Чтение 32–й страницы книги ~2024-й~

Василий Петрович повернулся от своего места, лицо серьезное.

— Только что умер академик Николаев.

Роман охнул:

— Как так?.. Он же вчера выступал с докладом на семинаре!

— После семинара ему и стало плохо, — сказал Василий Петрович. — Но принял свои лекарства, отошло. А ночью схватило сердце. До утра не дожил. Медицина оказалась бессильна…

Роман сказал со злостью:

— Ну почему не заморозить? Чтобы потом, если получится, воскресить? Ну, не получится — не получится. А вдруг?..

— Вообще-то да, — сказал и Гулько с великим презрением в раскатистом голосе. — Недоумки. Такая простая вещь не приходит в голову. Нет, там одни дураки. И пауки в банке. Дерутся за власть, больше ни о чем не думают.

— Да еще счета в швейцарских банках открывают, — поддержал Тимур.

Только Василий Петрович покачал головой:

— Пусть не знают, верю. Но, с другой стороны… Предположим, что знают. И что? Да о крионике и заикаться не стоит. Такое начнется…

— В смысле?

— Ну, кого замораживать, а кого в топку. Интриги, скандалы, обиды… И как всегда, это дурацкое: а кто отбирать будет? Так что проще закапывать всех. С великой помпой, сцеремониями и громкими торжественными словами, что никогда не забудут…

Гулько сказал саркастически:

— А потом тайком выкапывать и на всякий случай замораживать.

Роман покачал головой:

— Поздно будет. Мозг уже разрушится. Нет уж, это плата за высокое положение при жизни. В смысле, при власти. Миллионеры смогут замораживаться втихую. А вот членам правительства это нельзя.

Роман предположил:

— Или за свои собственные деньги.

Тимур вскрикнул в ужасе:

— Ты что? Они ж тогда всю страну разворуют!

— Да ладно тебе… Крионирование не такое уж и дорогое.

— Ну да, а родню, любовниц, любимых собачек и кошечек?.. Обязательно начнут! Вот тут оппозиция и выведет народ на улицы уже не с плакатами, а с кувалдами и кирками. Ломать и рушить криогенные камеры. А рушить будут, уже не разбирая, кто где: нобелевский лауреат, всю жизнь отдавший науке, или продажный чиновник.

— Ну да, — усомнился Роман. — Оппозиция сама такая, уже присмотрела себе криокамеры заранее.

— Оппозиция такая же дурная, — заявил Тимур авторитетно. — Они так далеко не заглядывают. Сперва выведут на улицы народ, чтобы сбросить предыдущую власть и самимпобыстрее сесть на их места, а потом уже будут готовить места себе.

Василий Петрович сказал грустно:

— Прав был Экклезиаст. Насчет того, что ничего под луной не ново. Так всякий раз делали египетские фараоны. Всякий раз разграбляли гробницу своего предшественника, а его набальзамированный труп выбрасывали собакам, а потом готовили место себе. И все эти знаменитые ловушки, которыми напичканы гробницы, на самом деле не от простых грабителей, а от будущего фараона…

Тимур вздохнул, сказал совсем другим тоном, ясно стараясь повернуть ход разговора:

— Шеф, тут еще один деликатный вопрос…

— Ну-ну? — буркнул я.

— А нельзя ли Гертруде уменьшить зарплату?

— Если народ потребует, — ответил я. — А что случилось?

— Второй день не выходит на работу, — пожаловался он.

— Что на этот раз?

— Увеличение клитора, — прорычал он зло. — Зачем ей клитор размером с лягушку, если у нее оргазмы все вагинальные?

— Невежда, — сказал издали Роман громко. — Сейчас их увеличивают в эстетических целях. Как вон ты мускулатуру.

Тимур запротестовал горячо:

— Ничего подобного! Я мышцы сам накачал!

— Ага, за неделю! И анаболиками восьмого поколения не пользовался, скажи? Сейчас клиторы так же идут напоказ, как раньше пирсинг в пупках.

Скопа картинно схватился за голову:

— Совсем опупели! Все опупели. Весь мир опупел. Ну почему я ничего себе не увеличиваю?

— А надо бы, — обронил Тимур многозначительно.

Скопа посмотрел на него зверем:

— Что? Что мне надо увеличить?

— Размер мозга, — ответил Тимур кротко.

— А-а-а, — протянул Скопа с облегчением. — Ну ладно, а то я уж такое подумал, извини… Интересно, почему мы все о другом думаем сразу? Что мы за люди?.. Не-е-ет, нас нельзя на свободу выпускать! Всех обратно в клетку, всех, всех!

Я пошел к себе в кабинет, крикнул издали:

— Если Гертруда появится, срочно ко мне!

Гертруду в самом деле надо вздрючить, стучало в висках, но не перегнуть палку, а то уволится. Василий Петрович говорит, что художник она очень талантливый и зверски работоспособный. Такую надо держать. Тем более что она из деревни недавно, еще не разобралась, что где-то можно работать меньше, а жрать и спать слаще.

Хотя, может быть, она думает, что если переспала пару раз с шефом… ну, пусть не пару раз, то можно филонить? Хотя так даже в деревне уже не думают…

В приемной Агнесса вскочила и посмотрела на меня сияющими глазами. Не знаю, что такое закапывают под веки, но смотрят так, будто влюблены безумно и пойдут за тобой на край света.

— Сиди, — сказал я досадливо. — Что ты вскакиваешь, как солдатик из мультика.

— Ох, шеф, мне так приятно перед вами вскакивать! — прощебетала она влюбленно. — Хотите, в любую позу встану?

— Как-нибудь в другой раз, — сказал я. — Поглядывай на вход. Как только Гертруда появится на экране, сразу ее ко мне на ковер.

— Будет сделано, — сказала она. — Что-то случилось?

Она обеспокоенно проследила за моим взглядом, коснулась обеими ладонями груди и слегка приподняла обе ладонями.

Я потряс головой:

— Нет-нет, просто задумался.

— О чем? — спросила она опасливо почти шепотом. — У меня что-то не так? Сиськи отвисают?

— Нет-нет, — заверил я поспешно. — Сиськи классные. Был бы я дизайнером — лучше бы не придумал. Правда, дизайнер из меня хреновый.

— Ну вот, только обрадовалась…

— Зато ценитель, — сказал я поспешно, — высшего ранга.

— Да? А какая оценка?

— На пятерку, — ответил я твердо.

— А по какой шкале?

— Пятизначной, — ответил я.

Она надула губки:

— Значит, в конце пятизначного номера?

— Ну что ты, Агнесса! Не напрашивайся на комплименты так уж мощно. Я имею в виду пятибалльную. Или даже двенадцать по двенадцатибалльной. Правда-правда!

Она милостиво опустила длинные ресницы.

— Верю. Думаю, вы насмотрелись на самые разные. И нащупались. И вообще…

— А что «вообще»? — спросил я все еще отстраненно, думая о кремнийорганике, а спросить что-то надо, мы все живем на алгоритмах. А алгоритмы обычно сами не только подсказывают, что и как говорить и делать, но сами говорят и делают за нас. — Ага…

Она хитро прищурилась:

— Ну да, уж я знаю, что вы с нашими сиськами делаете… Смотрите, как я могу вытягивать соски! Вообще-то, если возьметесь за них вы, то вытянутся еще больше.

— Нет-нет, — сказал я торопливо. — Они у тебя слишком соблазнительные, а мне нужно спешить, меня ждут.

Я захлопнул за собой дверь, автоматически включилась защита от любых попыток проникновения. Экран услужливо показал, что за время моего отсутствия в почтовый ящиксвалилось семьсот тысяч сообщений! Черт, хакеры снова ухитрились сломать защиту от спама. Правда, как тут же прочел в экстренном выпуске специализированных новостей, им пришлось объединить усилия двенадцати групп из шести стран. Каждый взлом дается им все труднее и труднее.

Я быстро просмотрел заголовки, было бы из-за чего ломать, а то треть писем просто тупые призывы посетить Египет, Кипр, Индию, Таиланд и прочие дальние и вроде бы экзотические страны. Неужели еще остались на свете примитивы, что, как во времена древних египтян или еще более древних укров, должны обязательно своими глазами увидетьчто-то, а то не поверят, а то, подобно украм, еще и помацать для полной уверенности? Мне, как и любому психически нормальному, вполне достаточно по инету посмотреть хоть руины Персеполя, хоть египетские чудеса света, кстати, ничего интересного, кучи камней, в одном месте отесанные и поставленные друг на друга столбиками, в другом— пирамидками.

