Чтение 15–й страницы книги ~Вовка в Троеклятом~

На том и порешили. Тем более надо было торопиться к Соловушке с Горынычем, и возиться с чертом не было ни времени, ни желания.

Перед тем, как покинуть избушку (сразу после посошка) мне пришла в голову мысль, что не мешало бы вооружиться.

— Василь, а у Яны где-нибудь в загашнике случайно не завалялась автоматическая секир башка? — Поймав недоуменный взгляд, я уточнил, Меч-кладенец. Или что-нибудь подобное из колдовских прибамбасов? Как никак Горыныч. Кто знает, что у него на умах. Да и вообще, мало ли…

Кот развел лапы.

— Нет.

Карл, склонив голову набок, с уважением сделал вывод:

— А ты, Вовка, оказывается, кр-ровожадный!

На поляне Васька бросил клубок на землю.

— Ищи.

Шерстяной шарик покатался туда-сюда, остановился, виляя торчащей ниткой. Словно собака хвостом, давая понять, что след взят.

— Вперед!

Вслед за клубком-ищейкой мы отправились на встречу с трехголовым огнедышащим змеем, которого все почему-то запросто называли просто по отчеству — Горынычем.* * *

после почти часового блуждания по непролазным дебрям сказочного леса, мы все-таки выбрались на долгожданную полянку, где нас ожидали Соловушка и его друг. разбойник сидел по-турецки. Кажется. Из-под живота торчали разведенные в разные стороны коленки.

Но меня в большей степени привлекал змей. При ближнем рассмотрении он оказался не таким уж огромным. Всего лишь три-четыре железнодорожных вагона. Шипастое тело, покрытое грязно-зеленой чешуей, аккуратно сложенные вдоль спины перепончатые крылья. Три длинных толстых шеи завершали классические драконьи головы, которые возлежали на траве, напротив Соловушки. Если продолжать транспортные аналогии, то каждая из голов была соразмерна с малолитражкой.

Когда мы подошли, разбойник шустро вскочил на ноги, но ворон не дал ему ни малейшей возможности раскрыть рот. Точнее, рот-то как раз и раскрылся. От удивления. А, вот, вставить хоть словечко у грабителя не было ни малейшего шанса.

— Ах ты, толстомор-рдый жир-рножоп! Да если бы ты был мер-ртвым и лежал сейчас в гр-робу, то пер-ревер-рнулся бы в нем не менее тр-рехсот р-раз! В то вр-ремя, когда мы, истекая кр-ровью, не щадя своих жизней, ср-ражаемся с чер-ртями, он нам тут сюр-рпр-ризики устр-раивает! Твое счастье, что тепер-рь у нас каждый воин на счету, даже такой никудышный. Но как пушечное мясо, пр-ригодишься. Но погоди, вот, кончится война…, если начнется, тогда я тебе устр-рою такую жизнь, что ты в ад запр-росишься. Где-то я уже такое совсем недавно слышал… Кстати, у меня есть один знакомый, он твою тр-рясущуюся плоть туда без очер-реди пр-ропустит!

Васька тоже был очень недоволен, но ограничился только тем, что процедил сквозь зубы:

— Конспиратор хренов.

Так же, как и Соловушка, я ни фига не понимал, хотя смутные подозрения начали зарождаться.

Заметив мое недоумение, кот объяснил:

— Видишь вон ту сосну? — Он указал на дерево, расположенное в диаметрально противоположном направлении относительно того места, где мы вышли на поляну.

— Ну.

— Рядом с сосной — тропинка. Пять минут по ней, и мы в избушке.

Теперь я понял негодование ворона с котом и в душе полностью к нему присоединялся. Тем более, что от этого бессмысленного крюка по зарослям больше всех пострадал именно я. Карл, как и положено птице, передвигался по воздуху, перелетая с ветки на ветку. Васька хоть и крупный кот, а ваш покорный слуга — не очень крупный человек, все равно наши габариты несоизмеримы. И там, где, пользуясь кошачьей гибкостью, Василий с легкостью преодолевал заросли, мне приходилось продираться сквозь частый кустарник, богатый колючками и шипами. Удивляло одно. Как умудрился пройти Соловушка?

Но вслух своего недовольства я не выразил. ведь разбойник был искренне уверен, что делает все правильно.

В подтверждение моей мысли, понявший, в чем его обвиняют, Славик таинственно изрек:

— Так было надо! — И тут же приступил к официальной части. Знакомьтесь. Вовка — Гойинысь, Гойинысь — Вовка.

Головы-близнецы. До этого с интересом наблюдавшие за происходящим, немного приподнялись над землей и синхронно кивнули, затем мягко улеглись на место. Я ответил легким реверансом.

