Чтение 26–й страницы книги ~Бесштановый переворот~

Я прикинул, как должен выглядеть идол данной направленности, и неслышно сплюнул. Хрен этому августейшему, а не визуальные картинки. При всем желании, я бы не смог прикинуться огромной какушкой.

— Слушай внимательно, что должно делать, смертный, — я начал вещать замогильным (заунитазным?), короче, потусторонним, голосом, — завтра во время церемонии пусть принцесса и вторая пленница находятся рядом с тобой. Ты вручишь жезл девчонке по первому требованию. Будь то мой голос, голос какого-либо князя, или даже если кто-то неизвестный крикнет из толпы (этим кем-то неизвестным должен был стать не кто иной, как Копадрюк, в случае, если ни от кого больше не поступит данное требование). Хау! Я все сказал!

Да, я завершил речь, как заправский индеец, но не «аминь» же говорить, в самом деле!

— Постой, мой бог! — Взмолился Кульдульперпукс, тюкаясь лбом об пол. — Не покидай меня так скоро!

— Некогда мне. Ждут и другие говеные дела. Так что, быстрей излагай, что потребно?

— Защиты прошу от приведениев. Порвать собрались меня, сволочи! А ты — бог, ты все можешь!

— Я повелеваю какушками разных консистенций, от крутых до жидких, и производными от них, такими, как ты, но над призраками я не властен. И поэтому не перечь им, иначеточно порвут. Теперь говори, где обитает Бзылдюк?

— Ой, а зачем он понадобился моему могущественному богу?

— Буду его в правильную веру обращать, а то молится небось кому не попадя.

Узурпатор объяснил, как найти колдунишку-самозванца.

— Вот теперь полное и окончательное хау! — Не о чем мне было с ним больше разговаривать.

— Хау, — прошептал Кульдульперпукс и на четвереньках пополз к тому месту, откуда доносился мой голос, постоянно принюхиваясь.

Эх, имей я менее приличное воспитание, непременно оставил бы следы своего божественного пребывания. А так, я только вновь неслышно сплюнул и покинул тронную залу.

Вообще-то, по идее Бзылдюк мне был вовсе непотребен. Ничего нового, в смысле полезного, скорей всего, сказать он мне не мог и глупостей натворить уж точно не решится,опасаясь королевского гнева. Так что я просто решил нанести так называемый «визит вежливости». В качестве факультатива. Негоже оставаться совсем безнаказанным человеку, так подло поступившему со своими хозяевами. Шавка, куснувшая руку кормящую…

По идее, если бы не он, то скорей всего я никогда бы не встретился с Палей, не гулял бы по параллельному миру, короче, ничего бы не было. Стоп! Так можно додуматься и дотаких мыслей, что благодаря Гитлеру я вообще на свет появился. Ведь, кабы не война, дед с бабушкой могли бы и не встретиться. Вернее, точно не встретились бы…

Так что я предпочел мысль, что Бзылдюк каким-то боком повинен в том, что мне пришлось голым задом светиться во всяких разных местах. Ведь на любое событие можно смотреть под разными углами…

Не без труда я отыскал комнатушку новоявленного министра. Бзылдюк уже улегся, но не спал, ворочался, бормотал что-то невнятное.

— Так, говоришь, призраков не бывает? — Без всяких преамбул вкрадчиво поинтересовался я.

— Ой, ай! Кто здесь?!

— Ужас, летящий на крыльях ночи. — Как они мне надоели все со своими дурацкими вопросами.

Бзылдюк усиленно завертел головой в поисках говорящего. Я решил облегчить ему задачу, высунул из-под плаща-невидимки голову и дружески подмигнул. Конечно, он испугался. Висящая в воздухе башка без туловища кого угодно доведет до паники, не смотря на доброжелательное и миролюбивое выражение лица на этой башке.

Колдунишка впал в ступор. Глазенки остекленели, рот приоткрылся, давая дорогу струйке слюней, весело побежавшей по подбородку. Говорить он, как и полагается в подобных состояниях, временно разучился. Воцарилась тишина. Почти мертвая. Только доносились некие звуки, о происхождении которых не хотелось даже догадываться. Это его организм по-своему реагировал на испуг. Благо, что под одеялом.

Я дождался, когда взгляд Бзылдюка стал более осмысленным, и начал допрос:

— Говори, почему предал принцессу?

— К-кол-лдун. Т-тот самый. Т-так…, это…, - заикаясь, начал Бзылдюк, видимо дар речи возвращался постепенно, — как п-полагается. Долг каждого юпалтынца докладывать о любых происках против короля.

Учитывая местный менталитет, вроде как логично, но не совсем.

— А разве Пальпулькидра что-нибудь замышляла?

— А вдруг?

Тоже не поспоришь, здесь и за меньшие прегрешения, чем объявить себя законной наследницей, отправляли прямиком в пасть Глоталки или Жевалки, в зависимости от статуса обвиняемого.

— А почему же ты тогда ждал несколько лет, а не сразу бросился сообщать кому следует?

Уличенный в преступлении Бзылдюк, захныкал:

— А потому что меня никто не любил! Ни Валакала, ни Лайва, ни Паля, когда подросла! Даже кухарка и служанки только хихикали надо мной, и никакой взаимности!

Еще одна низменная жертва высоких чувств. Оказывается, виновата неразделенная любовь. Это он пусть мозги пудрит тому, кого в зеркале увидит. С офигенным натягом еще можно было поверить, скажи он, что всю жизнь безответно любил кого-то одну (и то не повод для подлого предательства), а тут перечислил весь женский контингент баронства. Обыкновенный похотливый козел.

— А здесь пытался когда-нибудь встретиться с принцессой и ее тетушкой?

— Нет! Никогда! Почти…

— Рассказывай.

— К ним нельзя совсем приближаться. Только несколько стражников имеют право. И обслуга. Однажды не утерпел, хотел только одним глазком взглянуть. Ранехонько утромотправился в запретное крыло. С рассветом. Все в это время спят. Надеялся, что и охрана дремлет. Подкрался почти до самой темницы. Вдруг из закутка мужик огромаднейший как выскочит, голый весь, только шлем на башке и в руках меч, глаза бешеные! Я еле ноги унес…

Во, как. Еще одно доказательство того, что, на первый взгляд, абсолютно несуразные поступки имели смысл и совершались весьма своевременно. Насколько я понял, голый огромаднейший мужик с бешеными глазами — никто иной, как тот «привет» от Пали, который она мне послала в самом начале славных дел, вместо того, чтобы просто переместиться ко мне, разбудить и откровенно поговорить, на что тогда я и рассчитывал.

И кабы не этот, как в то время казалось, дурацкий поступок, еще неизвестно, как бы все сложилось в дальнейшем. Если бы Бзылдюк вместо знойной мадамы, к коей пылал низменной страстью, узрел бы старую каргу, под образиной которой приходилось скрываться Валакале, то непременно заложил бы предмет своего вздыхательства. Естественно, он не прибежал бы к королю с криками, мол, там ведьма. Ведь сам-то поперся на запретную территорию, но, думаю, нашел бы безопасный для себя способ заложить Валакалу. Уж дюже хитрый, сволочуга! Ведь умудрился же до сих пор оставаться живым, да еще и выбиться в придворные колдуны и получить министерскую должность, хотя по обыкновению узурпатор отправлял всех чародеев (сам того не ведая) в Страну Второго Шанса.

Я еще задал Бзылдюку несколько вопросов. Оказалось, что это он посоветовал Кульдульперпуксу, вместо того, чтобы физически устранять всяческие слухи об объявившейся претендентке на престол, тем самым их раздувая, наводнить столицу новыми слухами, один нелепее другого, в коих весть о принцессе благополучно затерялась, как очередная брехня. Да, хитрый, изворотливый, подлый гад.

— А зачем ты сегодня подбивал короля на убийство Пальпулькидры?

— А вдруг она и взаправду настоящая?! Мне ж тогда — конец! А при этом короле я весьма неплохо устроился…

— Слушай внимательно, Бзылдюк! — Я решил хорошенько постращать гаденыша, дабы он не вмешивался в ход событий, мало ли что удумает. — Ни о каких убийствах даже не помышляй! Вообще ничего не предпринимай! Из своей конуры до завтрашнего дня носа не показывай. Тебе под страхом жутчайшей смерти запрещено до конца церемонии вообще с кем либо разговаривать, даже с королем! А если тот что-нибудь спросит, отвечай только одно слово: «Хау». Иначе, я тут же приду за тобой, — я скорчил зверскую физиономию, поклацал зубами и порычал для убедительности, — и не будет тогда тебе покоя даже после смерти! А пока живой, помни, не все призраки одинаково бестелесны!

Я не стал оригинальничать и повторил то, что уже говорил Кульдульперпуксу, да и узурпатор уже доводил до своего придворного чародея данное изречение. А в доказательство своей материальности на сей раз я не стал прибегать к оплеухам и затрещинам, как намеревался ранее. Сама мысль о прикосновении к этому мерзкому типу вызывала отвращение, да и из-под одеяла начал явственно распространяться запах страха. Так что я ограничился лишь тем, что сильно пнул стоявший рядом с ложем ночной горшок (благо, пустой), отчего тот ударившись о стену, разлетелся брызгами мелких осколков. Хотя, данный сосуд Бзылдюку в ближайшее время уж точно не потребуется. Все свои надобности он уже справил, без всяких там специальных приспособлений.

Я не стал досвиданькаться. Просто укрыл голову плащом и удалился с чувством выполненного долга. А Бзылдюк вновь впал во временную парализацию, только слышались непотребные звуки, свидетельствующие о том, что из колдунишки выходят остатки страха…

Вот и наступил, так называемый, последний и решительный… День. Конечно, я понимал: весь замысел держится на волоске. Чуть что не так — и все потуги коту под хвост. Даже не так. Всем котам под хвосты. И кобелям под приподнятые лапы.

Остаток ночи я скоротал возле узилища Пали и Валакалы. На всякий случай. Даже умудрился поспать. Причем ни грамма не опасаясь, что просплю что-нибудь важное, потому как улегся прямо под дверью, как верный пес.

Утром собрался было проведать Кульдульперпукса, шепнуть что-нибудь на ушко, типа: «Хау», дабы напомнить о своем скромном существовании (в королевском сознании — вонючего божества). Вдруг при свете солнышка сочтет вечерний визит идола за кошмарный сон?

Однако слуга, принесший завтрак пленницам, сообщил им, чтобы поторапливались, потому что им предстоит принять участие в празднествах, и, паскудно хихикнув, добавил, что главными действующими лицами, после короля, естественно. Но совсем в другом качестве. Он даже не догадывался, как был прав.

Через некоторое время за Палей с тетушкой явились четверо стражников во главе с сотником. Лицо Валакалы скрывала плотная вуаль, да и вырядилась она в бесформенный балахон, так что определить в котором из обличий в данный момент пребывает колдунья не представлялось возможности. Да оно мне не особо-то и требовалось.

Я лихорадочно соображал. Что делать? Попытаться приблизиться к принцессе и шепнуть, что я рядом? Чтобы не волновалась, мол, помогу, в случае чего. Но, как бы не получился обратный эффект. Она ж про плащ-невидимку ни сном, ни духом, перепугается еще от неожиданности… А с перепуга недолго и вызубренные матюги местами перепутать, что весьма чревато. И я решил сохранять свое инкогнито. Пусть Паля надеется лишь на себя. Ну а в случае чего, само собой, вмешаюсь.

Воины взяли узниц в коробочку и повели к месту действия. Я, естественно, держался рядом. Пленниц не стали выводить на помост, а оставили под охраной в торцевой нише, аккурат напротив Глоталки и Жевалки. Видимо, это местечко предназначалось для монарха, желающего полюбоваться казнью, а самому оставаться незамеченным.

