Чтение 34–й страницы книги ~Император полночного берега~

– Жрец, ты можешь помочь этим людям? Нет? Тогда помалкивай. Они умрут в любом случае, мы лишь избавим их от долгих мучений. Поторопись, Аррелий! Тороний уже на подходе к Орамосу. Нельзя оставлять его там одного.

Арамеи быстро порубили деревья в ближайшем перелеске и развели новые костры. В чаши катапульт заложили пылающие смолистые чурбаки. Не всем воинам пришелся по душежестокий приказ Хорруга, однако страх подхватить чуму и заразить собственные семьи был гораздо сильнее.

– Давай! – приказал Аррелий, взмахнув клинком.

Чаши катапульт взметнулись, пылающие снаряды с жужжанием и рокотом полетели в сторону города. За первым залпом последовал второй, затем третий. Раз за разом на городские постройки обрушивался огненный град.

По команде Аррелия лучники натянули тетивы. Вслед за огненными снарядами на город обрушился град зажженных стрел, поражая мечущихся в панике горожан на объятых пожарами улицах.

Пылающее бревно проломило крышу дома Мелантоса, еще одно упало на двор, опрокинув две статуи. Сам мастер, обрабатывая очередной камень, даже не оглянулся.

– Что это?! – испуганно вскрикнула Арианта.

Вместе с Телицеей они вычерпывали воду из колодца, когда начался обстрел города.

– Ах, девочка, может быть, Хорруг и даст людям мир, но только после войны, – с горечью ответила старая женщина. – Не всем дано будет увидеть, чем закончится эта война. Беги скорее в дом, выводи мальчика. А я заберу племянника.

Бросив кувшины у колодца, женщины разбежались в разные стороны. Арианта поспешила в дом, где уже разгорался пожар. Вбежав в комнату, предоставленную им Телицеей, девушка окликнула друга:

– Данго! Вставай скорее! Надо выбираться отсюда!

Парень пошевелился на ложе, повернул голову и прохрипел:

– Уходи, Арианта. Оставь меня.

– Что ты такое говоришь?!

Арианта подбежала ближе и ахнула. Данго тяжело дышал от мучившего его жара, глаза его покраснели, а распахнутая рубашка обнажала нарождающиеся язвы на груди и шее.

– Не касайся меня! – предупредил Данго. – Уходи. Это чума.

– Как же я могу оставить тебя? – в отчаянии простонала девушка.

– Ты должна.

Арианта покачала головой.

– Мы же все время были вместе. Если ты… значит, и я тоже.

Данго откинулся головой на ложе и прохрипел:

– Может быть, ты еще…

– Не может, – прервала его девушка. – Ты сам знаешь: кто коснулся чумы, тот не может выжить.

Под новым ударом пылающего снаряда обвалилась кровля, наглухо замуровав выход из комнаты. Обломки вспыхнули.

– Вот и все, – обреченно прошептала Арианта.

Она опустилась на колени рядом с Данго и склонила голову ему на грудь. Данго больше не протестовал. Он осторожно коснулся ладонью волос девушки и тихо произнес:

– У меня никогда не было времени сказать тебе… Ты очень красивая… Я… Я…

Арианта без лишних слов поняла, что он хотел сказать. Подняв голову, она посмотрела Данго в глаза и ответила:

– Я тоже.

Приблизившись к лицу парня, она коснулась губами его горячих губ. Данго зажмурился, из-под его век выступили слезы.

– Почему все так?.. – прошептал он.

– Все, как сказал Идигер, – тихо ответила Арианта. – Я действительно почувствовала себя счастливой. Счастливой с тобой. Но наше счастье очень скоротечно.

Она снова опустила голову на грудь Данго и, закрыв глаза, прошептала:

– Я так хотела снова увидеть море…

Дым пожара постепенно наполнял комнату. И Данго, и Арианта уже ничего не чувствовали, когда занялись стены и языки пламени начали подбираться к их неподвижным телам.

Телицея погибла еще раньше своих постояльцев. В тот миг, когда Арианта скрылась в доме, длинная стрела палинтона,[14]обмотанная горящей просмоленной паклей, пробила спину старой женщины и пригвоздила ее к земле. Мелантос так и не оглянулся. Он по-прежнему иступленно бил зубилом по камню, бормоча под нос:

– Успеть, успеть, должен успеть…

Очередной снаряд ударил в одну из статуй. Гранитный воин покачнулся и столкнул камень, над которым трудился мастер. Мраморная глыба раскололась на несколько частей.