— Ну, давай, называй меня…нас, хором потребовали головы, а левая добавила:

— Вячечлав обещал.

— Вячеслав, — машинально поправил я, за что заработал полный благодарности взгляд Соловушки.

— Буду иметь ввиду, — сообщил хор и вновь потребовал, — давай, имена-то!

— Да, погоди ты, — я попытался умерить пыл Горыныча, — мы просили Вячеслава кое-что узнать у тебя.

— Сам все расскажу…расскажем. Но сначала — имена.

Делать нечего. Опять придется становиться Вованом Предтечей.

— Ладно. Сейчас.

Это со стороны кажется, что дать имя — плевое занятие. Ляпнул — и готово. А почему ж тогда будущие родители начинают перебирать версии чуть ли не с момента зачатия? А когда ребенок должен вот-вот появиться на свет, к процессу подключаются всевозможные родственники, и еще несколько дней после рождения длятся баталии, пока ни чего не понимающий, орущий комок плоти обретет имя.

Скажете, то ж родное чадо, а здесь сказочная огнедышащая рептилия, другой случай? Согласен. Но, с другой стороны, новорожденный только лет через пять-десять по какой-либо причине сможет заявить, что ему не нравится его имя, если, вообще возникнет такая проблема. И уж никак не станет поджигать своих родителей, даже если они нарекут его, например, Сигизпулькером.

А здесь сразу три башки жаждут обрести имена. и хоть никаких угроз за некачественную работу (а это работа!) не поступало. и бытует мнение, что все большие — добрые (не уверен, что оно распространяется на таких вот птеродактилей). Все равно следовало быть поосторожней.

Трое. Три. Троица. Отец, Сын и Дух… Тьфу! Мало мне связанного черта, надо еще навлечь на свою задницу гнев небесной канцелярии…Три мушкетера. Атос Горыныч. Портос Горыныч. Опять тьфу. Требуется что-нибудь нашенское. Три богатыря. Илья Горыныч, Добрыня Горыныч, алексей Горыныч. Звучит неплохо, но тоже не пойдет. Вряд ли змей с богатырями в хороших отношениях, хотя здесь все возможно. Но, рисковать не стоит. Осерчать могут обе стороны. А с Илюшей я уже знаком. Он был пьяный и добрый, а если обидится?

Очень туго соображается. Не мудрено. Под пристальным взглядом даже одного глаза, размером с хороший арбуз, чувствуешь себя не в своей тарелке. А тут сразу шесть. Внимательно так смотрят, выжидающе… и нетерпеливо.

В голову ничего не лезло. И, вдруг… А почему бы и нет? Почему не воспользоваться набившей оскомину пресловутой тройкой фамилий — Иванов, Петров, Сидоров? Сказано — сделано.

Приняв независимую позу, я поочередно ткнул пальцем справа налево, нарекая:

— Иван… Петр… Сидор.

Три рожи счастливо расцвели, и я понял, что мои треволнения были абсолютно напрасны. С тем же успехом я мог произнести: «Мойша, Виджай, Джек» или «Тузик, Яцек и Абдурахман».

Как бы там не было, но этот вопрос был решен. И не мешало бы узнать, ради чего на самом деле пожаловал Горыныч. Но не тут то было. Пришлось выждать достаточное время, прежде чем перешли к делу. А до этого головы вначале «поперезнакомились» друг с другом, а затем, сей участи, не избежали и мы.

Когда улеглись страсти в трех осчастливленных головах по поводу обретения имен, огнедышащий соизволил снизойти до наших суетных проблем.

— Спрашивай, чо хочешь знать?

— Прилетел зачем? Просто прогуляться или лес палить?

— Ну, палить — это слишком громко сказано. Так, чутка шухеру навести. Вчера — да. Велено было дотла. Но я дурочку «включил» и закосил под больного. А сегодня новое распоряжение. Так слегонца подпалить со всех сторон. Выкурить вашу братию. Один выход с леса оставить, что к Городу ведет. Живьем хотят вас взять. Так сказать, тепленькими.

— И что ты решил?

— Пока не знаю… Тут такое дело… разбойник что-то вдруг заинтересовался, почему я у Емели служу. Ты надоумил?

— Я не стал отрицать.

— Не сказал я ему ни фига…

— Сказал! — Возмутился Соловушка. — Я все знаю. Ты слузис за обесяние, вот.

— Правильно. А за какое? — Хмыкнули головы.

Грабитель в ответ смог только удивленно поморгать.

