Чтение 8–й страницы книги ~Бесштановый переворот~

— Да, кто ты такая? — Из парилки вышли три мадамы, одна сразу бултыхнулась в бассейн, а вот две другие остановились около меня, и та, что назвала меня чудом, никак нежелала угомониться. — Впервые тебя в салоне вижу.

Кто я такая, я еще не придумал, поэтому, как мог, пытаясь сымитировать тонкий голосок, пропищал:

— Здрасте.

— Здравствуй, здравствуй. — Дама (раз уж это салон, то бабой приставучую тетку вроде как не положено называть даже мысленно, хотя очень хотелось, да и действительности больше соответствовало) придирчиво окинула меня взглядом с ног до головы. — Ой, как все запущенно! Ничего, здесь хорошие специалисты, хоть что-нибудь подправят. Но особых надежд не питай. Без многократной пластики не обойтись. А ну-ка, встань, покажись.

Ага, разбежался. Хотя, надо признаться, искушение было велико. Картиночка та б еще получилась. Раз и навсегда отучил бы глумиться над нами, страшными девками. Но очень не хотелось эксцессов, а при таком развитии событий, их никак не удалось бы избежать. Причем с весьма нелицеприятными перспективами. А смываться обратно в параллельность не было никакого желания. Перпуздок считает, что избавился от меня, не стоит его разочаровывать. Умерла, так умерла. Так что выкручиваться потребно без всяческих сверхъестественных фокусов. Поэтому в ответ на предложение покрасоваться, я только отрицательно помотал головой.

— Да, ладно, хватит стесняться! Ты ж не виновата, что бог красотой обделил. — Назойливая мадам слегка повела плечиком, и, как бы невзначай, простынка, хоть как-то прикрывающая ее прелести, упала на кафель.

Нет, конечно же, тетенька ничего себе. Очень даже вполне. Но, видели и получше. А уж моей принцессе и в подметки не годится. Мысленно-то я попытался абстрагироваться от ситуации, мол, не фига реагировать на столь откровенную демонстрацию. Но человек — конструкция весьма сложная, и какая-то глубинная обезьянская составляющая организма начала откликаться на зрительный образ. Ведь, как не крути, а голая женщина — есть голая женщина, тем более на расстоянии вытянутой руки. И без того тоскливо, а тут еще и физиологический дискомфорт.

Поняв, что просто так в покое меня не оставят, и по любому придется отбрехиваться, я провякал (по другому мой фальцет и не назовешь):

— Зато Господь меня другим наградил. Я невеста!

— Чего? Невеста? И где ж такой идиот выискался? При таких данных надо быть как минимум дочкой олигарха или министра, чтобы жениха заполучить.

— На небесах выискался. Я невеста Господа нашего. Постриг собираюсь принять. В монастырь ухожу.

Грех, конечно. Но в фильмах неоднократно видел, как мужики монашками прикидываются, и ничего, никакой кары небесной, ни по сценарию, ни по жизни. Да и интересно было посмотреть на рожу прилипучей мадамы, когда она сообразит, что бога идиотом назвала. А то, не смотря на внешний антураж, претендующий на светскость местного масштаба, мол, дама, салон, из нее так и перла склочная базарная баба.

— Ух, ты! Правда что ль? — Увы, опровергая расхожее мнение о тупости исключительно светловолосых барышень (а моя вынужденная собеседница являлась жгучей брюнеткой), мадам даже не въехала, что только что совершила словесное святотатство. Она взяла пластиковый стул и уселась напротив, чтобы лучше меня видеть, ну, и чтобы я ее лучше видел. Ее товарки, также обе темненькие, уселись по бокам от своей предводительницы. Такой узкий кружок у нас организовался. — Как интересно! Давай, рассказывай!А правда, вы там в монастырях все лесбиянки?