Опустив руки, Мелантос с недоумением и обидой смотрел на то, что так и не стало очередным его изделием. Медленно подняв голову, мастер скользнул взглядом вокруг и только сейчас заметил, что все кругом объято пожаром, увидел пылающие руины собственного дома, мертвое тело тетушки, услышал невнятные крики. Поднявшись на поваленную мраморную колонну, он выглянул за ограду. Весь город пылал в огне, в темное небо взвивались языки пламени, каменные постройки рушились от жара. Из-за рокота огня почти не были слышны отчаянные вопли горожан, мечущихся по улицам и сгорающих заживо в собственных домах.

Мелантос в ужасе отступил назад, едва не упав. Оглянувшись, мастер вздрогнул. Двор заполнял малиновый туман, а прямо перед ним в воздухе висел небольшой челн. На корме суденышка возвышался человек, державший в левой руке собственную голову. Стоявший на носу бритоголовый старик в черной тоге с серебряной каймой протянул мастеру руку.

– Идем, – произнес старик. – У тебя будет возможность создать новые статуи, барельефы, колонны. Ты сможешь поведать в своих работах грядущим поколениям о том, чтовидел сегодня. Идем со мной.

Мелантос молча подал руку старику и взошел в челн.

Город пылал всю ночь. На рассвете колонны пеших и конных воинов проследовали мимо дымящихся руин в сторону Отоммосо, столицы империи. Никто из арамейского войска так и не вошел в город, где побывала чума. Царь арамеев, сидя верхом на гиппарионе, мрачно смотрел на обугленные останки городских стен и строений за ними.

– Аррелий, возьми сотню бойцов и останься здесь, – приказал Хорруг. – Ты тоже останься, – добавил он обращаясь к Аммату.

– Что мы должны делать? – поинтересовался Аррелий.

– Найдете выживших. Жрец осмотрит их и поможет раненым. Если среди них окажутся чумные, ты их зарубишь и сожжешь тела. Догонишь нас у Орамоса.

Хорруг хлестнул гиппариона и в сопровождении знаменосца и всей свиты помчался в голову своего войска.* * *

Метоннес поднялся на стену, где его встретил капитан Кетаннос – уже немолодой воин в помятых доспехах. Вокруг было довольно людно, на стене собрались не только воины, но и простые горожане, женщины, даже дети. Все оживленно переговаривались, глядя за стену, на появление советника немногие обратили внимание. Метоннес лишь тяжковздохнул, с горечью отметив про себя, сколь велик упадок империи. Даже год назад простой люд не посмел бы проявить подобную непочтительность.

– Зачем ты вызвал меня? – спросил советник. – Почему не мог передать с гонцом свои новости?

– Ты должен увидеть это сам, – ответил капитан. – Смотри!

Он указал за стену. Метоннес подошел ближе и взглянул на равнину, раскинувшуюся перед стенами Отоммосо, последнего оплота империи ногаров.

Вдали, со стороны побережья на полночь продвигались нестройные колонны. Метоннес вгляделся внимательней.

– Мораги? – недоуменно спросил он.

– Именно так, – подтвердил капитан. – Они уходят.

Теперь Метоннес понял, чем было вызвано такое оживление людей, собравшихся на стене, что даже его появление осталось почти незамеченным. Мораги, почти сто лет бившиеся с ногарами за побережье, разрушившие множество портовых городов, подошедшие к самым стенам столицы, теперь уходили прочь. Десятки тысяч коротконогих карликов в доспехах и без, вооруженные пиками, мечами, секирами, луками, покидали побережье. Вместе с воинами шли их семьи, унося весь свой скарб, многие катили маленькие двухколесные тележки, нагруженные разнообразным добром. Мораги снимали осаду с побережья.

Однако люди, наблюдавшие за уходом полчищ коротконогих карликов, не испытывали никакого облегчения. Чуть поодаль, в стороне, по равнине растеклась темная масса, ощетинившаяся копьями. Под солнцем блистала броня доспехов и оружие. Еще дальше белели шатры и палатки необъятного арамейского стана. Над войском арамеев трепетали алые знамена с золотыми орлами. Похоже, мораги уходили с побережья, уступив территорию арамеям.

– Хотел бы я знать, что такого сказал царь арамеев морагам, – пробормотал Метоннес.

– Похоже, у тебя будет возможность узнать, – заметил капитан и указал вниз. – Смотри.

К центральным воротам подъехали несколько всадников. На переднем гиппарионе сидел молодой человек в белом одеянии жреца.

