Чтение 26–й страницы книги ~Близнец Бешенного~

– Не знаю отчества, но имя его, действительно, Константин, – подтвердил Василий и добавил: – Колянато зовут Николаем Константиновичем, а что?

– Капитан Гранаткин был моим командиром в Афгане… У меня даже фото есть, на котором наша спецгруппа, вернувшись с тяжёлого, но успешно выполненного задания, удостоилась чести сняться с нашим комбатом, – с гордостью подчеркнул Серафим и добавил: – Строгий был командир, но справедливый: всегда разберётся, прежде чем накажет… Между собой мы все его «батей» называли… – он тяжело вздохнул. – Погиб он…

– Знаю, – кивнул старший лейтенант. – Год назад… Когда на него похоронка пришла, Колян и сорвался: месяц пил без разбору… До смерти отца он ведь совсем другой был, ., внимательный, товарищ хороший, спокойный, рассудительный, а потом… – Василий махнул рукой. – Словно подменили парня… Кидается на всех, недовольный всем и всеми, вспыльчивый стал, несдержанный, нетерпимый… Поначалуто мы все с пониманием к нему относились, жалели его… да, видно, зря: от жалости он совсем невыносимый стал, – он глубоко вздохнул.

– Попробую помочь, – после недолгих размышлений заметил Серафим, после чего подошёл к лежащему Коляну, попассировал руками над его неподвижным телом, после чего резко выбросил правую руку раскрытой ладонью вперёд в сторону его солнечного сплетения.

Тело лежащего чуть дёрнулось, с напряжением прогнулось в спине, задержалось на мгновение в этой позе, потом резко опустилось на пол и застыло в том же самом положении, в котором и находилось.

Старший лейтенант и Федор с удивлённым изумлением смотрели то на Серафима, то на тело Коляна.

– Что это было, приятель? – с трудом выдавил из себя старший лейтенант.

– Биоэнергетическое воздействие… – не глядя, машинально ответил Серафим, не успев «вернуться» в нормальное состояние, потом повернулся к Василию. – Что это такое, долго объяснять… Короче говоря, я постарался вернуть Николаю то, что он потерял после гибели отца…

– Ничего себе… – протянул Федор и даже присвистнул от увиденного и услышанного.

– Господи, неужели такое возможно? – прошептал старший лейтенант.

– Скоро сами увидите… – задумчиво отмахнулся Серафим, после чего озабоченно нахмурился. – Послушай, Василий, а у вас не будет напрягов по службе со старшим Кумом за то, что не выполнили «работу»? – спросил он.

– Напрягов? – ухмыльнулся старший лейтенант. – Пусть только попробует пасть разинуть, я с ним… – буркнул он, но тут же осёкся: чуть не ляпнул лишнее. – За нас не волнуйся: всё будет, как говорится, типтоп, но тебе нужно быть настороже: Баринов очень не любит, когда чтото идёт не по плану, им задуманному… Послушай, Понайотов, чем это ты ему насолил?

– Лично ему – ничем! Мне кажется, более того, я уверен, что старший Кум, как и вы, тоже выполняет чейто заказ, – ответил Серафим.

Это уже легче, – с облегчением вздохнул Василий и подмигнул. – Помнишь, как в анекдоте про кобылу: «Ну не шмогла я, не шмогла!..» Послушай, а как это ты умудрился за грабёжто загреметь? Есть ничего было? Без работы сидел? Или так, лишнего адреналину захотелось?

– Да нет, и работа была нормальная, и кушать что было, и с адреналином у меня все в порядке, – покачал головой Серафим и добавил: – Можешь, старлей, мне, конечно, не верить, но у меня сложилось такое впечатление, что я комуто очень помешал на свободе…

– Догадки есть?

– Очень смутные, – признался Серафим.

– Тебе адвокат хороший нужен, – задумчиво проговорил Василий.

– Хороший адвокат и денег хороших стоит… но где ж их взятьто? – развёл руками Серафим.

– Этто точно! – согласился старший лейтенант. – Жаль, что у меня нет никого, кого можно было бы тебе присоветовать… Кстати, мой тебе совет: будь повнимательнее, когда тебе предложат государственного адвоката…

– Государственного… Почему?

– Коль скоро ты комуто мешаешь на свободе, то вполне возможно тебе предоставят такого адвоката, что лучше вообще его не иметь… Такто вот… – старший лейтенант тяжело вздохнул.