Я закатил глаза в потолок. Пот выступил без всякой парилки. Это ж надо, окружили, блин! Три практически абсолютно обнаженные молодые (все явно до тридцати) женщины сидят рядышком, до любой рукой подать в прямом смысле, ожидают от меня сведений интимно-нетрадиционного характера. Интересно, на сколько меня хватит? Внутренний ехидный голос подсказывал, что дело закончится чем-то типа: «Девки, фокус-покус!». С последующим принятием раскрепощенной позы. Я уже начал понемногу озираться, дабы убедиться, что поблизости нету каких-нибудь острых твердых углов, а то шарахнутся в разные стороны, кто-нибудь поскользнется, да темечком приложится. Убийства по неосторожности мне еще не хватало.

— Не стесняйся! Рассказывай. Здесь все свои! — Мои косяки по сторонам были восприняты проявлением ложной скромности.

Подмога поспела с неожиданной стороны. С невероятной. За секунду до рокового фокуса-покуса. Мне на выручку пришла (опять-таки в опровержение стереотипов) блондинка. Та, что выйдя из парилки сразу бултыхнулась в бассейн, а затем, ополоснувшись под душем, подошла. Я же боковым зрением фиксировал все перемещения в помещении, тикать-то после исполнения номера оригинального жанра надо было.

— Отстаньте от девушки. Видите, не хочет она с вами общаться. Совсем бедную в краску ввели.

Не смотря на то, что блондинка была однозначно моложе остальных посетительниц салона, что-то около двадцати, говорила (да и выглядела) с явным превосходством и без какого-либо уважения. Как старшая. Может, девушка занимает более высокую ступень в местной иерархии? Не до того. Подошедшая длинноногая бестия ведь тоже не удосужилась хоть что-нибудь на себя накинуть. Так что «бедная девушка» краснела и пыхтела совсем не от стыда, а от всяческих выпирающих последствий лицезрения неприкрытых красот.

— Да, ладно, Тань! Интересно же. — Брюнетка ни в какую не желала угомониться. — Когда еще придется пообщаться с монашкой, да еще в такой непринужденной обстановке?

— Наташ, а вдруг это и не монашка вовсе, а совсем даже наоборот?

Капец. Расколола. А я-то уже начал надеяться, что это подмога, и все обойдется. Увы, чудес не бывает. Пора фокус-покус показывать. Потому как быть разоблаченным и самому разоблачиться — две большие разницы. По крайней мере в моральном плане.

— Как это наоборот?

— А вдруг она не монашка, а ведьма? — Ох, молодца! Опять успела за мгновенье до. — Сглазит или нашлет на тебя порчу за излишнее любопытство, сыпью вся пойдешь, либо,того хуже, силиконовые имплантаты полопаются.

Подействовало. Да еще как! Всех троих мадамов, как ветром сдуло. Лишь Наташа пробурчала: «Брешут всё! Натуральная я».

Чудны дела с верой и суевериями. Дама назвала бога идиотом, и ничуть не запарилась по этому поводу. Ладно, пусть она и не поняла, что ляпнула. Но приставать со скабрезными расспросами к служительнице Господа, ведь также оскорбление Всевышнего, хоть и косвенное. И ничего. Но стоило упомянуть про сглаз с порчей, шарахнулась, как черт от ладана.

А белокурая спасительница весьма непроста. Вроде как страшную девку выручала, дело доброе, без вопросов, но ведь еще и жестоко подковырнула назойливую тетку насчет силикона. Вероятно, в местном высшем свете (не думаю, что по салонам красоты шляются рядовые обывательницы) происходят свои междусобойчики. Но это не мое дело.

Тем временем Татьяна сняла с вешалки свой махровый халат и накинула мне на плечи. Причем расправила его по максимуму, стараясь, как можно лучше меня прикрыть, как будто знала, что мне надо кое-что прикрыть.

— Ты как сюда попал? — Шепотом поинтересовалась девушка.

Ох, блин. Знала без всяких «как будто».

— Попала? — Пропищал я, вроде как поправляя, оставалась же мизерная доля вероятности, что Таня оговорилась.

— Попал. — Мизерная доля на то и мизерная, чтобы не случаться. — Про монастырь будешь этим клухам втюхивать. Или я ошиблась? И тебе мой халатик без надобности?

— Не ошиблась. — Я перестал изгаляться над голосовыми связками, кроме нас в помещении оставалась лишь одна посетительница, которая при моем перемещении плавала, а теперь отдыхала на противоположном берегу бассейна, оставаясь безучастной ко всему происходящему. — Я действительно попал. Во всех смыслах этого слова.

— Все-таки, как? Сюда мужчинам вход заказан. Даже массажистки — все тетки. И если не считать охранников и кое-кого из техперсонала, которые сюда во время работы салона ни ногой, тут вообще бабье царство.

— Врать не хочу, а правде ты не поверишь. Да и трудно придумать приемлемую брехню в данной ситуации.

— А все же попробуй правду.

— Ладно. Только психушку не вызывай. Я сюда попал, переместившись из параллельного мира.

— Это ты у нас принц Средиземный? — Татьяна прыснула. — И от злых врагов и колдунов решил среди голых баб спрятаться?

— Нет, я-то тутошний. Почти местный. Из Денисовки…

— Погоди, — девушка пристально взглянула на меня, — учился в универе?

— Да…

— И у нас здесь бывал. Точно. С Виталиком Зарубиным!

— Бывал. — Виталик мой одногруппник, близкий приятель, и несколько раз устраивал в Нововоронеже празднования своего дня рождения. Я, естественно, присутствовал. Да и без глобальных праздников несколько раз организовывали здесь мелкие сабантуйчики. Да, мир тесен. И, что интересно, то чего я опасался больше всего (быть узнанным), наоборот сыграло на руку.

— Я ж Виталика с детства знаю. Мы в одном доме живем, вернее жили. Я переехала. И даже года четыре назад интересовалась тобой, — мне показалась, что Татьяна немного смутилась. — Ну, спросила у Витали, кто ты, да что. Ты как сказал про Денисовку, я сразу вспомнила. А то гляжу, физиономия знакомая, а кто, понять не могу. Сперва даже подумала, что ты из бандюков моего благоверного.

О, как! Ложка дегтя. Имеет место быть благоверный, да еще и располагающий бандюками. Не то чтобы я лелеял какие-нибудь заходящие далеко надежды, мне без надобности, уменя принцесса есть. Но как-то сразу неуютно себя почувствовал в обществе супруги или френд-подруги какого-то крутого мена, да еще в таком виде. Чревато.

— Мне бы как-нибудь отсюда выбраться. — Я наконец озвучил самое сокровенное свое желание, на данный момент.

— Не волнуйся, выведу. Одежда где?

— Не поверишь, но там же. В параллельности.

— Значит, нету. — Татьяна скептически покачала головой. — Ладно, что-нибудь придумаем. Пошли.

Мы отправились в раздевалку. Шушукающихся теток с загадочными физиономиями вновь сдуло. Порча со сглазом — великое оружие супротив женского пола, даже если им не обладаешь.

— Оденешься в мой тренировочный костюм. — Девушка извлекла из шкафчика одежду. — Правда, размер и расцветочка не совсем соответствующие, но больше предложить нечего. Да, и придется обойтись без бельишка. Хотя могу предложить. Есть «нулевые». Дать?

И Таня хихикнула, наверное представив, как я буду выглядеть в дамском белье. Я так энергично замотал головой, что сам перепугался, вдруг башка отвалится.

— Ну, как знаешь.

Первым делом я натянул спортивные штаны. Бело-голубые. Ярковато, но ведь не розовые лосины! Могло ж и такое быть. Причем брюки оказались подходящего размера. Татьяна хоть и ниже ростом, но ноги подлинней моих будут. А вот футболка с мастеркой, да. Коротковаты. И в плечах узковаты. Плюс футболка хорошо растянута бюстом (там было чем растягивать). Но, как говорится, на безрыбье, и дворник — горничная.