Они были восемью чудесами света в ту эпоху, кода не было ни инета, ни компов, ни телевизоров, ни даже самолетов. И фотоаппаратов не было, так что надо было ехать, чтобы своими глазами увидеть, другой возможности не наблюдалось. Но сейчас, не говоря уже о том, что по Египту можно путешествовать, сидя в трусах дома в кресле, мне куда интереснее такие чудеса света, как электронный переводчик, которому говоришь фразу на русском, а он тут же произносит моим голосом на том языке, какой мне нужен, да ипрочие чудеса хай-тека.

Даже простой мобильник — разве не чудо света?

Я резко остановился посреди кабинета, стараясь ухватить ту очень важную и яркую мысль, что сверкнула, как молния в ночи, и разом осветила все нерешенные вопросы. Я думал о… нет, не вспомню. О чем же думал, о чем думал… Ага, когда мысль сверкнула, то я сразу же, возликовав, торопливо повел ее дальше, развивая сразу по трем или четырем направлениям, и там тоже все становилось на свои места, а непонятное становилось понятным…

Но я увлекся, а затем то ли перевел взгляд на мерцающую стену, то ли просто мысленно прыгнул в соседнюю борозду, всего на секундочку, но… мысль потерялась, а ее след,еще теплый, вот где-то рядом, надо нащупать…

Я замычал, с такой силой зажмурился, что сдавленные глазные яблоки отозвались целым фейерверком искр и странным узором, наподобие кристаллической решетки, чересчур правильным и строгим, что вспыхнул белесым светом, затрепетал и начал очень медленно угасать.

Мысль дразнила, двигаясь где-то совсем рядом, я слышал ее эхо, чувствовал близкий жар, улавливал жаркое дыхание, но никак не мог даже вспомнить идею, о чем эта мысль. Конечно, если вспомнить о чем, то моментально вспыхнет яркий свет, что озарит все уголки в помещении. Это как вытаскиваешь, царапая ногтями, фотокарточку из-под двери: если вытащишь — сразу увидишь не один уголок, а все-все на снимке.

Зарычав от злости, я начал ходить по комнате, сжимал и разжимал кулаки, старался восстановить даже положение тела, в котором пришло озарение, а когда ничего не помогло, бросился к столу, там у меня ящичек с медикаментами, поспешно заглотил тройную дозу ноотропила, подумал и добавил по таблетке винпоцетина и ацетил-л-карнитина.

После недолгого ожидания, когда мысль вообще ушла в какие-то дебри, я торопливо вытащил тирозин, раскрыл пять капсул — не люблю глотать лишнее, высыпал белый порошок в столовую ложку, добавил таблетку алертека и тут же проглотил, запив водой. Не знаю, много это или мало, мы все живем в начале короткой эры стимулирующих медикаментов, но что-то делать надо, у нас нет в запасе десятка лет, когда пройдут все клинические испытания и светила медицины скажут благосклонно, какие лекарства полезны, какие употреблять не стоит, а те, полезные, как употреблять и по сколько. И когда.

Когда прошло минут десять, я с тоской понял, что уже не нападу на след всеозарившей мысли. Мозг несовершенен, какие процессы происходят в нем — непонятно. Не только мне, но и всем на свете ученым, которые занимаются мозгом. Все они пасутся где-то с краешку, а в сам мозг смотрят, как в темную бездну, из которой время от времени вырываются огненные протуберанцы, природа которых непостижима.

Ладно, пусть мозг познают не скоро, но сейчас хотя бы создали такие пилюли, чтоб заставили мозг все помнить… или хотя бы не забывать такие важные мысли. Но наша память, как горько сказал кто-то из великих, подобна безумной бабе: собирает цветные тряпки, а хлеб выбрасывает… Тоже, наверное, страдал, забывая ценное и важное и ярко помня, как кого в юности взял за жопу и какие были сиськи у жены соседа.

Вспыхнул экран, Агнесса доложила торопливо:

— Шеф, пришла Гертруда!

— Давай ее ко мне, — сказал я грозно.

Гертруда зашла в кабинет виновато, явно Агнесса ей намекнула, что начальство рассвирепело, потупила глазки, но на щеках румянец, а глазки блестят.

Я сказал раздраженно:

— Мне кажется, Василий Петрович о тебе завышенного мнения. Может быть, художник ты и классный, но нам нужна еще и работа. А ты ее завалила…

Она сказала торопливо:

— Не завалила! У нас еще неделя.

