Чтение 22–й страницы книги ~Театр для теней. Книга 1~

— Нет. Этот, в чёрном плаще, — моего племени. Он кинет меня обратно. Хорошо, если ничего похуже не придумает. Но алаев среди них нет — могу попытаться подчинить… или хотя бы оглушить кого-нибудь из них.

— Не успеешь, они знают, что такое алайские телепаты… А ты можешь согнать народ из этих трущоб и натравить на них?

— Да, но мне кажется, что и это мало поможет. Белый маг очень силён. Но рискнуть можно. Хотя… постой, Ирсон, у меня есть идея получше! — зачем-то вслух заявил Анар.

Он с нарочитой плавностью отколол от плаща длиннющую иголку и гордо поднял её над головой.

Ирсон покосился на друга. Игла выглядела совершенно обыкновенной, он не мог понять, шутит ли Анар так не смешно… или сошёл с ума. Но тут краем глаза танай заметил, как сразу вспотели телохранители Липкого: лица их, видимо от природы не приспособленные хоть что-то выражать, побелели самым недвусмысленным образом. От Анара тоже не укрылась их реакция, но он, кажется, именно её и ожидал.

— Я вижу, мы друг друга поняли. Разойдёмся тихо-мирно, и никто не пострадает, — сказал он.

Линдоргец посмотрел на Анара как на душевнобольного, а потом, прислушавшись к шёпотом остерегающим его телохранителям, гаденько усмехнулся и заявил:

— А вот это мы сейчас проверим!

В следующий миг из рук чародея выплеснулось жирное фиолетовое пламя. Чувствовалось — это был его коронный приём. Ирсон отпрыгнул в сторону, но Анар не двинулся с места. Игла вырвалась из его пальцев, метнулась наперерез огненному потоку и… остановила его. Он завис в воздухе бесформенным комком, а потом стал просачиваться через игольное ушко — словно шерсть превращалась в нить под пальцами незримой рукодельницы. Закончив „прясть“, игла прямо в воздухе принялась ткать какой-то сложный символ — Анар мог бы поклясться, что уже где-то видел его. Линдоргец так побледнел, что, казалось, ему не суждено было пережить это потрясение, охранники дружно упалина колени, дракона тоже впечатлило… а вот Саллшура — нет.

— Чего испугались? Это же алай — лживая тварь! Он пытается одурачить вас, чтобы спасти свою чистенькую шкурку! — начал было он… и поперхнулся словами: быстро завершив свою вышивку, игла, недружелюбно посверкивая, плавно облетела его и зависла в опасной близости от левого глаза, инстинктивно спрятавшегося за молочной плёнкойтретьего века.

— Шли бы вы отсюда, ребята, — ласково посоветовал Ирсон. — Этот уже обречён, а вы ещё можете успеть свалить.

Бандиты не шевелились. Анар чувствовал их страх.

— Вы что, остолбенели?! — не унимался Саллшур. — Брешет он. Швея бы никогда…

Блеснуло серебром — и губы толстого главаря оказались зашиты аккуратным швом. Все четверо уставились на весёленькие шерстяные нитки: их длинные концы жидкими зелено-фиолетовыми усами скорбно свисали со щёк жертвы своего болтливого языка. Саллшур таращил глаза, на которые со лба стекали потоки густой слизи. Он не утирал её, умоляюще глядя на своих подручных. Но те уже сообразили, что силы неравны. Дракон, видимо, попытался куда-то их переместить, но вместо этого всех троих только приподняло и с силой шлёпнуло обратно. Игла же не остановилась на достигнутом и, соскользнув с нитки, нырнула за шиворот главарю. Он жалобно замычал, пытаясь дотянуться до спины. Длинные синие когти, появившиеся на его пальцах, разодрали в клочья окровавленное одеяние, явив одинаково остолбеневшим наблюдателям вышитые на сероватой коже аккуратные строчки: „Никто не смеет говорить за Швею“. Игла немного покружила вокруг, а потом медленно подлетела к Анару и осторожно воткнулась в его жилет.

Линдоргский маг и дракон во мгновение ока пропали, бросив наконец главаря на произвол судьбы. Саллшур оправился довольно быстро. Поднявшись с колен, он неожиданно стремительным жестом запустил руку под лохмотья и достал оттуда здоровенный медальон, с противным звуком отлепив его от груди. Анар не стал прибегать к магии. Он просто пнул толстяка и тут же вышиб из сочащейся слизью руки амулет.

— Жалко его так отпускать, — обратился Ирсон к своему брезгливо трясущему ногой другу — у Анара мысок сапога, там, где темнели прорези для когтей, выглядел так, словно у него случился насморк.