– Думаешь?

– Похоже на то…

– Ничего, Василий, пробьёмся! – заверил Серафим.

Старший лейтенант взглянул на часы:

– Пора заканчивать наши посиделки: мне сказали, что Баринов пока не ушёл с работы: ещё надумает нырнуть сюда, как говорится, для проверки… – он взглянул на все ещё лежащего Коляна и озабоченно заметил: – Чтото долго наш неугомонный коллега в отключке, – Василий подошёл к лежащему. – Нака, приятель, глотни немного, – и влил ему в рот из фляжки остатки самогона.

Колян сделал машинальный глоток, однако не пришёл в себя и продолжал лежать неподвижно.

– Сейчас очухается, – заверил Серафим, после чего наклонился над Коляном, пощупал пульс на его шее и незаметно надавил на нужную точку за ухом. – Вставай! – тихо, но властно, приказал он.

Лежащий тут же очнулся, приподнял голову и мутным, ничего не понимающим взглядом осмотрелся. Парень явно не понимал, где он находится и как здесь очутился.

– А ведь он может стать нам проблемой… – тихо проговорил старший лейтенант.

– Не станет, Василий! – негромко возразил Серафим и добавил: – Парень ничего не помнит и будет говорить только то, что вы ему внушите.

Бедный Колян, наконец, пришёл в себя и, наткнувшись взглядом на Василия, недоуменно спросил:

– Товарищ старший лейтенант?.. А вы что тут делаете?

– Ну, ты и пентюх, Колян, стакан самогона накатил и с ног скопытился… – и со смехом добавил: – Закусывать нужно! – и передразнил: «Я по первой не закусываю, я по первой не закусываю…»

– Я стакан самогона выпил? – поморщился тот и для проверки сложил ладони «лодочкой», дыхнул в них, потом понюхал, после чего с растерянным удивлением констатировал: – Действительно, самогон… А с чего это мы пили?

– Ты же сам предложил, – усмехнулся Федор.

– Я предложил? – казалось, глаза Коляна вылезут из орбит от изумления.

– Ну, да, – подтвердил старший лейтенант, – увидел Серафима и чуть обниматься не стал…

Колян с удивлением взглянул на Серафима, собрал брови в кучу, явно пытаясь чтото понять: по выражению его глаз было заметно, что лицо Серафима ему знакомо, но откуда?..

– Не узнаешь, Коля? – дружелюбно подыграл Серафим старшему лейтенанту.

– Неет… – протянул Колян. – А кто ты?

– Сержант Понайотов! Служил под началом твоего отца – майора Гранаткина Константина Ефимовича: мир его праху, – Серафим поднялся с пола и тихо произнёс: – Пусть земля ему будет пухом!

– Господи, а ведь точно! – хлопнул себя по лбу Колян. – Думаю, откуда лицо мне твоё знакомо: я же тебя на фотографии видел, – он протянул руку. – Рад, очень рад встретить человека, который не только был знаком с моим отцом, но и служил с ним!

Было такое впечатление, что у Николая даже голос стал другим: не хрипел, исчезла злость, глаза заблестели.

Старший лейтенант переглянулся с Фёдором и с нескрываемым восхищением покачал головой:

– Ну, ты и даёшь, сержант!

– О чём вы, товарищ старший лейтенант? – не понял Николай.

– О том, что сержант с твоим отцом в Афгане воевал, а нам приказали его ломать… Как с этимто быть? – Василий пристально взглянул на Николая.

– Ломать? – вспоминая, прищурился Николай и тут же взволнованно воскликнул: – Да я скорее уволюсь со службы, чем пойду на такую подлость! Веришь, сержант? – спросил он Серафима.

– Верю! – твёрдо сказал он, затем не мигая взглянул в его глаза и очень внимательно добавил: – Верю, что более ты никогда не пойдёшь на подлость!

– Никогда! – эхом откликнулся Николай.

– Вот и хорошо, – с удовлетворением вздохнул старший лейтенант. – Однако, пора нам… – он громко и весьма настойчиво постучал в дверь.

– Удачи тебе, сержант! – сказал Николай и крепко пожал Серафиму руку.

– Да, удача тебе действительно понадобится, – поддержал его старший лейтенант и дружелюбно подмигнул ему. – Держись, Понайотов!

– Пробьёмся, старлей! – улыбнулся Серафим.

– Самогонто хоть понравился? – поинтересовался Федор.

– Не то слово! – хохотнул Серафим. – Даже с ног валит, – он взглянул на Николая и подмигнул ему.

– Этто точно! – с улыбкой подхватил тот…

– Привет старшему Куму! – с ехидцей заметил Серафим.

– Обязательно передадим! – заверил старший лейтенант.

В этот момент раздался привычный скрежет железного замка, и дверь камеры резко приоткрылась: в камеру заглянул встревоженный прапорщик. Его грудь вздымалась от учащённого дыхания. Вероятно, он был уверен, что сейчас его взору откроется нечто ужасное. Увидев спокойные, даже улыбающиеся лица, в том числе и подследственного, на лице прапорщика отразились несколько чувств и одно из них – явное удивление. Но более всего его, вероятно, поразило то, что на «весёлых ребятах» не надеты маски.

– Стучали? – спросил он не впопад.

– Где тебя носит? – недовольно бросил старший лейтенант. – Несколько минут тарабаню!

– Извините, не слышал… – виновато произнёс он, пропуская мимо себя ребят из команды быстрого реагирования.

– Ладно, проехали… – примирительно заметил старший лейтенант.

Когда дежурный прапорщик закрыл дверь камеры, он заискивающе спросил:

– Что мне доложить майору Баринову, товарищ старший лейтенант?

– Если спросит, доложи правду, – хмыкнул Василий.

– Какую?

– Приказали впустить в камеру – впустил, приказали выпустить – выпустил.

– А если он спросит о подробностях?

– А ты что, видел какиенибудь подробности?

– Никак нет!

– Так и отвечай: ничего не видел, ничего не слышал! – заметив, что прапорщик совсем растерялся, Василий с улыбкой похлопал его по плечу и весело воскликнул: – Все нормально, Константин!

Прапорщик задумчиво посмотрел на него, потом догадливо провозгласил:

– Отлично, Григорий!

Услышав его ответ фразой из сценки известных сатириков, старший лейтенант понял, что до прапорщика, наконецто, дошло, как ему нужно себя вести.

– Понятливый ты мужик, Щекотилин! Если будешь продолжать в том же духе, то вскоре офицером станешь! – Василий подмигнул ему и повернулся к своим коллегам. – Пошли, ребята, а то смена кончилась, а мы все ещё на работе…

После того, как за «весёлыми ребятами» закрылась дверь, Серафим снова улёгся на полу и с удовольствием расслабил тело. На этот раз все его размышления сводились к тому, что он порадовался, что прислушался к своей интуиции и не ввязался в физическое противостояние. В принципе, ребята оказались вполне нормальными, даже симпатичными людьми. Даже Колян, который вначале пытался развязать драку, на самом деле имел почти детскую психику.

Парень был настолько привязан к отцу, что с его потерей у него утратились все ориентиры и он, решив утопить все печали на дне стакана, возненавидел весь свет.

К счастью, он не успел деградировать настолько, чтобы не осталось возможности возврата к тому, чем его наградила природа и гены родителей. На душе Серафима было тепло и вполне комфортно: он был уверен, что теперь у Николая Гранаткина все сложится хорошо в жизни. В очередной раз Серафим отметил для себя, как всётаки приятно делать добрые дела. От этой мысли захотелось подпрыгнуть до потолка или закружиться.

Он действительно вскочил и попытался допрыгнуть до потолка, но лишь на несколько сантиметров оторвался от бетонного пола.

– Господи, что это со мною? – с улыбкой спросил он и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – Да на тебя, приятель, самогон так подействовал! – Серафим укоризненно покачал головой. – Это совсем никуда не годится! Нужно освобождаться от алкалоидов и как можно быстрее: вдруг старший Кум повторит свой эксперимент и пришлёт ещё когонибудь…

Серафим оголился по пояс и до изнеможения принялся истязать своё тело физическими упражнениями. Вскоре пот градом струился по всему его телу, но он, не обращая на это никакого внимания, продолжал и продолжал заниматься физическими нагрузками.

Он хорошо помнил негативнопрезрительное отношение Такеши к спиртным напиткам и его шутливую притчу:

– Было плохо… Выпил стакан… Стало лучше… Выпил другой стакан… Стало хорошо… Выпил третий стакан… Отлично!.. Пошёл спать… Проснулся… Голова болит – это плохо… Выпил стакан… Стало хорошо… Но это уже замкнутый круг, из которого, придёт момент, когда уже можно и не выйти, а потому запомни: каждый стакан алкоголя выводится литром собственного пота!

С тех пор Серафим неуклонно придерживался собственного выработанного правила: после принятия алкоголя, при первой же возможности, вывести его, гоняя себя упражнениями до седьмого пота…

Он остановился только тогда, когда весь бетонный пол был настолько мокрым, что стоять на его отполированной телами поверхности было невозможно. Скинув штаны и оставшись в одних тёмносиних хлопчатобумажных трусах, Серафим протёр своё тело штанами, вытер ими небольшой участок пола, отжал их досуха, после чего развесил их на трубе отопления. Затем расстелил сухую рубашку на вытертом полу и с удовольствием разлёгся на ней с широко раскинутыми в стороны руками.

Приятная ломота в мышцах, отличное настроение настроили на хорошие мысли. Серафиму захотелось вызвать в памяти образ любимой. Он поднялся, сел на скрещённые ноги и накрыл колени ладонями.

Обычно, когда ему хотелось «увидеть» когото в своей памяти, Серафим прикрывал глаза, и образ человека моментально оказывался перед ним. Но в этот раз изображение любимой Валентины никак не появлялось. Удивившись, Серафим сконцентрировался и вновь попытался «вызвать» её, но… результат оказался тем же.

– Господи, что происходит? Неужели не весь алкоголь вышел из меня и мешает наладить контакт?

Он сделал несколько специальных упражнений, попассировал руками, затем закрыл глаза, вытянул их перед собой ладонями вперёд, несколько секунд подержал их в таком положении, затем медленно приблизил ладони к грудной клетке на уровне сердца, повернул ладони вверх и запрокинул голову назад, изо всех сил мысленно призывая образ любимой. В какойто момент ему показалось, что вотвот и всё получится: на мгновение даже проявились контуры её фигуры, но все тут же исчезло.

– Ничего не понимаю… – растерянно прошептали его губы. – Такое впечатление, что Валечка не хочет явиться ко мне… Не хочет? – переспросил он сам себя и вдруг тут же воскликнул: – Или не может?

Серафим снова закрыл глаза и попытался всю свою энергетику, все свои мысли направить в сторону своей любимой: в одну сторону, в другую, в третью, – четвёртую. Он поворачивался и поворачивался вокруг себя до тех пор, пока его не осенило:

– Господи, чего я мучаюсь понапрасну, а что если у меня пропали мои способности? Чего проще проверить на комнибудь другом…

Он вновь закрыл глаза и на этот раз сосредоточил своё внимание на образе Марины Геннадиевны – матери Валентины. На этот раз особых усилий не понадобилось: она появилась мгновенно. Её лицо было заплаканным и выглядело безутешным. Казалось, её глаза взывали, молили о помощи самого Господа…

В этот момент Серафим понял, что его Любимой нет среди живых, и как только он это осознал, так перед его взором проявилась свежевырытая могила, а на временном деревянном кресте – фотография светлой улыбающейся Валентины…

– Господи! – громко простонал Серафим. – За что?!.

Глава 25
НУЖНО МЕНЯТЬ ТАКТИКУ

Баринов оторвался от программы телевидения и взглянул на часы. Они уже показывали десять часов двадцать восемь минут, а со стороны дежурного по карцеру не было никаких сообщений, и это было странным: чтото должно было произойти в шестой камере карцера.

Старший Кум выключил ставший раздражать телевизор, вышел изза стола и принялся нервно вышагивать по кабинету. В голове зудела только одна мысль: «Звонить или не звонить? Звонить или не звонить?»

– Звонить или не звонить… – Сергей Иванович не заметил, как заговорил вслух, а когда до него дошло, с усмешкой добавил, – …вот в чём вопрос? Ну, все: потянуло на Шекспира: только этого ещё мне не хватало! – майор саркастически усмехнулся. – Чтото нервы, майор, у тебя расшалились: совсем ни к чёрту! Неужели опять не получилось?

Решительно подойдя к столу, он быстро набрал номер по внутренней связи:

– Дежурный Щекотилин, это Баринов говорит, – как можно спокойнее произнёс он. – У тебя все. в порядке?

– На вверенном мне объекте никаких происшествий с того момента, как я заступил на смену, не произошло, товарищ майор! – чётко доложил дежурный прапорщик.