— Тут Соловушка шибко нахваливал тебя, — продолжал между тем змей, не обращая внимания на обиженное кряхтение разбойника, близко к сердцу принявшего то, что сразу три головы назвали его по старинке, Соловушкой, говорил, что умный ты и все можешь… Короче, разговор есть. Только говорить будем вдвоем, то бишь вчетвером… В общем,ты и я. Тет-а-тет. Согласен?

Как будто у меня был выбор.

Соловушка, решивший, наверное, завоевать почетный титул «герой дня», заартачился было, заявляя, что «у гойиныся не долзно быть от него секьетов». Вовремя подключившиеся Карл и Васька увели строптивого толстячка на другой конец поляны. Увидев, как вышагивал подбоченившись и распушив хвост, к месту ожидания ворон, я искренне посочувствовал горе-конспиратору.

— Служу! Гм… Нашли служаку! — Начал Горыныч, когда мы остались одни. — Услуга за услугу. Вот как это называется. Я пообещал раз несколько слетать по его делам, да инародец попугать…

— Несколько? — Усомнился я, так как знал, что змей уже давно «оказывает услуги» Емеле.

— Триста… Но не в этом дело. Мне Емеля обещал за мои услуги решить одну проблемку… Очень важную… Нужную… Очень нужную. — Змей мялся, не решаясь сказать, в чем же заключается обещанная помощь.

Пришлось подбодрить. Правда, весьма оригинальным способом, но я был почему-то уверен, что Горыныч не воспользуется моим советом.

— Что ты ходишь вокруг да около? Говори напрямую. А если решишь, что зря мне рассказал, фукнешь разочек, и нет меня.

— Тоже верно. Ладно. Слушай. Хочь я и змеюка страшная, огнедышащая и все такое прочее, однако и мужик к тому же. В смысле, особь мужского пола. Одинокая. А Емеля обещал за мои услуги подогнать мне бабу, то есть змеюку. Такую же, как я.

— А сам что, стесняешься?

— Если б. Нету нигде!

— Искал?

— Спрашиваешь! Все облетел. Куда только не заносило! И вопросики всем наводящие задавал. Бесполезно!

— Значит, нигде нет, а у Емели есть?

— Он обещал.

— А ты поверил?

— Если набрешет, сожгу.

— Ты ее видел, хоть?

— Кого?

— Ту, которую Емеля обещал.

— Не-а.

— Может, слышал что, например, где прячет?

— Нет.

— Значит, брешет, — сделал я однозначный вывод.

— Тады гореть ему синим пламенем, — подвел свой итог змей, — а, вдруг, не брешет? Его ж за язык ни кто не тянул. Он сам, первый заговорил про это. Я ж тогда чуть не оженился на одной уродине…

Последнее слово Горыныч произнес с непонятной нежностью, ни как не сочетающуюся со смыслом, а три морды расплылись в блаженной улыбке. Мне пришлось похлопать в ладоши, чтобы вернуть собеседника на бренную землю.

— Так, вот, говорю, я тогда чуть не оженился…

— Погоди. Ты же только что утверждал, что всю землю облетел, не мог себе пару найти. Неувязочка получается.

— Ни какой неувязочки. Искал я уже потом.

— А на какой хотел жениться, пропала, да?

— Да никуда она не пропала!

— Ни чего не понимаю.

— Давай я тебе все по порядку расскажу, только не перебивай.

Я согласился, тем более в начале змей разговаривал дружным хором, а когда речь пошла на душетрепещущую тему, головы без моей помощи принялись перебивать друг друга.

— Хотел я ожениться, как уже говорил, только на уродине… Гм… А Емеля уже тогда самым богатым слыл. И жил там же. Только дворец поменьше был. Прилетел я к нему. Хотел сверкульку покрупней приобрести. В подарок. он меня как увидел, сперва струхнул жутко. А потом я ему все растолковал, успокоил. Тут он мне глаза и раскрыл…

Выслушав рассказ Горыныча, я сделал собственный вывод, о том, как все было на самом деле. Оправившись от испуга, Емеля смекнул, что иметь такого монстра в услужении — весьма престижно и полезно. Умудрился запудрить сразу три башки. Убедил змея, что негоже ему, трехголовому, иметь жену всего с одной головой, да еще не умеющую огнем плеваться. И что у него, Емели, есть на примете именно то, что требуется Горынычу на самом деле. Трехголовая, огнедышащая. Все чин по чину. А эту восточную уродину следует забыть раз и навсегда. Окончательно и бесповоротно. По-мужски. Но, как говорится, услуга за услугу.

