Чтение 7–й страницы книги ~Театр для теней. Книга 1~

Аниаллу смолчала и на этот раз — пусть уж лучше Селорн думает, что она резко поглупела, чем докопается до истинной причины, по которой она пожелала остаться одна в библиотеке, иначе он ещё долго будет жевать её бедные уши.

— Сианай… эх!.. Ты бы ещё кота дворового подучила в сапоги ему налить — и то умнее было бы! — не сумев скрыть досаду, рявкнул Селорн.

Алу внимала патриарху с таким кротким выражением лица, с такой очаровательно-невинной улыбкой на полных губах, что хватило бы успокоить десяток разъярённых Селорнов. Но только не в этот раз…

Личные покои патриарха Селорна своеобразной башней возносились в центре замка кошек ан Ал Эменаит — от нижнего яруса подвалов до самых его чёрных шпилей. Единственным помещением, открытым для посетителей, был просторный кабинет, расположенный примерно в середине башни и обставленный с показной мрачностью. По трём стенам этого всегда тёмного покоя была развешана впечатляющая коллекция оружия, щитов, доспехов, амулетов и прочего волшебного арсенала. Она постоянно пополнялась за счёт тех безумцев, которые ещё осмеливались бросить вызов эалийскому патриарху. Раньше здесь же красовались и несколько чучел бывших хозяев этих трофеев, но их убрали — из дипломатических соображений.

Чёрные, сплетённые из ветвей ширмы разделяли кабинет на множество закоулков, заставляя напряжённо вглядываться в колеблющиеся тени и трепетать подобно им. Холодный, мерцающий свет, рождающий этих изломанных призраков, разливался от камина с синим, негреющим пламенем. Около решётки расправлялись с вечерней порцией червяков Селорновы ежи, некогда спасённые им из лаборатории Энаора. Энаор ещё не успел как следует поизголяться над ними, и от обычных ежей их отличали только огромный размер, пышные кошачьи усы да способность шипеть и мурлыкать.

Селорн, восседающий в старинном чёрном кресле, задумчиво пересчитывал пальцами клыки одного из драконов-подлокотников. По его всё ещё хмурому лицу плясали отблески огня, рвущегося через острые изгибы каминной решётки. Анар и Алу, сидя у стены на длиннющем диване, узком и жёстком, молчали в ожидании реакции патриарха на толькочто отзвучавшую тираду сианай. Ей было смешно оправдываться за поступок, на деле не влекущий особых последствий и такого внимания Селорна явно не заслуживающий. Ну убили бы её, и что? Олу только жалко, но вряд ли патриарха волновала Теола…

С того самого момента, как Аниаллу рассказала Селорну, что будет работать в библиотеке ан Камианов, он вёл себя очень странно, нервничал, но ни словом не намекнул почему. Конечно, он и сам мог не до конца понимать, что заставляет его волноваться — частенько интуиция только предупреждает котов Аласаис о близкой опасности, не давая ответа, откуда конкретно она исходит. И всё же Алу казалось, что это не так, что тревога Селорна прямо связана с её попыткой узнать больше о судьбе друзей Анара.

Чем дольше Аниаллу слушала Селорна, тем больше убеждалась в том, что он бросал ей эти нелепые обвинения лишь для того, чтобы, вынужденная оправдываться, дочь выдаласебя. Но не тут-то было — Аниаллу, как никто другой знала манеру Селорна вести… дознание и всегда внимательно следила за собственным языком.

Видимо, Селорну тоже надоело ломать комедию.

— А ты считаешь, меня волнуетименно это? — вкрадчиво спросил патриарх.

Аниаллу нервно сглотнула: от этих слов, вместо ожидаемого облегчения, всё тело её налилось тяжестью и по нему, от головы до кончика хвоста, прошёл озноб.

— Аниаллу, неужели ты и правда думаешь, что я могу беспокоиться об одном из твоих тел?! — в голосе Селорна сквозил нервный хохот. То, что эти его слова прямо противоречат только что сказанному в заклинательном покое, ничуть не смущало эала.

— Нет, я так не думаю, — как могла спокойно ответила Аниаллу. — И мне бы очень хотелось узнать, что на самом деле так тебя тревожит.

— Мне плевать на твою охрану. Есть вещи, от которых никакая охрана тебя не защитит. Избежать их можно лишь одним способом — самому держаться от них подальше! — раздельно проговорил он, в такт своим словам постукивая когтем по истерзанному подлокотнику.

— Мне кажется, я держалась предельно далеко от всяких неприятностей. Я осталась в Бриаэлларе, как ты и хотел. Ту работу, которой я должна была заниматься здесь, Кеан опять же согласовывал с тобой. И мне…

— Наларов! — страдальчески простонал патриарх, поёрзал спиной и затылком по спинке кресла и тоном «я-не-ожидал-от-тебя-подобной-глупости» продолжил: — Наларов я согласовывал! А не поиски троицы остолопов, которой вздумалось ломиться через руалский Барьер, чтобы освободить четвёртого.

— Вот те раз, — в притворной растерянности шлёпнула ладонью по сиденью Алу и оглянулась на «четвёртого остолопа». Поразительно, но Анар не только не выглядел удивлённым, наоборот, он смотрел на Селорна, поджав губы и согласно кивая! Аниаллу тоже чуть заметно покачала головой, смерив предателя обиженным взглядом — он ещё за это поплатится! Но Анара даже это не проняло, и сианай ничего не оставалось, как вернуть глаза в нормальное состояние и смиренно ждать, что эта, неизвестно когда успевшая смурлыкаться, парочка соизволит хоть что-то ей объяснить.

— Алу, я уже много раз намекал тебе, чтобы ты не лезла в это дело. — Сианай открыла было рот возразить, но эал остановил её движением руки и терпеливо продолжил: — Говорил, что Совет Бриаэллара никогда не принял бы такого беспрецедентного решения, если бы на то не было особой необходимости. Говорил ведь, а? — Он поскрёб когтями подбородок. — Но тебе опять больше всех надо. Лучше бы думала о том, как заманить наларов защищать твой родной город, а не о делах, которые тебя не касаются. И молилась бы Аласаис, чтобы и дальше не коснулись!

— Может, объяснишь мне, что в этом такого опасного? — пробормотала она и, желая опереться о стену, едва не проколола себе руку: на огромном панно среди осколков драгоценных камней сражались неведомые чудища, свитые из высушенной лозы с длинными шипами.

— Вот и я не понимаю, — криво усмехнулся Селорн. — И часть Совета тоже не понимала, что конкретно заставляет их принимать решение об изгнании друзей Анара. Они просто чувствовали,какойбудет альтернатива. И голосовали так, как голосовали, повинуясь голосу своей интуиции… Сдаётся мне, что нам — тем, кто не знал тогда причину своих предчувствий, — повезло куда больше, чем тем, кто знал, — проговорил патриарх, медленно сцепляя чёрные пальцы.

В его словах звучало столько убеждённости умудрённого опытом, живущего в согласии со своим духом алая, что любое другое существо тут же выкинуло бы из головы осуждаемые патриархом мысли. Но Аниаллу колебалась, она пыталась прислушаться к собственной тел алаит…

— Не знаю, уместно ли давать такой совет сианай, но на твоём месте я пошёл бы в какое-нибудь тихое святилище и посидел бы там пару часов, слушая, что же мне шепчет на ухо моя кошачесть — словно подслушав её мысли, сказал Селорн и уже в своей всегдашней манере прорычал: — Иначе закончишь, как мамаша вот этогомилосердника, —и резко ткнул когтем в сторону Анара.

Сын Амиалис опустил голову, но вовсе не от тяжести воспоминаний. Последнее слово Селорна как-то сразу убило для него всю серьёзность момента, и алаю пришлось закусить щёки, чтобы не рассмеяться.

Аниаллу шумно вздохнула, посмотрела с минуту на будто окаменевшего в своём кресле Селорна и, чуть поклонившись, оставила патриарха в гордом одиночестве. Вопреки его совету она направилась не в уединённое святилище, а допрашивать Анара, который казался ей более лёгкой добычей, чем упрямый отец.

Нервно помахивая хвостом, переодетая, причёсанная и обруганная разъярённой служанкой, каким-то чудом уже успевшей прознать о происшествии в библиотеке, Алу ходила туда-сюда по парапету своего балкона. Мокрый металл неприятно холодил её босые ступни, а она почти не замечала этого. Далеко внизу, в умытом дождём городе, россыпьюсамоцветов переливались зажжённые окна, но и на это чудесное зрелище сианай не обращала никакого внимания. Куда более удивительные вещи происходили рядом, на этомсамом балконе.

Вот уже второй десяток минут она безуспешно пыталась рассказать Анару новости о его пропавших друзьях, а он… Он — этот мохнатый клубок любопытства! — сначала только многозначительно усмехался в золотые усы, а потом соизволил принять более располагающий к беседе двуногий облик и разразился длинной тирадой в духе Верховногожреца Кеана о том, что сейчас не время для подобных расследований. Мол, у него есть сотня дел поважнее и поинтереснее, чем эта авантюра с запоздалыми поисками, в которую она пытается его втянуть.

— Как это тебе наплевать? Да ты со своим детским дневником, как Агир Седьмой с хвостом Аласаис, носился! До дыр его зачитал!

— Алу, я не хочу ничего об этом знать, — раздельно проговорил Анар и посмотрел на жену как-то неприлично покровительственно, словно недоумевая, как это она, такая большая девочка, не понимает прописных истин?

Аниаллу фыркнула, нахмурилась, но потом улыбнулась, склонив голову на бок, так что чёрная шёлковая волна волос стекла на обнажённое плечо:

— Селорн, да?

— Нет, не Селорн. Он, как всегда, был хм… убедителен, но дело не в нём. Просто, — Анар вздохнул и с явной неохотой продолжил: — Просто я чувствую большую угрозу в этом знании. Не могу объяснить, но вся моя, как ты говоришь, кошачесть вопит при одной мысли об этом расследовании. — Он долго молчал, глядя куда-то вдаль. — Тем более память ко мне так и не вернулась, и все говорят, что этого не произойдёт и в будущем. Я много думал, и… наверно, это покажется тебе диким, но, кто знает, может быть, Аласаис закрыла глаза на выходки моей матери: моё заточение в Руале, стирание памяти, на изгнание моих друзей, наконец — именно потому, что это был способ защитить меня от чего-то… гораздо более страшного.

— Ты говоришь об угрозе, но в чём конкретно она заключается — не знаешь, — вздохнула Алу; ей было очень хорошо знакомо это чувство и его трудно было отнести в разряд приятных. — Да, я и сама ощутила что-то такое, когда открыла дневник недожрицы, но ты уверен, что это была именно опасность? Я, например, не могу с полной уверенностью так сказать. Это было что-то очень странное, почти запредельное, но… — Она замялась, не в силах подобрать слова: тема, которую она не могла не затронуть сейчас, была тяжела для Анара. — Прости, но быть может, это твоё воспитание даёт о себе знать? Ведь вас, руалцев, с детства учат, что всё, что лежит за некой гранью — это смертельная опасность и… мерзость перед Аласаис?

— Да, степень моей богобоязненности тебе хорошо известна, — усмехнулся алай и дёрнул Тень богини за хвост — для наглядности.

Алу зашипела и попыталась было дать сдачи, но Анар был уже на другом конце балкона. И подначивающе ухмылялся оттуда, подёргивая то одним, то другим золотым ухом.

— И тебе не стыдно? А? — протянула сианай, жалостливо поглаживая пострадавший хвост.

— Нет, — решительно мотнул взъерошенной головой Анар. — Ты сама говорила, что я рождён для великих дел. Или ты хочешь сказать, — он подозрительно прищурился, угрожающе надвигаясь на неё, — что не велико дело — дёрнуть за хвост воплощение Аласаис Бриаэлларской?

Алу, неумело изображая ужас, попятилась, забралась на парапет и сжалась в комочек.

— Это оскорбляет мои религиозные чувства, — Анар сокрушённо покачал головой, направляясь к ней. — Нет, я не спорю, проделать это с самой богиней было бы почётнее, но…

— Но пока можно тренироваться на безответных влюблённых кошках! — Аниаллу наконец-то позволила себе расплыться в улыбке, вытянувшись, чмокнула его в нос и едва не свалилась назад.

Анар подхватил её и собрался было унести с балкона, но тут у него за спиной раздалось громкое, недовольное «мяу!». Пришлось оглянуться. Из темноты выскользнуло что-то светлое. Оно мягко приземлилось на перила и ещё раз призывно мяукнуло — шестипалая кошка-гонец замерла на мгновение, ища равновесие на узенькой кромке, а затем, словно пародируя алайскую манеру говорить чуть в нос, растягивая гласные, доложила:

— Сианай Аниаллу! Матриарх Кеара дома ан Темиар желает видеть тебя завтра в полдень. — Слова доносились из её приоткрытой пасти, хотя розовый язычок не двигался.

— Зачем? — Алу не очень-то рассчитывала получить ответ.

Если бы бело-рыжая амри могла пожать плечами, она непременно бы это сделала, а так, кошка лишь склонила голову набок, переступила с лапы на лапу и неопределённо махнула хвостом.

— Понятно… — кисло наморщила нос сианай Аниаллу. — Что ж, передай своей госпоже, что непременно буду. — Она нехотя выскользнула из объятий Анара и пошатываясь пошла к перилам — налить кошке молока (такова была плата за её услуги).

Амри довольно зачмокала, а Алу той же ленивой походкой вернулась к Анару и, повиснув у него на шее, медленно забралась обратно — словно на дерево, на очень заботливое волшебное дерево, которое само подставляло ветки, чтобы удобнее было залезать. А ещё — умело ходить, подобно мифическим дубам-эльфоедам из лесов Элленики… Но Аниаллу почему-то казалось, что «оно» поступит с «безответной влюблённой кошкой» не так ужасно, как те зелёные монстры из легенд…* * *

В отличие от мужа, Аниаллу не спалось. Стоило ей, уткнувшись носом ему в бок, закрыть глаза, как перед ними вставало лицо Ланриссы. Алу вздрагивала и садилась на постели, прижимая к щекам холодные ладони, не в силах справиться с охватывающими её чувствами. Они были сильны и пугающи, но она не смогла бы ответить, что именно тревожило её во взгляде незнакомки. Она не чувствовала себя перед ней виноватой, нет, тут было нечто иное. Что?.. Какая-то часть разума Аниаллу, казалось, уже нашла причину и была так… поражена, что не давала сианай окончательно сформулировать неприятную разгадку. Алу с изумлением поняла, что не сможет сама побороть это сопротивление, пробиться в заблокированный уголок собственного сознания. Ей был нужен толчок извне.

Может быть — картина в Галерее Памяти, эта «Первая охота», о которой говорилось в дневнике? Или… А что, если она сейчас, прямо такая — измученная, взволнованная, растерянная — заявится к Селорну, усядется на пол рядышком и протянет проникновенно: «Па-а-ап?»… Нет, он всё равно ничего ей не объяснит. Потому что в этой истории кроется нечто, способное причинить ей боль и подвергнуть опасности…

А может быть — и правильно, ну зачем ей сдалась эта незнакомая девица? Пусть и связанная с некоей тайной, имевшей отношение к Анару, а значит — и к самой Аниаллу, но разве он сам сейчас не дрыхнет без задних лап, так и не пожелав ничего узнать о старой подруге? Всё, ему нет дела, можно спать спокойно…

Промучившись ещё с полчаса, сианай решила, что с неё хватит. Неразгаданная тайна была как репей в хвосте.