Пока я облачался, Таня тоже оделась (наконец-то! Я ж не железный!). Она придирчиво окинула меня с ног до головы. И покачала головой.

— Да, тетка из тебя еще та. Голый, и то больше был похож, хи-хи. Одевай сверху халат.

Затем она накрутила вокруг моей башки полотенце.

— Сейчас быстро мимо всех, ни на кого не смотришь, ни с кем не заговариваешь. Поперли.

И мы поперли. Быстро. Беспрепятственно. Лишь у выхода охранник успел раскрыть хайло, завидев столь оригинальную персону (меня, естественно). Раскрыть-то успел, а длячего, так и осталось непонятным. Секьюрити увидел чуть позже, чем меня, и Татьяну. И его только начавшееся телодвижение, направленное на перекрытие выхода, сменилось на диаметрально-противоположное. Слегка шарахнулся. И плавно так. Получилось такое своеобразное почти что танцевальное па.

— Быстро в тачку. — Скомандовала спасительница, легонько подтолкнув меня к пискнувшей открывшимся замком иномарке, припаркованной у входа.

Тачка крутая. Очень. Я даже не смог определить марку. Не то чтобы был спецом, и в модельных рядах совсем не разбирался, но, по крайней мере, отличал друг от друга эмблемы основных «немцев», заполонивших наши раздолбанные дороги. Здесь же была совсем незнакомая символика. Вероятно, японский автомобиль.

Все это так, промелькнуло на периферии сонма мыслей. Секунд через пять после того, как мы оказались в кожаном салоне, тачка плавно тронулась.

— Куда тебя подбросить? До Виталика?

— Нет. — Сей вариант я отмел сразу. Во-первых, не факт, что он дома. Во-вторых, не было никакого желания объяснять приятелю что, как, да почему. А мой вид однозначно вызовет подобные вопросы. И не только эти. — Мне до дома надо. Так что, высади меня где тебе удобно. Доберусь.

— Денег, как я понимаю, у тебя нет. — Она не спрашивала, а констатировала факт. Я скромно промолчал, слегка потупившись. — Я бы тебя и до дома подбросила, но, правда не могу. Нововоронеж — это большая деревня. И не все такие клухи, как в салоне, чтобы не понять, что ты мужик. Слухи поползут, проблемы будут.

Она тормознула на малолюдной улочке с односторонним движением, как раз на границе с лесопарком. В очень удачном месте. Ниже и выше «по течению» туда-сюда сновал народ. А здесь была лишь протоптанная тропинка любителями срезать углы.

— А что это охранник так шарахнулся, завидев тебя?

— Работу испугался потерять. Это ж мой салон. Я ж теперь Петрова.

Я офонарел. Это для всей страны Петров — одна из распространеннейших фамилий, ставшей почти нарицательной, расположенной аккурат между Ивановым и Сидоровым. Но недля Нововоронежа. Скорей всего, в городе Петровых тоже много, но если речь заходила о данной фамилии, то, имелся ввиду конкретный человек. В большинстве случаев. Даже я был в курсе. Бизнесмен, подмявший под себя практически весь город. Кроме атомной станции, естественно.

— Так он же…, - я вовремя заткнулся. Чуть не вырвалось «старый пень». Года три назад, помнится, во время очередного «зависания» с одногруппником, Виталик издали указал на вылезающего из огромного внедорожника мужика и просветил насчет его персоны. И выглядел он далеко за пятьдесят. — Не староват?

Татьяна вновь прыснула:

— Ты подумал… хи-хи. Нет! Я супружница сынули. Папик давно уже в губернию подался. В депутаты. А бизнес чаду своему оставил. — Она сунула мне сторублевую купюру. — Добраться хватит. Могу и больше дать, но ты ж не возьмешь. Эк, тебя корежит, от девушки деньги брать. Не парься.

