Чтение 11–й страницы книги ~Свободный Волк~

Воровка неспокойно поблескивала глазами, ее исцарапанное некрасивое лицо выражало настороженность. Вся ее поза выдавала готовность немедленно удрать.

– Ну, чего ждешь? – грубо обратился к ней Мосик. – Катись отсюда!

– Я, между прочим, твоя законная жена! – дерзко заявила ему нахальная девица.

– Что?! – Мосик вскипел. – Тебя мне только недоставало, шпана навозная!

Он ринулся к девчонке, всем своим видом показывая, что намерен свернуть ей шею.

– А зачем ты меня спасал?! – со слезами крикнула она, убегая прочь.

– В самом деле, зачем? – удивился Мосик.

Не успели они тронуться, как на поляну снова выскочила девица с таким видом, словно за ней гналась волчья стая. Вперив в Стайса свои безумные гляделки, она громко прошептала:

– Там ищут кого-то! На дороге солдаты! И принялась вскарабкиваться на лошадь Мосика.

– Одурела, паршивка! – он принялся скидывать ее.

– Сюда! Ко мне! – кратко приказала ей Гвендалин и хлопнула коня по крупу

Девица моментально запрыгнула к ней за спину. И все трое коней припустили галопом. Они молча удирали от погони, пробиваясь сквозь заросли.

– Что я им сделала?! – скулила девица за спиной Гвен.

– Молчи, дуреха. – ответила та ей. – Не тебя ищут. Спустя некоторое время она поинтересовалась:

– Как тебя зовут?

– Чумичкой кличут.

– Имя у тебя есть?

– Не знаю. Может, есть. – таков был ответ красотки.

Прошло немало времени, когда они решили остановиться. Лошадь Гвендалин устала под двойной ношей и стала отставать.

– Зачем ты ее взяла? – спросил Мосик, имея в виду девицу.

– Сам догадайся, стоило ли оставлять ее? – ответил за Гвен Стайс. Про себя он удивился странной враждебности Мосика к этой несчастной. Они решили дать лошадям отдых, а заодно обсудить дальнейшие планы.

Место, где остановились путники, оказалось развалинами старого загородного дома. Сначала их обследовали и убедились, что свежих следов вокруг не наблюдается. Рядом протекала веселенькая речка. Наверно, когда дом был цел и заселен, тут все выглядело довольно уютно. Развалины стояли на хорошем, теплом месте.

Мосик принялся выкидывать из мешка провонявшие одежды, в которых он побывал на эшафоте. Стайсу тоже пришлось скинуть камзол и остаться в рубашке. Он рассмотрел свою одежду и вздохнул.

– Можно, я постираю? – робко спросила девица. Ей тоже не мешало переодеться, и Гвендалин нашла в своем мешке одежду на ее высокий рост.

– Почему ты с ней возишься? – недовольно спросил Мосик.

– А почему ты с ней так груб? – спросила в ответ Гвен. – Тебе-то она ничего не сделала плохого. Злишься, что денежки потратил?

Стайс догадывался, в чем тут дело. Мосику противно оттого, что он так легко попался на ту массированную психологическую обработку, которую они сегодня наблюдали наплощади. Но не это было странно, а то, что он понимал это. Ценности, поставленные с ног на голову. Обсмеяны все добрые человеческие чувства. Невыразимо жестоко опошлено все святое в душе. Извращен вкус. Как сказал там Мосик? Порченый народ. И сами понимают, что порченые. И с хохотом погружаются в навязанную им мерзость. Фермер один был трезвым в этой толпе. Его спокойно брошенное в беснующуюся толпу слово проникло только в Мосика. И вот тот под влиянием момента решился спасти одну жертву. И его полуосознанный порыв тут же обгажен, закидан нечистотами, обсмеян. Кто мог бы вынести такое унижение! Гвен к нему несправедлива. Не она корчилась там, на подмостках. Поэтому он сказал:

– Не приставай к нему.

– Нет, ну все же, почему? – не согласилась Гвен.

– Я сказал, не приставай! – возвысил голос Стайс. И она удивленно умолкла.

ГЛАВА 12

– Еще чего! Покупать лошадь! – уперся Мосик. – Подумаешь, краля! Пешком побегает! Да на что она нам вообще сдалась!

Он все не желал признать воровку полноправным членом их группы. При каждом удобном случае он посылал ее подальше. Его неприязнь к ней была столь очевидной, что девица искала защиты то у Стайса, то у Гвендалин. Видимо, бедняжка понимала, что с этой, хоть и необычной компанией, ей будет гораздо сохраннее, нежели одной. Она старалась услужить, чем можно, хваталась за любое дело. Носила воду, собирала хворост, стирала их немногие одежды.

– Как же, все-таки, тебя зовут? – допытывалась Гвен.

– Не знаю я! Кто как хотел, тот так и звал!

– Не звать же нам тебя Чумичкой. – отозвался Стайс.

– А что такого? – удивилась она. – Зовите.

– Я нарекаю тебя Мона! – торжественно изрек Мосик. Девица вся так и расцвела.

– Меня назвали денежкой! – радостно поведала она Гвендалин.

– Нет, – улыбнулся ей супружник. – Воровским солнышком, веснушчатая ты наша! Но ей уже понравилось имя, это было как свадебный подарок.

– Все-таки я настаиваю на приобретении лошади. – шепотом поведала Стайсу Гвен.

– Валяй, у тебя вся кубышка экспедиции. – так же таинственно ответил ей Стайс. – Но я купил бы ей осла. Чтобы ноги волочились.

Когда дело оказалось сделаным, грозному мужу ничего более не оставалось, как только смириться с фактом. Так воровка Мона стала четвертым членом их компании.

Ближе к границе, за которой начиналась страна с названием Либертасса, в которой был искомый город Манимаха, Мосик начал проявлять признаки беспокойства. Он оглядывался, вслушивался. Иногда требовал, чтобы все укрылись в лесу. На далеком горизонте завиднелись заснеженные горы, словно парящие над зеленым и редко заселенными равнинами.

– Либертасса это вам не Расчудилла, тут все будет посуровее. – озабоченно бормотал он. – Это вам не заштатный феодальный огород. Совсем другая экономическая формация, индустриально развитая держава! Республиканство с пивным уклоном! Демократические выборы. Свобода выбрать пиво.

И Мона подтвердила, что в стране, в которую они направились, полиция совсем не то, что они видели до этого.

– Шпионов там – завались! На всех дорогах заставы. И ездят они не на лошадях, а на таких машинках. И вооружены совсем не пиками, а кое-чем похуже. И куда вас нелегкая понесла!

После недолгого совещания они решили пробираться до места исключительно лесами, благо, что тут их порядочно. Что они и проделали вполне успешно. Однако, на подступах к Манимахе пришлось выйти из укрытия.

– Ой, плохо! – сокрушался Мосик. – У нас нет отметок в паспортах о прохождении заставы.

– А паспорта у нас есть? – с интересом спросила Мона.

– Ты не поверишь, дорогая, но паспортов у нас как раз и нет! Разве что, тебе, милашка, дали справку о повешении. Если это так, то ты одна у нас с каким-то документом.

И Мосик решил пойти к приятелю один, а всю экспедицию оставить в укромном месте.

Вечером он вернулся и привел с собою человека.

Щуплый, немолодой мастер по изготовлению фальшивок недоверчиво разглядывал пеструю компанию, с которой путешествовал его дружок. Ему явно не понравился Стайс. На Гвендалин он посмотрел с сомнением, а Мона вызвала у него прямо-таки раздражение. Но он не стал обсуждать вкусы клиента, поскольку платить ему собирались наличными. И под его умелым руководством все четверо нашли вполне приличный приют и довольно неплохую кормежку в загородном доме. Только шататься им разрешали не дальше ограды и непременно по ночам.

– Вот ксивы выправлю вам, и тогда тащитесь куда угодно. – желчно высказался мастер, имени которого они так и не узнали.

Но он сделал для них немного больше. С его помощью Мосик приобрел также экипаж, в котором они и в самом деле могли скрыться. Тем более на облучке его высокий рост не вызвал бы ни у кого ни удивления, ни подозрения. Рослые форейторы тут были в моде.

Сидя в новенькой карете, запряженной четверкой лошадей, одетые соответственно своей легенде, вся компания теперь уже свободно могла перемещаться по стране и пользоваться всеми благами, которые были тут доступны за деньги.

В первый же день, подъезжая к городу, Стайс удивился, увидев на обочине дороги большой красочный щит, на котором крупными буквами, видимыми издалека, было написано: ВО ИМЯ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ. Вблизи он обнаружил на щите изображение множества пузатых бочек, с названием «Ваше право».

Это оказалась реклама пива. Оказалось, что Либертасса экономически гораздо развитее тех стран, которые он уже видел ранее. Таких щитов далее виднелось множество. Рекламировали не только пиво марки «Ваше право». Было также и «Корона солнца», «Выбор короля», «Не мелочись!», «Полицейское» и «Детское». Рекламные приемы были крайне агрессивны. Существовали политические партии, занятые продвижением того или иного сорта пива. Стайсу все было в новинку, но ему объяснили, что пиво тут стратегический продукт, на него работает вся экономика. Он узнал, что такое пивной пиар, пивное лобби. В Либертассе не пить пива значило открытый мятеж, неповиновение властям, государственную измену.

– Святое дело! – толковал ему Мосик. – Двигатель прогресса!

Он откровенно гордился тем, что может выпить пива больше всех. Но пьяная Мона принесла им много неудобств. Кончилось все тем, что Стайс и Гвендалин остановились за городом и разложили на траве двух пиволюбивых супругов, чтобы прохрапелись от верноподданических усилий. Сами они предпочитали весьма умеренно спасать экономику Либертассы.

– А ты что думал?! – обиделся потом Мосик, – Такова цена экономического роста. Это у вас там, в Космосе, все есть. А тут нам, либертианам, приходится впрягаться в общественный процесс развития. Если в Кураннике был один сорт пива, так он и был дрянным. А, если вы хотите пить пиво с удовольствием, значит, требуется конкуренция. А там, где конкуренция, там производитель будет напрягать вас, чтобы прибыль сыпалась ему, а не конкуренту. И, если ты уж втравил деньжата в производство, значит, надо получить отдачу. Твой конкурент пусть скажет, что у него пиво высококачественное, что у него все лучшее. Но и без него все производители гонят ту же лажу. В итоге у всех раскупаемость продукта примерно одинакова. А, между прочим, население-то не резиновое! Значит, требуется идейка супер-класс, чтобы твой потребитель отворотил ноздрю от пива «Пуперцайт» и обратился жадной глоткой к пиву «Непроливайс». Тут надо быть психологом! Ты думаешь, у наших пивоглотов, кроме жажды в брюхе, нет других потребностей?! Ошибся, Волк! Помимо плотской жажды есть жажда и духовная. А это посильнее будет, чем утренний наждак во рту и утюг в мозгах! У социально ориентированной твари есть социально ориентированные духовные потребности. Ей мало примитивно лопать пиво «Не засохни!», ей требуется ощущение причастности к великому и созидательному труду строительства национальных ценностей! Ей приятно осознавать, что утренний опохмележ есть не что иное, как акт патриотизма. Что, придя домой пивным бочонком, мужик не просто пропил получку, а вложил кирпичик в величие родной державной власти, сожравши пол-ящика «Даешь Отечество!». Какой производитель сумеет кратко, емко, доходчиво, лучше одним словом соединить хмель с патриотизмом, или даже, еще лучше, с общечеловеческими ценностями, вроде гуманизма, тот и будет строить экономику державы. Ему почет, ему все лавры, ему рукоплескания народа, ему скупые слезы стариков и светлые младенческие слезы! И, если ты думаешь, что пути развития цивилизации лежат в стороне от человеческих страстей, порой весьма постыдных, то я так скажу тебе: ты ничего не знаешь, Свободный Волк! И чему вас только учат в вашей этой Высшей Школе астронавигации!

С этими словами он помчался далеко в кусты, чтобы освободить свой мочевой пузырь от тех страданий, что он испытывал в продолжение всей речи, прыгая по поляне перед полными восторга слушателями.

– Вот речь не мальчика, но мужа! – с гордостью произнесла Мона.
* * *

С неделю они пересекали без всяких проблем страну, впрочем, небольшую. На полицейских постах у них проверяли паспорта, но при виде вусмерть пьяной Моны путешественников пропускали с веселыми напутствиями. Стайс уже полагал, что они оторвались от преследователей, кто бы они ни были. Как и говорил Мосик, следующей страной должнабыть Стануокка, из которой гораздо легче проникнуть в Терту. В Стануокке весьма либеральные законы. Эта страна просто проходной двор, она живет и кормится тем, что выдает за деньги визы всем желающим. И, надо же, именно там путешественников поджидала неприятность!

План был таков. В Терте было немало мест, в которые публика ехала за развлечениями. Один такой город был выбран в качестве цели путешествия. Никто не удивился бы, узнав, что граждане Либертассы едут в Катран через Стануокку. Так дешевле, да и ближе. Легенда казалась безупречной. Но, едва четверо путешественников проникли в первый город Стануокки, Эвфемиду, как первый же патруль замел их.

Не понимая, в чем дело, Мосик начал возникать, но тут же получил дубинкой по ребрам. Его и Стайса заключили в наручники, а женщин затолкали в полицейскую карету.

По приезде в полицейский участок их разделили. Стайса с Мосиком швырнули в камеру, а Гвендалин и Мону увели.

– Все, Волк! Мы прокисли, то есть попались! – испугался Мосик. – Неужели, дядя догадался?! Здесь, в Стануокке шпионов больше, чем жителей вместе с приезжими. И от Дианора, и от Сеяллас, королевы аффов. Отпирайся изо всех сил, что бы тебе ни шили! Мол, ничего не знаю, никого не видел, ничего не слышал. Мол, родился в Либертассе, ни про каких Барсов ничего не слышал, зверей, побольше крысы, сроду не видал!

– Думаешь, ищут Ярса Стамайера?

– Молчи! И даже имени его не произноси! Даже и не думай!

Открылась дверь и к ним втолкнули Гвендалин. Стайс кинулся к ней, ища следы побоев или еще чего похуже. Гвен выглядела испуганной, но не побитой. На ее одежде не хватало правого рукава.

– Нет, меня не били, – успокоила она их обоих. – Все очень странно. Меня спросили, как меня зовут, откуда я. А потом сорвали рукав. Осмотрели руку и тут же велели отправить в камеру.

– А что с моей… Ну, с этой, как ее? С моей воровкой. С Моной?

– Вот это, Мосик, плохо. Мону тоже осмотрели. Видимо, искали что-то на руке, какой-то след. Ее увели.

– Пропала девка! – Мосик огорчился.

Вечером им принесли баланду и ничего не ответили на нетерпеливые расспросы. Мона так и не вернулась.

– Ну, вот что. – Стайс решительно рубанул рукой воздух. – Я, понятно, сидеть тут не буду. Надо продумать способ заставить их открыть дверь. Мне надо только дотянуться хоть до одного.

Три дня в холодной камере показались ему месяцем. Никто их не допрашивал, против всех ожиданий. Два раза в день давали черствый хлеб, воду и горячую похлебку.

И вот они с Мосиком строили планы, один другого замечательнее, как отсюда выйти. Ни тот и ни другой не сомневались даже ни минуты, что они тут не задержатся надолго.

Поэтому, едва загремел засов, как Стайс немедля приготовился встретить тюремщиков парой хорошеньких приемов, которым обучался у специалистов такого класса, о каких на этой захолустной Ихоббере даже никто и не задумывался. Если бы он был один, а не с друзьями, его бы ни за что не взяли те господа, которые воображали, что они со своими дубинками неотразимы.

– Выходите с вещами. – раздался равнодушный голос из тьмы коридора.

– Какие вещи! – возмутился Мосик. – У нас пустые руки! Нас обобрали и ограбили! Ваши, между прочим, специалисты!

– Ну, ладно, – так же невозмутимо отозвался голос, – можешь взять парашу. Они предпочли выйти с пустыми руками.

– Руки за спину, двигаемся молча. – безучастно приказал им конвоир.

– Как же молча, когда ты говоришь?! – отозвался неугомонный Мосик и приготовился получить по ребрам.

– Болтаешь много, – меланхолично отозвался тюремщик. – Болтун – находка для врага.

Они не стали больше болтать, чтобы их флегматичный конвоир не утомился разговором.

Их привели в помещение для допросов, судя по скромности обстановки. Был стол и стул. Очевидно, для заключенных удобств не полагалось. Поэтому все трое встали у стены.

Стайс наблюдал за Гвендалин. Она была встревожена, но держалась хорошо. Даже пыталась выглядеть отважно. Три дня в заключении ее не привели в подавленное состояние, она только побледнела.

Двери распахнулись и вошли со странной важностью какие-то разряженные господа: одетые в ливреи, шесть человек. Они встали по обе стороны двери. Изумленные Стайс, Мосик и Гвен смотрели во все глаза, что там еще будет. И тут раздался вопль:

– Ребята! Это я! И вскакивает Мона.

Чего они только не думали увидеть, но только не это! Воровка была разряжена, причесана и украшена, как знатная особа. В шикарном платье, немного нелепо сидящем на ее высокой, как у мужчины, худощавой фигуре. Всегда лохматые волосы, остриженные по шею, теперь были забраны наверх и изящно уложены в изысканную прическу, которая шла ее простой физиономии, как кухарке диадема. Исцарапанные руки с обгрызенными ногтями, одеты в тонкие кружевные перчатки с крупными кольцами поверх. В ушах Стайс разглядел настоящие бриллианты.

– Мосик! – воскликнула красотка и кинулась к нему на шею.

Потом обернулась к своему высокомерному сопровождению и с нажимом проговорила, важно подбоченясь:

– А ну-ка! Изобразите почтительность перед вашим господином!

Все шестеро так низко поклонились, что не только у Мосика, но и у Стайса выкатились от изумления глаза.

– То-то же! – назидательно внушила им Мона. – Как папа сыграет в ящик, так Мосик будет королем!

– Кем?!!! Мосик чуть не упал.

– Да, миленький, – жеманясь, проворковала Чумичка, – я забыла тебе сказать. Я же ведь принцесса.

На Мосика было жалко смотреть. Слуги фыркнули. Принцесса обернулась и так грозно на них взглянула, что они тут же застыли с подобающим почтением.

– Давайте быстро во дворец. – распорядилась она. – Ванна, завтрак, регалии и на прием к папаше. Там все объяснят.

Она подхватила оборванного Мосика под ручку, улыбнулась Стайсу и Гвендалин и важно направилась на выход. Мосик тащился с таким видом, словно ожидал, что стены рухнут, он проснется и увидит, что голый стоит перед толпой.

Стайс тоже ощущал такое изумление, что не мог себе представить. Выходит, что оракул не соврал! Если только это не какая-то инсценировка с неясной целью.

– Бриллианты настоящие! – шепнула ему на ухо Гвендалин. – Уж я-то в этом разбираюсь. Стайс, что это? Я словно сплю!

Но он и сам был настолько ошарашен, что не мог придумать ни одного приличного объяснения. Чумичка – принцесса! Пьяный сон.

Мосика доволокли до роскошной кареты. Он шел, как больной, все время спотыкался и оглядывался, словно умолял присутствующих дать ему по физиономии, чтобы убедиться, что он спит, а не сошел с ума.

В сопровождении шли блистательные кавалеристы в таких расшитых золотом мундирах, что у Стайса зарябило в глазах от обилия блеска. Яркие солнечные лучи открывали перед глазами их собственные отрепья. Мона, щебеча, вскочила в карету, они все трое – за ней.

– Вот, ребята, – блестя глазами, проговорила она, привалившись спиной к роскошной розовой обивке внутри кареты, – значит, я принцесса. Меня украли в детстве. Папа искал меня по всей стране. У меня есть пятно такое на руке. Родимое. Шпионы папы всех девушек осматривали. Тебя, Гвен, тоже оставили без рукава? Ну, ладно, папа вас всех наградит по-королевски. Мосик, что ты все молчишь?

Но Мосик заглох впервые в жизни, не в силах вымолвить ни слова. Стайс не мог понять, рад тот своей неожиданной удаче, или вне себя от ужаса.
* * *

Стайс не мог поверить: папа был королем – всё правда! Их встретили еще на подъездах ко дворцу. Блестящие придворные окружили карету и салютовали Моне. Она весело смеялась и кокетничала. То и дело оборачивалась к Мосику, сидящему, как пень, к Стайсу, немного отличавшемуся от него.

– Ну, Мосик! – хлопала она его веером по руке, – Ну, что ты такой надутый? Ну, улыбнись ребятам, смотри, как все нам рады!

И посылала поцелуи кавалерам, подлетающим на лошадях к прекрасной ручке, которая совсем недавно стирала Мосику портянки.

Они вышли из кареты и в окружении галдящей от возбуждения толпы направились вверх по лестнице. Стайс слышал насмешливое шушуканье за своей спиной. Все, очевидно, потешались, глядя на их обтрепанные фигуры.

Им и в самом деле отвели покои, предназначенные разве что титулованным особам, где их ждал завтрак, ванна и новая одежда.

– Стайс! – жалко пискнул Мосик, когда его поволокли под руки. За ним закрылись раззолоченные двери.

Будучи приглашен к аудиенции у короля Стануокки, Дорнвана Четвертого, он увидел Гвендалин, разодетую, как полагается девушке ее достатка. Она и в самом деле оказалась в своей обстановке – такой она бы и была, если бы родители ее не погибли. Гвен преобразилась. Лицо ее стало не просто красивым, а ослепительно прекрасным. Стайс невольно залюбовался ею.

– Кажется, ты теперь неплохо устроишься. – сказал он, подходя к ней. – Если Мона не вполне свинушка, то должна оценить ту заботу, что видела от тебя. Гвен испытующе посмотрела на него.

– Значит ли все сказанное тобой, что ты намереваешься уйти один?

– Значит. Я поздравлю молодых и отправлюсь в Терту.

– Ну-ну. Вот они идут, сейчас поздравишь.

В раскрывшиеся двери вошли Мона и Мосик. Он выглядел, как поросенок на праздничном столе. Отмытый, завитой, надушенный, разряженный в парчу и шелк, Мосик чувствовал себя неважно. Он то и дело косил глазами в сторону и явно обрадовался Стайсу.

– Это все дурацкий сон. – шепнул он другу. – Или пьяный кошмар. Стайс, спаси меня, давай вернемся в Куранник.

Тому стало жалко Мосика. В самом деле, не вору быть женатым на принцессе. Стайс все надеялся, что сейчас вдруг обнаружится, что это просто шутка. Их разыграли. ПьянаяБарракуда набрехала им сказку, они упились пива «Королевская борзая», предназначенного для собак, и с ними приключился нелепый сон. Завтра протрезвеют. Все будет хорошо. «Уровень алкоголя нулевой» – возразила ему программа адаптации. Тебя тут только не хватало!

И тут вошел король. По-простому, без церемоний.

– Бэлларис, дочка, – ласково обратился он к Моне, – представь мне своих друзей.

– Папа, – немедленно отозвалась наглая Чумичка, – вот это Стайс Чевинк, космический торговец, Свободный Волк.

И прикусила язык, глядя на Стайса в ужасе. Все четверо не знали, что сказать, и смотрели на короля Дорнвана.

– А остальные? – спросил он, как ни в чем ни бывало.

– Ну, это Гвендалин. А это Мосик, мой муж, – ответила она несчастным голосом.

– Это ошибка. – проронил, наконец, Стайс, придя в себя. – Везде шумиха, все кидаются друг на друга, ищут торговца. Меня уже три раза принимали за Барса. Мосик тоже попадал под подозрение.

– Да. – прорезался голос у того. – Я знаю Стайса давно. Он никакой не Барс. Такой же ворюга, как и я.

– Папа, я тоже воровка! – поспешила поддержать авторитет товарищей Мона, то есть Бэлларис. Это имя так не шло к ее продувной, веснушчатой физиономии.

– А вы, Гвендалин? – почему-то король обратился к ней более почтительно.

– Ваше Величество, я еще стажируюсь, – скромно отозвалась Гвен. – Моя специальность будет обирание почтенных пожилых вельмож, польстившихся на прелести молоденьких девиц.

– Прекрасно. – старый король был явно удовлетворен всем услышанным. – Теперь, если не возражаете, присядем и в домашней обстановке послушаем мою историю.

– Все, что вы сейчас услышите, обнародовано лишь недавно, ранее я не предавал огласке свои семейные дела. Бэлларис в самом деле моя дочь, но внебрачная. Ее рождение оказалось для королевы Лиадонны, моей покойной ныне супруги, весьма досадным фактом. И она приказала тайно отнять девочку у матери. Я видел ребенка лишь однажды и тогда заметил необычное пятно на ее плече. Ее мать, фрейлина королевы, была вынуждена покинуть двор. Вскоре она скончалась, не в силах перенести ни позора изгнания, ни пропажи дочери, ни нашей с ней разлуки. Несколько лет я не придавал значения пропаже дочери, пока мой единственный сын не погиб на охоте. И я остался без наследника. Сейчас я болен, и моя болезнь оставляет мне очень мало времени. Моя Бэлларис вернулась ко мне, она меня простила. Он ласково посмотрел на нее, и Мона ответила ему полным слез взглядом.

– Теперь вы понимаете, насколько неважно, кем она была, и кем вы все были. Важно другое: она вернулась. И не одна, а с мужем. В другое время дворцовый этикет осудил бы подобные обстоятельства, но сейчас иные времена. На трон Стануокки есть претендент, которого нам навязывает Дианор под предлогом отсутствия у меня прямого наследника. Я благодарен вам, друзья, за то, что вы спасли от страшной смерти мою Бэлларис. Вы спасли не только мою девочку, но и саму страну. Я более не буду вас тяготить своими заботами. Еще будет возможность все обсудить. Вам, я полагаю, требуется время, чтобы все осмыслить. На вас, Мосик, упали королевские заботы. Но вы, я верю, сумеете с достоинством и мудростью принять на себя со временем миссию правителя Стануокки.

Король поднялся. Все тоже встали. Мона была ростом чуть ниже своего отца. Ее совсем не королевское лицо вдруг стало таким серьезным, что даже приобрело некое величие. Стайс смотрел и не мог поверить: эта чумазая девчонка, воровка и пьянчужка, оказалась принцессой! И Мосику в самом деле выпала необычная судьба. Но все же Стайса неоставляло ощущение, что все это нереально.

Они вышли с Мосиком в сад. Им издали поклонились придворные. Мосик неловко раскланялся в ответ и повернулся к Стайсу.

– Я здесь не останусь. – мрачно поведал он. – Пусть найдут своей принцессе другого мужа. Здесь полно всяких щеголей.

– Мосик, ты отказываешься от королевства? – удивился Стайс.

– А что такого? Какой из меня король? Я пойду с тобой, Волк, в Терту. Я вор и мошенник, а не король.

Он произнес это так, словно быть вором и мошенником было куда почетнее в его глазах, нежели королем.

– Ты понимаешь, что это сказочное будущее?

– Вот именно. Мне кажется, что это все слишком по-игрушечному. Пусть Мона остается, она тут у себя дома. Я женился на висельнице, а не на принцессе. Пусть нам вернут коней и деньги Гвен, и мы уходим.