Она нехотя выбралась из постели и зевая прошла в соседнюю комнату. Попавшееся по пути зеркало отразило встрепанное, жмурящееся существо, в котором трудно было узнать очаровательную сианай. Лишняя пара часов бодрствования могла так истощить силы алая, как не сумел бы никакой магический поединок, а Алу не спала уже довольно давно. Стоп, а если это и есть истинная причина её тревожного состояния? И стоит ей выпить сонного зелья и выспаться хорошенько…

От этой мысли у неё сразу скрутило всё нутро, по спине пробежали мерзкие мурашки, и, вместо пузырька со снотворным Аниаллу вооружилась баночкой хатти…

Аниаллу и не догадывалась, что для кажущегося мирно спящим Анара ночь прошла ничуть не более спокойно, чем для неё самой. Едва смежив веки, он ясно увидел незнакомый дворец.

Это было массивное, больше похожее на крепость здание. Оно мрачной, устрашающей громадой нависало над серым шестиугольником площади. По тусклым стенам карабкались тёмные фигуры — грубые, словно отлитые из чугуна, сотни каких-то тварей, водных, сухопутных, крылатых, взирали вниз, на совсем крошечных, по сравнению с ними, людей. Живые собратья этих чудищ охватывали когтями парапеты дворцовых башен, издавая гулкие вопли и роняя вниз пену с оскаленных клыков. Самая крупная тварь, с пятью горящими красным глазами и массивным золотым обручем на шее, чинно сложив крылья восседала на центральной башне, украшенной омерзительной мозаикой из костей и обломков оружия. Анар заметил: могучей лапой она прижимала к крыше чьё-то изодранное тело.

Здание живо напомнило Анару сразу несколько обложек книг, которые так любила Тинойа — где какой-нибудь Смелый Рыцарь тащился спасать от Властелина Зла какую-нибудь Прекрасную Принцессу. Властелину Зла (не обременённому фантазией и хорошим вкусом) полагалось жить именно в таком замке.

На широкой полосе кроваво-красных плит, окаймлявшей площадь перед зданием, неподвижно, как заколдованные, стояли люди. На ихлицах, казалось бы пышущих здоровьем, алаю виделся смутный отпечаток какой-то болезни, вроде тех хронических телесных или душевных недугов, которые можно подавить, загнать глубоко в себя но так и не вылечить окончательно. Ему почему-то стало чуть ли не жаль их.

И в то же время Анар радовался, что присутствует здесь бестелесно. Эти суровые люди никогда не приняли бы его сочувствия, как и руку помощи любого другого алая. Скорее они отрубили бы руку себе… Понимание всего этого тонкой ледяной струйкой втекало в сознание Анара, и очень скоро он уже представлял, куда перенесло его очередное видение — в Хелраад на площадь перед дворцом самого Хеллина. «Вот тебе и Властелин Зла», — подумал Анар.

Поискав глазами, но так и не найдя жестокого владыку этих мест, Анар продолжал рассматривать его подданных. Они совсем не походили на хелротов, которых он видел на картинах в покоях Аниаллу — гордых воителей и их женственных, величавых супруг. Правда, эти полотна были очень старыми, леди Канирали вывезла их во время восстания, и с тех пор многое в Хелрааде могло измениться. И, как на первый взгляд показалось Анару, изменилось явно к худшему: вид у людей был какой-то напряжённый, если не затравленный а глаза блестели по-звериному, в худшем смысле этого слова.

Одинаково жилистые мужчины и женщины, в добротной, одинаково скучной одежде смотрели на площадь с тревожным предвкушением. У многих в корзинах и просто в руках были не первой свежести фрукты и овощи. Курносый мальчишка лет одиннадцати от нетерпения так сильно сжал свой гнилой помидор, что тот буквально взорвался забрызгав, к счастью, только самого сорванца. Он обернулся к матери, что-то сказал ей. Женщина принялась копаться в складках юбки, но стоявший рядом мужчина, видимо муж, продолжаязачарованно глядеть на площадь, жестом остановил её и, всё так же не поворачивая головы, влепил подзатыльник своему перепачканному отпрыску. Женщина вздрогнула, испуганно взглянула на мужа, но так ничего и не сказала.

Анар горько усмехнулся: примерно такой же, то есть «никакой», он представлял реакцию собственного отца, Криана ан Сая, на «методы воспитания наследных принцев» егоцарственной супруги. Вот только сам Анар уж точно не сносил её наказаний безропотно. Он изводил Амиалис бесконечными расспросами: за что она его наказала и почему именно таким образом? Хелротский ребёнок не заплакал и ни о чём не спросил отца. Он воспринял всё как должное. Забыв о грязных руках, мальчик довольно точно скопировал позу и выражение лица родителя и тоже уставился на пустую площадь.

Наконец толпа оживилась. Люди поворачивали головы в сторону группы своих соплеменников, появившихся со стороны замка. Анар не понял, откуда они вышли — главные ворота по-прежнему были наглухо закрыты, а других дверей видно не было. Несколько рослых, широкоплечих мужчин выстроились полукольцом перед замком. Их лица были почтитак же густо покрыты всевозможными шрамами, как длинные плащи — грубой вышивкой. Рядом с некоторыми из них, облаченными в ржаво-коричневые, разрезанные по бокам одеяния — нечто среднее между мажеской робой и фартуком мясника — сидело по ужасающей твари, размером с хорошую собаку. Больше от собак в них ничего не было, разве чтокапающая с отвратных брылей слюна. Горожане с опаской и восхищением разглядывали чудовищ и их внушительных, угрюмых хозяев.

Шедший следом невысокий человек в длинной чёрной мантии заслужил куда менее тёплый приём. Золотая отделка на его одеянии потускнела и истёрлась, волосы лежали в беспорядке. Он казался комично тощим и маленьким рядом с могучими воителями. Хелроты (особенно эти… «собаководы») смотрели на него с неприкрытым отвращением, и под этими презрительными взглядами человечек сжимался ещё больше. «Наверное, местный маг», — поразмыслив, решил Анар. Он знал, что в преисполненном тупой ненависти к колдовству Хелрааде волшебники, тем не менее, встречались, но находились они в крайне незавидном положении. Хотя их услуги изредка и требовались властям, к немногочисленным магам относились как к необходимому злу.

На лице колдуна застыла подобострастная маска. Расположение морщин, иссекавших его сухую, бледную кожу, говорило о многих разочарованиях и унижениях которые ему довелось пережить. Голова была опущена, поджатые губы нервно подрагивали. За ним ковыляли несколько высоких, измождённых людей. Они были босы, тела их едва прикрывали окровавленные лохмотья. Толпа встретила их громкими, яростными криками. Один из несчастных нёс ворох каких-то тряпок, возможно, раньше они были плащами или знамёнами: на них ещё можно было различить сложные символы, быть может — гербы семейств, к которым принадлежали эти бедняги. Ещё трое волокли кадку с водой. Когда они водрузили её в середине площади, толпа снова затихла, словно готовясь к чему-то. Колдун в чёрном выступил на пару шагов вперёд воздел к небу руки и прокаркал длинную фразу. Анар не разобрал ни слова, хотя до этого понимал, о чём говорили остальные хелроты; для них же самих эта пародия на рычание была сигналом к действию, и сигналом, надо сказать, желанным: стоило ему отзвучать, как в узников полетели гнилые фрукты. Теперь стало ясно, зачем понадобились тряпки и кадка: несчастные люди, даже не пытаясь уворачиваться от зловонных снарядов, тут же принялись отмывать брусчатку.

Анар удивился — он думал, что хелраадцы предпочитают более жестокие наказания. Впрочем, понятия о чести и достоинстве у здешних сильно отличались от алайских, и, возможно, для них было куда мучительнее это позорное ползание, чем любая пытка или даже казнь. Возможно…

Движения преступников были замедленны и неуклюжи, словно они были закованы в тяжёлые кандалы. Сначала Анар решил, что это последствие пыток — видневшаяся через прорехи сероватая, в синяках, глубоких царапинах и тёмных потёках кожа незнакомцев выглядела так, будто их долго истязали и морили голодом. Но когда один из преступников поднял голову и стало видно, что внутри, под веками, его глаза прикрыты тусклыми медными пластинками, на каждой из которых, вокруг пробитого по центру отверстия, нацарапано по уродливому символу, Анар понял, насколько ошибся. Понял, какую неслыханную расправу на самом деле учинили над этими людьми.

Он помнил, как Энаор однажды закрыл себе глаза точно такими же пластинками и бродил по всему дому, изображая живой труп. Тогда Анар хохотал вместе с остальными, теперь же ему было совсем не до смеха, ведь он мог не только видеть и слышать этих настоящих затворников своих тел, но и ощущать то, что они чувствовали сейчас. Анар не нашёл бы слов, чтобы передать это, да и как можно описать страдания обнажённой души, с которой, как кожу с плоти, содрали духовную оболочку, сломили её волю, заточили в зловонную темницу, сотворенную из её собственного умершего тела, изуродовали и унизили?..

Каково бы ни было преступление этих людей — а оно, как смог уловить Анар из обрывков разговоров, состояло всего лишь в том, что они выступили против какого-то решения Хеллина, — каково бы оно ни было, они не заслужили такого наказания.

А вот собравшиеся на площади люди были о происходящем прямо противоположного мнения. Алай отдал бы многое, чтобы не видеть этих искажённых злым торжеством лиц, не слышать полных желчи голосов — мужских, женских и даже детских, выкрикивавших проклятия в адрес преступников и слова одобрения их изобретательным палачам. В них небыло ни намёка на обиду или боль, это были голоса фанатиков, с восторгом глядящих на казнь еретиков. Выросший в Руале, где расправы над неугодными жрецам существамибыли в порядке вещей хотя и случались нечасто, Анар всё же не мог поставить в один ряд то, что видел на родине, с тем, что происходило сейчас. Никогда его не охватывали такой гнев и такой ужас, как при виде оживлённых трупов некогда гордых воинов, ползающих по площади под градом гнилых плодов. Если бы сейчас кто-нибудь предложил ему уничтожить эту гогочущую толпу существ, назвать которых людьми у него не поворачивался язык, Анар тут же бы согласился. Он счёл бы великой честью стереть с лица Бесконечного эту омерзительную, псевдоразумную плесень!..

Алай смог отвлечься от своих тяжких мыслей лишь тогда, когда заметил, что точка обзора стала сама собой перемещаться на другую сторону площади. Анар попытался усилием воли помешать этому, но его «полёт» продолжался. Когда же картинка устоялась, он понял, что теперь смотрит на страшную казнь глазами того, кто возвестил её начало — чёрного колдуна.

В это время мостовую, в которую уставился колдун (он теперь почему-то поспешно выбирался с площади), заволокло туманом. Струи его, казалось, выползали прямо из-под земли. Изредка из этого густого марева выступали чьи-то сапоги, ботинки или туфли, но никто из людей не двигался, хотя от площади их отделяло уже довольно большое расстояние, и здесь город должен был бы жить своей повседневной суетливой жизнью. А тут на всех его обитателей, кроме «проводника» Анара, будто столбняк напал.

Вдруг по воздуху пробежала рябь, как бывало над площадями Руала в самую жару. Прошло несколько секунд за которые тишина успела стать нестерпимой, а ещё через мгновение она взорвалась криками. Всё вокруг тотчас пришло в движение: замелькали размытые пятна бегущих фигур, плащи и платья, под ноги «проводнику» откуда-то хлынул целый поток овощей. Маг неуклюже прыгал через них, раздавил несколько, размазав по мостовой жёлтую мякоть, неудачно наступил на твёрдый, незрелый плод не глядя шагнул вперёд чтобы удержать равновесие, и едва не упал, запутавшись в чьём-то шлейфе. Бегущей даме, синий «хвост» которой он придавил, повезло меньше, и она плашмя рухнула на мостовую, но маг не помог ей встать, не извинился и даже не замедлил шага, только брезгливо дёрнул ногой, стряхивая с сапога серые от пыли ошмётки. Резко стемнело, словно густое облако стремительно наползло на солнце. Человек дёрнулся всем телом — алай видел, как судорожно сцепились его пальцы. Анар хотел ещё раз взглянуть вверх, на небо, но не смог.

И снова потянулись мостовые, лестницы, сточные канавы. Вот под ноги подвернулся ребёнок, он пытался поднять обронённую игрушку, но не успел — за плечо его цепко схватили дрожащие, бледные пальцы матери и увлекли куда-то в толпу.

Маг вошёл в какое-то здание. Судя по тому, как изменились движения «проводника» (он перестал спотыкаться и теребить робу), Анар посчитал, что это его дом или, во всяком случае, место ему знакомое, где он чувствовал себя в безопасности и куда, видимо, и спешил. Он стал взбираться по длинной винтовой лестнице, свет проникал на неё через тонкие стрелки окошек. Тут Анару неимоверным усилием воли удалось мазануть взглядом по небу.

Оно было жемчужно-серого оттенка, затянутое неестественно-гладкими, почти шёлковыми облаками. Из разрывов в них вниз били целые снопы серебристого света, больше похожего на лунный, чем на солнечный. И огромные тени метались над крышами…

Больше ничего рассмотреть не удалось. На мгновение «отлепившийся» от чужого тела, взгляд Анара вернулся к лицу «проводника», и в его блёклых глазах алай прочёл смесь ужаса и злорадства. Маг мерзко скривился и, преодолев ещё десяток ступенек, отпер тяжёлую дверь, пронесся через комнату и резко, так что тот вылетел из пазов, выдернул ящик стола.

Трясущиеся не то от ужаса, не то от нетерпения пальцы заскользили по бокам зеленоватой сферы, усеянной чем-то вроде белёсых чешуек. Она показалась Анару подозрительно знакомой, но прежде чем память что-то ему подсказала, «проводник» сунул сферу в карман, подошёл к окну и стал сгребать с него всевозможную магическую мелочь. Алай вновь напрягся, пытаясь рассмотреть, что же там, в тучах, так напугало жителей города. Это были отнюдь не агзары, как он подумал вначале, о нет… Но как алай ни старался, на этот раз он не смог изменить свою точку обзора. Анар видел лишь серые пятна теней, стремительно скользящие по мостовой вслед за мчащимися в ужасе людьми. Времяот времени они становились гуще, словно нечто, отбрасывающее их, спускалось ниже, на обращённый в панику город. Крики становились то громче, то вовсе стихали, сменяясь страшной тишиной.

«Проводник» же, казалось, окончательно успокоился, едва сфера попала ему в руки. Сейчас Анар снова смотрел ему в лицо, видел, как оглядывая комнату, словно прикидывая, не забыл ли чего, маг то и дело бросал взгляды в окно сквозь незримого для него алая, но возбуждение его было явно приятным. На скуластом лице играла жестокая радость. Он был явно доволен бедой соплеменников. Быть может, и он приложил к ней руку?

Насытившись зрелищем, маг взял со стола объёмистую кожаную сумку и неспешно вышел на середину комнаты. Картинным жестом он вознёс сферу к потолку, полюбовался мгновение, бросил последний победный взгляд в окно и грохнул ею об пол. Шарик без единого звука лопнул, но осколки не разлетелись по комнате, а остались лежать рядышком,неподалёку от ног человека. Над ними заклубился лиловый туман, его становилось всё больше, он не рассеивался, а наоборот, концентрировался, принимая форму дымного кольца. Осколки медленно поднялись в воздух и, зависнув на равном расстоянии друг от друга по всей окружности будущей волшебной двери, засияли приглашающим изумрудным огнём.

Портал открылся, явив взору Анара обшарпанную стену и кучу какого-то ржавого хлама. Точка обзора алая тем временем переместилась к окну, и теперь он мог наблюдать иза порталом, и за чародеем.

Маг был озадачен. Когда же осколки вдруг вспыхнули нестерпимо-белым и с хлопком пропали, а дымное кольцо потеряло форму, гримаса самоуверенного торжества стала медленно сползать с его лица, как стекали по стене и исчезали без следа стремительно светлеющие струи тумана. Некоторое время ещё был виден кусок зелёной кирпичной кладки, исписанной бранными словами… около которой неудачливого мага и настигла Смерть.

Она ворвалась в его заклинательный покой прямо сквозь стену, пронеслась серым вихрем через комнату, размывая своим серебряным блеском очертания предметов, окутала собой застывшего на месте колдуна и, словно проникнув внутрь его тела прозрачно-серыми щупальцами, вырвала оттуда… Анар не смог бы сказать, что именно, он даже не был уверен, что видел это, скорее, почувствовал: в какое-то мгновение тело человека прекратило быть вместилищем жизни, стало пустой, бесхозной оболочкой. Его владельца унёс с собой призрачный вихрь, и алай уже понималкуда…

Картина распалась, раздробившись, словно ледяное зеркало, на тысячу быстро тающих осколков. Возвращаясь к реальности через обычный лабиринт ярких и бессмысленныхобразов, Анар размышлял об увиденном…

Он сам многие годы в Руале жил в постоянном ожидании, что гнев Аласаис обрушится на него, она пошлёт сианай, её Коготь Карающий, — и страшными муками, а то и гибелью придётся ему ответить за все свои богохульства. Этого не произошло: явившаяся ему Аниаллу стала его возлюбленной а образы жестокой богини и её Тени как орудия возмездия и вовсе оказались измышлениями жрецов. Теперь же Анар впервые воочию убедился, что, в отличие от легенд его народа, рассказы о каре Веиндора за нарушение одногоиз его запретов мифами не были…

Не трудно было догадаться, чем хелраадцы навлекли на себя немилость Веиндора. Милосердный люто ненавидел некромантов, само это слово практически исчезло из обихода магов Энхиарга, не говоря уже о его простых, не сведущих в колдовстве, жителях. Наэй не одобрял действий даже тех, кто помогал существам со слабым, не созданным длявечной жизни, Путём обретать телесное бессмертие — что уж говорить о мрачных колдунах, которые насильно удерживали душу в мёртвом теле?..

Веиндор не мог покарать каждого, кто совершал подобное надругательство, во всём Бесконечном, но если оно имело место быть в его родном Энхиарге, Милосердный ни разу не оставил преступников, нарушающих, как говаривала Алу, «круговорот душ в природе», без наказания. Причём такого наказания, о котором в мире потом ещё долго помнили…

Видимо, именно такую, показательную, казнь Анар и наблюдал в Хелрааде. Что ж, поделом… Но всё же у алая сложилось впечатление, что хелротов в некотором роде подставили. Ему вспомнились злорадные взгляды колдуна, которые тот бросал на своих мечущихся в ужасе соплеменников. Возможно, именно этот чародей и надоумил правителей прибегнуть к столь… изощрённой посмертной пытке «преступников»? Надоумил, донёс жрецам Веиндора и собирался исчезнуть через портал… Тут Анара озарило: «Так ведь это Энаорова сфера — такая же, как та, что он вернул Селорну!» — мысленно воскликнул алай и окончательно пробудился.

«Вот кто должен был попасть в ту клетку в покоях патриарха! Значит, Энаор подменил склянки, обрёк колдуна-предателя на смерть и не дал Селорну… пообщаться с ним», — потягиваясь, думал Анар.

Какое счастье после тяжёлого, мертвящего видения открыть глаза в полной сочных красок спальне Аниаллу! Закинув руки за голову, Анар некоторое время с истинным наслаждением изучал мозаичный купол, потом повернул голову набок и с сожалением заметил, что малиновая подушка, на которой она обычно спала клубком, щекоча ему щёку усами, пуста. «Мучает бедного Селорна», — решил алай.

Энаор, маг и сфера… Анар готов был дать хвост на отсечение, что роль Энаора во всей этой истории не исчерпывалась подменой шарика с порталом. Но ему очень,оченьне хотелось верить, что сын Меори и был тем, кто заронил в сознание озлобленного хелраадского колдуна дикую идею, способ расквитаться со всеми своими мучителями разом. М-да, колдун подставил хелротов, Энаор подставил колдуна. Проблема с Хелраадом решена, адоры могут спать спокойно. Но могут ли спокойно спать алай? Если Веиндор посчитал виновным колдуна, не посчитает ли он виновным и Энаора… подтолкнувшего его на преступление? И Селорна, который наверняка всё это и спланировал?

Анар очень удивился бы, узнав, кто в этот момент вместе с ним беспокоился о судьбе Энаора и компании…* * *

«Мой владыка благодарен тебе, смертный», — незнакомый, властный голос разнёсся по залу и вырвал Хозяина Шилора из тяжёлого сна. Верный слуга того, кого алаи прозвали Талом, потянулся затекшим от лежания на неудобном диване телом и попытался понять, кто бы это мог говорить.

Последним, что видел Шилор засыпая, была тощая спина Хозяина Золина: он отправлял своих подручных в храм Веиндора — донести жрецам Милосердного на кошек Аласаис. На этот раз алаям было не выкрутиться. Оставалось только гадать, как они, со всей их хвалёной интуицией, могли не понимать, что роют могильную яму не только людям Хеллина, но и себе тоже. Возможно, их ослепила ненависть. Да… Иногда быть чересчур эмоциональными — опасно для здоровья.

Шилор относился к жителям Хелраада с куда большей симпатией, но был готов с лёгкостью пожертвовать своими планами на их счёт (как, впрочем, и их жизнями), ради того чтобы настроить Веиндора против котов…

«Милосердный благодарен тебе настолько, — всё тем же ровным голосом проговорил его жрец, — что желает лично высказать свою признательность». За сим послышался короткий возглас и звук упавшего тела. Шилор насмешливо поднял бровь.

— Прислужник Смерти — с чувством юмора? Я начинаю опасаться за будущее этого мира! — с ленцой протянул он, поднимаясь с дивана; звук собственного голоса, в котором не слышалось даже удивления, доставил Хозяину большое удовольствие.

На фоне тонкой плиты из лилового камня, на какое-то время ставшей магическим окном в Энхиарг, маячила похожая на скелет фигура Хозяина Золина. Обычно спокойный, сейчас он нервно притоптывал ногой, поводил острыми лопатками под белой тканью мантии и что-то бормотал себе под нос. А перед ним по незнакомым проулкам, лестницам и галереям убегал чудом оставшийся в живых второй подручный Золина. Это был нескладный человечек с взъерошенными седоватыми волосами, одетый в кургузый, едва прикрывающий колени плащ. Видимо, его правая нога была короче левой — на ней красовался ботинок на толстенной платформе. Беглец казался ещё более жалким среди величественных зданий Элидана.

— Жалко убиенного доносчика? — совершенно спокойно осведомился Шилор, подойдя к Золину и складывая руки на груди.

— Нет, — мотнул головой тот. — Но я не понимаю! В этом мире должны же быть хоть какие-то законы… Веиндор всегда карает нарушителей своих установлений. Всегда! Это аксиома. Я слышал это на каждом углу, читал в десятках книг. А тут мы показываем ему истинного зачинщика нарушения самого священного его запрета… и ничего! Вместо лживых котов он убивает одного моего посланца… а теперь вот пытается найти нас через второго! — Возмущению Золина не было предела.

Он вытянул руку, пошевелил пальцами, и на его ладони вспыхнул маленький белый костёр. Золин собрался было бросить его в своего слугу, но Шилор остановил его.

— Ну-и-что-в-этом-такого? — раздельно проговорил он, в такт каждому слову, как по куску от булки, отщипывая от пламени по сияющему клочку и швыряя их под ноги обречённому посыльному.

— Как «что»? — выдохнул Золин, отвернувшись от меркнущего экрана, где, охваченное небесно-голубым пламенем, металось то, что минуту назад было одним из его подручных. — Я не понимаю этот проклятый Энхиарг! Я не знаю, что с ним делать, он постоянно выкидывает какие-нибудь штуки. Никакого порядка, никакого…

— У него были свои законы, Зол, были… Но мы явились как раз в то время, когда они начали меняться. Я бы даже сказал, что они стали меняться, предвосхищая наше вторжение, — усмехнулся Шилор. — Если говорить о Веиндоре, то сегодня мы наблюдали далеко не первый случай когда он сам и его служащие поступили, мягко говоря, необычно. Ончинит расправу над котами, которые — тогда, в Канирали, — ничем не погрешили против Смерти; а его бесстрастные драконы начинают влюбляться, ревновать и убивать Теней Аласаис. Законы меняются, и, сдаётся мне, этой самой сианай Эталианной Аласаис пожертвовала лишь для того, чтобы один из законов — тот, что касается… устоявшихся привычек Веиндора — поменялся в нужную ей сторону. И, как ты сам мог сегодня наблюдать, ей это удалось. Топить котов за компанию с хелраадцами Веиндор не полетел.

— Надо было убить сианай Эталианну раньше, — повесил нос Золин. — Как мне всё это надоело, ты бы знал! Мы что-то придумываем, выстраиваем и… бац! — всё идёт насмарку.

— И? Это кому-то мешает? Или Владыка не предупреждал тебя о том, что так и будет? Предупреждал, — констатировал Шилор и вкрадчиво спросил: — А скажи-ка мне, Зол, ты учёный или нет? Да-а? Вот и изучай. Ставь эксперименты, накапливай информацию, делай выводы, ошибайся. Ты всегда поражал меня своей усидчивостью и терпением. А сейчас ты дёргаешься, как кимм под колесом телеги! В чём дело? Не устраивают результаты? Да если бы Владыке нужны были другие результаты, он поставил бы на наше место других существ. И наделил бы их совсем иными способностями, совсем иной силой. Если бы он хотел добиться того, к чему ты так страстно стремишься, у него хватило бы силы уничтожить всех в этом мирке… Кроме Элаана, разумеется, — выразительно добавил Шилор. — Но не это ему нужно. Такая победа не была бы полной, и егоглавная цельне была бы достигнута.

— Я помню, но… — по тонким чертам Золина пробежала судорога: он боролся с собой.

— Помнишь. Но кое-что ты всё-таки упорно «забываешь». Забываешь, что наша цель не победа над народами Энхиарга, а лишь подготовка почвы дляегопобеды. Мы им даже не враги, просто… они этого не понимают. — Шилор пожал плечами. — И наша победа над ними была бы лишь иллюзорной победой в иллюзорной войне, с бутафорскими же трофеями. Нет! Она больше походила бы на поражение, потому что, выиграв в ненужном сражении сейчас, мы могли бы лишиться гораздо большего (если не сказать — всего!) в будущем. Всё было бы проиграно ради сиюминутного удовольствия — иначе я это и назвать не могу. А ведь мы делаем важное и нужное для самих же энхиаргцев дело и рисковать им не имеем никакого права.

Так что мы с тобой лишь нанимаем актёров, — он широко улыбнулся, — раздаём им роли, создаём декорации… атмосферу, угодную нашему режиссёру. А потом… потом, стоя в кулисах и слушая их реплики, мы должны внимательно следить за залом и запоминать, какие из нихпроизводят большее впечатление на нужного зрителя. Мы, конечно, тоже можем поучаствовать, но только на вторых ролях. — Да я…

— А ты заигрался в слугу Тёмного Властелина, Золин, — прервал его Шилор, картинным жестом закинув на плечо полу угольного, богато вышитого плаща. — Появившись пару раз на сцене в качестве прихвостня злобного монстра, который одержим примитивной жаждой мирового господства, ты вдруг решил, что ты и есть слуга зла. Но это не так. Вспомни: у тебя, как и у нашего Владыки, совсем другие цели. Так стоит ли ради сомнительного триумфа персонажа, в которого ты имел несчастье так сильно вжиться (и который, как мне кажется, не слишком тебе и симпатичен), отказываться от них. И уж тем более портить всю постановку, особенно — такую гениальную, — он разулыбался, чутькривя губы. — С каждым днём, с каждой нашей победой или неудачей я проникаюсь кнемуиегозамыслу всё большим уважением и благодарностью за то, чтоонвыбрал именно нас, — прижал руку к сердцу Шилор.

— Не знаю, может быть, и вправду я заигрался. — Последние слова компаньона несколько приободрили Золина. — Только работать приходится с таким отребьем…

— Всех лучших актеров забрала Аласаис, она ведь, как-никак, ещё и «покровительница искусств», — иронично вставил Шилор.

— И Ректор ещё этот, линдоргский, нос везде суёт, — бормотал Золин, перебирая волшебные камни через расшитый атлас поясной сумочки. — Хорошо хоть его щёлкнули по носу — с этим пропавшим грузом, теперь угомонится на время… Но быть может, нам всё же стоит отнестись к своей работе серьёзнее? Вложить в неё больше сил, что-то предпринять, чтобы ускорить… процесс? — вдруг с жаром проговорил он, резко дёрнул рукой и, зацепившись о ремешок сумки, сорвал её с ремня.

Яркие кристаллы рассыпались по полу, но Золин не стал их собирать. Он застыл, зачарованный зловещей переменой в своём товарище: фигура Шилора, казалось, подёрнулась густым чёрным туманом, лицо же, наоборот, словно осветилось, черты его стали более чёткими, даже какими-то острыми, глаза налились глубоким мраком. Голос его внезапно обрёл силу, он разнёсся по комнате, заполнил её.

— Золин, сценарий написан, и если на сцену выскочит ненужная массовка, а уж тем более — мы, то представление будет безнадёжно испорчено. И мы потеряем нашего зрителя, Золин. — Шилор пристально посмотрел на потерянного учёного, словно желая выдавить из него сомнения, и когда убедился, что ему это удалось, заговорил своим прежним, чуть насмешливым тоном: — А потом наш режиссёр возьмёт и уволит нас. Скажи мне, Хозяин Золин, — язвительно осведомился он, — хочется ли тебе обратно в твою каморку? Экономить на свечах и — на чём ты там ещё экономил? — чтобы купить материалы для опытов? Тратить время на воплощение тщеславных замыслов твоего идиота-покровителя? — И сам же ответил: — Не хочется. И мне не хочется снова служить своему борову-братцу, заманивая крестьянских девок к нему в постель. — Шилора всего передёрнуло от этих воспоминаний.