– Кажется, царь арамеев прислал своих людей для переговоров, – произнес Метоннес. – Распорядись, чтобы их проводили во дворец.

Он быстро спустился вниз. Колесница помчала советника обратно в императорский дворец. Вскоре в одну из комнат его личных покоев стража препроводила дромидийскогожреца Аммата. Советник предпочел не встречаться с посланником арамейского царя в огромном тронном зале, где любой мог подслушать разговор. Сейчас ему хотелось обойтись без посторонних ушей.

Молодой дромид прижал ладонь к сердцу, почтительно поклонился и произнес:

– Приветствую тебя, правитель Ногары.

– Приветствую и я тебя, жрец, – ответил Метоннес, так же учтиво поклонившись. – Но я не правитель этой страны.

– Увы, хочешь ты того или нет, тебе приходится им быть, – произнес дромид. – Я наслышан о том, что случилось с императором и полководцами. Ты – последняя защита и надежда своего народа, советник.

Метоннес жестом предложил дромиду занять одно из кресел.

– Благодарю, но я не собираюсь надолго занимать твое время, – отклонил его приглашение Аммат. – Я прибыл сюда, чтобы сделать предложение тебе и твоему народу.

– Я готов тебя выслушать.

– Я предлагаю тебе и всем ногарам принять власть царя Хорруга. Те, кто не желает склониться перед его знаменем, могут покинуть город. Это позволит нам избежать напрасного кровопролития.

– Если нет?

– Ты видел, какая армия подошла к стенам столицы? С Хорругом пришли не только арамеи. Многие племена степей и равнины присоединились к войску. В рядах его армии более сотни тысяч воинов. Кроме того, с ним бессмертные воины Номикатоса. Тебе, я думаю, известно, кто они такие. Будет большой бой, прольется много крови, но Хорруг возьмет город. Он беспощадно истребит всех, кто осмелится противостоять его власти. Сотню лет побережье терзала война, Хорруг может ее закончить. Хватит крови. Я призываютебя к благоразумию.

– У меня есть время подумать? – осторожно спросил Метоннес.

– Не слишком много. Штурм Отоммосо положит конец войне, об этом знают и Хорруг, и те, кто пошел за ним. Они рвутся в бой и не хотят ждать.

– Тебя послал ко мне твой царь? – снова спросил советник.

Аммат покачал головой.

– Нет, я пришел к тебе по своей воле. Но предложение делаю от имени царя. Я действую в его интересах.

Метоннес внимательно посмотрел на молодого жреца и задумчиво потеребил подбородок.

– Я слышал о тебе. Кажется, ты не только жрец при своем царе, но и его друг?

– Мы давно знакомы, – скромно ответил Аммат.

– Что ж, я понял тебя, жрец. Я обдумаю твои слова и дам ответ сегодня до заката.

Аммат снова поклонился, прижав ладонь к сердцу, повернулся и направился к выходу.

– Постой! – задержал его советник. – Хочу спросить…

Жрец остановился и обернулся.

– Скажи, почему и куда уходят мораги? С ними договаривался тоже ты?

– Да, я разговаривал со старейшинами морагов, – кивнул дромид.

– И что ты им посулил? – полюбопытствовал Метоннес.

– Я дал им надежду, – просто ответил дромид. – То, что так необходимо всем нам. Мораги устали от столетней войны не меньше людей. Волей своего бога они были заброшены на побережье, но им нет никакого смысла сражаться за эту землю. Ведь они лесные жители. Арамеи и хошимы покинули полночные леса, там мораги смогут найти все, что им необходимо для привычной жизни. И там морской бог уже будет не властен над ними.

– И все? – удивился советник. – Так просто? После ста лет непрерывных боев они просто согласились уйти?

– Война слишком затянулась. Мир нужен всем нам.

С этими словами жрец покинул покои советника. Метоннес погрузился в размышления, обдумывая слова дромида. Долгое время он пребывал в раздумьях. Ни стража, ни слуги не беспокоили советника. Впрочем, во дворце и без того было довольно пусто. Дворцовая стража большей частью давно покинула цитадель империи, разбежались и слуги. Сплотившиеся было вокруг последнего советника вельможи и аристократы теперь снова действовали каждый сам за себя. Попытка советника посадить на трон империи сильного человека провалилась. Икестос не принял его предложение и сам погиб где-то близ Хорума, город же, где столичный аристократ предпочел остаться царем, был в очередной раз разрушен.

Протянув руку к столу, советник взял молоточек и ударил в чашку маленького гонга. На вызов явился один из слуг, оставшихся во дворце.

