживилась, ожидая, что воришка вот-вот споткнется и лошадь потащит его по булыжникам, кто-то запустил в него камнем.

В крепости Данго бросили у стены конюшни, для порядка отвесив несколько пинков и затрещин. Отдышаться, расслабиться и собраться с мыслями ему не пришлось – очень скоро два воина пинками заставили парня подняться и поволокли его куда-то во внутренние помещения крепостных построек. При этом парню так заломили руки, что он едва не тыкался носом в землю и не мог видеть, куда его ведут.

В большом зале Данго с размаху бросили на пол так, что он едва не выбил себе зубы, приложившись челюстью о булыжное покрытие пола. Подняв голову, Данго увидел перед собой правителя города, восседавшего в высоком деревянном кресле. Голову царя Хорума по-прежнему покрывал глухой шлем, скрывающий лицо, а пола длинного плаща закрывала левую руку и ноги.

– Так твое имя Данго? – глухо спросил царь.

– Именно так, государь, – подтвердил паренек, утирая кровь с разбитой губы.

Он сделал было попытку подняться, но воин, стоявший позади, пинком осадил его назад и рявкнул:

– Стой на коленях, раб, и не смей вставать, пока тебе не позволят!

Данго пугливо съежился, втянув голову в плечи.

– Я уже слышал это имя однажды, – произнес царь.

Некоторое время он сидел молча, сквозь прорезь шлема внимательно разглядывая Данго. Покосившись на воина, возвышавшегося за его плечом мрачной скалой, юноша не осмелился ничего сказать.

– Что ты украл у хишимерского жреца? – неожиданно спросил царь.

– Меня оболгали, государь! – воскликнул Данго. – Я не вор и никогда не видел никаких жрецов! Я даже в храм не хожу, не хватает времени, приходится много работать, чтобы прокормить старушку мать и пятерых сестер…

Пинок в спину прервал его словесный поток.

– У тебя нет сестер, – спокойно произнес царь. – А твоя мать умерла три года назад.

Брови Данго удивленно взлетели вверх. Правитель Хорума рассмеялся, видя его изумление.

– Я ведь сказал, что не впервые слышу твое имя.

– Но… как… от кого?.. – пробормотал Данго.

– От того, кто дал его тебе. Похоже, воровство – это ваше семейное ремесло. Как и болтливость – ваша черта. Впрочем, на дыбе многие становятся чересчур разговорчивы.

– Отец? – еще более изумился Данго.

– Да, он был здесь, – подтвердил царь. – Попался на краже и отрабатывал свою вину на восстановлении крепостной стены. Не за ним ли ты пришел в мой город? Если так, то ты опоздал. Он умер от холеры.

Данго ничего не ответил, лишь еще глубже втянул голову в плечи и уткнулся взглядом в пол.

– Ты хочешь помочь самому себе? – спросил царь.

Данго поднял на него взгляд и снова ничего не ответил.

– Допускаю, что кровные узы для воришек значат не слишком много, но собственная судьба вряд ли тебе безразлична, – продолжал царь. – Так да или нет?

Стоявший позади Данго воин отвесил парню звонкую затрещину.

– Отвечай, когда государь тебя спрашивает!

– Да, государь, – ответил парень, поежившись.

– Тогда не разочаруй меня, – сурово произнес царь. – Отвечай, где ты встречал жреца раньше и что украл у него?

– Мы встречались на постоялом дворе. Там завязалась драка, и жрец отвлекся. Я вытащил у него золотое ожерелье.

– Золотое? – переспросил правитель Хорума. – Ожерелье с рубиновыми каплями и кольцами?

– Именно такое, – подтвердил Данго.

– Похоже, оно было слишком дорого жрецу, раз он пришел сюда следом за тобой. Это ведь он был в толпе? Как его зовут?

– Я не знаю его имени, государь.

– Неважно, я сам его знаю. Будь уверен, он придет за тобой даже в подземелье крепости. Куда ты дел ожерелье?

– Выменял на хлеб у проезжих торговцев.

– Что ж, ты можешь оказать мне неоценимую услугу. За это ты получишь полную свободу. Свободу от всего и от всех. Я дам тебе золота столько, сколько сможешь унести, и больше тебе никогда и ни перед кем не придется пресмыкаться.

Данго насторожился.

– Чего ты хочешь от меня, государь? – осторожно поинтересовался парень и снова поежился. – Я слышал, что многие ногарские господа пользуются услугами мальчиков в постели, но…

Царь расхохотался.

– Не обольщайся, – сквозь смех сказал правитель Хорума. – Твоя физиономия и костлявая задница не заменят ни одной женщины. Ты окажешь мне услугу иного рода.

Голос его вдруг стал жестким и даже свирепым, сквозь смотровую щель шлема глаза сверкнули грозным огнем.

– Если ты откажешься или попытаешься обмануть меня, можешь не расчитывать на долгую жизнь, – пригрозил царь. – Если же сделаешь все как должно, до конца своих дней останешься обеспеченным человеком.

Съежившись, будто придавленный тяжелым взглядом правителя Хорума, Данго молча слушал, что говорит ему царь.

Закончив, правитель Хорума грозно спросил:

– Ты все понял?

– Да, государь, – склонив голову, ответил Данго.

– Убрать его отсюда! – распорядился царь.

На зов старшего телохранителя явились два воина, подхватили парня под руки и выволокли его за дверь. Старший телохранитель спросил:

– Ты уверен в нем, повелитель? Не лучше ли доверить это дело твоим воинам? Одно только слово…

– Не беспокойся, – прервал его царь. – В этом парне я уверен как в самом себе.

– Не понимаю тебя, государь.

– Считай, что мне было видение, – мрачно произнес правитель Хорума.

Помолчав немного, он еще более мрачно добавил:

– В тот день, когда я умирал…

С этими словами он откинул плащ и снял с головы шлем. Телохранитель остался невозмутим, хотя мало кто мог сохранять спокойствие при взгляде на лик царя. Государь запретил приближенным называть себя по имени, оставаясь тайной для своих подданных, но даже те, кто был знаком с ним в прежние времена, вряд ли смогли бы узнать в облике нынешнего правителя Хорума столичного аристократа и полководца Икестоса. В свои еще достаточно молодые годы Икестос стал седым, а лицо его до неузнаваемости обезобразили многочисленные шрамы. Такие же шрамы от ран и язв обильно покрывали шею, грудь и руки царя, даже уши были порваны, словно побывали в пасти хищника. Икестос неспроста закрывал свою фигуру плащом всю целиком. Ноги ему заменяли деревянные ходули. Правитель Хорума редко передвигался пешком, делал он это с трудом, при помощикостыля. На коня он взбирался со специального мостка, и слуги привязывали его к седлу ремнями.

По ночам телохранители часто слышали стоны и сдавленные крики, доносившиеся из спальни повелителя. Первое время воины врывались в его покои с обнаженными клинками, но постепенно привыкли. Каждую ночь Икестос мучился одним и тем же сном – вновь и вновь он видел себя в полном одиночестве и беспомощности в дремучем враждебном лесу.

Как и предрек коварный хишимерский жрец, очень скоро разлагающаяся плоть собственных ступней дала знать о себе дикой болью. Мучения были столь невыносимы, что Икестос плакал навзрыд, орошая землю слезами, а порой вопил во весь голос. Но, несмотря на боль, изо дня в день он полз назад к ногарским степям, прочь из лесов. Вонзая в землю нож, цепляясь за дерн пальцами и ломая ногти, он тащил свое изувеченное тело вперед. Крупные лесные муравьи впивались в руки, и без того израненные в кровь, заползали под одежду. Тучи москитов кружили над ним, забивая рот и глаза. Дикие пчелы жалили прямо в лицо. Много раз, когда силы и сознание покидали Икестоса, к его телу слетались стервятники, принимая смрадный гниющий кусок мяса, в который он превратился, за труп. Только чудом стервятники не выклевали ему глаза, но отметины от их клювов и когтей навсегда остались и на лице, и на груди, и на руках. Тем же чудом за все время пути, исполненного страданий и мук, ни один хищник не приблизился к цепляющемуся за жизнь одинокому израненному человеку.

Он не чувствовал страха. Страх заглушила боль. Изувеченный человек из последних сил цеплялся за жизнь не из страха смерти. Лишь жажда мщения не позволяла ему умереть.

И он не умер в лесу. Жизнь покинула Икестоса в небольшом селении, на дубовом столе. По крайней мере, так показалось ногарскому аристократу той ночью в доме знахаря, куда привезли Икестоса кочевники, подобравшие его в степи. Видимо, даже кочевники, не отличавшиеся особым расположением ни к ногарам, ни к кому бы то ни было, поразились необычайной живучести изувеченного незнакомца и не оставили его умирать в степи, как можно было ожидать. Старик знахарь, осмотрев Икестоса, предрек ему скорую смерть, если не отделить от тела уже мертвую плоть, источающую гной и смрад. Икестос не мог позволить себе умереть. Лежа на столе, привязанный так, что невозможно было пошевелиться, зажимая в зубах деревянную палку, Икестос выл от боли и молил богов только об одном – чтобы позволили ему выжить и отомстить. И боги откликнулись, послав ему видение. Теперь Икестос точно знал, что будет отмщен, и знал, как именно.

Усилиями знахаря, отнявшего ему обе ноги выше колен, Икестос превратился не только в калеку, но и в старика – молодой столичный аристократ поседел в одну ночь. В таком виде его и обнаружили в селении собственные воины. Лишившись своего командира, ногарские солдаты, прибывшие в Хорум с посольством, небольшими отрядами рассеялись по округе, грабя крестьян. От солдат Икестос узнал о гибели посольства, смерти царя Ксеностоса и разрушении Хорума. Икестосу удалось собрать остатки своего отряда. Во главе двухсот всадников он въехал в разрушенный Хорум и подчинил его своей воле, провозгласив себя царем. Его воины безжалостно перебили всех, кто осмелился противиться власти нового государя. Под властью Икестоса Хорум был отстроен заново. Еще в селении Икестос скрыл лицо под глухим шлемом, а увечье под широким плащом и запретил своим воинам называть себя по имени. Для жителей Хорума он стал безымянным государем, таинственным и грозным владыкой.

Правитель редко покидал крепость, но сегодня словно почувствовал, что должен выехать в город. Увидев Данго, а затем и жреца, Икестос сразу вспомнил свое видение и понял, что боги не забыли обещание.

– Следи за казематом, – приказал царь старшему телохранителю. – На караул поставь кого-нибудь из местных, не хочу терять наших воинов.

– Может быть, все-таки лучше прикончить жреца? – осторожно спросил старший телохранитель.

Икестос покачал головой.

– Нет, он умрет тогда и так, как я этого хочу. А ты следи…

Старший телохранитель удалился, оставив повелителя в одиночестве. Откинувшись на спинку кресла, Икестос вонзил немигающий взгляд в щит, висевший на стене. Перед глазами вставали видения из прошлого: столичная суета, пышные торжества и пиршества, императорский дворец, Немея… Известие о том, что царевна покинула мир, окончательно уничтожило все отголоски прежней жизни, перечеркнуло все надежды на будущее. Впрочем, тому жуткому существу, в которое превратился Икестос, все равно нечего было бы надеяться на благосклонность прекрасной царевны. Нет, хишимерский жрец не заслуживал легкой смерти.

Тот, о ком думал царь, появился в подземелье, когда на Хорум опустилась ночь. Из своего каземата Данго услышал, как снаружи что-то упало, затем послышались мягкие, ноуверенные шаги. Кто-то остановился у решетки. В неясном свете далекого факела, освещавшего коридор снаружи, Данго видел лишь темный силуэт.

– Сегодня у тебя не самый удачный день, – услышал Данго спокойный, ровный голос. – Да и ночь вряд ли окажется лучше. Не думал увидеть меня снова?

– Как ты меня выследил? – спросил парень.

Он отлично узнал голос жреца, которого не так давно обобрал на постоялом дворе.

– Не велик труд для того, кто общается с высшими силами, – ответил жрец.

– Ты хочешь получить назад то ожерелье? – спросил Данго.

Жрец усмехнулся.

– Ты не в меру догадлив. Жаль, что твоя сообразительность не проявилась там, на постоялом дворе, когда ты решил наложить руку на мою собственность. У нас обоих сейчас было бы гораздо меньше хлопот.

Данго облизнул пересохшие от волнения губы и приблизился к решетке.

– Мы можем быть полезными друг другу, – сказал он.

– В жизни не встречал более жалкое и никчемное существо, чем ты, – презрительно заметил жрец. – Чем ты можешь быть мне полезен?

– Я могу помочь тебе вернуть ожерелье.

– Скажи, где оно, и я сам его верну.

– О, да, конечно, я нисколько не сомневаюсь в твоем могуществе. Но, согласись, будет гораздо проще, если я укажу тебе тех людей, которым продал ожерелье, и даже смогу безболезненно его добыть, используя свое мастерство, которое, да будет тебе известно…

Несмотря на незавидное положение, Данго нисколько не утратил своего красноречия. Жрец остановил его словесный поток:

– Будь у тебя мастерство, ты не оказался бы здесь, пройдоха.

– У каждого мастера бывают свои недостатки в работе, – не моргнув глазом, ответил Данго. – Вытащи меня отсюда, я пойду с тобой и помогу тебе.

Неожиданно жрец рассмеялся.

– Ты никчемный человечишка, но весьма забавный.

Снаружи загремел засов, дверь со скрипом приотворилась.

– Иди за мной, – жестко произнес жрец. – Вздумаешь обмануть меня… Не сомневайся, мое мастерство безотказно сведет тебя в могилу, и далеко не самым легким и быстрым способом.* * *

Наклонив голову и ломая кустарники, лось устремился к Хорругу. Мокрый снег и земля комьями разлетались из-под широких копыт раненого зверя. Хорруг неподвижно стоял, сжимая в руке длинный кинжал. Вряд ли ему хватило бы мастерства и сноровки справиться с разъяренным животным, но Хорруг не шевелился, глядя на приближающегося зверя с той же злобой, с какой обычно смотрел в глаза своим врагам. Лося этот взгляд не впечатлил. Он неминуемо поддел бы безрассудного смельчака рогом или втоптал бы в землю, но пущенный меткой рукой дротик остановил его бег, пробив горло. Еще один дротик пронзил сердце. Коротко всхрапнув, лось уткнулся мордой в талый снег у самых ног Хорруга.

– Ты когда-нибудь чего-нибудь боишься, дружище? – со смехом спросил Аррелий, подходя к туше убитого животного.

Хорруг пожал плечами.

– На свете есть вещи и пострашнее бесхвостой лошади с рогами, – ответил он.

Аррелий снова расхохотался. К ним подошли Тороний и Аммат. Тороний проворчал, обращаясь к Аррелию: