Чтение 7–й страницы книги ~Вовка в Троеклятом~

— Во, блин, — пробормотал Емеля и опять налил себе водки, — продолжай.

— Ну, так, вот. Что я имею Вам сообщить. В данный момент этот Сантехник пг'ямым ходом напг'авляется сюда.

— Зачем?

— Конечно, он не в коем г'азе в откг'ытую не выскажет свои истинные намег'ения, и внешне его визит будет выглядеть вполне миг'олюбиво, даже дг'ужественно. Но не стоитобольщаться, дабы потом не испытать запоздалого г'азочаг'ования. Ибо Вовка этот — весьма коваг'ный тип. И общение с ним могут иметь необг'атимые последствия…

— Слышь, ты водочки стегани, может, заговоришь по человечески, а то ни хрена не понимаю.

— Пг'емного благодаг'ен за столь лестное пг'едложение, но я не употг'ебляю гог'ячительных напитков, хотя очень даже уважаю пг'истг'астие к ним дг'угих. Тепег'ь о деле. Вам надлежит заточить в самую мг'ачную темницу этого злобного Сантехника.

— Погодь, — перебил черта хозяин, — он чем так страшен? Колдун, что ли?

— Нет, гог'аздо хуже, он…

— Богатырь?

— Нет.

— Тогда какого хрена мне его бояться?

— Я же говог'ил, что его злостные намег'ения чг'еваты катостг'офическими изменениями как в жизни всего Гог'ода, так и, непосг'едственно, в благополучном существовании глубоко уважаемой Вашей пег'соны.

— Эт, ты про Маньку так? Персона… Гм… Это что, ругательство?

— Ви в очег'едной г'аз невег'но истолковали мои слова. Я имел в виду, что безбедное существование Сантехника угг'ожает лично Вам. И по этому надлежит…

— Снести ему башку! — Догадался Емеля.

— Нет! Ни в коем случае. Возможно Ви пег'еоценили масштабы опасности, исходящей от вышеуказанного индивидуума, и столь жесткая мег'а абсолютно неуместна в данных условиях.

— Опять не могу въехать в твою галиматью. То он опасный, то нет. Если его нечего бояться, то пусть себе гуляет.

— Это категог'ически невег'ное г'ешение!

— Тогда — башку долой!

— Нет.

— Да что ж тебе надо, бесовское отродье?!

— Достаточно будет подег'жать этого Вовку в темнице, ну скажем, паг'у недель и всенепг'еменнейше на хлебе и воде.

— Так, чем эта морока с тюрягой, проще секир башку ему устроить. И нам спокойней, и народу развлечение.

— Это две большие г'азницы. Темницы вполне достаточно. И если Вас одолеет депг'ессия, то под г'укой будет достойное г'азвлечение. Ви всегда сможете г'азвеять хандг'у, пг'именив к данному субъекту истязательное воздействие.

— Чего?

— В пг'остонаг'одье это называется пытками.

— Мысль, конечно, интересная… Но надоело. Шибко громко орут.

— А г'азве Вам когда-нибудь пг'иходилось пытать настоящего Сантехника?

— Не-а. Я подумаю над этим вопросом.

— Но Ви должны мне гаг'антиг'овать, что…

— Ни хрена я тебе не должен, понял, урод? — Не смотря на постоянную подпитку допингом под названием «Смирновская», голова Емели стала ватной от обилия слабо знакомых и малопонятных слов. Он подумал, что если послушает еще несколько минут словесную дрисню беса, то рехнется. — Про пытки ты хорошо придумал. Я ни разу не истязал не только непонятных Сантехников, но и чертей тоже… Ребятушки! Ату!

— Ви не имеете ни какого мог'ального пг'ава! У меня очень высокие покг'овители. Да они в пог'ошок… — Луциберг осекся, заметив пятерых огромных мавров, вооруженных ятаганами, надвигающихся на него.

Бес попятился, постоянно натыкаясь на изобилующие предметы роскоши.

— Я таки взываю к остаткам Вашего г'азума и надеюсь, что Ви внемлете моему пг'едупг'еждению, — скороговоркой тараторил черт, отступая от приближающихся телохранителей, — и главное, не пег'ебог'щите! Ни какой казни…

Отточенное до кондиции бритвы лезвие ятагана рассекло облако дыма.

— Во, блин! Не нравится мне все это. Визиря ко мне!* * *

Мы вынырнули из-за очередного поворота и оказались на дворцовой площади. Теперь только она отделяла нас от обиталища Емели.

Почему-то назвать дворцом это сооружение у меня не поворачивался язык. По мере приближения к цели я уже созерцал отдельные фрагменты строения, выглядывающие в просветы между домами. Но не смотря на заверения Серенького, в голове не укладывалось, что это части единого целого. Теперь же я убедился в правоте медведя и за одно — охренел.

Даже если накачать наркотой уже сошедшего с ума авангардного архитектора, то в его глюках было бы гораздо больше здравого смысла, чем в том, что именовалось дворцом Емели. Описать это — невозможно. Готические башни венчали беременные луковицы куполов, плавно переходящие в многоярусные перекрытия пагод; бревенчатый сруб, имеющий вместо крыши каменное изваяние, изображающее голову свиньи; диагональные, колбасоподобные соединительные переходы; мраморные лестницы, ведущие в никуда и тому подобные несуразности.

— Кьясотися!.. — Восторженно протянул Соловушка. — Сколько не смотью ни как не налюбуюсь.

Конечно, я не считал разбойника тонким эстетом (да и сам таковым не являлся), но такого восторга от созерцания плода больного воображения я не ожидал от своего спутника.

А Соловушка, охваченный эйфорией, не сводя изумленного взгляда от шедевра кича, заткнул большим пальцем левую ноздрю и смачно высморкался. Содержимое правой половины картошкообразного носа звонко чмякнулось на булыжник площади. Затем Славик повторил процедуру с другой ноздрей, подытожил:

— Все. Пьисли. Сто дальсе делать будем?

— А дальше — опять ночлег искать. — Резюмировал медведь. — Все равно Емеля сейчас в зюзю пьян. Тут недалеко приличная гостиница есть, как никак центр Города. Дороговато, но, надеюсь, Вячеслав раскошелится, ради общего блага? — Серенький незаметно для разбойника подмигнул мне.

Как всегда, когда речь заходила о содержимом кошеля Соловушки, он громко засопел, предчувствуя скорое расставание с несколькими золотыми кругляшами. Но, справедливости ради, стоит сказать, что как бы не сопел и не кряхтел Соловей, в те моменты, когда ему приходилось расплачиваться, делал он это всегда исправно и даже с некоей толикой гордости, ощущая полезность и значимость собственной персоны. Так что предложение Соловушки: «Мозет вейнемся куда подесевле? Или, вообсе, мозно на улисе пееносевать. Тепло, ведь, пости зайко», было скорее рисовкой, чем желанием сэкономить.

Медведь быстро переубедил разбойника, и мы направились в гостиницу. Место предполагаемого ночлега располагалось на той же стороне квадрата площади, на которой находились и мы. Только метров на триста левее.

Когда мы были уже у дверей добротного трехэтажного дома из красного кирпича, украшенного яркой вывеской «Ниф, Наф, Нуф и K°», под которой висел аналог нашего запрещающего дорожного знака, изображающий перечеркнутого волка, Соловушка напоследок оглянулся на дворец и застыл с широко распахнутым ртом.

Разбойник немного пришел в себя и, как раз, во время — Серенький уже протянул лапу к дверной ручке в виде поросячьего хвостика.

— Сто это такое?! Ни язу не видел! Кьясиво, сейт возьми. Заль ситать не умею…

Привлеченные восторженной репликой Соловушки я и медведь одновременно обернулись. Было от чего обалдеть и не только грабителю: занимая полнеба над дворцом узурпатора, горела, переливаясь всеми цветами радуги, надпись, начерченная в воздухе явно при помощи колдовства. Но еще большее удивление, чем грандиозность зрелища, вызывало содержание послания. Дугообразная светящаяся надпись гласила: «ГОСПОДИН САНТЕХНИК! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ВО ДВОРЕЦ!»

Серенький отпустил поросячий хвостик и сокрушенно пожаловался:

— До соплей обидно. Целый день выдумывали, как пробраться внутрь, а тут — накось тебе, добро пожаловать… — он ненадолго задумался, затем продолжил свои размышления вслух. — Хотя, с другой стороны, все это очень подозрительно. В Городе ты практически ни с кем не общался. Разве, что вчера с тремя шарлатанами. Но они, кроме того, что туда надо, — медведь ткнул когтем вверх, — ни фига не знают. А уж про то, что ты — Сантехник, знаем только мы трое, Яг… Гм… Яна с Кларой, да еще, скорей всего, чертяка этот мерзопакостный. Ах, да, запамятовал. Еще Илюха Муромец в курсе. Так он поди ныкается где-нибудь от ентого колохвиума. Так что странно все это, не к добру. Ох, не к добру. Что делать-то будем?

— Как что? Раз зовут, в гости пойдем, — легкомысленно ответил я, — мы ж чуть ли не подкоп собирались рыть, а тут учтиво приглашают, грех не воспользоваться.

— Эх, Вовка, одно дело, когда мы собирались заявиться незваными гостями, а другое, когда зазывают таким образом. Я бы даже сказал, заманивают. Чувствую, не к добру это, — вновь повторил свое пророчество Серый. — Откуда, вообще, Емеля узнал о твоем существовании?

Я пожал плечами, так как ответить было нечего.

— Не волнуйся, Серенький, на месте и разберемся.

— А может сховаемся куда, переждем? Глядишь, разузнаем, за каким таким хреном ты Емеле потребовался, а?

— Не. Не пойдет. Загрызет меня неопределенность. Тем более, если этот щукоед и взаправду такой могущественный, то долго не пропрячемся, сыщет. Тогда еще хуже будет.

— Насчет этого не боись. Во ему, — медведь отмерил половину лапы, — в лес, к Яне уйдем, она тебя на время в козявку какую-нибудь малую превратит. Все его чародеи вместе взятые, хрен найдут.

Перспектива перевоплотиться (хоть и временно) в насекомое развеяла последние сомнения.

— Я решил окончательно. Вы как хотите, а я иду.

— Ну и сто, сто доего у этих поесят? Вовка, посли в гостинису. Поузинаем, поспим, а утьем есим, сто делать.

— Спасибо, Славик, но я решил. Можете подождать меня тут, — я кивком указал на свинячий отель.

— Совсем стебанулся что ль? Ни в коем разе тебя не брошу. Соловушка, ты идешь?

— Конесно, иду, — обреченно согласился толстячок.

И мы напрямик, через опустевшую к вечеру площадь, направились к главному входу аляповатого сооружения, именуемого дворцом.* * *

На верхней ступени лестницы, ведущей к центральным воротам дворца, нас уже ждали. Вот, только, встречающие никак не ассоциировались с Емелей героем русской сказки. Два темнокожих амбала, обнаженные по пояс, с устрашающего вида ятаганами в руках. А между ними — источающий само радушие, мужик восточной национальности. О его расовой принадлежности говорили не только смуглая рожа и раскосые глаза, но и шелковый цветастый халат вкупе с белоснежной чалмой.

— Рады приветствовать дорогого гостя! Милости просим, дорогой господин Сантехник! Разрешите отрекомендоваться: Главный Визирь Высокочтимого Емели Али Баба.

— Откуда он тебя знает? — Шепотом спросил медведь. — Ох, как же все хреново!

— Фигня, прорвемся, — так же тихо ответил я.

— Я здесь небольшой, ничтожный слуга своего господина и, по этому покорнейше прошу меня простить, — не смотря на извиняющуюся речь, елейная ухмылка не сходила с лица главного визиря, — но я обязан беспрекословно и в точности выполнять распоряжения хозяина. А так как в приглашении упоминался только господин Сантехник и ни слова не было об его спутниках…

— Вот и хоесо! — Мигом согласился разбойник и тут же развернулся.

— При желании, силой той мизерной части власти, коей я тут обладаю, могу пристроить Ваших друзей где-нибудь в подсобных помещениях дворца…

— Ну, уж нет! — Презрительно процедил оскорбленный Серенький и тут же обратился ко мне, — Вовка, слушай…

Он осекся, поняв по моему взгляду, что все его уговоры бесполезны, осмотрелся кругом и, указав на неуместный выступ непонятного назначения недалеко от основания лестницы, пробурчал:

— Я буду там ждать.

Серенький понуро побрел вниз по ступеням навстречу ожидающему его там Соловушке, который, как только узнал, что ему не оказали чести быть включенным в список почетных гостей, тут же спустился на площадь.

А я, в компании Али Бабы и двух мавров (надеясь, что последние сопровождают меня только в качестве почетного караула, а не конвоя), направился во чрево архитектурного монстра.* * *

Мы миновали множество залов и коридоров, описывать которые не хватит ни сил, ни желания, ни вашего терпения. Скажу одно: внутреннее убранство вполне соответствовало внешнему виду дворца. Приходилось то подниматься по лестницам различной длины и крутизны, то вновь спускаться. Так что, в итоге, я понятия не имел: ни в какой стороне строения нахожусь, ни на каком этаже.

Наконец-то, мы достигли цели. Вопреки ожиданиям, хозяин встречал мою скромную персону, не восседая на грандиозном золотом троне, увенчанный гибридом шапки Мономаха, папской тиары и короны Людовика XIV. Отнюдь. В одном из залов навстречу нашей процессии, расставив руки в приветственном жесте, неспешно выдвигался негласный владелец Города.

Вот, только на того Емелю, катающегося на печке, на того лохматого веселого паренька, которого я помнил из детского мультика, этот был ни фига не похож. Конечно, природа здоровьем его не обделила. Все, как положено: косая сажень в плечах, рослый, мускулистый. Однако, мышцы без должных нагрузок одрябли, по причине незастегнутой рубахи виднелось солидное волосатое брюшко, лицо распухшее то ли от водки, то ли от какой другой высококалорийной пищи, а, скорей всего, от того и другого, вместе взятых.Вместо импозантной короны, его голову украшал лишь короткий «ежик». Короче, весь его облик напоминал, что-то среднее между разжиревшим телохранителем и бизнесменом-переростком. Одним словом, — «браток».

Сближающиеся стороны остановились в полутора метрах друг от друга. Дыхание Емели источало аромат застарелого перегара в смеси с запахом свежеопрокинутой порции горячительного.

Минутное молчание первым нарушил хозяин:

— Ну, здорово, Сантехник.

— Господин Сантехник рад приветствовать Высокочтимого и Наимудрейшего, — так Али Баба перевел кивок, которым я ответил на реплику щукоеда.

— Отхлынь, чурбан, — осадил Наимудрейший своего главного визиря, — все свободны… Вовка, давай дрябнем по маленькой и поговорим.

Он ухватил меня за локоть и провел на балкон, где уже все было готово к приему гостя.

Мы сели на дугообразные диванчики, обрамляющие овальный стол красного дерева, уставленный множеством всевозможных напитков вкупе с огромным ассортиментом закусок.

— Наливай, что хочешь, что нравится, — разрешил хозяин, — короче, не стесняйся. Я-то всю эту заморскую бурду не уважаю. Предпочитаю нашенскую водовку.

С этими словами Емеля набухал в золотой бокал около двухсот граммов «Смирновской». Я так же не стал оригинальничать, только моя доза была раза в два поменьше.

— За знакомство!

Мы звякнули бокалами. Выпили. Закусили.

Я все еще хранил молчание, решив, что раз уж я зачем-то потребовался Высокочтимому, то пусть он и начинает разговор.

Пару минут Емеля буравил меня поросячьими глазками, потом не выдержал:

— Говорят, ты — великий Сантехник.

— Самый обыкновенный. Еще недавно учеником был.

— А, чем, собственно, вы, сантехники, занимаетесь?

Мне не хотелось развеять ореол таинственности, возникший вокруг моей профессии. Да и что прикажете рассказывать? Про подтекающие краны, гнилые прокладки, да унитазы, полные дерьма? Поэтому, я обошелся общими фразами:

— Всем понемногу. Иногда профилактикой, но в основном, когда где-нибудь что-то не так, мы приходим и исправляем положение.

— Ясненько. Давай, еще накатим по одной.

После второй, а Емеля наполнял свой бокал до краев, он решил больше не тянуть и спросил напрямик:

— Так за каким я тебе понадобился?

Гадая все это время над причиной приглашения, такого оборота я не ожидал.

— Так ведь это ж ты меня к себе зазвал, — я весьма неуверенно попытался перевести стрелку разговора.

— Ой, вот только не надо ля-ля, — Наимудрейший скорчил недовольную мину, — я узнал, что ты направляешься ко мне. А Сантехники в наших краях не каждый день появляются. Я и устроил эту люминацию. Так что, не темни. Чо надо? Чо задумал?

— Помощи мне надо. Емеля.

— Тебе, Сантехнику, помощь?! — Удивился Высокочтимый, — Ладно, чем смогу, помогу. Говори.

— Я слышал, тебе служат самые сильные колдуны и волшебники…

— Ну, — то ли мне показалось, то ли на самом деле в глазах Емели на мгновение зажегся недобрый огонек.

— Хочу с ними встретиться, — продолжил я, — может они смогут мне помочь.

Несколько секунд хозяин, уже не пряча подозрительного взгляда, смотрел на меня, что-то соображая. Затем широко улыбнулся, обнажив крепкие желтые зубы.

— Слышь, Вовка, давай о делах разговоры завтра будем вести. Есть такая поговорка, правда дословно не помню, но смысл такой: вечер — пьяный дурак, а утро, хоть и похмельное, но умное.

— Утро вечера мудреней, — догадался я, что имел в виду Наимудрейший.

— Во-во, это я и сказал. Так что, давай сегодня расслабимся, гульнем, отдохнем, а завтра решим все твои проблемы.

Такой расклад меня вполне устраивал. Тут же вспомнилась модернизированная поговорка: «На фига сегодня делать то, что можно отложить на завтра?».

— Я не против.

— Вот и ладушки! — Обрадовался Емеля. Ща устроим лихой сабантуйчик. Девки нам попляшут. Потом какую хошь выбирай, не жалко.

— Только, друзей предупредить надо…

— Уже. О друзьях не волнуйся.

Он хлопнул в ладоши. Как из-под земли, мгновенно появился Али Баба.

— Слышь, визирь, нам нужно…

— Я в курсе, — сановник даже не пытался скрыть, что подслушивал.

— Ну, тогда действуй. И Маньку пригласи.

Отбивая поклоны и пятясь, Али Баба удалился.

— Хитрый — чурка, — охарактеризовал помощника хозяин и вновь наполнил свой бокал, жестом приглашая меня присоединиться. Что я и сделал.

Зазвучала ненавязчивая музыка, а-ля «Тысяча и одна ночь», и на балконе появились «девки». Штук десять. Восточный стриптиз, решил я, но тут же понял, что не прав. Стриптиз предполагает раздевание, а танцовщицам абсолютно нечего было снимать, разве, что воздушные вуали. Они плавно перемещались в такт музыке, создавая из своих тел причудливые фигуры, рассыпались по всей площади балкона, затем вновь собирались в своеобразный хоровод.

Уже нормально захмелевший, я на некоторое время ощутил себя падишахом.

Неожиданно, словно повинуясь загодя отрепетированному сценарию, восточные красавицы выстроились в две шеренги, образовав коридор между входом на балкон и нашим столиком, замерли, будто статуи, в различных позах.

И тут же появилась она. Девушка шла как по подиуму, плавно покачивая бедрами, высоко держа голову. Да и вся ее внешность вполне соответствовала данным самых престижных моделей. Ноги — от ушей, фигура — 90-60-90, черные кудри до плеч, обрамляющие прекрасное личико с правильными европейскими чертами. Большие, цвета темного янтаря глаза. Одежды на ней было гораздо больше, чем на танцовщицах, но не настолько, чтобы полностью скрыть интимные места. Они четко просматривались сквозь полупрозрачное одеяние, напоминающее индийское сари.

Пока красавица неспешно приближалась к нам, Емеля с самодовольной ухмылкой склонился к моему уху и громким шепотом похвалился:

— Моя наилучшая и наибольшая толика.

— В смысле?

— Ну, всегда говорят — моя вторая половина, — продолжал доверительно шептать Наимудрейший, — а у меня этих половин — до хрена. Значит это не половинки вовсе, а частички. Толики. Но эта — самая большая и любимая.

— Теперь понял.

— Присаживайся, прелестница. Нет, нет, рядом с гостем. Поухаживай за ним. Сегодня особый случай. Сам господин Сантехник к нам пожаловал. (Девушка, намеревающаяся присесть возле Емели, скромно опустилась на диван рядом со мной. Ожили танцовщицы, продолжая прерванный балет) Вовкой его кличут. А теперь и ты представься знатному посетителю.

— Маня.

— Э, нет. Ты давай и фамилию. Все, как положено, — хозяин ехидно прищурился.

Девушка смущенно потупилась, на щеках появился румянец.

— Маня… Жопина. — Еле слышно выдавила она и преданно посмотрела на Емелю.

Высокочтимый заржал, как сивый мерин.

— За знакомство давайте выпьем.

Наконец-то, Наимудрейший начал потихоньку превращаться в Наипьянейшего. Как-никак пять полных бокалов только на моих глазах. Выпив шестой, он тихонько ушел в прострацию. Не вырубился, не заснул, а просто потерял связь с окружающей действительностью.

Маня потянулась за бутылкой «Мартини», но я опередил ее и наполнил для дамы хрустальный фужер.

— Спасибо, — поблагодарила она, пригубила вино, затем, все еще смущаясь, прошептала:

— На самом деле меня зовут Мэри, Мэри Поппинс. Но Емелюшка сказал, она бросила на бесчувственного бойфренда взгляд, полный любви, — что это у себя, там, я могу быть Мэри. А раз уж я живу с простым русским мужиком, то и называться должна по-русски. Он переиначил мои имя и фамилию. Так я стала Маней…

В эту секунду опять появился «чертик из табакерки» в белой чалме, хотя, на сей раз, его ни кто не звал. Али Баба, с виртуозностью заправского официанта, доставил прямо к моему носу поднос, на котором стоял небольшой бокал тонкого хрусталя. Такого тонкого и чистого, что казалось, будто янтарная жидкость висит в воздухе. Хоть и дегустатор из меня никудышный, но я сразу различил терпкий запах дорогого коньяка.

— Господин Сантехник, не побрезгуйте, отведайте этот божественный нектар. Держим только для дорогих гостей.

— И я с вами выпью, — поддержала визиря Маня, — у меня есть тост. За самого прекрасного, доброго, сильного, обаятельного, гостеприимного, умного, моего ненаглядного Емелюшку!

Произнося заздравницу, Мэри просто пожирала обожающими глазами хозяина, все еще находящегося в нирване и, по видимому, не собирающегося покидать ее в ближайшее время.

Чтобы не обидеть девушку (да и что греха таить, хотелось дрябнуть хорошего коньячку) я принял у Али Бабы бокал.