— Ты вышла из графика, — напомнил я. — Опаздываешь почти на месяц. А такое уже не нагнать. И все потому, что восхотелось у Алёны поразвлечься?

Она сказала жалобно:

— Ну какое же развлечение? Это больно, даже очень больно! Я бы не решилась, если бы не Алёна. Все-таки директор и свой человек. Но я так хотела, так хотела хотя бы не отставать от других!.. А то как будто все еще из деревни какой глухой допотопной!.. Шеф, я буду и спать здесь за столом, но я все догоню!.. Кое-какую работу сделала уже на следующий месяц, идеи были, так что смогу… Но я не могла не сделать…

Я поморщился:

— Не думаю, что стоило.

— Стоило, шеф, — сказала она горячо. — Вот посмотри!

Она села на стол и широко раздвинула ноги. Ее клитор увеличился до размеров перепелиного яйца нежно-розового цвета, то ли результат операции, то ли задействовано более сложное управление потоками крови. В этом случае и нормальный можно раздуть, как комара, насосавшегося до такой степени, что вот-вот лопнет… Правда, на днях в инете видел вообще рекордсменов, похожих на лишенные скорлупы куриные яйца, но не белые, а ярко-красные, пурпурные и багровые. То ли реклама новых медицинских технологий, то ли курьезы, вникнуть не успел, раздраженно прыгая по каналам в поисках новостей хай-тека в области железа: у меня почему-то раз в неделю сбоит и все перемешивается.

Гертруда внимательно следила за моим лицом, улыбка ее несколько потускнела.

— Разве не стоило?

Я пожал плечами:

— Не знаю. Во всяком случае, меня почему-то не впечатляет. Вот смотрю на это произведение искусства, теперь и в таких местах творят умельцы, как вижу, а думаю о векторном наложении на альформинг…

Она снова улыбнулась, уже совсем жалобно.

— Взрослым считается человек, — проговорила она торопливо, — у которого при взгляде на женщину приходят еще и умные мысли. Так что все правильно для вас, шеф. Но правильно и для меня, это вы все московские штучки, вам все понятно! А я из деревни, я счастлива, что удалось здесь зацепиться, я стараюсь изо всех сил быть, как местные,не уступать…

— Нашла в чем, — буркнул я. — Ладно, я этот самый, который умный. Так что закрой пока щель, а то ворона влетит. Лучше напомни мне, как провели маппинг от Чехова до деревни Красные Орлы.

Она охнула:

— Наша группа сделала только половину работы!

— До сих пор? — удивился я. — Я же вечность тому дал задание и поставил точку на карте!

— Да, — подтвердила она смиренно. — Вечность. Два дня тому перед концом работы. Когда мы уже выключили всю аппаратуру. Именно вечность!

Теперь она в самом деле сдвинула ноги так плотно, что между ляжек жалобно пискнуло, убираясь в щель и закрывая за собой кожаные ставни.

Я посмотрел на часы.

— Давай, Гертруда, пошевеливайся. Вся цивилизация смотрит на тебя. Именно на тебя, а не в это Дарьяльское ущелье. Запомни, ну никак оно не поможет на твоем пути к успеху! А вот сбить с дороги запросто.

Глава 12

Проект «Виртуальной Москвы» даже сейчас идет со скрипом, только теперь понимаем, что по молодости да дерзости тогда замахнулись слишком уж. Да еще Корневицкий воодушевил, снабдив самой лучшей и мощной аппаратурой. Начали круто и яростно, неделями не покидали офис, там и спали поначалу, а когда вспомнили, что у потребителей компы намного проще, уже поздно возвращаться, пришлось мучительно оптимизировать программный код и все-все, что жрало ресурсы, как голодная свинья теплые помои.

Нам и сейчас недостает мощностей, хотя благодаря чипам М-17 работаем примерно в сто тысяч раз быстрее и точнее, чем всего два-три года назад.

Мои сотрудники могут позволить себе заниматься только работой, а в свободное время… ну понятно, а мне, как шефу, приходится следить за курсом рубля и доллара, политикой, мировыми кризисами, ориентироваться на уровень инфляции, мучительно размышлять, как скажется на покупательной способности баймеров резкий обвал доллара и внезапно вспыхнувшая война за Персидский залив.

Василий Петрович принес концепт-арты будущего аддона, у меня весь кабинет в электронной бумаге, включая потолок, так что телеканалы не стал убирать, только приглушил звук, а рисунки мобов и локаций рассматривали на стене напротив.