Поняв, что Пале с тетушкой пока ничего не угрожает, я вышел на королевский помост. Ни фига себе! Столько народа не было даже во время моей «казни». Не то что яблоку некуда упасть, тут и оброненное маковое зернышко не достигло бы брусчатки, столь плотной была толпа. И столь же неоднородной. В одной ее части в глаза бросались мощные фигуры янычамураев Ханбайдуя, в другой — балахоны тюлюлюлистов. Я не сомневался, что вояки остальных князей также достойно представлены, просто не так ярко выделяются на фоне рядовых граждан. И еще заметил несколько знакомых лиц в первых рядах публики.

Наблюдалась полная готовность к церемонии. На главном возвышении уже заняли свои места Кирдец, какой-то мужик, как выяснилось чуть позже, церемониймейстер (или какон там правильно называется?), короче, тамада. И чуть в сторонке с затравленным видом — Бзылдюк. Уступом ниже стояли князья (Айяй чуть в сторонке от остальных, укутанный с ног до головы в балахон). На следующей ступени, возвышающейся над площадью всего на полметра расположилась знать Юпалтыны. Не было лишь виновника торжества, Кульдульперпукса. Не удивительно. Положено последним появляться. Кстати, он не заставил себя долго ждать.

«Тамада» трижды долбанул своим посохом в помост. Тут же все разом заткнулись и воцарилась тишина.

— Его Величество Могущественнейший…, - перечисление эпитетов продолжалось минуты две, — …Достославный Кульдульперпукс Кля Омлю Сизы Юпалтын!

И с последними словами приволокли короля. Двенадцать дюжих молодцов, каждый из которых без напряга мог бы запросто притащить Кульдульперпукса, держа его подмышкой. Кабы потребовалась транспортировка лишь одного монарха. Но августейший был доставлен вместе с троном, временно превращенным в импровизированные носилки: под подлокотники были вставлены длинные мощные шесты, почти что бревна.

Трон вместе с величественно восседающим Кульдульперпуксом аккуратно поставили в центр помоста, после чего дюжие молодцы вместе с «бревнами» удалились.

Тут же, как по команде (я даже вздрогнул от неожиданности), толпа взорвалась бурным приветствием. Однако, это ж не наши вояки на параде, так что никаких «Здравия желаю…», «Да здравствует…» или «Ура! Ура! Ура!» разобрать было невозможно. Тысячи глоток хоть и начали орать одновременно, но каждая — свое. В результате — запредельно-децибельный гул.

Около минуты король наслаждался реакцией толпы, о чем свидетельствовало надменно-довольное выражение физиономии, затем резко вскинул руку. Все мгновенно заткнулись.

Кульдульперпукс еще раз обвел взглядом присутствующих. Наконец его взор упал на скромнягу-Бзылдюка. Узурпаторская харя сморщилась недовольной гримасой. Король поманил пальцем придворного чародея. С явным нежеланием, испуганно озираясь, Бзылдюк подсеменил к трону. Я, само собой, тоже приблизился.

— Куда запропастился? Почему не явился утром?

Кульдульперпукс, принюхиваясь, глубоко втянул воздух носом. Это с его-то шнобелем! Хотя, тут впору было не принюхиваться, а совсем наоборот — затыкать нос, потому как Бзылдюк дословно исполнил мое ночное приказание ничего не предпринимать, даже насчет личной гигиены. Вот и несло от него вышедшим наружу страхом.

— Хау! — Министр приговоров продолжал выполнять инструкции.

Кто угодно, получивший столь невразумительный ответ на свой конкретный вопрос да еще и унюхавший непотребственную вонь, впал бы в ярость. Но не узурпатор. Его реакция была диаметрально противоположной. Он снисходительно улыбнулся и кивком велел придворному колдуну оставаться рядом. Скорей всего, в августейшей башке мелькнул какой-нибудь местный аналог нашего расхожего выражения: «В нашем полку прибыло…».

А затем Кульдульперпукс жестом велел церемониймейстеру начинать ритуал. «Тамада» вновь долбанул посохом в помост, привлекая к себе внимание. И обратился к народу Юпалтыны вообще, и к сильным мира сего, то бишь к князьям, в частности: готовы ли они присягнуть (вновь прозвучал длиннющий официальный титул монарха), после того, какЖезл Власти подтвердит его королевское происхождение.

Странно. Никакой драматургии. По идее, вначале надо бы было предоставить возможность всем желающим заявить о своих претензиях на престол (например, находящейся поблизости Пале). А после того, как у претендента ничего не получится, в чем Кульдульперпукс должен был быть полностью уверен, отправить соискателя (соискательницу в данном конкретном случае) в пасть Глоталки на радость публике. А уж потом продемонстрировать разогретой толпе сияющий Жезл Власти. Тем более, он получил недвусмысленный приказ на этот счет от своего вонючего божества, коим поимел наглость пренебречь.

Вероятно, король решил оставить самозванку «на десерт». Или сам опасался, что в свете последних событий Жезл «заартачится», и торопился убедиться в обратном. А, может, он надеялся, что до явления принцессы народу дело вообще не дойдет?

Как бы там не было, но данная последовательность развития событий являлась наиболее благоприятной для осуществления переворота.

После того, как князья хором внятно и разборчиво, а затем толпа новым взрывом неразборчивого ора, подтвердили свою готовность присягнуть, Кульдульперпукс извлек из-под седалища Жезл Власти (я-то думал, что его принесут на какой-нибудь бархатной или, учитывая местные особенности, на сюсюлевой подушке) и соизволил слезть с трона. Король подошел к краю помоста и, держа Жезл в полусогнутой руке перед своей харей, приступил к ритуалу.

Я держался рядом. Хотелось послушать, как король будет шептать заклинание, дабы убедиться, что мой инструктаж для Пали, каким образом надо произносить заветные слова, оказался верным.

Поднаторел Кульдульперпукс в искусстве незаметного зачитывания заклинания. Рот лишь слегка приоткрыт, губы не шевелились совсем. А чтобы расслышать матюги, уже переставшие быть волшебными, мне пришлось приблизиться практически вплотную.

Закончив заклинание, узурпатор артистичным жестом воздел руку с артефактом вверх. К всеобщему разочарованию и моему удовлетворению фальшивка не отреагировала наустаревшее заклинание.

— Так не бывает, — нервно прошептал Кульдульперпукс, вернул Жезл Власти на исходную и начал повторно на него матюгаться, на сей раз более громко, внятно и разборчиво.

Вторая попытка завершилась аналогично первой — никак. Ошарашенные князья, знать и прочая публика начали приходить в себя. Мертвая тишина сменилась слабым ропотом, перекрывая который, до всех донеслась отчетливая, хоть и не совсем трезвая, громкая реплика из первых рядов толпы:

— Принцессу давай! Пусть она попробует!

Молодец Копадрюк. Строго по инструкции.

— Нет никакой принцессы! — Истерично взвизгнул Кульдульперпукс.

— А у меня другие сведения на этот счет, — подал голос из-под своего балахона Айяй.

— Я тоже слышал о претендентке, — присоединился к «коллеге» Перпуздок.

— И я.

— Я тоже.

Ханбайдуй и Ненебаб также решили не отставать.

— Нету принцессы! — Продолжал упорствовать узурпатор. — Как смеете не верить своему королю?! Кирдец, это же бунт! Немедленно арестуй непокорных!

Если бы Жезл Власти некоторое время назад засиял бы в руках августейшего, то, несомненно, все закончилось бы арестом возроптавших князей. Да и они, скорей всего, не посмели бы подать голос.

Номинально Кульдульперпукс оставался королем, и Кирдец не мог не подчиниться. Мановением руки он направил стражников к княжескому уступу. Однако, правители земель успели усомниться в королевском происхождении Кульдульперпукса, хотя ранее неоднократно наблюдали в его руках светящийся Жезл Власти, и не стали смиренно дожидаться собственного ареста. Они практически одновременно условными жестами «активировали» свои маленькие армии. Толпа колыхнулась. Отчетливо стал слышен скрежет извлекаемых из ножен мечей. Княжьи вояки спешили на выручку своим повелителям. Те из них, что находились в первых рядах, без труда преодолели возвышение со знатью и в считанные секунды обступили своих повелителей.