— Я верну. Обязательно. И костюм тоже. — Я действительно чувствовал себя весьма неловко. А костюмчик был дорогой, явно не из разряда сторублевых «треников». Настоящий «Reebok». — Оставь координаты, чтобы связаться. А то, думаю, если начну тебя по городу разыскивать, проблемы могут возникнуть.

— Это точно. И ты все равно не угомонишься, пока не вернешь. Ладно, позвонишь по этому телефону, — она протянула мне визитку, предварительно написав на ней от руки номер мобильника, — так и быть, приму обратно свою гуманитарную помощь. Но с одним условием. Как разгребешь свои непонятки, обязательно расскажешь. Сгораю от любопытства. Но, действительно тороплюсь.

Я взялся за ручку дверцы.

— Игорек! — Таня в очередной раз удивила меня. Оказывается, даже имя мое помнит. А каких-то полчаса назад (или больше? Совсем потерял чувство времени) я даже не подозревал об ее существовании. — Зря ты в таком виде. Не поймут. Хи-хи.

Вот, баран! Совсем плохой стал. Я смотал с головы полотенце и скинул халат.

— Спасибо, Таня. Огромное спасибо. Обязательно все верну и расскажу.

Хотел было добавить, если не сожрет какой-нибудь зыкчуг, но не стал. И без того, небось, считает меня сбрендившим. Не стоило усугублять.

Я выскочил из машины и быстро шмыгнул в парк, и, уже оказавшись на тропинке, обернулся и махнул на прощание рукой. Таня также в ответ «сделала мне ручкой», и спустя секунду красная полуспортивная тачка сорвалась с места.

Дальнейшее было, что называется, делом техники. Я пересек лесопарк. Вышел точно на остановку. И спустя полчаса уже слонялся по ж/д станции, выглядывая электричку. Которая, кстати, тоже не заставила себя долго ждать. И уже минут через сорок ступил ан землю родной Денисовки.

Через центр не пошел. Хоть и ближе. Итак люди у вокзала косились. Хорошо бы из-за «веселенького» костюмчика. Очень на это надеялся… Прошелся вдоль железной дороги до речки, а там уж знакомым маршрутом, огородами.

До темноты, а лишь с ее наступлением, я собирался совершать следующие перемещения сначала до принцессы с тетушкой, а потом, ночью, дабы вернуться в таверну, времени оставалось до фига и даже больше. Даже не верилось, что столько событий уложилось в такой непродолжительный отрезок времени.

Чтоб не маяться в ожидании, решил прошвырнуться по поселку. Не нравились мне «косяки», которые бросали на меня денисовцы, когда я вышел с электрички. Неужели все ж таки в голом ночном мужике кто-то разглядел мою скромную персону? Как бы там не было, но прятаться значило усугублять. Потому как, если не показываю носа на улицу, то это что-то значит, а уж что конкретно, придумают. Денисовцы насчет выдвижения версий кого угодно за пояс заткнут. А ежели прогуливаюсь, как ни в чем не бывало, так и нетза мной никаких прегрешений.

Накрутив себя подобным образом и надев на себя наглую рожу, я вышел из дома.

— Игорек! А у тебя гости были!

От неожиданности я вздрогнул. Тревога оказалась ложной. Это был сосед. Дядя Петя. Алкаш, матершинник, а так же обладатель прочих достоинств сельхозгегемона. Он сидел на скамейке возле своего дома и пускал густые клубы дыма неизменной «беломориной».

— И кто же это был?

— Менты поганые! — Радостно сообщил сосед.

Этого мне только не хватало. Неожиданная проблема. Неспроста это. Видимо, и взаправду был узнан. Но, даже если это и так, то перед законом я чувствовал себя абсолютночистым и безгрешным. Ну, прошвырнулся раз несколько по поселку в чем мать родила. Так что из этого? Может, во мне нудист проснулся? Да и жара жуткая. Что ж мне погибать от перегрева? И, вообще, могу сказать, что репетировал роль папуаса для школьного спектакля…

— Да ты не бзди, это Серенька был! — Успокоил дядя Петя.

Это меняло дело. Коренным образом. Серега Борисов. Одногодок и приятель. В прошлые времена мы частенько любили вместе «ударить по пивку».

Теперь Серега был нашим участковым. Он женился и немного остепенился. Но нормальные отношения сохранились.

— Что он хотел, дядь Петь?

— А хрен его знает… Сказал, чтобы ты как можно быстрей нашел его.

Все оборачивалось в совершенно нормальное русло. Тем более не было официального вызова повесткой. Так что, дело ограничится разговором. А два интеллигентных человека всегда могут договориться. Два представителя уважаемых профессий. А как же? Сначала детишки ненавидят учителей, а повзрослев, переносят свои нежные чувства на милицию. Ну и старшеклассники, как переходное поколение, одинаково «любят» и ментов, и педагогов.

Надеясь побеседовать в непринужденной обстановке, я отправился к Сереге домой.

Дверь открыла жена.

— Привет, Оль. Где Серега?

— Здравствуй, Игорь. Сергей на работе.

Взгляд Ольги был какой-то не такой. Не как всегда. Удивленно-заинтересованный что ли?

Делать нечего, пришлось идти в отделение милиции. Откладывать до вечера хоть и неофициальный, но, скорей всего, неприятный разговор не хотелось.

За стойкой дежурного с сонной, разомлевшей от жары и хорошо откормленной рожей сидел молоденький сержантик. Если не ошибаюсь, то мой приход оторвал его от сладкой дремы, что не добавило доброжелательности.

— Чего надо?

— Борисова.

— Пятый кабинет. — Сержант кивком разрешил проходить и потерял ко мне всяческий интерес.

Здание отделения было построено в начале прошлого века и изобиловало поворотами, разветвлениями и прочими архитектурными изысками тех времен. Пятый кабинет я нашел не сразу. К моему разочарованию он оказался заперт. Я вернулся к дежурному.

— В кабинете никого нет.

Сержант вперил в меня удивленный взгляд. Постепенно (очень медленно) изумление сменилось улыбкой понимания.

— Разминулись в наших дебрях! Не мудрено. Борисов только что вышел. Но он скоро вернется. За сигаретами пошел. Можете его подождать.

Вот они, коварные стечения обстоятельств. Приди минутой раньше или позже, я бы обязательно встретился с Серегой. Или реши я подождать его на улице, все сложилось бы иначе. Но я предпочел скамейку прохладного коридора возле кабинета N 5.

Не прошло и двух минут с тех пор как я присел, дверь торцевого кабинета распахнулась, и перекрывая почти весь проем, возникла фигура начальника отделения. Я невольно зажмурился. Кобылин Иван Федорович. Огромнейший мужичака лет сорока пяти. Прозвище — Мерин.

Жуткий беспредельщик, он пользовался дурной славой как среди хулиганья и экс-зеков, так и среди законопослушных жителей поселка. Лично я, наслышанный о крутом нраве Мерина, благодарил бога за то, что не имею никаких трений ни с УК, ни с самим начальником-самодуром.

И, вот, теперь, потеряв бдительность и предчувствуя только разговор с приятелем, я самолично сунулся в пасть волку… то бишь Мерину.

— Ба! Кого я вижу! Игорь Сергеевич! Сам пришел… Милости просим…

Мерин шагнул вперед и вбок, застыв в приглашающем жесте.

Я с трудом поднялся на почему-то переставшие слушаться ноги.

— Я, вообще-то, к Борисову…

— Я же сказал, милости просим… пока просим, — в голосе появились угрожающие нотки, — давай, давай, не выпендривайся, проходи, интеллигент хренов.