— А что с ним делать? — спросил Анар, тем временем проникая в сознание твари — её надо было заставить бояться смерти.

Анар уже успел уяснить: в мире, где воскрешение — рядовая услуга, это надо проделывать в первую очередь. Иначе жертва могла прыгнуть под крылышко к Веиндору ещё до того, как они с Ирсоном придумают, как её можно использовать.

— Саллшур здесь, насколько я знаю, какая-то больным шишка. Он может быть в курсе… весьма интересных вещей, верно?

„Шишка“, вся облепленная какими-то стружками, крошками, обрывками и осколками, согласно закивала головой.

— Да. Надо расспросить его о харнианцах, — согласился Анар. — В конце концов, Фай именно так собирает информацию.

Анар поднял пленника в воздух, брезгуя прикасаться к нему руками, и выпустил ноготь, намереваясь перерезать стягивающие его губы нити.

— А…онане обидится? — быстро прошептал Ирсон, опасливо косясь на иглу.

— Понятия не имею, — медленно покачал головой Анар, но коготь втянул. Танай был прав: зачем рисковать, благо у него найдётся способ пообщаться с пленником и без слов.

Анар бросил трясущегося Саллшура обратно в груду хлама и наступил на край его одеяния, чтобы помешать отползти. Ирсон, которому пару раз посчастливилось видеть грозную царицу Амиалис, подумал, что сейчас его друг очень похож на свою ужасную маменьку. „Вот тебе и „добродей““, — усмехнулся танай.

— Итак, падаль, я не стану спрашивать, зачем ты напал на моего друга Ирсона. Ради чего бы ты это ни сделал, ты всё равно заслужил мучительную смерть, — тем временем пугающе-ровным голосом говорил Анар, сверху вниз глядя на неудачливого главаря бандитов; тот задёргался под тяжёлым взглядом алая, замычал, силясь разомкнуть зашитые губы. — Меня интересует другое. Харнианцы.

Толстяк закивал так резко, что приставшие к его липкой физиономии щепки и мелкие камешки полетели во все стороны. Какое-то время Анар молча смотрел на него, слушая мысленный рассказ запуганного существа. Лицо алая оставалось непроницаемым. Как Ирсон ни вглядывался в его застывшие, заострившиеся черты, ничего — ни радости, ни досады — разглядеть так и не смог. Каждая же складка на морде его невольного собеседника так и тряслась от иступлённого желания угодить коту Аласаис, выжать из своей памяти всё, что только можно. Вдруг Анар резко наклонился к пленнику, тот отпрянул, закатил помутневшие глаза, захрипел, упал на свою вышитую спину и застыл. Ирсон было решил — алай убил его, но потом разглядел, что грудь Саллшура продолжает едва заметно вздыматься.

— Нет, всё-таки — добродей, — не удержался танай, когда Анар обернулся к нему со своей прежней улыбкой на лице.

— Ничего подобного, — заявил Анар, с досадой отметив облегчение, прозвучавшее в голосе Ирсона. — Толку-то его убивать — всё равно воскресят.

Анар рассматривал сотканный иглой Швеи символ, который всё ещё медленно вращался в воздухе. Основательно покопавшись в памяти, алай вспомнил, что он так ему напоминает: нечто похожее было вышито на юбке старой знакомой Ирсона — Фахзи, встретившейся им во входном черепе Лэннэс. Точно — её внучок сидел, буквально уткнувшись носом в эту загогулину. Помнится, эта пожилая дама тогда обратила внимание на скромную Анарову персону… Уж не имел ли он честь лицезреть саму… Швею? Или кого-то из её приближённых?

— Так мы идём или как? — спросил Ирсон, которому нетерпелось убраться из опасного места.

— Минуту, — попросил Анар; помимо символа, ему не давало покоя чувство, охватившее его перед нападением линдоргца, — чувство уверенности, что любым агрессивным действием тот выроет себе могилу.

Это ощущение очень походило на то странное злорадство, которое он испытывал при мысли, что приспешники Тала смогли изобрести способ „избавлять“ существо от его духа…

Анар хмыкнул. Ирсон не видел его лица — он как раз собирался взлететь на мост, но смешок услышал.

— Конечно, я не мастер левитации… — протянул он.

— Да нет, Ире, — отмахнулся Анар. — Нет. Просто я понял, что наш друг Тал сам набивается к Веиндору под крылышко!

— Не понимаю?..

— Это духосдирательное вещество, о котором я тебе говорил, — оно приговор для Тала… по крайней мере — для одного из его Хозяев! Так же, как знания стали приговором для Фай, а снадобья — для Мейва. Только, сдаётся мне, приговор его будет похуже, чем у них.

— О чём это ты?

— Я, Ирсон, о вопиющих преступлениях против миропорядка. Тал рискнул бросить вызов не только наэй, но и самому Бесконечному. А Бесконечный — сущность куда более могущественная, чем те, кто ему служит. Он не станет сражаться с Талом… Он егоотторгнет,а это то же самое, что и приговорит!

— Много бы я отдал, чтобы ты был прав. Дожить бы до приведения этого приговора в исполнение… Но нам в любом случае надо убираться отсюда! — заявил Ирсон и поднялсяна мост.

Анар последовал за ним, пытаясь разобраться, чего в нём сейчас больше: радости, оттого что им удалось избежать битвы (которая неизвестно ещё чем бы закончилась), илираздражения — ему уже начинало надоедать, что вокруг его персоны неведомыми силами постоянно ведутся какие-то игры. Вот эта Швея — ну зачем он ей нужен, с чего бы это она решила ему покровительствовать? За красивые глаза и золотые уши? Сомнительно, особенно в Бездне, здесь в цене… совсем другие вещи.* * *

— Вам сюда, сюда, благородные господа, — суетился белоснежный официант, переступая на тоненьких ногах-ходулях через столы, лавки и посетителей заведения. Он вёл новых гостей через переполненную залу к дальней стене, где было куда свободнее и чище. Анар и Ирсон весело отфыркивались под нескончаемым потоком отборной лести, льющемуся сверху, из ротового отверстия их невообразимого провожатого. Никто из облепивших столы и выступы стен существ не обращал на них никакого внимания, и они благополучно приземлились в одном их небольших закутков, отделённых от основной залы плотной красной шторой. В воздухе ещё чувствовалась радость с лёгкой ноткой недовольства — видимо, всего пару минут назад какая-то весёлая компания что-то праздновала в этом кабинете, да её попросили освободить помещение для более почётного гостя каким являлся Ирсон.

Анар опустился на мягкое, идеально чистое сиденье, оно оказалось очень необычным на ощупь, как будто внутри него был мешок, наполненный прохладной водой. Устроившись напротив, Ирсон принял из лап согнувшегося официанта пухлый том меню, небрежно полистал потрёпанные страницы, вздохнул и принялся объяснять, что и как именно надо приготовить. Официант, покачиваясь на своих комариных ногах, слушал наставления гостя время от времени что-то записывая на длинный лист пергамента но, когда танайдошёл до напитков, вдруг перестал понимать, чего от него хотят и предложил сбегать за поваром, более сведущим в подобных изысках. Ирсон остановил его жестом, ободряюще похлопал по ноге я потыкав пальцем в меню, велел принести что-то из обычного ассортимента, а в придачу к этому — пустое ведёрко, ложку и два бокала. Анар, хотя ему нетерпелось поделиться с другом тем, что он узнал от Саллшура не торопил его — настолько Ирсон упивался нудноватым, на его собственный взгляд, процессом заказа. Когда с этим было покончено, танай довольно хрустнул спиной и вопросительно протянул:

— Итак?..

Но едва Анар успел раскрыть рот, как откуда-то сверху донёсся пронзительный крик: „Ко-о-льца!“.

— Что за?.. — зажимая уши, прошипел Ирсон.

Анар поморщился и задрал голову в поисках обладателя тонкого, противного голоска явно усиленного волшебством.

— Кольца! Ко-о-льца магические кольца! — снова разлилось под костяным куполом. — Покупайте кольца! Всевозможные кольца! Волшебные кольца!

— Торгаши проклятые, — так никого и не увидев, пробормотал Ирсон.

— А с виду такое приличное заведение, — насмешливо дёрнул ухом Анар. — Итак. О харнианцах он знал немного, большей частью сплетни, но один его бывший… сотрудник — с благородным именем Ишак — на днях хвастался господину слизню, что теперь охотится на харнианцев вместе с каким-то Лилишем и получает втрое больше, чем на прежней службе. Этот Ишак и его новые друзья частенько захаживают в таверну „Ярость Грахарда“.

— Ко-о-ольца! — раздавалось всё ближе, и наконец обладатель мерзкого голоса соизволил показаться из-за колонны. Это было маленькое крылатое существо, на каждом изшестнадцати его длинных суставчатых пальцев был нанизан столбик массивных перстней.

Ирсон вдруг резко поднялся и вытянул шею, всматриваясь в толпу.

— Что случилось? — встал рядом с ним Анар.

— Глазам не верю! — усмехнулся танай. — Пойдём-ка.

За столом, к которому направился Ирсон, сидели трое: мальчик лет двенадцати и две девчушки: одна — его ровесница, другая — немного младше. На всех были одинаковые синие робы, с вытканным на груди силуэтом острова. С него, пронзая парящие в ночных небесах разноцветные сферы, били ветвистые, вышитые светящейся нитью, молнии. Никто из детей не притронулся к пище, заказанной видимо, только для того, чтобы их не выгнали из таверны. Детей с такими печальными и серьёзными лицами Анар не видел даже в Руале, где взрослели, по понятным причинам, очень рано.

— Приветствую господ элсаферских магов на землях Энхиарга! Какой волной занесло вас в Бездну? — подойдя к ним, дружелюбно спросил Ирсон.

— Нет больше никаких элсаферских магов, змеелюд — не отрывая взгляда от стола, проворчал мальчик; обе его подруги во все глаза смотрели на таная.

— Что случилось? — подсаживаясь к ним на скамью, спросил ошеломлённый Ирсон.

— А какое ваше дело? — холодно спросил оскорблённый такой наглостью мальчик.

— У меня есть друг среди вашего народа — волшебник Мефрион, может знаете? Эдакий вежливый грубиян. Или будет точнее — надутый зануда?

Дети переглянулись.

— Как же нам его не знать, он наш учитель, — неожиданно оттаяв, сказала старшая девочка. — А откуда его знаете вы?

— Это довольно долгая история, не уверен, что Мефрион захотел бы, чтобы я вам её рассказал. Меня зовут Ирсон Тримм.

— Ирсон! Друг Святой Волшебницы Аниаллу! — мигом забыв о важности, воскликнул мальчик.

— Её самой, — приняв этот нелепый титул как должное, улыбнулся танай. — А это Анар ан Сай, её муж, — представил он своего так и оставшегося стоять спутника.

— Это большая честь!

Поднявшись, мальчик провёл руками по робе и поклонился, девочки последовали его примеру.

— Нас атаковали ночью, — рассказывал юный маг несколькими минутами позже. — У нас троих был урок глубоко в подвалах, мы не знали, что происходит наверху. А потом лектор сказал, что на нас напали, велел наложить защиту на дверь и ушёл. Мы так и сидели, пока не прибежал раненный мастер Мефрион. Даже он не понял, что за враг на нас напал, только бросил, что будто бы сама ночь обрушилась на остров.

Анар и Ирсон обменялись тревожными взглядами: нетрудно было догадаться, кто „обрушил ночь“ на родину этих бедняг.

— Некоторые ученики убежали, но многие и почти все учителя погибли… — всё таким же поразительно ровным голосом продолжал мальчик. — Конечно, у большинства есть запасные тела в других мирах но нашего дома больше нет… Потом мастер Мефрион выкинул нас сюда.

— А сам остался спасать семью, — вздохнула старшая из девочек, пытаясь натянуть на украшенный траурной каймой ноготь обгоревший пальчик кружевной перчатки.

— Семью? Неужто нашлась такая ду… Неужто Мефрион женился? — вовремя поправился Ирсон.

— У него четыре жены и шестеро детей, — сообщила её младшая подруга. Теперь настала очередь Анара изумлённо таращить глаза.

— Но только двое из них — маги, — с явным сочувствием сообщил мальчик.

Ирсон недоверчиво покачал головой.

— Знаете что, вам не стоит долго здесь оставаться, — выразительно оглянувшись по сторонам, сказал он. — Посидите ещё немножко, мы поужинаем, а потом я отведу вас вхрам Тиалианны.

Все трое дружно открыли рты с явным намерением возмутиться.

— Не морщитесь, не морщитесь, никто вам проповедей читать не будет и молиться не заставит, — ничуть не удивившись, замахал на них рукой Ирсон. — Она ведь не богиня, а наэй и ничего ей от вас не надо.

Дети обречённо кивнули, всем своим видом показывая: им что богиня, что наэй — всё едино.

— Ну надо же! У Мефриона — четыре жены! — уже отойдя от стола юных волшебников, никак не мог успокоиться Ирсон. — Хотя у элсаферцев это обычная практика, но этот индивид чисто знвирзийская бабка: такого неуживчивого, склочного характера я больше ни у кого не встречал. А уж какая бездна презрения к немагам…

— „Обычная практика“? — переспросил Анар.