Кирдец также не бездействовал. Со всех сторон «запели» свистудки десятников и сотников королевской стражи.

Пора было действовать. Иначе кровопролитие было бы неизбежно.

— Хау, — шепнул я на ухо Кульдульперпуксу, который к тому времени успел ретироваться с «передовой», то есть с края помоста, и наблюдал за развитием событий, выглядывая из-за трона. — Выпускай претендентку, тупица, иначе покрошат твоих стражников. Сам же знаешь, князья прибыли на праздник с целыми армиями.

— А вдруг…, - шепотом начал возражать своему «божеству» перепуганный до смерти король.

— Никаких вдруг, идиот! — Препираться и выбирать выражения не было ни времени (кое-где уже слышался звон клинков), ни желания. — У нее ничего не получится, а ты выиграешь время. Хау, я все сказал!

И король решился. Он покинул убежище и воздев руку, вновь «похвалился» своим пронзительным фальцетом:

— Хау! Всем стоять!!!

Как ни странно, но все застыли на своих местах, словно игроки в «Замри-отомри». Шум мгновенно сошел на нет. Видимо, у юпалтынцев уже на генетическом уровне заложено подчинение королевской власти, пусть даже приказ прозвучал от монарха, не подтвердившего свою легитимность.

Приободренный беспрекословным подчинением подданных, Кульдульперпукс продолжил более спокойным голосом:

— Я говорил, что нет никакой принцессы. А претендентка есть. Кирдец, давай сюда самозванку.

По знаку главного силовика вывели Палю и Валакалу.

— Ну, на, попробуй, — узурпатор источал ехидство, протягивая Жезл сопернице, и еле слышно зло добавил, — капец твоему папаше и остальным пленникам.

Паля приняла артефакт и заняла то же самое место на краю помоста, где несколько минут назад провалилась попытка Кульдульперпукса подтвердить свое августейшее происхождение. Я, естественно, держался рядом.

Тренировки не пропали даром. Губы не шевелились, заклинание звучало так тихо, что разобрать что-либо не представлялось возможным.

И опять мне вспомнилась всеобщая матерь в самом непотребном смысле… Потому как когда Паля воздела руку с жезлом, тот, как и при предыдущих попытках, хоть и сверкал,как и полагается поделкам из чистейшего алмаза, но не светился. Случилось то, чего я больше всего опасался — принцесса, скорей всего, от волнения перепутала слова взаклинании, не смотря на то, что при «перепрограммировании», я, насколько было возможно, укоротил матерную тарабарщину.

— Ну что, все убедились? — Казалось, Кульдульперпукс вот-вот лопнет от самодовольства. — Что я говорил? В Глоталку самозванку! И старуху тоже. — Корявый палец указал на Валакалу.

— Это кто старуха?! — Колдунья резко сдернула вуаль и отшвырнула ее в сторону, представ перед всеми в своем истинном обличии. — Сам самозванец и старпер!

Откуда благородная дама знала не самые интеллигентные выражения параллельного мира оставалось лишь гадать. Да и не было времени обращать внимание на такие мелочи. Явление Валакалы в образе молодой женщины произвело впечатление только на самого узурпатора, Кирдеца, да стражников, которые ринулись выполнять королевский приказ. Остальная же публика никак не отреагировала на перемену внешности спутницы принцессы, потому что просто-напросто не догадывалась о ней. Зато народ отреагировална неописуемую наглость Валакалы. Никто и никогда не смел подобным образом обращаться к королю.