— Ты прав, ты прав. Я должен пользоваться моментом, а не забивать себе голову глупостями, — тускловато улыбнулся Золин. — Я буду учиться, я смогу понять… в конце-концов, я всегда мечтал погрузиться именно в такие глубины. В последнее время мне не достаёт терпения, ты прав, друг мой, но я найду силы и для нашей работы, и для моих изысканий, — сам себе пообещал он и, благодарственно кивнув Шилору, умиротворённый, отправился препарировать трёхглавое синее чудище, убитое накануне Хозяином Раэтом где-то в подвалах.

Стоя в дверях заклинательного покоя, Шилор провожал насмешливым взглядом друга, бодро шагавшего по тонкой ленточке моста над пропастью мрака, отделяющей личные покои Хозяев от остальной части замка. Он очень хорошо понимал Золина: трудно сдерживать себя, когда постоянно ощущаешь невероятную мощь за своими плечами, готовую, словно чёрные крылья, подхватить тебя и легко донести до любой цели. И ещё труднее поверить, что есть вещи, которые нельзя получить с помощью этой силы, что для достижения некоторых целей толку от неё не больше, чем от кувалды при выдувании стекла, и потому приходится расходовать её на изготовление инструментов, более приличествующих случаю…

— А я пойду наведаюсь к нашим новым «актёрам», а то как бы они там без меня не поубивали друг друга, — Шилор небрежно одёрнул свою свободную шёлковую блузу и направился переодеваться: предстать перед чудом спасённой им хелраадскои верхушкой в столь расхристанном, «немужественном» виде — означало раз и навсегда опорочить себя в её глазах, а такой исход был бы сейчас ох как некстати…

— Хозяин Золин опять не в духе? — спросил его ввалившийся в покои Шог. Огромный слуга переминался с ноги на ногу, пытаясь изобразить на плоской морде сочувствие.

— Да, опять, — отмахнулся Шилор, проходя мимо. — Как там наши хелраадские гости? Что надумали?

— Поначалу спорили очень, — тяжело топая за ним следом, доложил Шог. — Они ждали, что вы защитите их от Веиндора. Всех их, а не только эту кучку. Теперь сомневаются и в ваших силах, и в вашей надёжности.

— Этого следовало ожидать. Но, думаю, мы сможем их переубедить.

— Это да, сможете. Я им намекнул, что вы хотите наступить на хвост котам — тут же спорить перестали. Они согласятся на все ваши условия.

Идеоты и псевдоалаи

А сейчас мы спускаемся с Драконьей площади, проходим мимо «Проката тел» и оказываемся на Поддельной улице. Если вам нужна имитация чего бы то ни было, будьте уверены — вы найдёте её здесь! Ювелирные лавки будут счастливы предложить вам копии самых известных драгоценностей Энхиарга, выполненные столь совершенно, что Совет Дорогих Гостей был вынужден принять закон, по которому каждую такую подделку продавец обязан снабжать специальной магической меткой, удостоверяющей её неподлинность.

А справа мы видим музей Оборотней. Его название с самого начала не вполне соответствовало представленным экспонатам, но лишь совсем недавно было наконец решено сменить его на более подходящее. Объявлен конкурс, в котором вы, кстати, тоже можете поучаствовать. В музее выставлено более двух тысяч разумных и полуразумных существ, обладающих кошачьими чертами. Одних псевдоалаев — созданий, полагающих себя детьми Аласаис, — не считая наших, бриаэлларских, здесь чуть менее трёх десятков видов.

Разумеется, подавляющее большинство экспонатов является лишь копиями реальных существ… хотя и не все, конечно.Говорящий Путеводитель «Четырёх Т» по Бриаэллару

Невидимкой пронесшись над ночными улицами Бриаэллара, Аниаллу опустилась на щербатую дорожку посреди парка, на самой окраине города. Эта улица называлась Дикой аллеей и тянулась через давно заброшенный сад, за годы превратившийся в настоящий лабиринт — место с очень недоброй славой. Отсюда брал начало потайной путь в замок дома ан Камиан. Аниаллу узнала о нём благодаря одной своей экстравагантной выходке (которую не пристало обсуждать в приличном обществе), направленной против матриарха Аэллы. Восхищённая Эйтли Тинойа в тот же вечер рассказала сианай о тайном пути в «крепость» их общего, как она теперь думала, врага. Аниаллу, естественно, так ни разу им и не воспользовалась. Теперь же эта лазейка оказалась очень кстати.

Аниаллу стала зримой: по аллее любили прогуливаться гости из Долины Снов, которые обладали крайне неприятным даром — видеть сквозь любые иллюзии — и обожали «шутить» над разоблачёнными невидимками. Сианай вовсе не горела желанием, чтобы эти мастера иллюзий превратили её в болтливую бадью на пёсьих лапах — или чем там разродится их больное воображение. Так что пусть уж лучше они заметят её сразу, проще будет отвязаться…

Дорога перед Алу просматривалась лишь на несколько шагов, до следующего из многочисленных своих извивов. Корни деревьев плотно опутывали древние камни, между которыми кое-где уже нашла дорогу к солнцу трава. К солнцу? Алу было трудно представить себе эти густые заросли при свете дня. Казалось, их мрачная сила должна отталкивать солнечные лучи, как пузыри над домами Бриаэллара — струи сегодняшнего дождя. Даже шорох листвы над головой здесь щекотал нервы, и по спине Аниаллу непременно пошёл бы озноб… если бы она не обладала иммунитетом к чарам страха, которыми был буквально пропитан Дикий сад и которые значительно усиливали и без того не самые приятные эмоции, вызываемые этим местом.

Пока Аниаллу не заметила ничего действительно подозрительного или опасного. Но когда, через несколько сотен шагов, впереди блеснули огни, она в нерешительности остановилась: на Дикой аллее стоял один единственный дом, и его хозяйка, по расчётам Алу, никак не могла быть теперь дома. После гибели сианай Эталианны, сражённая этимматриарх Аэлла, в страхе за своих дочерей. Талию и Тэлиан (чьи имена были всего лишь созвучны с именем убитой Тени богини), заперла их во Дворце Аласаис, где они и должны были бы сидеть до сих пор. Оставлять же кого бы то ни было в своём жилище без присмотра было не в правилах Талии ан Камиан.

И, надо сказать, это была одна из немногих её… нормальных привычек. Талия находилась в том возрасте, когда «молодые коты и юные кошки мечутся, дерут мебель и мавают», как говорил патриарх Тейнлаан. Она «вроде бы бесцельно крутилась на одном месте», и ей ещё предстояло «поймать собственный хвост, то есть узнать, кто она такая и зачем родилась на свет». Сбежав от матери, чересчур настойчивопытавшейся привить ей любовь к светской жизни, Талия поселилась в Диком Саду — районе Бриаэллара, менее всего напоминающем окрестности роскошного особняка ан Камианов.

Единственной чертой, которую Талия унаследовала от прекрасной Аэллы, была страсть к собирательству. Каждое её приключение — а в разные авантюры она, как и положено ан Камианке, ввязывалась постоянно — было увековечено в какой-нибудь детали её пёстрого дома. Например, конёк крыши венчала голова чёрного дракона, чешуя на его распластанных по скатам боках служила черепицей, а перепончатые крылья прикрывали террасы и сходились на дверном козырьке. Некогда этого красавца пытались выдать (не в романтическом смысле этого слова, разумеется) за одного из друзей Талии. Дабы подставить приятеля юной госпожи ан Камиан, обвинив его во множестве разрушений и смертей, эту огнедышащую тварь (даром что она была в три раза меньше него да и разумом практически не обладала) заставили атаковать деревни на окраине Дирхдаара. Талии пришлось принять участие в ловле дракона-самозванца и притащить его тушу в столицу, к престолу самого дирха, дабы за её злосчастным приятелем прекратили охотиться многочисленные драконоборцы этой «милой» страны. Там же, в их «штаб-квартире», с поражающим оригинальностью названием «Зал Воителей», Талия наверняка и подглядела, что шкура летающего ящера может послужить отличной заменой банальному кровельному железу. Идея же — примотать устрашающие когти его крыльев по обе стороны дверного козырька в качестве крюков для фонарных цепей — принадлежала ей самой.

У тяжёлых чёрных светильников из безднианского стекла была собственная история, как и у своеобразного венка, сплетенного из тонких загнутых рогов и лихо надвинутого на один из них. Была биография и у вьюна, причудливыми, словно искусственно созданными, узорами оплетающего стены, на некоторых стебельках которого вместо листьев подрагивали лапки, наподобие лягушачьих; и у лёгких расписных штор (в прошлой жизни — явно дамских платьев), мелко трепещущих, словно от страха перед грозными шипами балконной решётки; и у каждого из грозди перезванивающихся над балконом колокольчиков и ярких стеклянных подвесок…

В общем, дом — как это там? — «производил неизгладимое впечатление и надолго приковывал к себе внимание». Даже Аниаллу, которая видела его далеко не в первый раз, нашла на что засмотреться…

Впрочем, меняться и удивлять — это вполне в традициях Бриаэллара. Он всегда был и остаётся городом, удивительным в смысле сюрпризов. Прогуливаясь по его знакомым сдетства улицам, вы постоянно ловите себя на мысли (или скорее на чувстве), что… что-то не так. Да, точно — только вчера здесь этого не было, а было что-то совсем другое… или, может быть, вообще ничего не было? Вот, например, не далее как в прошлый четверг Аниаллу соблазнилась заманчивым ароматом и, поблуждав немного по незнакомым переулкам, наткнулась на небольшую площадь в тупичке, на которой возвышался огромный, в пять алайских ростов, рыбий скелет. Местами с его белоснежных рёбер на лохматых веревочках свисали вяленые рыбки. Приняв поначалу это место за своеобразный магазин, Алу, не обнаружив в нём продавца, постучала в пару соседних домов. Но их обитатели только развели руками и заявили, что знать ничего не знают. Кость видели, слюной по лакомствам исходили, но трогать боялись — мало ли что. Далёкая от подобных предрассудков, а также очень — ну просто смертельно! — голодная Аниаллу недолго думая набрала целую гроздь «плодов» с этого рыбного дерева, и у них с Анаром был бы великолепный ужин, если бы… если бы этого обормота не угораздило свалиться в бассейн, невесть когда успевший заменить ледяную крышу Зала Весенних Ливней Нель-Илейнского посольства. Там он и остался — обсыхать в компании любезного наларского дипломата и его многочисленного семейства — до утра.

Изменения, произошедшие с домом Талии, были куда менее значительными: со времени последнего визита Аниаллу на Дикую аллею под балконом появилась клетка с толстымипрутьями, в которой бесформенным пятном тепла спало что-то голокожее и, кажется, жёлтое; и некое, явно ездовое, существо — в чёрной чешуе, с устрашающе мощным шипастым хвостом и двумя шеями, причём только одна заканчивалась головой.

Эту диковинку как раз и разглядывала Аниаллу (гадая, отрубили ему вторую голову или «пустая» шея имела какое-то иное назначение), когда шторы на балконе колыхнулись и, разорвав пополам зелёного дракона, парящего над кактусовым полем, показалась тонкая, по-ан Камиански белая ручка. Ловко изогнувшись, она проскользнула между шипами решётки, на ощупь сорвала с вьюна невзрачную ягоду и снова спряталась.

Убедившись, что с хозяйкой дома ничего не случилось, Алу собралась было незаметно покинуть её владения, чтобы избежать вопросов, которые ей сейчас были совсем ни к чему, но не успела. Между половинками дракона возникло лицо жующей Талии.

— Сианай — и у нас! Как это кстати. И какая правильная сианай! Не иначе, Аласаис наградила меня за муки, — она страдальчески завела глаза так сильно, что радужка полностью спряталась под веком.

Аниаллу про себя усмехнулась: под муками, видимо, подразумевались как раз несколько недель томления во дворце Аласаис.

— С возвращением, — она подошла поближе к балкону, — я и не знала, что ты… освободилась. Подумала: уж не забрался ли кто чужой в твоё логово?

— За «логово» спасибо, да только кто в здравом уме сюда полезет? — Талия любовно провела пальчиком по особенно жуткому шипу и вдруг так дёрнула решётку, что с обвивавшего её вьюна прямо на головы зверям в клетке посыпались ягоды, а сама решётка с лязгом сложилась гармошкой. — Так-то лучше. Ты сейчас куда?

— Никуда. Просто гуляю, — ответила Алу. Талия была, пожалуй, единственным алаем, который мог бы понять того, кто выбрал это место и это время для моциона. Она сама обожала дождь, ветер и глубокую ночь, а жутковатую аллею считала едва ли не лучшим местом в Бриаэлларе.

— Вот это правильно, — промурлыкала Талия, высовываясь из окна, чтобы дотянуться до своих питомцев, которые оказались коричневыми в жёлтых пятнах.

Одна из разбуженных тварей поднялась на задние лапки и принялась лизать её руку тёмно-фиолетовым, раздвоенным языком. Аниаллу поморщилась.

— Где ещё у нас найдёшь такой уголок? Нигде. Везде светло и чистенько, как в Элаане. Тоска, одним словом, — посетовала Талия. — А ведь скоро станет ещё хуже. Я почему говорю, что сама Аласаис нам тебя послала: мы тут второй час прошение сочиняем Верховному жрецу, чтобы он позволил нам самим прочесать Сад, если уж город без этого никак не может обойтись.

— Сад? А что не так с Садом?

— Это неизведанная для ВЖ территория. Он не знает, чего от неё ждать — мало ли что кроется здесь, в этих дебрях, — Талия улыбнулась с загадочной многозначительностью, — и хочет внести ясность в этот вопрос. Но с тем же успехом, Кеан мог бы заявить, что опасен дворец Аласаис, ведь всех его тайн он тоже не знает. На мой взгляд лезть сюда с проверкой — почти такое же кощунство! Да и сам Сад будет защищать свои секреты — по крайней мере от тех, кто не уважает его дух. И Кеан получит серьёзных врагов в собственном городе, хотя они могли бы стать ценными союзниками!

— И чем я могу вам помочь? — спросила Алу, наблюдая, как дочка Аэллы только что обслюнявленной зверем рукой преспокойно отправляет в рот одну ягоду за другой.

Сквозь ягоды Талия пробурчала что-то похожее на «поучаствовать» и в конце очень убедительно хмыкнула.

— Поучаствовать? Талия, — вздохнула Аниаллу, — если сейчас и есть что-то более вредное для вашего дела, чем моё участие, то я этого себе представить не могу. Кеан просто не даст разрешение на вашу экспедицию.

— Да нет. Мы не зовём тебя с собой. Но ведь ты не только сианай и дочь Верховного жреца, — Талия подмигнула, — но и известная мастерица всякого бумагомарательства.А мы тут как раз гадаем, как бы так написать, чтобы он дал согласие! Ведь все наши песни про «дух Дикого Сада» он пропустит мимо ушей, — развела руками зеленоглазая кошка.