– И к тебе никто не наведывался? – машинально спросил его старший Кум.

– Ко мне?

– Нет, ко мне! – вспылил майор.

– Ко мне никто не приходил, а вот шестую камеру карцера, в которой содержится нарушитель режима содержания, подследственный Понайотов, навещали трое сотрудников из спецподразделения нашего изолятора, – доложил дежурный: его голос явно выдавал волнение.

– Навещали? Й что? – нетерпеливо спросил Баринов.

– Навещали, побыли в камере минут сорокпятьдесят, а может, и подолее, потом ушли, – прапорщик пытался говорить спокойно, словно речь шла о чёмто бытовом, не очень важном, но это ему плохо удавалось.

Тем не менее майор этого волнения не заметил и готов был взорваться от спокойствия своего сотрудника, но больше всего, конечно же, от неизвестности.

– И это все? – с раздражением спросил он.

– Я не понимаю, товарищ майор, что вы ещё хотите услышать? – дежурный прапорщик так разволновался, что казалось, ещё немного и он пустит слезу.

Послушай, Миша, да не прикидывайся ты шлангом, – грубо бросил Баринов. – Со всеми подробностями и мелочами расскажи обо всём с того самого момента, когда сотрудники внутренней спецслужбы заявились к тебе, и до того, как ушли, ты понял, о чём я тебя спрашиваю?

– Так точно, товарищ майор! Докладываю! Сотрудники внутренней службы в карцер явились втроём: старший группы старший лейтенант Дорохин Василий, лейтенант Севостьянов и лейтенант Гранаткин.

Баринов мысленно представил фигуры названных сотрудников внутренней спецслужбы и одобрительно заметил:

– Действительно, гладиаторы…

– Что, товарищ майор? – не понял прапорщик.

– Так, ничего… Продолжай Щекотилин!

– Ну, вот, пришли, поздоровались, – продолжил докладывать Михаил, – как положено представились, после чего одели на головы чёрные маски и приказали открыть шестую камеру, когда я открыл, они приказали мне выйти, закрыть их в камере, уйти и открыть камеру только тогда, когда они прикажут…

– Они были чемнибудь вооружены?

– Как обычно: резиновые дубинки, баллончики, наверное… – прапорщик пожал плечами.

– Что значит, наверное?

– Так я ж в их карманы не заглядывал…

– Дальше!

– Я все и сделал, как они приказали… А что, не нужно было, товарищ майор?

– Нетнет, ты всё сделал правильно, дальше рассказывай! – нетерпеливо попросил старший Кум.

Я ушёл к себе в дежурку и принялся заполнять журнал дежурного по карцеру… – он пожал недоуменно плечами, явно не понимая, что от него добивается майор Баринов. – Потом услышал стук и пошёл открывать… открыл, выпустил сотрудников из карцера, и они ушли…

– А что с нарушителем?

– Каким нарушителем? – снова не понял дежурный прапорщик.

– Ты че дуру гонишь? – рассердился Баринов, – С тем, к которому они приходили: с Понайотовым!

– А что с ним? Ничего, готовится ко сну, наверное, как и положено по правилам распорядка нахождения в карцере нарушивших режим содержания подследственных!

– И ты ничего не слышал, не видел, – с ехидством спросил старший Кум.

– А что я должен был увидеть и услышать, товарищ майор? – взмолился тот. – Скажите, я чтонибудь не так сделал? А может вы меня прямо спросите о том, что именно вы хотите услышать? А то я не понимаю…

– Успокойся, Миша, ты все правильно сделал, продолжай работать в том же духе: старшим прапорщиком станешь! – старший Кум с раздражением бросил трубку на аппарат. – Чёрт бы тебя побрал, Понайотов! – он снова набрал номер, на этот раз на городском аппарате: – Алло, капитан, это ты? – спросил он, услышав знакомый голос.

– Так точно! Что вам угодно? Старший Кум вкрадчиво представился:

– Не узнал? Это Баринов, Толик!

– Действительно, не узнал: богатым будешь! – весело заверил Будалов.

– Скорее бы! – вздохнул майор. – Говорить можешь: ни от чего тебя не отрываю?

– Все в порядке, товарищ майор, могу! – бодро ответил тот.

– Что можешь сказать?

– О чём, Сергей Иванович?

– Как о чём? О том, как произошла «историческая встреча» нашего подопечного с твоими хвалёными гладиаторами?