Чтение 4–й страницы книги ~Бесштановый переворот~

Так родилась вторая версия насчет моей личности. Богатый дворянчик из далекой провинции, не понимающий куда попал. По сему — олух и самый подходящий объект для грабежа. Но осторожность — прежде всего. Ошибка в выборе жертвы чревата пренеприятнейшими последствиями. Летальными. По этому он так долго не решался приблизиться.

Во время своих отлучек из трактира Копадрюк сговорился с подельниками. Мнимые калеки — не кто иные, как грабители. Простолюдинам запрещено носить оружие. А палку можно. Прикидываться убогим — производственная необходимость. Хромающий человек вызывает меньше подозрений, чем детина с дубиной на плече. Да и стражники меньше пристают. Конечно, блюстители порядка про все знают, но на многое закрывают глаза, за определенную мзду (совсем как наши менты). Главное, сильно не наглеть.

Разбойники очень умело владеют своими «костылями» и каждый из них может в одиночку противостоять двум-трем вооруженным солдатам (Шао Линь твою мать!). Но предпочитают в конфликт с властями не вступать. Каждый должен заниматься своим делом. Кто-то должен охранять благополучие граждан, а кто-то этих самых граждан грабить. На взаимно выгодных условиях.

Убийство и ограбление богатого лопуха-чужестранца на глухой улочке — дело выгодное. Но произошла роковая ошибка. Кто ж знал?! Колдуны сейчас такая редкость. Причемнынешние чародеи — существа зашуганные, скрывающие свои таланты, потому как массовые гонения колдунов вроде как уже давно прекратились, однако старых королевских указов никто не отменял, и за расправу с магом обидчику до сих пор не светит никакое наказание.

Но существует пророчество, что явится Тот Самый Колдун, великий и могущественный, который не будет скрывать своих способностей. И тогда… Копадрюк точно не помнил, что тогда будет, но что-то глобальное, всеобъемлющее. Одно он знал точно: быть в числе врагов Того Самого Колдуна — участь, которая не могла привидеться даже в самом страшном кошмаре.

Вот откуда ужас грабителей, позабывших свои боевые костыли и бросивших добычу. Стала понятна просьба Копадрюка убить его. Он полагал, что я в отместку за попытку ограбления сделаю с ним что-нибудь гораздо более страшное, чем смерть.

Я не стал разубеждать разбойника в его уверенности, что я великий и могучий колдун. А то, ненароком, узнав правду, он посчитает свою присягу аннулированной и шарахнет по башке своей палкой, дабы возместить моральный ущерб.

Таверна со странным названием «Фактыть» и вправду оказалась высшего класса. По крайней мере по сравнению с трактиром. За пять золотых шариков я снял на неопределенное время пару комнат для себя и Копадрюка, как для своего слуги. Он сам настоял на таком статусе. И намеревался верной службой искупить свою вину. Возражать я не стал.

Хозяина, как и обещал мой спутник, я не увидел. Все-таки, ктотышка. А управляющий, большой толстый человек с добрыми вороватыми глазами, встретил нас весьма радушно. Денежка, как бы она не выглядела — шарик, монета или купюра, всегда творит с людьми чудеса.

Устроившись в номерах (для этого не потребовалось много времени, вещей-то у нас не было), мы спустились в обеденный зал. Душа требовала продолжения банкета. Копадрюк сообщил, что в этой таверне самое крепкое вино, какое он только пробовал.

О, боже! Да как они вообще тут живут?! Конечно, по сравнению с трактирным пойлом этот напиток был на порядок лучше. Запах, вкус… А, вот, крепость… Не тянула даже на столовый сушнячок. Так, бражка средненькая.

Бражка? Это мысль. Сказано — сделано…

Раньше этот процесс был известен только узкому кругу специалистов, проживающих сугубо в сельской местности. Но после 1985 года каждый уважающий себя россиянин если не занимался этим сам, то, по крайней мере, теоретически был подкован на все сто. Я также не был исключением. И с самогоноварением знаком не понаслышке. Бабушка занималась. Ни в коем разе не на продажу, а сугубо в хозяйственных целях: гостей принять, огород вскопать, крышу подлатать.

Пылкрюл, наш толстый управляющий, вначале заартачился, ссылаясь на то, что если хозяин узнает, то сначала убьет бедного несчастного Пылкрюла, а потом еще и прогонитсо столь престижной работы.

Тут впервые на практике я осознал ценность нового обретения. Слуги. Копадрюк отвел толстяка в сторонку, минуты три пошептался с ним. После чего управляющий вернулся с радушной улыбкой и сообщил, что желание гостя — закон для хозяина, который вовсе не хозяин, что клиент всегда прав и так далее. Ну а золотой шарик окончательно примирил несчастного Пылкрюла с мыслью, что в святая святых таверны, на кухне, будут хозяйничать посторонние люди.

Не смотря на мои опасения, на кухне нашлось практически все, что требовалось для изготовления примитивного самогонного аппарата. За исключением самой главной детали — змеевика. Конечно, я знал пару способов получения напитка без него, но с непременной потерей качества.

Когда я объяснил, что мне требуется, Копадрюк на некоторое время задумался, потом как-то странно крякнул, хлобыстнул две кружки «сырья», бросил: «Я скоро», покинул таверну, прихватив свой костыль.

Он вернулся примерно через час.

— Вот эта фиговина подойдет?

Он держал вычурно закрученную серебряную трубку, заканчивающуюся небольшим раструбом.

«Подойдет» — было не то слово. Любой наш профессиональный самогонщик за такой змеевик целый год бесплатно поил бы дарителя сей ценной детали.

А, вот, Пылкрюл, увидев «фиговину» поспешил грохнуться в обморок, при этом раскрошив мощным задом попавшуюся на его пути табуретку.

— Что это с ним?

— Понимаешь, Игорь, эта фиговина называется свистудкой. Ее у себя на груди десятники стражи носят. Всегда. Дудят в нее, чтобы подчиненных созывать. Да и как опознавательный знак. Увидишь у кого, значит он — десятник. Вот. — Слуга закончил объяснение и скромно потупил взор.

Я не стал спрашивать у Копадрюка, каким образом он добыл «фиговину», а он не стал хвалиться.

Мы отлили холодной водой бесчувственного управляющего и продолжили работу. Пылкрюл, находясь в полуобморочном состоянии, все же догадался закрыть таверну и отпустить своих помощников по домам.

Провозились до вечера.

Наконец, первая капелька, вторая, третья и тоненькая струйка живительной влаги побежала в серебряный кувшин. Емкость вмещала примерно три литра, и, крепя сердце, я решил дождаться наполнения до верха.

— Зелье на мне будешь испытывать? — Обречено, со смертной тоской в голосе, поинтересовался Копадрюк.

Я показал ему кукиш.

— На нем?! — Слуга обрадовано показал на потерянного управляющего.

И получил тот же ответ.

Кувшин охлажден, прямо на кухне накрыт стол. Пылкрюл, решивший, что терять ему уже нечего, не поскупился. Я сказал, что за все заплачу, но он только махнул рукой.

— Поменьше посуда есть? — Пить первач кружками, предназначенными для местного вина, было лихачеством.

Управляющий помотал головой. И, правда, откуда стопки, если самое крепкое вино слабее нашего сухого?

— Ладно, сам разолью.

Я плесканул в каждую емкость грамм по сто.

— Ну, побудем!

Я одним глотком влил в себя содержимое кружки, закусил. Самогон получился хороший: очень крепкий и совсем не вонючий. Что ни говори, а сырье высшего качества…

— Ну, что же вы? Вещь отличная. — Подбодрил я своих застольных товарищей.

Те поняли, что отвертеться не удастся и, пробормотав каждый свою не то молитву, не то проклятие, последовали моему примеру.

Они не ожидали последовавшего эффекта, и оба, вытаращив глаза, собрались умирать. Управляющий даже умудрился сквозь спертое дыхание выдавить из себя:

— Колдун проклятый, чтоб ты тоже сдох…

Вот, значит, что нашептал ему Копадрюк, когда убеждал в необходимости мне подчиниться. Первым очухался мой слуга. Глаза постепенно вернулись в орбиты, на губах заиграла блуждающая улыбка. Еще через несколько секунд он молча придвинул кружку.

Пылкрюл часто-часто заморгал, погладил свой живот, так же улыбнулся и повторил жест разбойника.

— Ребята, только закусывайте…

И началась пьянка.

Пылкрюл жаловался на прижимистого ктотышку, грабитель пообещал намять ему бока, а я — превратить в чикдыкалку…

Копадрюк посетовал, что разбойничать становится все труднее:

— Тяжело клиентов подыскивать. Видал, как последний раз вляпался? — И ткнул в меня пальцем.

Управляющий заверил, что отныне будет наводчиком…

— А меня директриса достала, хрюшка жирная… Чуть что — на педсовет… Стерва… — Внес и я свою лепту в констатацию несправедливости жизни.