— Какой же я интеллигент: ни очков, ни лысины, — я попытался перевести разговор в шутливое русло, но, увы, безрезультатно.

Мерин еще сильнее набычился и свирепо пробурчал:

— Это мы тебе организуем, извращенец гребаный.

При этом меня обдало жуткой смесью перегара, свежевыпитой водки и чеснока. Единственная мысль заметалась между крантами и кирдыком, не зная какое из понятий больше подходит к данному случаю.

Дверь за моей спиной захлопнулась, и начался допрос, пока, правда, без пристрастия.

Мерин усадил меня на стул, а сам стал расхаживать вокруг, периодически нависая надо мной огромной глыбой.

— Рассказывай, когда и как ты решил стать маньяком?

Что угодно, но такого обвинения не ожидал. Кому-нибудь другому я ответил бы, что маньяками не становятся, маньяками рождаются. Но теперь было не до шуток, и я лишь промямлил:

— Да, что Вы, Иван Федорович! Вы меня с кем-то путаете…

— Я путаю?! Совсем охренел, мне такие вещи говорить… Ну, ничего, сейчас ты мне все расскажешь…

Видимо, потому что я являлся «хреновым интеллигентом», Мерин решил, что обычные меры воздействия (избиение) в данном случае неуместны. Огромный волосатый кулак затормозил возле кончика моего носа, на что я мужественно зажмурился.

— Ладно, сейчас поговорим по-другому…, - голос донесся с приличного расстояния, и я (опять же мужественно) открыл глаза. Мерин был возле сейфа, из которого извлек початую бутылку водки, налил две трети граненого стакана, безо всяких глотков вылил алкоголь себе в утробу, хрустнул зубчиком чеснока, сверху сдобрил малюсеньким кусочком хлеба.

По блуждающей улыбке, готовой посоперничать своей загадочностью с Джокондой, я понял — Мерин готов разговаривать по-другому.

Он медленно двинул ко мне, расстегивая на ходу кобуру.

— Сейчас ты мне расскажешь, когда начал голым за детишками гоняться, и что делал, когда догонял…

Где-то в глубине души я понимал, что он только пугает (вернее, «берет на понт», учитывая место событий). Может для того, чтобы я взял на себя скопившиеся за последние десять лет висяки. А может просто хотел посмотреть, как я обделаюсь. Паническая мысль, остановившись на крантах, пульсировала с гораздо большей частотой, чем бешено колотящееся сердце.

— Я считаю до пяти. И если ты, сука, не заговоришь, начну тебя убивать, по причине необходимой самообороны. Раз… Два…

Я почувствовал запах смазки от сунутого под нос табельного «Макарова».

— Три! — Щелкнул передернутый затвор.

Я решил, что глупо проверять шутит или нет пьяный Мерин.

Судорожно вцепившись в готовый загнуться на счет «четыре» толстый указательный палец мента, я привел в действие волшебное кольцо.

Сработало!?

Вытаращив глаза и приоткрыв рот, Мерин смотрел на свою пустую правую руку. Около тридцати секунд ошарашенному начальнику милиции потребовалось на обретение дара речи.

— Г-где п-п-пистол-лет?

— Там же, — в отличие от Кобылина я был абсолютно спокоен, как-никак находился в родной Юпалтыне.

— Гд-де там же?

— Где и штаны.

Мерин скосил вниз глаза, челюсть еще больше отвисла.

— Ох и ё-ха-ху, блин! — Всегда грубый бас мента превратился в хрипловатый фальцет.

Выдав столь оригинальное восклицание Кобылин вновь потерял дар речи. И, кажется, вместе с этим его стеганул временный паралич. Иначе он сломал бы мне шею. В целях необходимой самообороны.

На всякий случай я на пару шагов отошел от него.

— Теперь я знаю, почему ты такой злой, — моя ехидная составляющая не могла упустить возможности поизголяться над грозным Мерином.