— Что-то знакомое, — проворчал я.

Он посмотрел на меня с тоской:

— И что делать?

Я буркнул:

— Как что? Менять… ну хоть что-то. Нельзя же заселять локации тварями, которые содраны, так скажут, с «Троецарствия»!

Он сказал невесело:

— Что делать, если эти гады многих обошли, напридумывав столько нового? Дурацкая ситуация, шеф! Мобы вообще уже всем осточертели, ничего принципиально нового ни одному из девелоперов придумать не удается, но маховик создания байм раскручен не нами…

— И нами тоже, — сказал я.

Он вздохнул:

— Да, и нами. И вот заполняются локации разнообразными тварями, а баймеры злорадно тычут пальцами: вот этого содрали оттуда, а того оттуда… Да не содрали, просто все на таком тесном пятаке топчемся! Невольно повторяем друг друга, даже не заглядывая в чужие сумки.

— Больше делай всяких людей, — посоветовал я. — Люди — вот самые разнообразные твари!.. И самые травоядные, и самые хищные, и самые кроткие, и самые кровожадные. Среди людей найдешь все, от амеб до трансчеловеков. Если такое сделаешь, то хилый ассортимент мобов и не заметят!.. Что с языковой поддержкой аддона?

— Это готовит Арнольд Изяславич, — сказал он. — Чертовы дураки! Кто ж знал, что такой геморрой будет?

Я сочувствующе промолчал. Мы, когда начинали, ориентировались на привычную аудиторию, но наша байма неожиданно стала популярной и на Западе. В нее хлынула масса европейцев, все общались между собой на английском, весь мир усиленно глобализнулся, но когда позиции США пошатнулись и однополярный перерос не во многополярный, а вообще потерял полюса, самостийники нанесли ответный удар. В мире начали поднимать головы полудобитые сепаратистские группы, началась борьба за независимость, словно мы вернулись в девятнадцатый век. Для девелоперов байм это вылилось в дикое постановление о том, что все баймы должны поддерживать языки играющих. Если же их заставляют общаться только на английском, это ущемление прав, подавление свобод личности и еще много красивых, пышных и пустых слов.

Василий Петрович прорычал со злобной усталостью:

— Эта дурость сидит, как ничто другое, глубоко. А человечек глуп, туп и нер-р-р-развит! Хуже того, развиваться упорно не желает. Ведь понятно же всем-всем, что все мы — человечество, все мы — одно племя. И пора уже соединяться в одну нацию, что придет неизбежно… Но хотя бы одна даже самая карликовая народность, ну там прибалты или чукчи взяли да и проявили мудрость…

— В чем? — спросил я с интересом.

— Да хотя бы в том, что глупо изгонять русский язык для того, чтобы все население своей карликовой страны переводить на свой крайне неудобный прибалтийский! Если уж отказываться от русского, то переводить сразу на английский, на котором будет говорить все человечество!.. Так нет же… Свою самобытную прибалтость… приблат…э-э…прибалтийскость, так верно?.. сохраняют! Зачем? Не понимаю.

Алёна вошла и села тихонько в сторонке, чтобы не мешать Василию Петровичу объяснять, почему он решил разместить орлов на земле, а не в небе, но, когда он набросился на сепаратистов, сказала почти ласково:

— Василий Петрович, мы вас все любим и обожаем, но вы не очень… разбираетесь в политике. Без отстаивания своей самобытности прибалты жили бы, как какая-нибудь область в Германии или Франции. Кто бы о них знал? А так у них свой президент, парламент, армия, конституция, гимн и прочее-прочее. Кстати, нет такого государства, как Прибалтийское! Там их целая куча, и у каждого президент, закон, парламент, армия, гимн, кортежи, внешняя политика… Ну кто в своем уме откажется от такой лафы? Народ? Да кто это быдло спрашивает?.. Ладно, Василий Петрович, я к шефу…

— Тогда я пошел, — сказал Василий Петрович и выдернул флешку.

— …но и для вас я кое-что нашла, — закончила Алёна.

— Что? — спросил он в удивлении.

— Зубы, — ответила она серьезно.

Он остановился перед нею, покачал головой:

— Ты что, уже в стоматолога перекрестилась?

— Спасибо, пока нет.

— Лапочка, мне нужен хороший стоматолог!

Она посмотрела с укором: