Чтение 16–й страницы книги ~Зачеловек~

— И жечь, — сказал Олег горько. — Это же сенатор Ханс Брокман!.. Самый ярый защитник, как он себя называет, человечности. Старая сволочь…

Тигги сказала обиженно:

— Зачем вы так о пожилом человеке? Я верю, что он выступает совершенно искренне.

Олег сердито блеснул глазами, смолчал, Мрак коротко усмехнулся. Наступило неловкое молчание, Тигги заподозрила недоговоренное, посмотрела на одного, другого, обиженно спросила Викторию:

— А ты со мной или против?

— Против, конечно, — ответила Виктория железным голосом. — Сама знаешь.

— Нет, у них какой-то заговор. Мрак, ты чего там скрываешь?

Мрак оглянулся на Олега.

— Сказать ей?.. Знаешь, Тигги, лапочка, у меня недавно был разговор с этим самым сенатором. Нет, я не переубеждал, из меня хреновый переубеждатель, если в руках ни секиры, ни гранатомета. Зато я с ходу честно и прямо предложил ему записать свое в мегакомпьютер. Причем он будет с компьютером в постоянном контакте, так что если что, понимаешь, то из компьютера всегда можно будет восстановить его в человеческом теле… чуть погодя, с теми же воспоминаниями и прочими идеями. И знаешь, что он ответил?

— Знаю, — ответила Тигги сердито.

— Что?

— Послал, — пояснила Тигги. — Хоть он и очень интеллигентный человек, но вот взял и послал. Угадала?

— Нет, — сообщил Мрак сочувствующе. — Он только спросил, сколько это будет стоить.

Тигги помолчала, несколько сбитая с толку, спросила уже без вызова:

— И что ты сказал?

— Что для него, такого выдающегося деятеля, искреннего и честного человека, мы воспользуемся квотой, специально выделенной для великих людей, и предоставим место бесплатно. Он тут же согласился. На другой день явился в Центр, два часа его сканировали и переписывали все-все, включая прыщики на ногах, после чего он вечером возглавил демонстрацию протеста против записи людей в бездушные машины!

Он коротко хохотнул, потер ладони. Олег криво улыбнулся, Виктория нахмурилась и заворчала, как собака, у которой пытаются отнять кость. Тигги молчала, сбитая с толку.

— Ну, — проговорила она после долгой паузы, — значит, верен принципам…

Олег, не глядя, переключил на канал, где гала-концерт, неловкость рассеялась в ночном воздухе, а Виктория, переводя разговор на другую тему, сказала умоляюще:

— Олег, я, конечно, наглая до беспредельности, но вы как-то намекнули или обмолвились, что этот чип, который сейчас во мне, не единственное, что вы можете… Это верно?

Олег наклонил голову, но его взгляд сверлил ее, как железный бурав сосновую доску.

— Виктория, а как вы себя чувствуете с этим чипом?

— Великолепно! Сказочно! На вершине могущества!.. Как Ленин на броневике, которому подарили современный вертолет!

Он спросил осторожно:

— А по отношению к другим людям?

Она сперва не поняла даже, в чем соль, затем широко распахнула глаза, серые, но все-таки удивительно красивые, строгие.

— Вы о чем? Люди разные. Если вы имеете в виду вечно пьяненького дядю Васю, что не только семью не может обеспечить, но из дому все пропивает, то я не знаю, почему я, человек, который работает шестнадцать часов в сутки, семь дней в неделю, без выходных и отпусков уже столько лет, должна с ним делиться из того, что я заработала своим потом, своим умом, своими бессонными ночами. Как бы и что бы ни говорили мне юристы, я не признаю всю эту пьяную и вонючую дрянь, не желающую работать, равной себе, равной другим работающим людям.

Он подумал, поморщился, развел руками.

— Наверное, я сам неправильно поставил вопрос. Я хотел как раз о тех самых честных работающих людях, которым просто не повезло оказаться в числе первых испытателей подобных чипов, первыми записаться в мегакомпы, привить себе стволовые клетки.

Она в удивлении вскинула брови.

— Я их люблю и уважаю. Как своих родителей. Будет возможность, помогу. А в чем проблема?

Он с силой потер обеими ладонями лицо, тряхнул головой, поднялся.

— Извините, что-то у меня мозги не так работают. Увы, как говорит Мрак, работают они быстро, но надо еще, чтобы и верно… Не приглашаю купаться, уже ночь, но завтра с утра… Море не река, остыть за ночь не успеет. Хотите?

Она живо вскочила. Глаза ее засияли.

— Ах, Олег! Вы даже не представляете, что с вами, таким сильным и мудрым, мне иногда хочется побыть чем-то… чем-то вроде Тигги! Снова я не могу дождаться утра!

ГЛАВА 7

Когда женщины заснули, оба поднялись наверх, Мрак шумно вдохнул свежий ночной воздух. Луна в темном небе мелкая и бледная, по морю бегут смутные тени, словно призраки давно сгинувших кораблей, вдали серебристый туман, а еще дальше, где небо и море смыкаются, — слабый таинственный свет, будто часть волн заключена в лиловый круг.

Олег опустился за стол, взгляд безучастно скользил по гребешкам волн. Мрак сел в кресло по ту сторону, сиденье по-домашнему закряхтело, принимая вес, хороший привычный звук в страшноватом компьютеризированном мире.

— Куда ушел? — спросил он с подозрением. — Все библиотеку перебираешь? Ты так и не обмолвился, что в ней!

Олег нахмурился.

— Ничего полезного, — сказал он раздраженно. — Вообще о ней стоит забыть. Умница тот исламский эмир, что велел сжечь Александрийскую библиотеку. Знания, которые не ведут к Богу, порочны. Знания, которые ведут только к наслаждениям…

Мрак удивился:

— Олег, лег!.. Тебя заносит, не заметил? Ну не может быть такой библиотеки, чтобы все так, как ты брякаешь! Они что, полные идиоты? Как же достигли такой мощи?

— Ну, не полностью идиоты, — ответил Олег с неохотой, — и не вся такая библиотека. Конечно, чуть-чуть перегнул, но, знаешь ли, сейчас опасно пользоваться их библиотекой.

— А когда будет не опасно? Олег подумал, сказал осторожно:

— Помнишь, как с античным наследием? Ранняя христианская культура громила и уничтожала все античное, ессно, за дело. Это был противник. Но потом, через не сколько веков, когда христианство окрепло, вошло в души, в плоть и кровь, церковь сама вспомнила про античность, уже не опасную своими оргиями… помнишь, как в средневековой Европе сжигали ведьм и все связанное с античной похотью и ее культом?.. и прошла волна Ренессанса, подняли из руин и эллинскую культуру, и труды древних философов… так и с этой библиотекой поступим. А пока буду читать ее только я!

— Почему?

— У меня иммунитет. Мрак покачал головой:

— Как был ты Великим Инквизитором, так и остался.

— Я им был недолго, — огрызнулся Олег.

— Ну да!.. Наплодил последователей, один другого страшнее, а сам в сторону? Я все помню! Эх, Олег… Иногда хочется создать свой виртуальный мирок, населить теми людьми, какие нравятся, и жить там, руководить ими помаленьку, сглаживая все конфликты, чтобы всем и всегда было хорошо… Ладно-ладно, не смотри на меня так! Могу же я выказать хоть на минутку слабость?

— Не можешь, — заявил Олег. — Ты — Мрак! Это мы с Тархом на тебя всегда опирались, в тебе черпали силы. Ты всегда был несокрушимой скалой, могучим дубом…

Мрак почесал в затылке, буркнул:

— Насчет дуба ты прав, прав. Я вижу, ты перестал сглаживать конфликты, Олег?

— Между тобой и Тигги? Мрак широко улыбнулся:

— Между нами конфликтов не бывает. Не увиливай! Я заметил, что где побываешь ты, там напряженность подпрыгивает выше крыши. Халифат науськиваешь на американскую базу в Ираке ты? Ну скажи, ты?

Олег не выдержал прямого взгляда, отвернулся. Но Мрак упорно смотрел в спину честными коричневыми глазами, Олег в дискомфорте подвигал лопатками, буркнул:

— Так надо. Для будущего.

— Стратег, — сказал Мрак с издевкой. Олег вздохнул:

— А что, нет?.. Я же тебе говорил, что, когда я встретил благородного сэра Томаса Мальтона с его драгоценной ношей, я ведь взялся помогать ему везти Святой Грааль из стран исламского мира в Европу не для Англии. Что Англия?.. В ней уже тогда ничего нового. В смысле, принципиально нового. Но в видениях вставала дивная страна за океаном, куда через сотни лет перевезут эту чашу… Я тогда сказал сэру Томасу, что доведу его до Британии, ибо хочу взглянуть на тех, кто станет ядром будущего народа, в котором будет и кровь русичей, и священная ярость берсерков, мягкая чувствительность и расчетливость германцев, веселье франков, отвага ирландцев… Хочу, мол, взглянуть на тех, кому Святой Грааль будет светить особенно ярко!.. И вот сейчас смотрим… Я вижу, что ошибся только в одном.

Мрак сказал живо:

— Ну-ну, давай про ошибки! А то слишком уж… правильный.

— Я ошибался, называя это по старинке народом. Американцы — не народ. Это то, чем становятся, взрослея, все племена и народы. Это состояние. А в остальном…

Мрак хмыкнул, сказал недоверчиво:

— И все-таки где-то брешешь. Ну не может человек вот так далеко предвидеть! Просто не дано.

— Это как смотреть, — возразил Олег вяло. — Большинство смотрят, мол, если сейчас телеги большие, то в будущем станут еще больше, если луки стреляют на сто метров, — то через тысячу лет будут бить на полторы сотни…

— А у тебя, ах-ах, озарения?

— Они самые, — ответил Олег спокойно. Посмотрел на Мрака зелеными глазищами так, что тому вдруг стало жутковато, добавил: — И теперь тоже, Мрак. Даже чаще, чем в те былые времена. А точность потому, что я не сам стараюсь угадать, каким будет будущее, а следую, так сказать, Вселенскому Плану. А там намечено… Творцом, природой или Галактической Амебой, что человечеству быть и развиваться, а не просто расползаться пленкой по планете. Так что, Мрак, все идет по великому Вселенскому Плану. Еще шажок — и не будет ни русских, ни немцев, ни американцев — будут зачеловеки. А мы с тобой, закончив эти неотложные дела, отправимся к Таргитаю…

Он внезапно умолк, насторожился. Мрак спросил с беспокойством:

— Что? Опять войны?

— Нет, с ними будет покончено… А с мелочью вроде терактов разберутся земные спецслужбы. Но что-то неспокойно в Галактике. Даже в метагалактике.

Они замолчали, глядя в южное ночное небо с множеством крупных звезд. Только в телескопы они почему-то намного мельче, чем видны простым глазом. И чем телескоп мощнее, тем звездочки мельче. Только так человек способен понять, насколько они далеки… понять и ужаснуться.

Что видел застывшим взором Олег, Мрак боялся даже представить, а сам Вообразил, как вот могучая грудь Вселенной вздохнула, точнее — выдохнула, и блестящие пылинки стремительно несутся во все стороны. Потом последует вдох, и все помчится обратно, начнется схлапывание. И так все время: вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох… Между каждым вдохом и выдохом примерно десять в сто девяностой степени лет. Сто девяносто нулей после единицы — это счет идет уже не на жалкие миллиарды лет… Вылетевший изо рта за это время пар успевает собраться в галактики, повертеться этими крохотными микровихриками и распасться, а при новом вдохе обратно летят уже не галактики, ибо за это время, выражаемое десяткой в тридцать второй, любое вещество полностью распадется. Исчезнут, рассосутся даже погасшие звезды, а потом распадется даже космическая пыль. Останется только излучение, а потом, через десять лет в сотой степени, во всей Вселенной останутся только электроны и позитроны, рассеянные, ну, один электрон будет приходиться на десятку в сто восемьдесят пятой степени всей видимой сейчас Вселенной…

Холод незаметно подобрался к сердцу, что начало умирать от чувства безнадежности, и тут же резкий скачок! Учащенные сумасшедшие удары, повышение кровяного давления, мышцы напряглись, и Мрак поймал себя на том, что оскалил клыки и озирается: где враг?.. От кого защищаться?.. Все-таки мудро поступил этот зеленоглазый трус, когда настоял на кажущейся глупости: тащить с собой все громоздкое тело, не отказываться даже от аппендикса, прыщиков на коже, атавистичных мышц и желез. Сознание уже давно бы дало ему умереть, примирившись с мыслью о неизбежности всеобщей смерти, но тупые инстинкты заставляют жить, бороться, размножаться, побеждать, завоевывать новые места для охоты, плодиться и там, идти дальше, за горизонт…

Вздрогнул, огляделся дико: темное звездное небо над таким же темным тяжелым морем, надстройки яхты резко выделяются в серебристом лунном свете, рядом Олег, тоже с бледным напряженным лицом.

Олег поднялся первым, проговорил треснувшим голосом:

— Пойдем спать, Мрак.

Мрак тряхнул головой, ответил сипло:

— Тебе виднее, хотя по мне — глупо.

— И по мне, — согласился Олег. — Но зачем-то сон все же нужен, как мне чудится. Нам нельзя рисковать… слишком. Когда будут сотни, а лучше тысячи таких, как мы, тогда и посмотрим, чем грозит бессонница и грозит ли вообще.

— Скорее бы это время, — пробормотал Мрак тоскливо.

Яфет вздрогнул, Олег возник в поле зрения внезапно, без всяких вспышек, запаха серы и подземного гула. Темное от солнечного загара лицо озабочено, и, хотя зеленые глаза улыбаются, видно, что волхву очень несладко. Скулы заострились, у губ залегли горькие складки.

— Снова за магию? — спросил Яфет недовольно. Олег крепко и уверенно стоит на зеленом газоне, реальный, крепкоплечий, придавивший стебли травы, хотя появился неслышно, как мотылек.

— Яфет, — ответил Олег, — в двадцать первом веке пора это называть иначе.

— Но разве не магия?

Он щурился, рассматривая Олега, тот спиной к солнцу, пахнет морем, а кожа покрыта загаром, полученным явно не здесь, не в лесистой Брянщине, а где-то на южных морях, там кожа обретает совсем другой оттенок.

Олег с неловкостью улыбнулся, посторонился, его чуть не сшибли бегущие вприпрыжку мальчик и девочка, лет пяти, мальчишка задирал голову и тыкал пальцем в небо, где сгущается конденсированный пар белого цвета.

— А вон там морда дракона!.. — вскрикивал мальчишка, — Смотри-смотри, раскрывает пасть!.. А гребень, посмотри, какой гребень!

Девочка взвизгнула:

— Он гонится за овечкой!

— Какой овечкой? — спросил мальчишка.

— Да вот там, смотри! — Девочка указала пальцем. — Видишь? Ну, а теперь видишь?

Олег проследил за лицом мальчишки и понял по вспыхнувшим глазам, что он в самом деле увидел. И овечку, бегущую по синему небу, и медленно догоняющего ее дракона, и вообще чудесное необыкновенное небо, что и не небо вовсе, а дивный заснеженный край, где между белых гор летают, скачут, прыгают и прячутся дивные звери, птицы, чудовища.

На миг кольнуло острое сожаление, что вот они уже давно не видят, даже не могут увидеть ни воздушных замков, ни драконов, ни даже снежных гор, а только конденсированный пар, что медленно сгущается, а они с Яфетом могут сказать с точностью до минуты, когда прольется дождем. И где прольется. И даже сколько будет проливаться, после чего небо всего лишь очистится.

Яфет нехотя сдвинул плечами.

— Понимаю, ты ответил. Да, мы тоже видели только то, до чего могли дорасти. И Творца таким, каким… ну, как вот эти, что увидели дракона. Надо же, никогда дракона не зрели, а туда же — драконы! Да еще догоняющие овечек…

Олег скривил губы, драконы никогда не охотились за овцами, но если дети увидели, как драконы вот прямо их догоняют и едят, то, значит, так и есть. Мир таков, каким видим.

— Чем занимаешься сейчас?

— Защитой, — ответил Яфет. — Помнишь, когда строили первые атомные реакторы, то задолго до запуска и загрузки топлива уже все мыслимые защитные системы работают с полной нагрузкой! И шесть ступеней охранной сигнализации включены, операторы проверяют ежедневно. Да что там первые, так строили и вторые, и третьи, и все следующие. Но там было все-таки понятно, хоть и ново, а вот как с этими, как их…

— Ассемблерами, — подсказал Олег.

— Да, ассемблерами!.. Вообще странное какое название. Я одно время пробовал программировать на ассемблере.

— Ну и как?

— Трудно, — признался Яфет. — Видно, мозги мои уже начинают окостеневать, что ли.

— Мозги ни при чем, — заверил Олег. — Просто ты интуитивист, а не систематик. И с математикой у тебя всегда было слабовато, а вот творить ты умел… Нет, твой ассемблер — самый низкий язык программирования, а это крохотное устройство с единственным манипулятором для перемещения атомов. Яфет кивнул:

— Я понимаю, если перемещать атомы, то можно создать все, что угодно. Из чего угодно. Но с защитой от цепной реакции было, повторяю, просто, там все понятно, а с этими ассемблерами… гм… Я не увидел опасности, пока они, как и ядерный реактор, строго изолированы. Тебя страшит, как я понял, их распространение?

— Распространять придется, — пояснил Олег невесело. — Иначе остановим весь технологический прогресс. Вот тут и продумывай защиту совсем другого рода. Дело в том, что перемещать атомы дело чрезвычайно долгое. В том смысле, что атомов даже в спичечной головке… астрономически много. Пройдут годы, прежде чем такой ассемблер создаст, скажем, из грязи ягоду землянички.

Яфет спросил недоверчиво:

— А сможет?

— Конечно. Все, что угодно. Все из атомов, как помнишь… возможно, помнишь, из школьного учебника физики. Или химии, сам не помню, извини. Но это странная будет прихоть, ведь такой ассемблер будет стоить миллиарды долларов, проще вырастить тысячи тонны земляники хоть на Северном полюсе!.. Проблема в том, что изначально хоть и вложили гигантские суммы в создание первого ассемблера, но этот первый запрограммирован на воспроизводство самого себя. И так далее, по экспоненте. Вскоре у нас будут уже тысячи, миллионы, миллиарды таких ассемблеров, стоимость их упадет практически до нуля…

Яфет задумался, сразу ухватил суть проблемы.

— У вас, — сказал он медленно, — небось и название уже есть? Я имею в виду не для ассемблеров, а для проблемы?

— Есть, — вздохнул Олег. — называется. Мол, ассемблеры выйдут из-под контроля…

— Бунт машин? Олег отмахнулся:

— Какой бунт, у них ума будет меньше, чем у амебы. Просто сбой в программе, поломка, техническая мутация — вот и начнут либо воспроизводить себя, если сбой на первойже программе, либо на чем-то следующем. Ну, к примеру, нам вовсе не светит, чтобы ассемблеры переработали всю планету на свежую землянику. Нет-нет, что это ты так посерел лицом! Мы как раз и разрабатываем средства защиты!.. Еще ассемблеров этих нет, а уже в космос предполагается вынести и производство, и устройства для самоуничтожения, и особые блокирующие программы! Просто напоминаю тебе, чтобы и это взял под контроль. Ассемблеры нам нужны до зарезу, но защитные меры обеспечь. Как от зверей, что хороши только за оградкой. Привлекай всех, кого можешь, вбрасывай любые деньги. Используй все мои счета, я для тебя их открыл. Последний рывок, Яфет!

Яфет всмотрелся в его лицо. Олег напряжен, как струна, переспросил:

— Последний?

— Уверен, — ответил Олег с нажимом. — Потом все будет легче! По уму наконец-то, по уму!.. Мнение дураков не будет играть никакой роли, Яфет, потому что их вообще не будет. В смысле, старых дураков, дураков прошлой формации. А в новой, не знаю, может быть, мы с тобой сами попадем в эту категорию? Но все равно надо приближать это страшноватое будущее.

Яфет поинтересовался:

— Ты сейчас откуда?

— С яхты в Средиземном море. Я там и есть, у нас там ночь, а мое появление… рассматривай как проекцию.

Яфет ткнул его в грудь, Олег даже не качнулся, а Яфет с гримасой посмотрел на кончики пальцев.

— Для привидения ты мог бы быть и помягче. Покажешь, как это делается?

— Через пару недель, — пообещал Олег.

В следующий миг на лужайке снова пусто, примятая подошвами трава со вздохом облегчения распрямлялась, тоже соглашаясь с Яфетом, что мог быть не только помягче, но иполегче.

ГЛАВА 8

Виктория спала, раскинувшись по всей постели, уверенная в себе даже во сне, это не Тигги, что сворачивается в комочек, а колени подтягивает почти к подбородку. Олег хотел было лечь рядом, но, если Виктория вздумает забросить ногу или положить руку, что-то да нарушит в тонкой структуре сна, придвинул к кровати кресло, модифицировал, стараясь, чтобы не слишком была заметна разница с прошлой конструкцией, и сел, чувствуя себя в таком же комфорте, как если бы разлегся в королевской постели.

Сон долго не шел, загадочное состояние, куда более загадочное, чем политика, экономика, строение звезд или галактик, потом пришло то странное состояние, когда уже начинаешь видеть сон, но еще понимаешь, где находишься на самом деле, потом чувство реальности истончилось и пропало, он жил в неких странных эпохах, летал над рыцарскими замками, мчался на горячем коне и рубил врага, воздвигал стены на пути наступающих варваров, а затем как-то сразу очутился в черноте, проступили дивные сочетания звезд, прошла оранжевая волна сжатого пространства, звезды задвигались, как отражение в темном озере, куда бросили камешек.

— Я здесь… — прошептал он. — Я слышу… У меня открылись глаза, у меня открылись уши…

Он сам не понял, почему сказал именно эти слова, будто не человек, а щенок, которому исполняется десятый день от роду, но во сне у человека чувство удивления выключено, так что для него это прозвучало естественно, словно именно это и должен был сказать, а что же еще?

Когда проступили очертания каюты, он тихонько встал, смысла нет пытаться заснуть снова, глухим две обедни не служат, уже сказано было, а если не понял, сам дурак…

Виктория тихо сопела, уткнувшись лицом в край подушки, он тихонько поправил, сопение прекратилось, и, ступая на цыпочках, выбрался наверх на палубу.

За столом в кресле полулежал Мрак и смотрел на пока еще темное на западе небо, зато на востоке намечается бледный рассвет, волны серые, свинцовые, передвигаются с неспешностью пасущихся бизонов. Воздух все так же чист, свеж, с приятной приправой морской соли и йода.

Мрак с укоризной в глазах покачал головой. Зачем ложиться спать, если встаешь еще более бледным и осунувшимся?

— Черти приснились? — осведомился он язвительно. — А ты в самом большом котле, да?.. А правозащитники дровишки в огонь подбрасывают…

— Если бы, — буркнул Олег.

— А что, бывает и хуже?

— Бывает.

— Что, к примеру?

— Новая картина мира, — ответил Олег нехотя. — Помнишь, как было… не по себе? Сейчас я тоже, похоже… с разгона лбом в дерево.

Мрак ахнул, от возмущения пошел зелеными пятнами, покрылся титановой броней, хмуро заблестевшей на солнце, даже на миг исчез, превратившись в облачко диффузного газа. Через наносекунду снова в кресле все такой же небрежный, одной рукой почесывает волосатую грудь, другой почти элегантно держит огромной лапищей фужер из тончайшего венецианского стекла. Отпил глоток, в задумчивости посмотрел на фужер, тот послушно превратился в золотой кубок старинной работы, по ободку мелкие рубины, выпуклые вензеля и драконы задвигались по бокам, устраиваясь покрасивше, но все мешали друг другу, и затейливый кубок превратился в обычный граненый стакан. Мрак допил вино, но по-прежнему молчал.

— Сам дурак, — сердито ответил Олег. — Даже не понимаешь, о чем я, волчара, а гавкаешь!

— Волки не гавкают, — хладнокровно заметил Мрак. — Даже лаять не умеют.

— Вот видишь, даже лаять не умеешь, а туда же — в критики.

Мрак буркнул:

— Ну так о чем? Скажи мне, серому.

— Вот именно, что серый. В любом из смыслов!

Мрак, усмехнулся, Олег торжествует, уловил некий подтекст, для его близкого к абсолютному нулю чувства юмора это достижение, повторил благодушнее:

— Я говорю, не рано ли лбом в дуб? Мы только-только вошли в огромную комнату… имя которой — Вселенная! Стены ее — хрен знает где! А ты уже ухитрился, это?.. Да где ты нашел дуб?

Олег с пренебрежением отмахнулся:

— Да что мне Вселенная? Так, огромная комната, где кое-где разбросаны игрушки… И кто-то будет играть в них, ну там звездные войны, звездные короли, звездные империи и прочая фигня для безнадежно впавших в детство… Есть люди, что не взрослеют. Не из-за юности души, как говорят, а по причине скудоумия. Бедности ума, это я тебе для доступности. Меня же волнует, страшит и бесит вселенная, что внутри нас! Не сломав там одну из стен, разве я проломился бы в эту простую вселенную?