Собутыльники, навряд ли поняли о чем речь, но дали слово, что отомстят ей при случае…

— Мож, по бабам? — встрепенулся вдруг Пылкрюл.

— Не, у меня принцесса… Пальпу…пульдра…

— Какие бабы?! Бабы каждый день, а тут такое…

— …а где твой ктотышка живет?..

— …посмотрел бы ты на моих старшеклассниц…

— …как он с меня денежку урежет, якобы за воровство, я ему в суп писаю…

— …раз в неделю из таверны серебряные кружки пропадают? Так это я…

— …по телеку всякую хренотень крутят…

— …а у меня свой кабачок есть, приобрел на сэкономленные…

— …у чикдыкалков головы крепкие. Бил, бил — ни фига, пока в брюхо не ткнул…

— …царя вашего свергивать буду…

— …а, хотите, я вас горничными угощу? Девки — класс…

— …хватит о работе. Давайте хором: «Славное море — священный Байкал…»

Я открыл глаза. Оказалось, что заснул прямо за столом. Напротив, опершись щекой о стол и счастливо улыбаясь, спал управляющий. Если бы дети храпели, то они храпели быименно так, как он. Куда подевался грубый бас? Высокий пересвист, прерываемый младенческим лепетом.

Я осмотрелся в поисках Копадрюка. Его ни где не было видно.

Скорей всего, Пылкрюл являлся строгим управляющим. Повара, передвигаясь на цыпочках, тихо-тихо гремели посудой.

Я растолкал толстяка. Не без труда. Как раз появился разбойник.

— Ну, что, Игорек, может быть за нас с вами, да за хрен с ними? — Тут же предложил он.

Способный мальчик. Быстро усваивает.

Я заглянул в кувшин. Пусто.

Копадрюк ухмыльнулся:

— А второй?

Пылкрюл стукнул себя по лбу и метнулся к аппарату.

Ухмылка слуги превратилась в оскал.

Вчера, когда один кувшин наполнился, мы подставили второй и уселись трапезничать. Ну и забыли, на фиг…

Вернулся растерянный управляющий.

— Нету…, - он выглядел хуже, чем после того, как увидел свистудку. Блуждающий взор остановился на одном из хлопочущих у плиты поваров и его осенила страшная догадка. — Ах, они, гады! Ну я сейчас им покажу…

Взгляд снова принялся блуждать, но теперь в поисках чего-нибудь тяжелого, что он захотел показать своим подчиненным.

— Отхлынь, — успокоил закипающего Пылкрюла разбойник, — это я забрал. От греха подальше.

— Где?! — Мы спросили хором.

— Наверху, в номерах.

— Я мигом, — управляющий не забывал о работе.

Мы не стали его дожидаться. Желание продолжения банкета не позволило. Между прочим, правильно поступили. Пылкрюл появился только через полчаса.

Он молча (сам!) набухал себе полкружки, так же, не произнося не слова, вылакал, крякнул, бросил: «У меня дела» и ушел.

— Сходить, — Копадрюк кивнул на свой костыль, — объяснить, что он не прав?

— Не стоит. Он нам еще пригодится.

Еще через час выяснилась причина странного поведения управляющего. Заявился хозяин. Ктотышка. Как всегда устроил разнос. Пылкрюл — тонкая натура, переволновался. Выкроил минутку, пока хозяин подсчитывал барыш, принял успокоительное и оставшуюся часть взбучки перенес стойко.

— А! Ну, если в качестве лекарства… А то мы чуть не обиделись. — Разбойник вновь кивнул на свое деревянное оружие.

— А я ни разу не видел ктотышку, — пожаловался я.

— Нет проблем, — успокоил Копадрюк, — сейчас пойду, парочку поймаю…

— Не надо! Мой в следующий раз придет, будет пробы снимать, я ему сонного порошка подсыплю. Разглядывай сколько хочешь.

Примерно через полчаса, а точно — через три тоста Пылкрюл рухнул на колени:

— Игорек! Научи гнать самогон. Свое дело открою, уйду отсюда. Надоело под этим шибздиком находиться…

— Так, ты ж все видел, помогал. Забыл спьяну что ль?

— Да помню все, даже по новой зарядил… аппарат. Мне бы заклинание.

— Ах, это! Запоминай: «Чуфырики-муфырики, сикось-накось, кребля-крабля, бумс!»

— И в конце обязательно пукни. Погромче. — Копадрюк не смутился под недоверчивым взглядом управляющего. — Сам вчера слышал.

Пылкрюл перевел растерянный взгляд на меня. Я важно кивнул, мол, все правильно.

Разбойник с каждой минутой нравился мне все больше. Как догадался, что брешу и изгаляюсь? Вроде, говорил все с серьезной харей, насколько она могла быть серьезной в таком состоянии.

Толстяк беззвучно шевелил губами, повторяя магическую формулу. Потом почему-то напрягся, даже один глаз прищурил. И без того румяное лицо побагровело.

— Нет!!! — Хором заорали мы с Копадрюком, одновременно догадавшись, что удумал начинающий самогонщик. — Заклинание испортишь!

Успели. Еле-еле. А то бы испортил. Воздух.

— Предупреждать надо, — обиженно пробурчал управляющий, — налейте для успокоения…

— Мы тут с Игорьком царей низлагать будем. Девок на их места рассаживать. Так что ты не спеши из таверны уходить. Нам штаб нужен.

— Да кто ж с такого места добровольно уходит? Просто раньше я скромным был. Честным. Так, умыкну шарик-другой…

— И на этот шарик-другой кабак себе купил?

— Да что то за кабак? Тьфу! Кстати, аппарат я уже туда перетащил.

— Когда?

— Ночью… Игорь, а что такое царь?

— Это как президент, только круче… — в пьяной голове хватило ума не произносить слово «король».

— Значит, раньше шарик-другой, а теперь станешь три-четыре? — Копадрюк был само ехидство.

— Ну, типа того…

— Сначала думал, куда меня занесло? А оказалось все тип-топ: пьют, воруют, всё как дома…

— Я не вор! — Неожиданно насупился управляющий. — Просто экономный. Лучше на дружка своего посмотри. Вот он — ворует.

— Мил человек, попрошу не смешивать понятия, — в свою очередь осерчал Копадрюк, — и не путать благородные разбой с грабежом и низкое воровство!

— А кружки из таверны — тоже грабеж?

— А ты хотел, чтобы я перед тем, как умыкнуть несчастную кружечку, каждый раз тебе по башке стучал? Пожалуйста…

— Ребята, кончай ссориться. Давайте лучше споем: «Славное море — священный Байкал…»

Распахнулась дверь. В апартаментах появились две близняшки. Хотя близняшки — звучит как-то уменьшительно ласкательно. Здесь больше подошло бы — близняжищи.

Две совершенно одинаковые бабищи. Каждая — не меньше управляющего.

— Вы кто?

— Горничные. Пылкрюл прислал. Развлекать.

Так. Вот они хваленые классные девки. Кому как. Для меня совсем не классные. Судя по недовольной мине, для Копадрюка тоже.

— Нам не надо.

— Нету такой душевной потребности, да и физической тоже, — объяснил более подробно разбойник.

— Пылкрюл осерчает… Прогонит нас.

— Скажите, что мы спим. Пьяным, беспробудным.

— А, вдруг он войдет, а вы не спите?

— Мы притворимся. Ступайте.

— Гм… А можно по сто грамм чудодейственного напитка?

Откуда эти бабы про граммы узнали? В этом мире кроме нас троих никто ничего в граммах не мерил. Ох, управляющий!

— С вашей комплекцией и по двести можно. Только, чур, больше не приходите. Никогда!

Классные девки, как заправские алкашки, стеганули самогона, не морщась и не закусывая. Только друг у дружки головы понюхали… Ох, управляющий!

После еле слышного стука, дверь стала тихонько отворяться. Мы, как истинные джентльмены, сдержали обещание, данное женщинам. Прикинулись спящими. Грабитель даже тихонько захрапел. Для убедительности.

— Игоре-ок… Копадрю-ук… — Шепотом позвал управляющий.

Мы не отреагировали.

Забулькало.

— Куда?!! — Разбойник забыл о джентльменстве. Я тоже.

Пылкрюл с перепугу чуть весь кувшин не опрокинул. Случись такое, вряд ли я смог бы удержать своего слугу от радикальных действий.

— Ты что же это, злыдень, вытворяешь? Западло у своих ребят выпивку воровать. Причем, у спящих. — Копадрюк был возмущен до глубины души.

— Так… это… Будить не хотел.

— А у тебя там выпить нечего? Да у тебя ж аппарат бесперебойно молотит!

— Так здесь на халяву.

— Можно подумать, там тебе платить приходится.

— Не… Там мне платят… Копадрюлушка, у меня к тебе просьба, — Пылкрюл смущенно отвел глаза, — ты не мог бы где-нибудь надыбать еще одну свистудочку?

— Магарыч!

Наконец-то пробуждение и утро нечаянно совпали, и я решил, что хватит. Требовалось подвести итоги.