— У них там магическая держава, которая существует только благодаря мощи своих колдунов: их мир сам по себе довольно негостеприимное место (в смысле экологии, флоры и фауны), да и разумных врагов — тоже предостаточно. А дети с волшебническими способностями рождаются у местных людей только в том случае, если один из родителей колдун, а другой нет. Вот и получается, что у некоторых колдунов по несколько жён, а у колдуний — по несколько мужей.

— И как же они так живут?

— Ты знаешь, как ни странно, хорошо живут, — пробираясь за уже накрытый стол, пожал плечами Ирсон. — Очень много у них дружных семей. Какая-то особенность мышления, наверное… А Мефрион — это любопытнейший господин, один из „клиентов“ Аниаллу (откуда-то она его спасала), общий наш с ней знакомый. Правда, дружбы ни у меня, ни у неё с ним как-то не получилось.

— Ирсон, я всё хотел спросить тебя, а ты сам „клиентом“ Аниаллу не был?

— Увы, не был, — вздохнул танай. — Мы познакомились с ней в Бриаэлларе, я приехал туда по совершенно идиотской причине: ходил в „Совершенство“ разрезать себе язык — было такое поветрие среди танайской молодёжи. А Аниаллу собственноручно, чтобы позлить Шаду, относила во „Вторую жизнь“ ненужные ей платья. Интересно, мы просто подошли друг к другу, заговорили о всякой чуши, да так и проболтали до вечера, сидя под статуей Веиндора. Кстати, перемывали кости вашему Совету — Верховный жрец имтогда устроил очередной разнос, не помню уже, по какому поводу.

— А ты, случаем, не знаешь, как Алу угораздило попасть в дочери к Кеану? — как бы невзначай спросил Анар.

— Это довольно дурацкая история, — немного помявшись, сказал Ирсон. — Кеан, ему тогда было лет двести с хвостиком, был одним из учителей Алу. Поначалу они очень неполадили друг с другом, и однажды, вернувшись домой злющей-презлющей, наша Аниаллу, в лучших традициях Аэллы ан Камиан, с которой она тогда много общалась» прошипела: «Ну, гадина, держись, поносишь ты мне ещё цветочков, поносишь!». Подумала — и ладно, делать для осуществления этого «коварного замысла» она бы всё равно ничего не стала. Но на следующий день Кеана как подменили. Он был сама забота и предупредительность, слова ей поперёк не говорил, смотрел печальными, влюблёнными глазами, — танай поморщился. — В общем, Алу решила, что, сама того не желая, заколдовала его, влюбила его в себя. Она была молодая, неопытная сианай и боялась, что случайно может наделать дел. Она пыталась развеять чары (которых, как потом выяснилось, и в помине не было), мучилась, пробовала даже полюбить его, но ни одно, ни уж тем более другое ей не удалось. Кеан же и не думал отступать. А Алу прощала ему все его гадости и бестактности (даже то, что он выжил Теолу из Бриаэллара), виня в этом в первую очередь себя. Так что она обрадовалась, когда ей предложили войти в дом ан Темиар в качестве его дочери, думала, это поможет их с Кеаном отношениям перерасти в хорошую дружбу. Наивная.

— А сам Кеан? Как он согласился на всё это? И кто мог это предложить?

— Его заставили сделать это. Тени Аласаис были крайне разгневаны его… чересчур настойчивой заботой об одной из них и поставили Кеана, на тот момент уже Верховного жреца, перед выбором: или оставить пост и отправиться в изгнание, или отказаться от всяких… любовного рода притязаний на Аниаллу — в знак чего он и должен был её удочерить.

— Вот почему он так ненавидит меня. Он хотел быть на моём месте, — пробормотал Анар.

— Много ктохотел быбыть на твоём месте, — хмыкнул Ирсон. — Но с ним всё куда хуже: он уверен, чтодолженбыть на твоём месте. Что такова не только его привилегия, но и прямая, священная обязанность. Аниаллу представления не имеет, с чего он это взял. Может, ему какой надышавшийся долинного тумана кретин из Вещего Черепа наплёл, — с истинно танайским презрением к предсказателям, предположил Ирсон. — Давно говорю: надо убрать этот треклятый череп, пусть эти обормоты не из глазниц, а в глаза вещают и потом отвечают за свои слова!..* * *

— Раньше никому и в голову бы не пришло, что наэй могут воевать между собой: всегда считалось, что это бесполезно, что ни одна из сторон при любом раскладе победить не сможет. Если бы кто сказал мне, что у нашей Тиалианны могут быть враги — я бы решил, что он рехнулся, — налегая на змеиное мясо, пробормотал Ирсон. — Я бы ему прямосказал, что во всём Энхиарге, да, я уверен, и за его пределами, не найдётся ни одного безумца, вздумавшего бы навредить ей. Потому что, если с Тианой что-нибудь случится — всему придёт конец. Наступит полнейший хаос, такой, что даже Талу он вряд ли придётся по сердцу.

— Но ведь было время, когда её не было, — не очень уверенно возразил Анар.

— Верно. Но, появившись здесь однажды, она настолько… вросла в эту реальность, что та изменилась и теперь уже не может существовать без неё. Во всяком случае — в привычном нам виде. Вообрази только: это же её мозгами, частью её души думает Бесконечный, создавая Пути! То же самое и с Веиндором, и с Аласаис. Ему, Талу, никогда не стать полновластным… хозяином в Энхиарге, пока эти трое будут противостоять ему — пусть уже не как личности, но как силы, вплетённые в ткань мироздания.

— Если нельзя уничтожить, то можно попытаться подчинить, — сказал Анар, осенённый чудовищной догадкой; по резкому кивку Ирсона он понял, что она посетила и таная.

— Верно, — сказал тот, — подчинив Тиалианну, он сможет править мирами, незримо влияя на все события, которые в них происходят. Конечно, Тиана не всемогуща, на её власти лежат ограничения. Они не всегда позволяют ей вмешиваться в наши судьбы так, как она того пожелает. Но кто знает, не изобрёл ли он уже способ обойти эти запреты? В конце-концов, после всех его… извращённых манипуляций с духом и душами я бы и этому не удивился, — быстро проговорил танай.

— Веиндора и Тиалианну ему просто так не подчинить. Для этого ему нужна Аласаис, тогда её… «способность убеждать», подкреплённая его могуществом, возможно, возобладает над волей Судьбы и самой Смерти.

Ирсон молчал, всем видом показывая, что он согласен с алаем.

— Так ты думаешь, что Аласаис и есть то оружие, о котором говорил Селорн? — выдохнул Анар. «Аласаис… значит — и Аниаллу», — холодной змеёй скользнуло в его мозг.

— Что до меня, Анар, то я думаю именно так.

— Погоди, погоди… Селорн сказал: «То, что ищет Тал, у него уже было когда-то». А вряд лионуже был повелителем Тианы и Веиндора!

— Верно. Но патриарх мог и ошибиться. Или… или, да! Ведь он, этот Тал, мог не просто владеть какой-то сущностью, делавшей его всевластным, он мог быть всевластным сампо себе… до тех пор пока что-то не положило этому конец. Что-то иликто-то.

— Наэй?

— Да. Наэй, — резко кивнул Ирсон. — Трудно поверить, но вся наша бесценная современная белиберда — Пути всякие и тому подобное — и наэй, служащие всему этому, тоже существовали не всегда. Это довольно новая… схема, изобретённая Бесконечным «для гармонизации и развития себя самого», ей всего несколько десятков тысяч лет. А до этого он просто созерцал заполнявший его хаос. Видимо, не находил способа навести тут порядок… Ну, не суть. Так вот, мы же не знаем, что это был за древний хаос, и ктобыл тут главным.

— И Тал хочет… — ужаснулся Анар.

— Да. Но наэй не боги, их невозможно уничтожить, просто перебив их паству. Нужно добраться до них самих, и Аласаис, я уверен, — лишь первое звено в этой цепи, — мрачно изрёк танай и замолчал.

Их обоих била мелкая противная дрожь, каждое сказанное или услышанное слово было как удар молнии, растекающийся по телу тысячью кусачих электрических разрядов. Оба понимали, что любой, даже самый волнующий, разговор, не пробудил бы таких сильных эмоций у них так много повидавших на своем пути. Здесь было нечто иное. Они чувствовали, что сталисопричастнык чему-то… запредельному. Ирсон тревожно завертел головой, словно искал того, кто мог подслушать их слова.

— Мне кажется, что мы первые, кто высказал это вслух… Первые, кто догадался… — с трудом выдавил Анар. — Надо что-то делать, надо что-то делать… — быстро проговорил он после недолгого молчания. — Надо помешать Аниаллу приехать сюда!

— Ей не помешаешь, — махнул рукой танай. — В Бездну её притягивает сила куда большая, чем любовь к своему народу или к девочке Делии.

Анар вопросительно наморщил лоб.

— Судьба, — выдохнул Ирсон. — Алу стремится сюда не случайно. Скажу больше —мыздесь не случайно. Посмотри хотя бы, как нас трясёт!

— Аласаис нужна Талу, чтобы получить всё, — вместо ответа повторил алай, не замечая, что царапает когтями стол. — Тогда, наверное, сианай нужны ему, чтобы узнать, где Аласаис. Между наэй и её воплощениями должна же быть какая-то связь.

— Между кем и кем? — переспросил насторожившийся Ирсон и даже подался вперёд.

— Между Аласаис и её воплощениями, — повторил Анар.

— Друг мой алай, ты совершенно не умеешь говорить на общем языке! «Воплощение» и «тень», без сомнения, слова похожие, но не настолько же! — с наигранным весельем в голосе воскликнул Ирсон.

— Я прекрасно говорю на общем, так же как и на двух десятках других языков, Ирсон Тримм, — на чистейшем танайском, точно копируя мягкую интонацию жителей Змеиного Глаза, заявил Анар. — Патриарх Малаур потрудился засунуть их мне в голову. И если я сказал «воплощение», то именно это я и имел в виду.

— Она? — вскочил Ирсон. — Аниаллу? — Он буквально поперхнулся этим словом.

— Она собиралась сказать тебе. Я только удивляюсь, что не сказала раньше, — пожал плечами Анар.

— Быть такого не может… И как же…

— А никак. Отметить это как факт и больше не думать об этом. А если думать, то только в связи с угрозой её жизни… или с другими, не повседневными вещами, — хорошо понимая, что сейчас творится в душе Ирсона, поделился собственным опытом Анар.

— Погоди, а остальные сианай, они — тоже?

— Да. И сколько их всего ни Аниаллу, ни другие Тени не знают.

— А как они… друг с другом?

— Как отдельные существа: одна может не знать то, что известно другой, и способности, и характеры у них разные. Но главной среди них нет. Только сама Аласаис над ними.

— Мать моя танайская жрица… Я увещевал воплощение Аласаис! Идиот.

— Ты зря так думаешь. Она очень ценит твою дружбу и твои советы. — Анар поймал недоверчивый взгляд таная и воскликнул: — Ирсон, онане притворяется!Она такая, какой ты её знаешь… А как при этом она может быть ещё и воплощением Аласаис, я сам с трудом понимаю. — Он помолчал. — Хотя, знаешь, в ней иногда что-то такое проскальзывает… что жуть берёт.

— В вас обоих… проскальзывает, — пробормотал танай. — Ты то хоть, я надеюсь, не чьё-нибудь воплощение?

— Нет, я — просто я, слава Веиндору — или кого там полагается за это славить?* * *

— И всё из-за бешеных харнианцев и какой-то девчонки, — ворчала Шада следующим утром, когда собранная, бодрая Аниаллу и её немногочисленные провожатые собрались в холле у большой лестницы. Сианай, понимая, что служанка говорит это в сердцах, пропускала её бормотание мимо ушей.

— Позаботься о её родителях и о себе тоже, — проговорила она, обнимая Шаду.

— Я предпочла бы заботиться о тебе, госпожа, — всхлипнула та, отвечая на её объятие.

— Со мной всё будет в порядке, а тебе лучше остаться — иначе кто расскажет мне все последние сплетни, когда я вернусь? — Сианай улыбнулась, мягко высвободилась из чёрных рук и направилась к Теоле.

— Если я хоть что-то узнаю, то немедленно свяжусь с тобой. Я найду как. И если Кеан что-то задумает — тоже, — вместо прощания заверила её подруга (такой серьёзной Аниаллу не видела её ни разу в жизни). — И не смей волноваться за нас! — приказала Теола и коротко, по-деловому прижалась щекой к её щеке. — Мы уже поняли, как здесь дела делаются, не пропадём!

Тут уж сама сианай не удержалась и сгребла подругу в охапку. К её удивлению, в этот момент Шада проделывала нечто подобное с Браем. Но когда чуткий слух алайки уловил,чтоеё верная служанка прошептала на ухо харнианцу, всё стало на свои места.

— Если с ней хоть что-то случится, то лично тебе ледяную тюрьму на Хииле до скончания дней я гарантирую, — промурлыкала Шада.

Алу подхватила Брая под руку, забросила на плечо рюкзак, и, махнув всем на прощание, и вытолкала ошарашенного харнианца за дверь. Теола и Ирера медленно вышли следом. За их спинами Шада всхлипнула в мягкий живот Меори…

Но вопреки впечатлению, которое сложилось у всех, кому в этот день довелось увидеть её, с мрачным видом бредущую по коридорам замка, Шада и не думала горевать, сидя в опустевших покоях своей взбалмошной госпожи. Она уже не только смирилась с отбытием Аниаллу, но и поняла, какую чудесную выгоду может из него извлечь.

Отъезд хозяйки развязывал Шаде руки, давно чесавшиеся воспользоваться многочисленными связями Аниаллу и «приставить к делу» всех тех, кому та помогла в бытность свою тал сианай. Шада просто смотреть не могла, как сейчас, в трудный для её народа и для неё самой момент, Аниаллу умудряется пренебрегать своим «золотым запасом» —то ли просто по легкомыслию, то ли из-за излишней щепетильности.

А ведь почти все эти «спасённые» были теперь существами могущественными и стали бы, без сомнения, ценными союзниками в любом задуманном ею предприятии — хотя бы в той же охоте на харнианцев в Бездне.

Запершись в своём кабинете, не уступающему по роскоши спальне, Шада, вся в предвкушении, уселась, поджав ноги, на кожаные подушки приземистого, широкого, дирхдаарской работы кресла под огромным портретом своей хозяйки и трёх её отцов. Её окружал суровый строй шкафов, забитых книгами и бесценными тетрадями, содержащими описание всех миссий Аниаллу, подробное настолько, насколько это было возможно, учитывая, что служанке ни разу не удалось её сопровождать; а также собственные наблюдения Шады, интересовавшейся без преувеличения всем, до чего она только могла дотянуться. А дотягивалась она до очень многого, и даже Аниаллу вряд ли до конца представляла,насколько глубока осведомлённость её горничной и кухарки в тайной жизни Энхиарга…

Перебрав бумаги, скопившиеся за вчерашний, проведённый в сборах и волнениях день, она приготовила стопку чистых листков и развернула маленький свиток, содержащий имена всех тех, кого она собиралась вовлечь в задуманное дело, и лишь сегодня утром, после десятков исправлений и дополнений, наконец-то переписанный начисто. И, надо сказать, доведись Аниаллу увидеть его, она немало удивилась бы выбору Шады. Служанка же, в чьей голове уже многие недели все эти существа вели битву за честь попасть в список, теперь сама была готова отстаивать право числиться в нём каждого из «победителей».

Две особы, чьи имена красовались на первой строке, не нуждались ни в какой защите. Диреллея и Канирали имели на то неоспоримое право: едва ли кто-то из бывших подопечных Аниаллу был обязан ей больше и любил её сильнее, чем эти двое. Имя Диреллеи значилось первым потому, что Шада посчитала более простым привлечь на свою сторону импульсивную эльфийку, чем спокойную, рассудительную Кани. Ей достаточно будет описать Диреллее ситуацию, сложившуюся между Кеаном и Аниаллу, и та, памятуя собственные обиды, непременно примчится в Бриаэллар поддержать подругу.

Ей нужно было очень точно подобрать слова, чтобы показать эльфийке всю тяжесть положения Алу и в то же время не возбудить в ней желания немедленно оторвать Кеану голову. В поисках вдохновения Шада повернулась к застывшей на холсте четвёрке, двоих из которой она почитала своими учителями. Потом, найдя себя всё-таки недостаточно воодушевлённой, открыла стоящую перед ней массивную шкатулку, где лежали, с огромным трудом отысканные и выкупленные ею, драгоценности матери, разошедшиеся по рукам, после того как ту продали в рабство, и положила ладонь на прохладные камни. Несколько мгновений она гладила подрагивающими пальцами кольца, ожерелья и серьги, которые так ни разу и не отважилась надеть, а потом решительно захлопнула резную крышку и взялась за перо.* * *

— Брай, если ты помнишь, Фай настоятельно тебя просила не делать этого! — воскликнула Аниаллу, хватая за шиворот Брая — зачарованный игрой жидкого пламени, разрумянившийся си'алай, к ужасу своих соседей, низко перегнулся через борт стеклянной лодки и блаженно погрузил в огненное озеро обе руки. — Она даже письмо нам написала! И Селорна предупредила отдельно.

— Да я знаю, знаю я, — не оборачиваясь, бросил Брай. — Но госпожа Фай в своих посланиях напирала на то, чтобы я не пытался почуять через ларшу других харнианцев, а этого я как раз и не делаю.

— Не лукавь. Она боялась, что твои соплеменники смогут обнаружить тебя самого, а для этого не важно, коснёшься ли ты ларши просто так или с какой-то целью.

— Вылезаю, — нехотя согласился си'алай.

Десятью минутами позже, улыбаясь и держа в одной руке букет ярких лэнэссер, купленных для того, чтобы проще было завести разговор, а в другой — горячую ладонь Брая, досадливо косящегося на останки кремированных рукавов, Аниаллу вступила в дом Фай и Мейва Куцехвоста.