Все замерли, то ли переваривая услышанное, то ли дожидаясь кары небесной на голову оскорбительницы. Лишь из первых рядов отчетливо прозвучал одинокий зачарованный шепот: «Любимая!». Краем глаза я успел разглядеть расплывшуюся от счастья рожу Блюстыла. Идиот, нашел время радоваться. Совсем с головой поссорился, узрев предмет своей страсти. А то что его любимую только что было велено отправить в пасть Глоталки, по боку что ли?

Пока всеобщее внимание было приковано к Валакале, я, надеясь, что Паля не очень бурно отреагирует (завизжит, побежит, начнет отмахиваться Жезлом) на мой голос, спокойно прошептал ей на ухо:

— Паля, тихо. Это я, Игорь. Соберись и повтори заклинание. Ты где-то ошиблась.

Надо отдать ей должное: только слегка вздрогнула, а затем кивнула и вновь сосредоточилась на артефакте.

Замешательство, вызванное выходкой Валакалы, длилось лишь несколько секунд. Первым, как не странно, вернулся к действительности Кульдульперпукс:

— Действительно, не старуха, — удивленно протянул король и добавил уже решительно: — все равно в Глоталку обеих!

Замершие стражники вновь отжили и двинулись исполнять приказ. Благо, неспешно, торжество момента обязывало.

А у Пали что-то опять не клеилось. Об этом явно свидетельствовала недовольная гримаса. Знакомая картина. Еще по универу. Бывало какая-нибудь сокурсница, знающая предмет «на зубок», во время экзамена под строгим взглядом преподавателя терялась и не могла связать пары слов. Эмоции, волнение… Но, там-то всегда можно было предмет пересдать, да и за неверный ответ не приговаривали к сожратию…

Делать нечего. Принцессе надо было дать время успокоиться, сосредоточиться. И я решил вызвать огонь, в смысле всеобщее внимание, на себя.

Отойдя от Пали на три шага, чтобы сразу никто не решил, что мы с ней одна шайка-лейка, я резко сдернул с себя плащ-невидимку, быстро скомкал его и убрал в притороченный к поясу кошель Хрясбума.

И началась игра в узнаватушки. Причем, на появление моей скромной (естественно, скромной, я предстал на всеобщее обозрение на сей раз одетым) персоны реагировали поочередно и достаточно внятно, словно процессом узнавания управлял невидимый режиссер. А я молчал, куда торопиться? Пусть выговорятся те, кому неймется. Пока требуемый эффект был достигнут: ошарашенные стражники вновь замерли. Так что я только медленно водил головой из стороны в сторону, удачно выцепляя говоривших и реакцию на их слова отдельных персонажей.

Одинокие реплики зазвучали не сразу. Первым делом произошло всеобщее узнавание. Впервые за время церемонии толпа (пусть и не в полном составе, а лишь знавшие меня визуально, скорей всего те, что присутствовали при моей последней казни) выдохнула хором, да так согласованно, будто были неоднократные репетиции:

— Тот Самый Колдун!

Валакала, поняв, кто является легендарным чародеем, слегка обалдела, даже рот приоткрылся, правда самую малость. Правильно, не всё ей народ удивлять, надо когда-то исамой удивляться.

— Колдун?! Не-а! Это ж петух — Гарик Откуси Кадык! — Подал голос из толпы Здяк Вырви Кость. Добралась-таки банда до столицы.

Теперь Копадрюк ошарашено лупился на меня, будто впервые видит. Еще бы, столько времени бок о бок провести с криминальным авторитетом наивысшего порядка, и ни сном,ни духом об этом. И Кирдецу от неожиданности отказала его хваленая выдержка. Он аж тихо крякнул. Интересно, какая из его ипостасей охренела больше? Та, что, являясь главным полицейским королевства, проморгала бандюка такого пошиба, или та, которая управляла всем криминалитетом Юпалтыны?

Хотя, без разницы. Узнаватушки продолжались. Пришел черед князьям принять в них посильное участие.

— Это наваждение! Изыди, призрак! — Перпуздок замахал руками. — Я ж этого фсбешника скормил зыкчугу!

— Не ты, а я. — Возразил Ханбайдуй. — И не какого-то там фсбешника, а настоящего шпиона. И не зыкчугу, а живогрызам.

— Не могли вы его никому скормить, — пришла очередь Ненебаба, — потому что я его зафинтифлюжила… л… ЗафинтифлюжиЛ! — Сроду бы не подумал, что ударения можно ставить на согласные буквы.

— Врете вы все, — раздалось из-под балахона главного тюлюлюлиста, — совсем недавно, перед тем, как самому отправиться сюда, его я отправил в никудздец!

А у Пали все еще ничего не получалось. Даже произошло маленькое лирическое отступление, которое, кстати, кроме меня никто не заметил. На нее вообще перестали обращать внимание, практически все, за редким исключением. Претендентка на престол в сердцах позволила себе ругнуться, а так как воспитывалась в благородном семействе, топрибегла к выражению, явно почерпнутому во время пребывания в параллельности:

— Твою мать!

— Я здесь, доченька! — Помахала рукой из толпы Лайва, которая явно расслышала только последнее слово и не сообразила, что Паля вовсе не ее зовет, а имеет ввиду абстрактную родительницу, которую принято поминать аккурат в таких экстремальных случаях.

Тем не менее, принцесса кивнула матери, вернее обоим родителям, потому как Каласад, само собой, находился рядом со своей гражданской женой, и вновь принялась матюгаться на Жезл.

Вновь вмешалась толпа. И опять хором, по мановению палочки невидимого дирижера:

— Брехня! Он сгинул в Глоталке!

На несколько мгновений все заткнулись. Переваривали информацию. И, видимо, пытались как-то ее объяснить. Вряд ли ранее кому-либо приходилось видеть целым и невредимым человека, пять раз казненного. Беспрецедентный случай. До сего момента и разика было достаточно.

— Призрак! — Опять всеобщий хор, к которому на сей раз дружно присоединились и князья.

— Не все призраки одинаково бестелесны, — изрек Кульдульперпукс, который перестал играть в застывшего истукана, коим он прикинулся при моем появлении, — этого иказнить можно.

Вот так поворот! Переклинило узурпатора. Забыл напрочь обо всех моих страшилках.

Тем не менее, я радушно улыбнулся королю, помахал ручкой и поздоровался, слегка своеобразно:

— Хау!

— Хау…, - озадаченно выдавил из себя Кульдульперпукс и на некоторое время вновь углубился в прострацию.

Еще несколько секунд удалось выиграть. Ну что же там Паля? Когда наконец правильно отматерится?!

— Хау, — эхом откликнулся и Бзылдюк.

На это я даже не обратил внимания. Не до него. Инициатива перешла к князьям. Отошли от удивления, вызванного моей неимоверной живучестью, и припомнили, что каждый изних не прихоти ради приговаривал меня к экзекуции. А за то, что я волей случая прознал их сокровенные тайны, оглашение которых для одних чревато обвинением в государственных преступлениях, а для других — весьма крупными проблемами в своих княжествах.

И правители земель стали развивать идею короля.

— Правильно! Казнить!

— Непременно!

— Обязательно!

— Стоп! — Айяй не разделял энтузиазма своих коллег. Хоть один здравомыслящий отыскался, только рановато я обрадовался. — Казнили уже, а он целехонький. Надо его просто порубить на кусочки, без всяких казней!

Такой вариант устроил всех князей, и они разом подали знаки своим маленьким армиям, которые вновь пришли в движение.

— Ты король или зачем? — Я обратился к отжившему Кульдульперпуксу. — Без тебя тут решают кого казнить или рубить, будто ты пустое место.

— Точно! — Согласился со мной узурпатор, гневно сдвинул брови и рявкнул: — Всем стоять! Я король, а не зачем! Кирдец, собственноручно поруби колдуна!

Главный силовик замешкался лишь на пару секунд, затем обнажил клинок и двинулся в мою сторону. Опять-таки очень медленно. Да, Пиндыкус обещал мне не мешать и даже помогать по возможности, да и оберегать должен, ради здравия Жизебо-Мурзика, но вот Кирдец никакими обязательствами повязан не был.