Чтение 25–й страницы книги ~Одиночный выстрел~

– Так точно, сэр! – обрадованно ответил Чумаченко.

– Вот и прекрасно. Выбирайтесь из леса, за две сотни метров до границы лагеря остановитесь, покиньте машины и дальше пешком. Вот и весь план. Обещаю сразу же отправить вас в теплую клетку к вашим товарищам и выдать пропущенный завтрак.

– Спасибо, сэр! Мы идем!

Несмотря на вполне однозначный настрой Чумаченко, Бекету пришлось понервничать еще минут сорок, пока наблюдатели не доложили, что колонна вышла из леса. К этому времени все гранатометчики были уже на позициях, готовые отразить внезапную атаку, однако группа Чумаченко планов не изменила. На обговоренной дистанции они остановили технику, бросили оружие на дороге и двинулись к лагерю с поднятыми руками.

Как и было обещано, они тут же оказались в клетке с остальными пленниками и вскоре получили свой завтрак, а Бекет, несмотря на большое количество помощников, был вынужден лично перегонять сданную технику, всякий раз возвращаясь к месту сдачи на лошади в сопровождении гвардейца.

Вскоре после сдачи в плен последних пиратов в лагерь прибыли прелаты Гудроф и Илкнер.

Теперь они не выглядели такими подозрительными, как накануне, из чего можно было сделать вывод, что о разделе трофеев прелаты договорились.

Они сошли с лошадей и впервые совершили экскурсию, сначала по одному, потом по другому кораблю. Оба были сильно поражены увиденным, в то время как рядовые гвардейцы, уже пообвыкшиеся в лагере, воспринимали окружающую обстановку куда спокойнее.

Бекета прелаты расспросами не донимали и, как ему показалось, лишь ждали, когда он уберется восвояси и перестанет им мешать. Впрочем, майора это вполне устраивало.

После обеда, как и обещал инженер, механикам удалось запустить двигатели, и они работали довольно ровно. К вечеру инженер надеялся закончить ремонт системы управления, а утром следующего дня – опробовать машину в воздухе.

Уже начинало смеркаться, когда на смену уехавшим прелатам в сопровождении охраны прибыла интресса Амалия.

– Соскучилась по своей тюрьме, что ли? – вслух произнес Бекет и, оставив работавших механиков, пошел навстречу новым гостям.

– Добрый вечер, ваша светлость! – поприветствовал он интрессу.

– Здравствуй, мэйджор, – ответила она, кутаясь в горностаевую накидку.

– Никак не ожидал увидеть вас здесь, ведь это место вашей неволи.

Полдюжины телохранителей встали стеной позади Амалии и угрюмо уставились на Бекета, но она сделала ладошкой нетерпеливый жест, и они отодвинулись.

– Ой! – воскликнула Амалия, будто бы поскользнувшись, и Бекет успел подхватить ее за талию. – Благодарю, мэйджор… Здесь так скользко…

Она решительно убрала его руку, но тут же оперлась на его локоть.

– Ваш батюшка уже уехал, ваша светлость.

– Я знаю. Я видела его с прелатом Илкнером. Давайте пройдемся по лагерю, мэйджор, мне интересно, что здесь и как…

– Конечно, ваша светлость, – учтиво ответил Бекет, и они двинулись к посадочным квадратам, где при искусственном освещении вовсю кипела работа и возле «маскота» росла гора побитых осколками деталей корпуса.

– У вас здесь так весело, а в замке – скукотища. Батюшка затеял ремонт, и это теперь надолго. Известь, пыль – бр! Не переношу все это.

– Вот уж не думал, что вашей светлости захочется вернуться на место заточения.

– А я на разбойников не в обиде. Вот разве что в железную коробку меня заталкивали весьма грубо, а здесь обращались вполне приветливо. Мне не в чем их упрекнуть.

Амалия остановилась и посмотрела на Бекета в упор.

– И потом, я же должна была совершить этот визит, чтобы поблагодарить того, кто первым зашел в мое узилище и спас меня.

Амалия стянула перчатку и теплой ладошкой провела по щеке Бекета.

– Ты так хорошо выбрит…

– Это… Это хорошие лезвия… ваша светлость, – ответил Бекет, чувствуя, как сильно колотится его сердце.

– Наверное, я тебе здесь мешаю, но я скоро уеду, мэйджор…

Бекету показалось, что он растворяется в глазах интрессы. Разгоряченное воображение нарисовало уютную обстановку каюты, широкую кровать, душевую с горячей водой и яркую белизну женского тела…

– Амалия… – хрипло произнес Бекет.

– Нужно говорить «ваша светлость», – холодно заметила она и, отпустив локоть Бекета, самостоятельно направилась к костру. Она была довольна тем, какое впечатление произвела на мэйджора, все шло по ее плану.

При виде интрессы сидевшие у костра солдаты быстро поднялись, но она не стала им мешать и вернулась к ожидавшим ее телохранителям.

– Я навещу вас завтра, мэйджор, мне будет интересно посмотреть, как вы тут все почините! – сказала интресса, кивая на силуэты «маскотов».

– Конечно, ваша светлость, приезжайте, – ответил Бекет, учтиво кланяясь.

Амалия легко запрыгнула в седло, чем слегка удивила Бекета, охранники тотчас последовали ее примеру, и вскоре вся кавалькада понеслась прочь, растворяясь в темноте на заснеженной дороге.

«При ней всего двенадцать солдат, – забеспокоился Бекет, – не маловато ли для этих краев и этого времени суток? И сколько ей лет? Наверное, нет и восемнадцати. Она знает, что красива, производит впечатление на мужчин, и пользуется этим…»

Улыбаясь, Бекет направился к костру, вид языков пламени успокаивал его.

Гвардейцы поначалу были смущены его присутствием, но, поскольку Бекет вел себя тихо, осмелели и стали дальше обсуждать свои солдатские проблемы.

Мимо прошла команда механиков, на сегодня они свою работу выполнили. Перекликаясь с часовыми, погонщики завели в лагерь четверо саней, привезших довольствие полутора сотням солдат смешанного гарнизона.

Бекет предлагал Гудрофу использовать запасы сухих пайков, имевшихся в хранилищах «Пифии», но после осмотра «пищи разбойников» Гудроф признал ее несъедобной, решив снабжать гвардейцев, как и прежде.

Бекет с ним не спорил. Он и сам недолюбливал стандартные пайки и пользовался ими только в крайнем случае.

Прелат Гудроф дважды обошел разрушенное подворье, где вовсю кипели восстановительные работы. Солдаты, крестьяне, вызванные из города мастеровые – все трудились здесь второй день, заново отстраивая дворовые постройки.

Прелат решил сначала закончить с подворьем, а уже потом браться за стены замка, ведь, в отличие от слуг и солдат, у его семьи хватало комнат, где можно было жить, не боясь замерзнуть.

Многие из залов, стоявшие без применения долгие годы, теперь снова открывались и проветривались. Со старинной мебели и картин снимались чехлы, вешались шторы и гобелены. От треска молодого огня пробуждались к жизни почищенные камины, и в эти минуты Гудроф ненадолго возвращался во времена своего детства.

– Базелс, где интресса Амалия? Почему я не вижу ее? – спросил прелат, спускаясь на первый этаж. Новый распорядитель был нанят им совсем недавно, но, проведя в замке всего пару дней, успешно справлялся со своей работой.

– Интресса поехала прогуляться по снежным дорогам – так она сказала. Но вашей светлости не стоит беспокоиться, с ней поехали двенадцать ее охранников.

– Ах, непоседа! – воскликнул прелат, всплеснув руками. – Еще вчера она сидела в узилище, а уже сегодня скачет как ни в чем не бывало!

Из холла вышла леди Бровн, за ней малыш Марк-Реджинальд и наследник Гудрофа – двенадцатилетний Эрнст.

– Я уверена, что она не задержится, ведь скоро начнет темнеть, – сказала леди Бровн.

– Да, дорогая, а мы подождем ее у камина. Заодно послушаем поэму Дарнеля в исполнении Эрнста. Кажется, он зубрил ее с учителем на прошлой неделе.

– Но, батюшка, какая может быть поэма, если идет война?! – Эрнст скривил лицо и стал еще больше похож на свою мать.

– Ты не выучил урока?

– Легвос, мы ведь прятались в подвале. И учитель Лугар в том числе, о каких уроках ты говоришь? – вступилась за сына леди Бровн.

– Наследник прелата, будущий прелат и верный слуга императора не может прикрываться какими-то пустячными отговорками, – строго произнес Гудроф. – Но если ты не выучил поэму на память, возможно, не сочтешь за труд почитать нам ее с листа?

– Да, батюшка, простите, – выдавил из себя Эрнст. В свои двенадцать лет он обожал лошадей, много ездил верхом и мог управлять сворой охотничьих псов. Однако грамота ему давалась тяжело.

– Батюшка, я могу прочитать вам сказку Рюнеля на штрийском языке, – предложил умница Марк-Реджинальд. Ему недавно исполнилось семь, но учителя были им очень довольны.

«Вот бы кому стать прелатом», – часто думал Гудроф, узнавая в Марке-Реджинальде себя в детстве. А вот у Эрнста на лбу было написано «полковник-кавалерист».

После недолгих препирательств семейство прелата не в полном составе переместилось в холл – ближе к камину. Эрнст, запинаясь, принялся читать сочинение Дарнеля, скучавший Марк-Реджинальд зевал, а леди Бровн кивала и кивала, теребя крючком рукоделие.

Уже стемнело, когда Гудроф прервал мучения Эрнста и позволил младшему сыну порадовать родителей знанием штрийского языка. Посреди сказки в припорошенной снегом накидке в холле появилась Амалия.

– Ой, сестрица! – воскликнул Марк-Реджинальд и побежал ей навстречу.

– Ну почему ты заставляешь нас беспокоиться, дитя мое? – спросила леди Бровн, не отрываясь от рукоделия.

– А она, наверно, влюбилась и носилась по снегам в поисках своего жеребца! – воскликнул вдруг Эрнст и заржал, как самый настоящий кавалерийский полковник.

«Природу не обманешь», – подумал прелат и отправил спать всех, кроме Амалии.

– Где ты была? – спросил он, когда Амалия сбросила накидку на руки слуги.

– Я просто скакала, пока не наткнулась на лагерь… – сообщила интресса и, подойдя к камину, протянула к огню озябшие руки.

Она знала, что отец на нее долго сердиться не может, и избегала объяснений, ожидая, пока прелат смягчится.

Смягчился он быстро. Амалия была его любимицей, хотя и унаследовала нелегкий нрав прадеда по отцовской линии, генерала Вальмера. Тот спорил даже с самим императором, за что дважды отправлялся в ссылку, но затем его возвращали. В те времена приморские кочевники были очень сильны, и без хороших полководцев императору было не обойтись. А Вальмер был хорошим полководцем.

– Кругом неспокойно, а с тобой всего горстка солдат. Бери хотя бы больше охраны, раз тебе хочется совершать необъяснимые поступки… – сказал Гудроф, садясь в кресло.

– Мои поступки объяснимы, батюшка. Я хотела увидеть все другими глазами, и оказалось, что там много интересного.

– Что же там интересного? Это поле боя, дитя мое, там люди убивали друг друга без жалости и даже… сжигали в этих железных коробках. Что может быть ужаснее?

– Но ты же не боялся бывать там? Ты и прелат Илкнер. – Амалия улыбнулась. – Он забавный старик. Уверен, что я мечтаю о браке с его сыном Сборстьеном. Вчера в столовой рассказывал мне о древности их рода.

– В этом нет ничего удивительного. Скажу тебе честно, если бы вы со Сборстьеном поженились…

– Ну, батюшка, оставьте эти разговоры!

Амалия отошла от камина и села в кресло возле столика, куда кухонные слуги обычно подавали разогретые соусы и мясо, ведь к тому времени, когда они с отцом принимались за поздние трапезы, главный повар уже спал – ему предстоял ранний подъем, поэтому приходилось довольствоваться тем, что оставалось от ужина.

– Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве. К тому же этот ваш Сборстьен ранен и проведет под присмотром лекарей не меньше года. Между тем прелат Илкнер уверял меня, что их род происходит от первых руммидов – Эйваза Кронфида и Лорнака Золотое Перо.

Прелат Гудроф засмеялся.

– Тут наш сосед немного преувеличил. Думаю, еще двести лет назад его предки таскали из моря сети, но так начинали многие известные роды.

– А Гудрофы?

– Гудрофы? – Прелат пожал плечами. – Скорее всего, наш род пошел от проявившего героизм сержанта или керована, как назывался этот чин в армии две сотни лет назад. Его поступок заметили, повысили в должности, и к своей отставке он уже занимал младший офицерский чин. Разумеется, все его дети пошли по военной стезе, и, наверное, один из них добрался до чина мэйджора.

Прелат замолчал, вспомнив о Бекете. О нем думала и Амалия.

– Раньше ты говорил, что «Черного праздника» не было, – сказал она, чтобы сменить тему.

– Я надеялся, что это пройдет мимо тебя. К чему пугать детей подобными ужасами? Но жизнь распорядилась иначе, ты сама стала участницей такого «праздника». Спасибо мэйджору, что… – Прелат осекся. – Одним словом, хорошо, что он оказался тем, за кого я его принял.

– Кто он на самом деле, батюшка?

Прелат не сразу ответил и, обернувшись к дверям, крикнул:

– Эй, кто там?

– Слушаю, ваша светлость! – произнес шагнувший из темноты пожилой лакей и поклонился. За ним вышел слуга помоложе.

– Давай, братец, неси сюда все, что осталось. Мы проголодались и съедим даже целого кабана. Я прав? – спросил прелат у Амалии, и они засмеялись.

– Знаете, батюшка, если когда-нибудь мне придется покинуть эти места, больше всего я буду скучать именно по вам, – призналась Амалия, глядя на огонь.

– О чем ты, дитя мое? Мы всегда будем вместе! По крайней мере недалеко – в паре суток верхом.

– Да, в паре суток верхом, – со вздохом согласилась Амалия.

Послышался шорох шагов. В холле появились слуги и служанки, принесшие домашние сапоги для прелата и интрессы. А когда те переобулись, к столу стали выносить разогретые остатки гуся, свиные ребрышки, жареную рыбу в сметанной подливке, а еще маринованные грибы, моченые яблоки и сливы.

Не успели господа распробовать принесенное, как подоспела молочная кукурузная каша с ванилью и зажаренными сливками.

На чашу с фруктами места не хватило, и слуги внесли еще один стол.

После позднего ужина, когда прелат наконец остался один, в холл к нему вышел распорядитель Базелс, не ложившийся раньше хозяина, поскольку его светлость занимался делами допоздна.

– Ну, что там?

– Привезли четыре сотни песчаного камня. Я все проверил, камень без трещин. Расплатился серебром, как и велели.

– Сложили под навесом?

– Под дальним, ваша светлость, там, где конюшня. А в ближнем у нас бревна и двухдюймовая доска, оттуда их удобнее к пристройкам носить…

– Правильно сделал. Говори дальше.

– Прачечную почти закончили. Осталось водоток починить, но олова у нас маловато, а в городе оно теперь дорого, да и далеко возить. Я приказал снять с казарменной крыши, все равно оно там мятое, а крышу мы смоленой дранкой покроем на рыбьем клею.

– А в дождь устоит? В мороз не потрескается?

– Устоит, ваша светлость. В моем родном Устердарме половина крыш таким образом держится, местами лет по тридцать, а то и более, безо всякого ремонта.

– Ну что же, делай, раз знаешь, препятствовать не буду. Что с псарней?

– С псарней хорошо, ваша светлость…

– Да ты присядь на диван, небось замучился бегать? – сказал прелат, довольный тем, как быстро новичок озаботился всеми делами замка.

– Благодарствую, ваша светлость, – ответил Базелс, присаживаясь на краешек дивана. – На псарне хорошо, собачки успешно пережили невзгоду и не болеют. В конюшне гнедая захромала…

– Это которая из Картрейда привезенная?

– Нет, ваша светлость, картрейдская кобылка в полном здравии, и по ней жеребец тоскует, из Гнядина.

– Гнядинского не допускать ни в коем случае! – заволновался прелат. – Он нам породу испортит. Гнядинских с картрейдскими мешать никак нельзя, это всякому известно.

– Никто и не думает, ваша светлость, это я так, к слову. А захромала гнедая, которая из Пилоно. Конюх говорит, о настил бабкой ушиблась, а коновал велел делать компресс из пареного сена.

– Делают?

– Сегодня первый день начали.

Они помолчали. Прелат собирался с мыслями, а распорядитель напряженно ждал нового вопроса. Он знал обо всех делах на подворье и был готов подробно ответить. Жалованье в замке предлагалось немалое, и за него стоило побороться.

– С казармами что?

– Собрали весь камень и сложили под уцелевшими стенами. Семь тысяч четыреста двадцать восемь кирпичей целые, еще девять тысяч семьсот десять разбиты вполовину. Сильно битых кусков возов двадцать наберется, посчитать точнее пока невозможно.

– Битого, конечно, много, – произнес прелат, покачав головой. – Ну ничего, станем засыпать в стены. Замки-то по нынешним временам жилые, к войне не годятся. Так что можно и в стены.

Пока механики проводили последние настройки, Бекет осматривал внутренние ангары «Пифии», где перевозилась техника. Помещения выглядели не такими большими, как можно было ожидать, ведь техника в них помещалась в «транспортной форме». «Куксдоги» складывались почти втрое и заталкивались в ангары на специальных тележках. С «миркары» снималась длинная пушка, и корпус осаживался на подвесках до уровня пола.

То же делали и с бронетранспортерами.

После погрузки техники она надежно укреплялась страховочными стяжками, не позволявшими огромным массам сдвигаться при маневрах или во время взлета.

У самого входа в ангар размещались инженерные машины – небольшие, проворные и универсальные механизмы, умевшие копать траншеи, срезать растительность, разравнивать грунт и чистить снег. Часто для выживания экспедиций от них требовалось больше усилий, чем от боевой техники.

Осмотрев грузовой ангар, Бекет вышел в галерею и открыл створки следующего отделения.

Здесь располагался склад запчастей, высокие стеллажи уходили на два яруса вверх. Тут же располагались колонны с топливом для боевых машин. Танки, роботы и бронетранспортеры использовали одну марку, а истребители – другую.

Корабельные же двигатели работали на третьей разновидности горючего, которое содержалось в донных баках.

Возле топливных колонн размещался заправочный узел, дававший возможность по шлангам высокого давления подавать топливо на расстояние до двухсот метров.

Чтобы узнать о запасах топлива, Бекет заглянул в учетное окно, и, судя по показаниям приборов, топлива в колоннах было предостаточно.

Хорошо спланированный удар с орбиты мог вызвать детонацию колонн, и это повысило бы качество удара. Оставлять корабль под властью жителей этой планеты было запрещено. История знала много случаев, когда, получив в свое распоряжение космические корабли, вожди с планет категории «Б» не только развязывали местные гражданские войны, но и, не задумываясь, начинали бомбардировки планет цивилизованного мира только потому, что на родине этих «героев» так было принято.

Прибежал запыхавшийся гвардеец.

– Ваше благородие, там ремесленные руками машут, я так понял – вас зовут.

– Что с погодой, мороз крепчает? – спросил Бекет, закрывая дверцу ниши с контрольной аппаратурой.

– Не шибко, ваше благородие, мы-то привычные! – бодро ответил солдат.

– Ну, пойдем посмотрим, что им понадобилось.

Они вместе вышли через кормовые ворота и, спустившись по трапу, заскрипели подошвами по подмерзающему снегу.

У разрушенной сторожевой башни Бекет заметил прелатов Гудрофа и Илкнера. Сойдя с лошадей, они осматривали поверженную конструкцию и, судя по всему, понемногу входили в права владения чудесными трофеями.

На поясе у Бекета болтался пистолет-пулемет, взятый в кабине «куксдога». Майор по-прежнему не доверял здесь никому и не исключал, что Гудроф попытается снова захватить его, поводов для этого было предостаточно.

– Ну что тут у вас? – спросил Бекет, подходя к стоявшим у «маскота» механикам.

– Мы все сделали, сэр! – сообщил инженер, шмыгнув носом. Его рабочий комбинезон был перепачкан техническими жидкостями, а из карманов торчали обрывки ветоши и куски проводов.

– Как двигатели?

– Запускаются легко, обороты держат прекрасно, так что остались только летные испытания.

Бекет поднялся по лесенке и заглянул в выстуженную кабину. Она была в порядке – снятые накануне крышки монтажных щитов теперь стояли на месте.

Майор забрался в кабину, прикрыл дверцу, и она встала на стопор.

Кресло оказалось ледяным на ощупь, но летный комбинезон надежно защищал от холода. Поправив фуражку, Бекет пробежался пальцами по клавишам, одну за другой запуская тестирующие системы.

Ожила панель управления, засветились экраны. Датчик показывал незначительный запас топлива, но для проверки этого было достаточно.

– Ну, давайте попробуем, – вслух произнес Бекет и включил разогрев двигателей.

Услышав знакомый хлопок в соплах, механики стали отходить на безопасное расстояние. За ними попятились и гвардейцы.