Чтение 4–й страницы книги ~Вовка в Троеклятом~

— Ишь, ты. Ну, доброй вам прогулки.

Минут пятнадцать мы шли узкими окраинными улочками без приключений, пока не свернули на более широкую.

Правда, то что с нами произошло, приключением, в прямом смысле этого слова, назвать трудно. Просто неприятная встреча.

Почти на самом углу, за который мы так опрометчиво свернули, находился торговый лоток. Таких у нас — пруд пруди на любом рынке. Однако, за прилавком стояла не молоденькая девушка или ядреная тетенька, столь привычные моему взору, а препротивная лопоухая мартышка с ехидной мордой. Заметив ее, медведь двинулся полубоком, стараясь своим туловищем прикрыть меня.

— Здравствуй, Чи. Как дела? — Серенький был сама любезность. — Правда, хорошая погода?

— А, Серый, привет, — вяло ответила обезьяна и неожиданно расцвела хитрой, счастливой улыбкой, разглядев меня за могучим корпусом медведя. Кого ты там прячешь, косолапый? Мил человек (это уже мне) не проходи мимо, купи что-нибудь у бедного животного.

Скрываться больше не было никакого смысла, и я вышел из-за прикрывающего меня лохматого друга. Да, к тому же, хоть я и не собирался ничего покупать, было интересно узнать, чем торгуют сказочные обезьяны.

Я был разочарован: на прилавке лежало пять штук выщербленных кирпичей. И все.

— Дядь, пожалей несчастную обезьянку, купи кирпичик, — елейным голосом попросила мартышка.

— Не интересуюсь.

— Как знаешь… — казалось, она потеряла всяческий интерес к потенциальному покупателю и повернулась спиной.

Мои же спутники повели себя немного странно: Серенький скорчил кислую гримасу и молча прикрыл обеими лапами нос. А Соловушка, приоткрыв рот, посмотрел на Чи изумленными глазами и зачарованно протянул:

— Сейсяс пейдеть бу-удет!

С заднего края тента, прикрывающего лоток, свисало несколько веревок, разной длины и толщины, на которые вначале я не обратил внимания.

Обезьяна оглядела каждую из них, как бы прицениваясь. Ее выбор остановился на веревке средней величины. Она схватила за конец и резко дернула. В это же мгновение ее задница выдала такую руладу, что данный звук, в первом приближении, можно было бы назвать подобием музыки, если бы не жуткая вонь, мгновенно заполнившая всю улицу.

Мартышка повернулась и самым невинным голосом произнесла только одно слово:

— Нечаянно.

А вонь все нарастала и теперь мешала не только дышать, но и смотреть.

— Уходим, — сдавленным голосом выдавил из себя Серенький сквозь кашель и, не отрывая лап от носа, рванул по улице.

Я и Соловушка последовали его примеру. Мы бежали, подгоняемые гомерическим хохотом обезьяны и «аплодисментами» захлопывающихся ставен (видимо, приматовский запашок не очень понравился жителям улицы).

Мы отмахали, как минимум, метров пятьсот и убедились, что вонь до этого места не дошла.

— Что это было? — Меня проняло любопытство. — Из какой сказки это чудо?

— Не со сказки. Стишок такой есть: «Обезьяна Чи-Чи-Чи продавала кирпичи, за веревку дернула…», ну и так далее. Слышал, наверное. Объяснил Серенький. — Это раньше только сказочные герои тут жили. А сейчас… Даже этот, шестиногий бродит.

— Паук, что ли?

— Да ну, какой паук…

Но тут Соловушка перебил медведя, блеснув осведомленностью:

— Сестиногий восмисуй!

Я тут же вспомнил эту дебильную загадку, но задался вопросом: выговаривает или нет разбойник букву «ха».* * *

По мере продвижения в сторону центра Города, мы трижды отклонялись от намеченного пути, чтобы посетить чародеев. Но ничего нового по интересующему нас вопросу узнать не удалось. Все попытки двух волшебников и одной колдуньи помочь в моей беде завершились полным фиаско.

Зато на одной из улиц нам повстречался Крошка Енот (и что ему в лесу не живется?). Я понял, что американцы обдурили всех в очередной раз. Помните фильм про кролика Роджера? Там мультяшки выглядели точно так же, как на экране — рисованными кляксами. Ни чего подобного! Крошка был обыкновенным енотом из плоти, крови и шерсти. Правда шел он на задних лапах, курил, а когда я попытался его погладить — чуть не отгрыз мне палец и обложил трехэтажным матом.

Тем временем солнце коснулось горизонта. И мы справедливо решили, что пора устраиваться на ночлег.

Пару минут медведь и разбойник препирались, выбирая место ночной стоянки. Победили превосходящая масса и внятная речь.

Темнело очень быстро, мы передвигались ускоренным шагом.

Но, тем не менее, я умудрялся смотреть по сторонам в поисках достопримечательностей. Одна из поперечных улиц меня заинтриговала. Над входом в каждое жилище, будь тоскромный домик или роскошные хоромы, висел красный фонарь. Сам факт наличия такой улицы меня не удивил. Но ближайший терем привлек мое внимание. Я даже остановился.

Представьте, каково было наблюдать освещенную красным фонарем вывеску над входом: «Марья — Искусница». Интересные приходят в голову мысли…

Вернулись Серенький и Соловушка, успевшие пройти метров двадцать, пока не заметили моего отсутствия.

— А рядом две Василисы — Прекрасная и Премудрая, — сообщил медведь, так что можешь провести ночку в одном из этих домов. Так сказать, совместить приятное с полезным.

Естественно, искушение было велико. И я, чуть было, не поддался ему. Еще бы, провести ночь с одной из сказочных героинь, из-за которых царевичи ходили за тридевять земель, сражались с Кощеем и Змеем Горынычем. И что из того, что теперь они шлюхи? Подумаешь!

Но тут я вспомнил, как в одной из сказок, Баба-Яга, катнув яблочко по тарелочке, могла наблюдать за кем угодно. А вспомнив про Яну, думать о других расхотелось и на предложение Серенького я отрицательно покачал головой.

Напротив терема Искусницы располагался небольшой приземистый домик. Из него доносились стоны, всхлипы, вскрики и неизменное немецкое: «Я…, я…, я…»

— Там кого-то гьябят, — встрепенулся Соловушка, в нем проснулся разбойничий инстинкт, — я сейсяс.

Грабитель побежал, выхватывая на ходу свой кинжал. Медведь пытался окриком остановить его. Бесполезно. Разбойник скрылся в домике. Отсутствовал он не более минуты.Медленно подошел к нам. Даже в полумраке сумерек, было заметно, что смуглая кожа лица приобрела красноватый оттенок.

— Несем там яззивиться. У них дазе одезды нету. Все голые и боются. Вот.

— Не борьбой они там занимаются, хотя, можно это назвать и так. Ладно, пошли. А то уже совсем темно, — скомандовал Серенький, и мы отправились дальше.

Действительно, следовало поторопиться. Контингент прохожих с наступлением темноты, резко изменился. Вместо дневных улыбающихся здоровяков в расшитых косоворотках, краснощеких баб с коромыслами, да всевозможных добрых мультяшных гномов и зверушек, на улицах появились укутанные в черные плащи зловещие фигуры. Из темных углов доносился сдавленный шепот, не предвещающий ничего хорошего.

Думаю, от нападения нас спасли поспешность, с которой мы передвигались, да внушительные габариты Серенького.

— Все! Хватит испытывать судьбу. Вот более-менее приличная таверна. Здесь и заночуем, — медведь толкнул невысокую дубовую дверь двухэтажного домика и, нагнувшись, вошел внутрь. Мы с разбойником последовали за ним.

Общая столовая была переполнена. Но это можно было понять по шумному гулу голосов, звону посуды, отборному мату, хмельному смеху и повизгиванию непотребных девок. Увидеть же невозможно было почти ничего из-за густого табачного дыма. Если про прокуренные помещения говорят, что можно вешать топор, то в таверне кроме традиционного колуна могли бы зависнуть его более массивные коллеги. Например, пилорама или гильотина.

Я успел одной рукой ухватиться за шерсть на спине медведя, а другой подцепить за шиворот Соловушку, дабы не потеряться в табачном мареве.

Серенький знал не только планировку таверны, но и свое дело. Он, без труда, привел нашу кавалькаду прямо к стойке хозяина. Нам повезло: нашлась свободная комната. И после того, как Соловушка, недовольно посопев, заплатил за номер, мы получили ключ и поднялись на второй этаж.

Вопреки моим ожиданиям после увиденного внизу, комната выглядела вполне прилично. Конечно, до люкса ей было далеко. Длинные широкие полати во всю стену, устланные набитыми сеном тюфяками, грубый дубовый стол, окруженный такими же скамьями и жбан воды со стоящим под ним тазиком — вот весь интерьер нашего временного пристанища.

Однако, поражала чистота. Доски пола выдраены до белизны. На столе — ни пятнышка. Постель чистая. Единственное чего я опасался — так это клопов (или еще каких сказочных кровососов).

Насчет этого у меня устоявшееся предубеждение. Однажды довелось потчевать своей кровушкой этих тварей в куда более фешенебельной гостинице. С тех пор я уверен: если есть номера, значит есть в этих номерах и клопы.

Правда, удостовериться в истинности своего мнения мне не пришлось. Благо, тормозки, собранные Яной нам в дорогу, содержали не только всяческую снедь, но и ее фирменную наливку. И после продолжительного и веселого ужина мы трупиками попадали на полати и проспали до утра.

Медведю, чтобы достигнуть требуемой кондиции, пришлось достать из своей котомки три бутылки паленой водки и стегануть их прямо из горла перед отходом ко сну.* * *

Проснулись мы то ли поздним утром, толи ранним днем. Я быстренько умылся над тазиком в гордом одиночестве. Медведь, как и положено зверюге, утреннюю гигиену произвел при помощи языка. Соловушка же считал все эти умывания-обмывания пустой тратой времени. А так как поблизости не было никого, кто мог бы пригрозить обернуть разбойника в паука в случае, если он останется неумытым, то на мое предложение полить ему, грабитель скорчил высокомерную мину и сказал:

— Тойко всея в бане мыйся!

Как только мы вышли из номера, до нас донеслись приглушенные удары, доносившиеся из столовой. Звук был таким, что создавалось впечатление, будто кто-то периодически лупит киянкой по доске.

С площадки перед лестницей представилась возможность оглядеть столовую. Даже не верилось, что вечером там был такой бедлам.

Выскобленные полы, столы, скамейки не сохранили ни малейшего следа вчерашнего кутежа. Помещение было тщательно проветрено. Видно, поварятам пришлось все раннее утро при помощи полотенец работать вентиляторами.

Посетителей практически не наблюдалось. Занят был лишь один столик компанией из пяти собутыльников. Оттуда-то и раздавались странные звуки.

Приглядевшись, я понял, что является их источником. Это была драка. Нет. Правильнее, избиение, так как драка предполагает обоюдное, активное участие. В профиль к нам сидели два очень длинноносых паренька, весьма похожих друг на друга. Тот, что слева, держал одной рукой своего визави за грудки, а другой периодически бил его по роже. Избиваемый в ответ только жалобно ныл:

— Бур, ты же сам пригласил, обещал, что с утра будешь трезвым, что помиримся.

— Я и так трезвый. С бодуна чуть-чуть, — ответил заплетающимся языком агрессор и вновь меланхолично ткнул кулаком. — Все из-за тебя, сучонок! Нахрена так много брехал? А я теперь должен с этой фиговиной красоваться?

Он указал на свой нос и опять ударил.

У меня возникли кое-какие догадки и, чтобы удостовериться, я вопросительно взглянул на медведя. Он подтвердил мое предположение:

— Это Буратино и Пиноккио. Бур, как нажрется, так колошматит своего прототипа за длинный нос. Достали, Бержераки хреновы… Сираны. Вот. Дерьмовая компания. Среди них только Артемон — нормальный человек, хоть и кобель. Что-то его не видно…

Еще в номере мы решили, что раз уж находимся в таверне, то позавтракаем внизу, чтобы не тратить остатки собственных припасов.

Мы спустились, и пока хозяин накрывал на стол, я решил получше рассмотреть полудеревянную компанию. Так же, как с мультяшками, по внешнему виду нельзя было определить, что это куклы. Выдавал только рост. Ну что это за молодые люди (лица были отнюдь не детские, выглядели, минимум, лет на двадцать пять) в полтора метра? Более-менее естественно смотрелась Мальвина (кто же еще может быть с голубыми волосами?). Просто невысокая девушка. И, судя по наряду, — легкого поведения. Она сидела к нам спиной, и сквозь полупрозрачное, короткое платье просматривалась ни чем не прикрытая округлая попка.

Четвертым членом команды являлся Арлекин. Он единственный из всех сохранил при себе часть традиционного костюма. Шутовской колпак. Он не очень то состыковывался скожаной рокерской жилеткой, одетой на голое тело. Его это мало волновало. Точнее, не волновало совсем. Арлекин курил. И судя по остекленевшему взгляду и дебильной улыбке, курил он вовсе не табак.

Последним был, скорей всего, Пьеро. А кто же еще? Такой же зашуганный, полкило макияжа на лице и все те же томные, влюбленные взгляды. Смущало одно: кидал он их не на Мальвину…, а на меня. Хотя, чему удивляться? Если Василиса стала путаной, то почему бы Пьеро не сменить ориентацию?

Я показал влюбленному поэту средний палец, на что тот обиженно надул губки, но попыток охмурения не оставил.

— Это хорошо, что тебя еще эта шмара не видела, шепнул Серенький, баба — оторви и брось. Не то, что этот пентюх… А ему бы пошел цвет ее волос.

Я согласно кивнул.

Меж тем, экзекуция продолжалась.

— И что мне теперь прикажешь делать? — Вопрошал все более заплетающимся языком Буратино. Между ударами он прихлебывал что-то из большой глиняной кружки, надо полагать, для поправки подорванного похмельем здоровья. — К Урфину Джусу в солдаты? (киянка по доске) Али в мангал к Карабасу?

— Ну зачем такие крайности, Бур? — Мямлил Пиноккио. — Можно же к колдуну какому пойти. Я денег дам…

— Давай!

Пиноккио с надеждой в глазах расторопно извлек кошель, который тут же исчез в кармане буратиновой «косухи». Правда, надолго он там не задержался: ловкие пальчики Мальвины незаметно извлекли его.

— Так, колдун, говоришь? — Продолжал Буратино.

— Да, да!

— И что?

— Он заклинание прочитает и нос укоротится!

— Так, укоротится, значит? (глоток из кружки) И какая сука в этом Городе меня узнает с обыкновенным носом? А холсты чем протыкать? (киянка по доске) Ни хрена не соображаешь своей деревянной башкой!

Тем временем Мальвина, добившись желаемого, полностью потеряла интерес к беседе приятеля со своим итальянским кузеном. Она скучающим взором обвела своих спутников и, заметив, что ее голубой друг бросает полные исступления взгляды за ее спину, резко обернулась.

Я, конечно, не гожусь на роль плейбоя. Самая обыкновенная внешность. Но и явных дефектов, в виде оттопыренных ушей, поросячьих глазок, гуинпленовой улыбки и так далее у меня не наблюдается. Та же картина с телосложением. Никому не придет в голову назвать меня хиляком или дистрофиком. Но и к соревнованиям по бодибилдингу близко не подпустят. Короче, я среднестатистический.

Поэтому меня немного удивило, что Мальвина, увидев вашего покорного слугу, расцвела счастливой и одновременно плотоядной улыбкой. Наверное, в сравнении с находящимся рядом Соловушкой, я и взаправду выгляжу привлекательно. А может быть все дело в распущенности голубоволосой красотки.

Она медленно перекинула через скамейку сначала одну ногу, затем другую, оставив их широко расставленными. Я уже упоминал, что она была облачена в очень короткое полупрозрачное платье. Так что Мальвина предоставила нашему обзору все свои «прелести». Она смотрела мне прямо в глаза, зазывно подмигивая.

Не знаю какой оборот приняли бы последующие события, но тут в таверну вошел черный пудель. Передвигался он, как и положено сказочным зверушкам, исключительно на задних лапах. Завидев Серенького, он подошел поздороваться.

— Привет, Артемон, — ответил ему в полголоса медведь, — выручай. Тут двое твоих хороших знакомых шибко слабенькими оказались. Один на зад, другая на перед. Друга моего достают. А у нас дела неотложные. Да и макаронника жалко.

— Магарыч.

— Базара нет.

— Сейчас уведу.

Артемон направился к Буратино.

— Карлыч, только что Карабаса видел.

Бур тупо уставился на пуделя.

— Так, вот, тяпнул я его по старой дружбе за ягодицу.

— З-за чо? Ягы…яго…не понял, — Буратино окосел окончательно.

— За жопу, — пояснил Артемон.

— Т-так бы и г-говорил. А то наб-брался словесов… Ну и ч-что?

— Погоня за мной. С минуты на минуту здесь будут.

Деревянный некоторое время бессмысленно моргал, пытаясь осознать услышанное. Наконец до одурманенных мозгов (если таковые имелись) дошло, и он словил измену.

— Обложили, волки позорные! — Буратино с трудом разжал пальцы левой руки, отпуская Пиноккио, вскочил, не удержал равновесия и с грохотом, будто кто-то уронил охапку дров, рухнул через скамью. Но тут же вскочил и по замысловатой кривой заспешил в сторону выхода, вереща на ходу:

— Н-не хочу в мангал! За м-мной, кретины! Сматываемся!

Арлекин, все с тем же выражением лица, и Пьеро одновременно поднялись с мест, догнали своего предводителя и, подхватив его под руки, скрылись за входной дверью.

Артемон стоял возле раскоряченной хозяйки в ожидании. Мальвина, наконец, соизволила обратить на него внимание.

— Брешешь ты все, Артемон. Ни куда я не пойду. У меня здесь очень важное дело, — она томно подмигнула мне.

— Хочешь оказаться на месте Пиноккио? Я мигом устрою, — пригрозил пудель.

— Фи! Бур меня пальцем не тронет.

— А я шепну ему, что ты у него деньги тыришь. Тогда посмотрим, как он тебя отделает. А вдруг, ненароком носом глаз выколет? Во будет хохмочка!

Такая перспектива явно не устраивала Мальвину, и ей пришлось капитулировать.

— Сука, — злобно прошипела голубоволосая развратница.

— Не а, я — кобель, спокойно парировал Артемон.

Девица медленно поднялась и, плавно качая бедрами, покинула таверну. Я даже проводил ее взглядом. И дело не в том, что зрелище было суперэротично. Просто в ее ничего не скрывающем одеянии даже пуговицу спрятать негде. И я не мог понять, куда же делся выуженный у Буратино кошель. Хотя кое-какие соображения на этот счет имелись…

Артемон подошел к нам.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Серенький.

— Не булькает твое спасибо.

— Я ж обещал, — медведь выудил из своей бездонной котомки два пузыря водки и протянул их пуделю.

— Ну, бывайте, — попрощался Артемон и отправился догонять своих приятелей.

Последним покидал таверну вынужденный сотрапезник веселой компании. Машинально разглаживая измятые лацканы пиджака, Пиноккио медленно направился к выходу. На его разбитых губах играла джокондовская улыбка. Я не понял, или он радовался внезапному избавлению от жестокого кузена, или парнишка, будучи мазохистом, получил полное удовлетворение.

А мы, лишившись шумных соседей, спокойно продолжили свой почти безалкогольный то ли поздний завтрак, то ли ранний обед.* * *

Когда мы вышли из таверны, солнце уже стояло в зените. Ярко голубое небо не омрачало ни единое облачко. Только изредка чистый небосвод прочерчивал то ковер-самолет,то перепончатокрылый ящер.

— Что дальше? — Спросил я у Серенького.

Он неопределенно пожал плечами.

— Скорей всего придется обратиться к Емеле. Не хотелось бы, да делать нечего.

Услышав слова медведя, Соловушка как-то весь сжался и тяжко вздохнул.

— Это какой-такой Емеля? Тот, что на печке катается? Щука еще у него, да?

— Эх, Вовка, это он раньше на печке рассекал. Теперь только на золотых каретах.

— Что из того? Здесь много золотых карет. Он что, в цари подался? Так ты сам говорил, что здесь царей немеряно.

— Официального названия не имеет. Кличут по разному, Наимудрейшим, Высокочтимым. Но фактически Городом правит он.

— При помощи щуки, чтоли?

— Какая щука! Да и что она из себя представляла? Что умела? Обыкновенный телекинез. Не спорю — сильный. Он ее давно уже схавал в фаршированном виде. Его даже за глаза все щукоедом называют. Щука была, так сказать, начальным капиталом. Теперь Емеле служат почти все самые сильные колдуны и волшебники, подчиняется городское войско.

— Как он этого добился?

— Длинная история. А по простому — сволочь он, хапуга и прохиндей.

— И как с этим мирятся все эти цари, короли и прочие герои?

— А чо им выпендриваться? Формально считается, что именно они управляют Городом. Собрались все вместе, кто хотел, обозвали себя Думой и заседают каждый день. Только толку никакого. Каждый под себя тянет. Раньше еще что-то могло бы получиться. Когда Иваны организовали свою партию. Их тут, как гуталина. Могли бы взять власть в свои руки. Но эти мудаки поделились на две фракции — царевичей и дураков. И давай решать междусобойчик, кто из них лепше. Тем временем Емеля окреп, подгреб все и вся под себя. А сейчас почти вся Дума у него на содержании. Они все так же лаются друг с другом, хари чистят и думают, что от них что-то зависит.

— А чудо-богатыри, рыцари и прочие вояки?

— Как и положено, сражаются. В Городе бывают редко. Наедут, нажрутся, разнесут пару кварталов и опять на войну.

— Да, невеселая у вас тут жизнь…

— Почему? Все отлично. Живем не тужим. Сам же видел. Вот, если дорожку перейдешь Емелюшке, тогда хреново. Кранты.

— Если он такое чмо, то как мы к нему подъедем?

— Пока не знаю, придумаем что-нибудь. Но самые сильные чародеи у него. Если они не помогут, не знаю что делать.

Чтобы срезать угол мы свернули на узкую безлюдную улочку. Не успели пройти и пятидесяти метров, как вдруг…

— Молодой человек, я безумно извиняюсь, но пг'ошлый г'аз мы не завег'шили нашу беседу.

Если в первую встречу по причине темноты и влияния алкоголя я не очень-то разглядел внешний облик, то голос узнал сразу. Это был тот самый мужик, последний, кого я видел в своем мире.

Он стоял облокотившись о глухую стену невзрачного здания. Теперь при дневном освещении я мог его хорошенько рассмотреть. Выглядел незнакомец в полном соответствии со своим голосом — столь же омерзительно. Тщедушный мужичонка неопределенного возраста, ростом чуть больше полутора метров. А рожа — бррр… Его портреты следовало бы клеить на банки с вареньем, детишек отпугивать, чтоб не воровали… Маленькие постоянно бегающие глазки, низкий морщинистый лоб, большой тонкогубый рот, острый подбородок. Нос требует отдельного описания. Ничего подобного я раньше не видел. Огромный, горбатый, как положено при такой манере говорить, на конце он неожиданно курносился, завершаясь почти поросячьим пятачком.

— Мое пг'едложение остается в силе. Насколько я г'азбиг'аюсь в ситуации, Вам хочется вег'нуться назад. Я имею Вам сказать, что это в моих силах, но естественно, на техже условиях, о котог'ых я говог'ил в пг'ошлый г'аз.

— Это он? — Тихо спросил Серенький.

— Да.

— Что за условия?