– Передай начальнику стражи, чтобы собрал в тронном зале всех аристократов столицы, – приказал Метоннес. – Пусть туда же придут командиры легионов.

Слуга удалился, а советник вновь погрузился в размышления. Из состояния глубокой задумчивости его вывело появление начальника дворцовой стражи.

– Все собрались, – доложил начальник стражи.

– Все? – переспросил советник.

– Многие, – уточнил воин. – Некоторые отказались прийти.

Метоннес поднялся с кресла и в сопровождении начальника стражи направился в тронный зал. В просторном помещении собралось около полутысячи человек. Начальник стражи явно приукрасил действительность. Судя по количеству собравшихся, отказались принять приглашение советника очень многие. Даже военачальники, многих из которых во главе легионов поставил сам Метоннес, явились не все.

Советник вскинул руку, призывая собравшихся к тишине. Когда наступило молчание, Метоннес произнес:

– Приветствую всех вас, господа. Я созвал вас, чтобы объявить о своем решении. Завтра на рассвете я покидаю столицу и призываю присоединиться ко мне всех жителей города.

– Что это значит? – недоуменно спросил один из аристократов.

– Арамеи подошли к столице. Их царь требует, чтобы мы склонились перед его знаменем. Если откажемся, все будем перебиты. Но нам дана возможность сохранить жизнь. Те, кто откажется покориться, могут уйти. Я многие годы служил империи, присягал ей на верность и считаю для себя неприемлимым склониться перед знаменем Хорруга. Противостоять же многочисленной вражеской армии считаю неразумным и губительным для всего нашего народа. Поэтому я ухожу. Всех, кто последует за мной, я поведу на восход, в земли нашей прародины. Туда, где наши сородичи все еще бьются с Тенью за свою свободу. Об этом моем решении будет немедленно объявлено народу на всех площадях и рынках столицы.

– Это трусость, – презрительно процедил сквозь зубы один из полководцев.

– Называй, как тебе заблагорассудится, – спокойно ответил Метоннес. – Я пригласил вас не для того, чтобы спорить и искать решение, а для того, чтобы поставить в известность. Все свободны.

Не прислушиваясь к репликам собравшихся, советник покинул тронный зал.* * *

Откинув полог, Аммат вошел в шатер царя. В окружении верных соратников Хорруг сидел на ковре, скрестив ноги, словно кочевник. Несмотря на намеки Торония и Аррелия и откровенную ругань Минессис, называвшей его дикарем, царь арамеев не пользовался в походе мебелью, даже в шатре спал редко, а если такое и случалось, то обходился простой циновкой. Единственное, на чем удалось настоять друзьям, да и то при помощи Лигии, это воспользоваться широким цветастым ковром ардонайской выделки, захваченным в одной из ногарских крепостей.

– Оставьте нас, – потребовал Хорруг, едва жрец вошел в шатер.

Воины поднялись и поспешили покинуть шатер царя. Только Тороний и Аррелий задержались.

– Вы тоже, – мрачно произнес Хорруг, взглянув на старых друзей. – И позаботьтесь, чтоб нас никто не подслушивал. Особенно твоя женщина, Аррелий.

Аррелий расхохотался и хлопнул жреца по плечу, выходя из шатра.

– Я видел, как уходили мораги, – произнес Хорруг. – Ты сделал то, что обещал.

Аммат молча кивнул. Хорруг поднялся на ноги и продолжал:

– Но напомни мне, разве я не отпускал тебя всего лишь на встречу со старейшинами морагов?

Аммат по-прежнему молчал. Неожиданно Хорруг схватил жреца одной рукой за грудки, встряхнул и притянул вплотную к себе. В глазах царя вспыхнула злоба.

– Зачем ты отправился в город?!

– Затем, чтобы этот город стал твоим, – спокойно ответил дромид. – Ни к чему проливать кровь, если можно достичь задуманного без лишних смертей.

– Думаешь, можно?

– Надеюсь на это.

Хорруг шумно выдохнул и коснулся лбом лба жреца. Глядя в глаза дромида, он с горечью произнес:

– Я потерял в этой жизни все, Аммат. Я потерял дом, потерял мать, потерял учителя, отца, любимую женщину… Я не могу потерять еще и тебя.

– Я здесь, с тобой, – все так же спокойно ответил Аммат.

– И все же я прошу тебя не рисковать.

Хорруг отпустил жреца. Аммат осторожно спросил:

– Когда ты говоришь о любимой женщине, ты имеешь в виду?..