Дальше, все просто. Одноголовую уродину забыл (по крайней мере больше не встречался, разве что издали наблюдал, украдкой, когда находил причину слетать в те края), поручения Емелины выполнял. Однако, змей не дурак. Решил, не дожидаясь истечения контракта (триста боевых вылетов — не шутка), самостоятельно отыскать суженую, которую заочно почти что полюбил. Но многолетние поиски успеха не имели. Но теперь то все скоро должно проясниться. Вместе с сегодняшним осталось три вылета. Али Баба пытался уверить, что четыре, но Горыныч настоял на том, чтобы засчитать несостоявшуюся эвакуацию. Как никак погрузка-разгрузка были.

Так что, момент истины где-то рядом. И радостные предчувствия долгожданной встречи испортил я, вселив в тонкую змеиную душу сомнения и неуверенность.

— Емеля брешет, — безапелляционно заявил я, когда трехголовый закончил свое повествование.

В голос я попытался вложить максимум твердости, одновременно придумывая наиболее веские аргументы, которыми смог бы доказать истинность своего утверждения. Напрасно. Не потребовалось. Змей поверил сразу и бесповоротно.

— Спалю гада!

Я еле успел остановить Горыныча. Он уже начал приподниматься на мощных когтистых лапах и расправлять крылья.

— Постой!

Огнедышащий принял прежнюю позу.

— Что, не брешет Емеля? — спросила левая голова, недавно нареченная Сидором.

Еще при первом рассмотрении, не смотря на кажущуюся полную идентичность внешности трех братьев- близнецов, мне показалось, что в левой паре глаз прячутся ехидные бесенята. Не показалось.

— Брешет, брешет, — поспешил успокоить я недоверчивую голову.

— Тогда в чем же дело? — Поинтересовался хор.

— А что ты собираешься делать?

— Как что? Шашлык из Емели.

— Каким образом?

— Всегда интересовало, красиво ли горит дворец. И, если честно, — три головы синхронно подмигнули и перешли на заговорщический шепот, — давно мечтаю подпалить это нагромождение. Весь вид портит. Особенно сверху.

— А народа внутри много?

— Как грязи.

— И всех на шашлык из-за одного Емели?

— Хм… Как-то не подумал. Да, там шушера одна.

— Не только. Вчера арестовали несколько наших знакомых и наши друзья отправились их выручать. Так что дворец сейчас трогать нельзя

— А чо делать?

— Ничего.

— Нельзя.

— Почему?

— Наказать надо. А то повадятся дурить меня все кому не лень.

— От наказания Емеля не уйдет. Раз уж он нас то спалить приказывает, то выкурить, оставлять все как есть нельзя ни коем образом. Ты не против нам немного помочь?

— Конечно, не против. Кого сжечь?

— Ни кого жечь не надо.

— Только пугнуть… — разочарованно протянул Горыныч.

— И пугать никого не надо.

— А что ж тогда?

— Чуть-чуть нам подыграть.

Мне вспомнились маленькие человечки, с которыми утром игрался Васька. В случае лесного пожара они были обречены. А сколько еще неведомых существ обитает в чащобах?Если Горыныч в открытую откажется работать на Емелю, тот может придумать другой способ нашего выкуривания. Требовалось выиграть время. И уж точно не дожидаться завтрашнего утра.

— Это как?

— Сможешь, ни чего не поджигая, дымку подпустить вокруг леса? Чтобы в Городе подумали, что ты выполнил задание.

— Запросто. А потом?

Можно было бы посоветовать вернуться в Город и отказываться выполнять следующее указание, пока не будет предъявлена трехглавая красавица (я был на сто процентов уверен, что Емеля надул змея). Но кто даст гарантию, что хитроумный щукоед не пообещает Горынычу, что, выполнив последнюю услугу и вернувшись, тот обнаружит ожидающую суженую. А наивный и импульсивный птеродактиль вновь поверит и натворит бед. Змея к Емеле подпускать нельзя.

— Потом, значит… — Мысль пришла неожиданно, и я решил повести беседу в более доверительном русле, для чего перешел на персоналии, — Ваня, Петя, Сидор…

— Не пойдет! — Возмутилась левая голова.

— Что не пойдет?

— Иван — Ваня, Петр — Петя, а я — опять Сидор?!

— А как? — Я действительно не знал.

— Сидя…, - умиленно прошептала ехидная рожа.

— Ладно. Ваня, Петя, Сидя, а та, на которой вы ожениться собирались, слишком уродливая?

— Ага, у ней же всего одна голова.

— А я, безобразен, страшен, уродлив?

— С чего ты взял?

— Сколько у меня голов?

— Хм…, ну…, но на тебе ж я не собираюсь жениться!

— А если бы ты на одноголовой уродине не собирался жениться, она была бы уродиной?