– Моя царица – Лигия, – ответил Хорруг, не дослушав. – Но и ты, и я знаем, почему она стала ею. Девочка и сама это знает. Иногда мне жаль ее, но ты знаешь, что на местеЛигии я предпочел бы видеть совсем другую женщину. Но она захотела, чтобы все было так. Я выполню ее желание. Все, что я делаю, я делаю только ради нее. Потому, что так хотела она.

Хорруг ненадолго умолк, потом спросил:

– Чего ты достиг в Орамосе?

– Надеюсь, мы узнаем это до заката.

Снаружи послышался возглас:

– Посланник советника Метоннеса к царю арамеев!

– А может быть, и чуть раньше, – добавил Аммат, улыбнувшись.

– Сюда его! – рявкнул Хорруг.

В шатер вошел немолодой ногарский капитан в помятых доспехах.

– Говори! – потребовал Хорруг.

– Передаю слово в слово, – сказал капитан. – Не все согласны покориться власти арамейского царя. Но многие желают уйти. На рассвете они выйдут из города. Многие же из тех, что останутся, будут биться до конца.

– А ты? – спросил Хорруг. – Что намерен делать ты?

– Я остаюсь.

– И?..

– И буду сражаться.

– Смелый ответ, – не сдержал восхищения Хорруг. – Как твое имя, воин?

– Кетаннос. Я капитан императорской армии.

– Что ж, встретимся в бою. Ступай.

Капитан резко развернулся и покинул шатер. Хорруг взглянул на жреца и потребовал:

– Скажи страже, чтоб созвали всех полководцев. Обсудим план штурма.* * *

Хорруг вскарабкался по обломкам на самый верх. После длительного обстрела из камнеметных орудий громада императорского дворца превратилась в руины, под которыми оказались погребены последние защитники империи. Алое знамя с золотым орлом гордо реяло на ветру на самой вершине дворцовых останков.

Опустившись на колени, Хорруг прикоснулся лбом к древку своего знамени и прошептал:

– Я сделал это, Ния. Я сделал все так, как ты хотела…

Дело, начатое в тот день, когда он с товарищами оказался в тайном храме и позвал с собой последнего жреца Дромидиона, действительно было закончено штурмом дворцовой цитадели империи ногаров, тысячелетия правивших всем миром.

На рассвете распахнулись створы центральных ворот Отоммосо, выпуская тех, кто решил покинуть обреченную столицу. Первой за городские стены выкатилась посеребренная колесница советника Метоннеса под обвисшим штандартом империи. Следом, под такими же обвисшими синими знаменами Ногарской империи, покидали столицу легионеры.Воины шагали нестройными колоннами, больше похожими на беспорядочные толпы. За солдатами катились колесницы знати, повозки, шел простой люд: мужчины, старики, женщины и дети. Лица ногаров были хмуры, многие женщины плакали, никто не оглядывался. Тысячи лет назад предки ногаров пришли на побережье с восхода, и вот сейчас потомкитех древних завоевателей уходили навсегда. Уходили из опустошенного края в земли прародины, еще более разоренные кровопролитной столетней войной, голодом и чумой, покрывшиеся песками знойных пустынь Каттана и Ардоны.

Едва последние беженцы покинули город, со всех сторон в столицу вошли арамеи. Одни ворота открывали сами горожане, опасаясь расправы со стороны варваров, другие арамеи с ходу выламывали таранами. Практически некому было защищать ни ворота, ни стены. Местами вспыхивали мелкие стычки, но в целом арамейская армия почти без боя заняла столицу. Памятуя наказ Хорруга, воины не трогали ни простых горожан, выражавших покорность царю арамеев, ни ногарских солдат, десятками сдававшихся на милость победителей. Но, как и предупреждал капитан Кетаннос, нашлись такие, что стояли насмерть за уже погибшую империю. В императорском дворце засели те, кто наотрез отказался покориться знамени Хорруга. Штурм продлился весь день, удары стенобитных и камнеметных орудий разрушили дворец практически полностью. Когда пал последний защитник империи, над разрушенной цитаделью взвилось алое знамя царя арамеев.

Хорруг поднялся на ноги и огляделся. Вокруг стояли боевые товарищи: Аррелий, Тороний, Аммат, другие воины, капитаны, князья. Императорская площадь, усеянная обломками, заполнялась народом. Здесь были и арамеи, и жители равнины, присоединившиеся к ним, и жители столицы. Почему-то в этот час ни те, кто штурмовал город, ни те, кто противостоял им и был покорен, уже не чувствовали себя врагами. Взгляды людей устремлялись вверх, на стоявшего под знаменем царя.