Чтение 101–й страницы книги ~Благие намерения~

Степан сказал.

- А-а… - понимающе покивал лысый. - До вашего предприятия мы еще не добрались. Но раз уж вы сами пришли, давайте я вас проверю. Чем черт не шутит - вдруг и у вас тоже способности к телекинезу!

- А что же! - оживился Степан. - Можно.

Проверка заняла минут десять. Никаких способностей к телекинезу у Степана не обнаружилось.

- Как и следовало ожидать, - ничуть не расстроившись, объявил лысый. - Телекинез, Степан Тимофеевич, величайшая редкость!

- Слушай, доктор, - озабоченно сказал Степан, - а выключить ее теперь никак нельзя?

- Кого?

- Ираиду.

Лысый опешил.

- Что вы имеете в виду?

- Ну, я не знаю, по голове ее, что ли, стукнуть… Несильно, конечно… Может, пройдет, а?

- Вы с ума сошли! - отступая, пролепетал лысый. И так, бедняга, побледнел, что синяки на темени черными стали.

- Сходи за картошкой, - сказала Ираида.

Степан поднял на нее отяжелевший взгляд.

- Сдурела? - с угрозой осведомился он.

- Я тебе сейчас покажу "сдурела"! - закричала она. - Ты у меня поговоришь! А ну вставай! Разлегся! Тюлень!

- А ты… - начал было он по привычке.

- Кто? - немедленно ухватилась Ираида. - Кто я? Говори, раз начал! Кто?

В гневе она скосила глаза в сторону серванта. Сервант накренился и, истерически задребезжав посудой, тяжело оторвался от пола. Степан, бледнея, смотрел. Потом - по стеночке, по стеночке - выбрался из-под нависшего над ним деревянно-оловянно-стеклянного чудовища и, выскочив в кухню, сорвал с гвоздя авоську…

- …у-у, к-коза! - затравленно проклокотал он, стремительно шагая в сторону овощного магазина.

- Знаешь, ты, доктор, кто? - уперев тяжкие кулаки в бильярдный стол, сказал Степан. - Ты преступник! Ты семьи рушишь.

Лысый всполошился.

- Что случилось, Степан Тимофеевич?

На голове его среди изрядно пожелтевших синяков красовались несколько свежих - видимо, сегодняшние.

- Вот ты по городу ходишь! - возвысил голос Степан. - Людей проверяешь!.. Не так ты их проверяешь. Ты их, прежде чем телетехнезу своему учить, - узнай! Мало ли кто к чему способный!.. Ты вон Ираиду научил, а она теперь чуть что - мебель в воздух подымает! В Каракумы запульнуть грозится - это как?

- В Каракумы? - ужаснулся лысый.

Сердце у Степана екнуло.

- А что… может?

Приоткрыв рот, лысый смотрел на него круглыми испуганными глазами.

- Да почему же именно в Каракумы, Степан Тимофеевич? - потрясение выдохнул он.

- Не знаю, - глухо сказал Степан. - Ее спроси.

Лысый тихонько застонал.

- Да что же вы делаете! - чуть не плача, проговорил он. - Степан Тимофеевич, милый! Да купите вы Ираиде Петровне цветы, в кино сводите - и не будет она больше… про Каракумы!.. Учили же в школе, должны помнить: сила действия всегда равна силе противодействия. Вы к ней по-хорошему - она к вам по-хорошему. Это же универсальный закон! Даже в телекинезе… Вот видите эти два кресла на колесиках? Вчера мы посадили в одно из них Ираиду Петровну, а другое загрузили балластом. И представьте, когда Ираида Петровна начала мысленно отталкивать балласт, оба кресла покатились в разные стороны! Вы понимаете? Даже здесь!..

- И тяжелый балласт? - тревожно спросил Степан.

- Что? Ах, балласт… Да нет, на этот раз - пустяки, не больше центнера.

- Так… - Степан помолчал, вздохнул и направился к двери. С порога обернулся.

- Слушай, доктор, - прямо спросил он. - Почему у тебя синяки на тыковке? Жена бьет?

- Что вы! - смутился лысый. - Это от присосок. Понимаете, датчики прикрепляются присосками, ну и…

- А-а… - Степан покивал. - Я думал - жена…

Купить букет - полдела, с ним еще надо уметь обращаться. Степан не умел. То есть умел когда-то, но разучился. Так и не вспомнив, как положено нести эту штуку - цветами вверх или цветами вниз, он воровато сунул ее под мышку и - дворами, дворами - заторопился к дому.

Ираида сидела перед зеркалом и наводила зеленую тень на левое веко. Правое уже зеленело вовсю. Давненько не заставал Степан жену за таким занятием.

- Ирочка…

Она изумленно оглянулась на голос и вдруг вскочила. Муж подбирался к ней с кривой неискренней улыбкой, ДЕРЖА ЗА СПИНОЙ КАКОЙ-ТО ПРЕДМЕТ.

- Не подходи! - взвизгнула она, и Степан остановился, недоумевая.

Но тут, к несчастью, Ираида Петровна вспомнила, что она как-никак первый телекинетик города. Степана резко приподняло и весьма чувствительно опустило. Сознания он не терял, но опрокинувшаяся комната еще несколько секунд стремительно убегала куда-то вправо.

Он лежал на полу, а над ним стояла на коленях Ираида, струящая горючие слезы из-под разнозеленых век.

- Мне?.. - всхлипывала она, прижимая к груди растрепанный букет. - Это ты - мне?.. Степушка!..

Степушка тяжело поднялся с пола и, подойдя к дивану, сел. Взгляд его, устремленный в противоположную стену, был неподвижен и нехорош.

- Степушка! - Голос Ираиды прервался.

- Букет нес… - глухо, с паузами заговорил Степан. - А ты меня - об пол?..

Ираида заломила руки.

- Степушка!

Вскочив, она подбежала к нему и робко погладила по голове. Словно гранитный валун погладила. Степан, затвердев от обиды, смотрел в стену.

- Ой, дура я, дура! - заголосила тогда Ираида. - Да что ж я, дура, наделала!

"Не прощу! - исполненный мужской гордости, мрачно подумал Степан. - А если и прощу, то не сразу…"

Через каких-нибудь полчаса супруги сидели рядышком на диване, и Степан - вполне уже ручной - позволял и гладить себя, и обнимать. Приведенный в порядок букет стоял посреди стола в хрустальном кувшинчике.

- Ты не думай, - проникновенно говорил Степан. - Я не потому цветы купил, что телетехнеза твоего испугался. Просто, дай, думаю, куплю… Давно ведь не покупал…

- Правда? - счастливо переспрашивала Ираида, заглядывая ему в глаза. - Золотце ты мое…

- Я, если хочешь знать, плевать хотел на твой телетехнез, - развивал свою мысль Степан. - Подумаешь, страсть!..

- Да-а? - лукаво мурлыкала Ираида, ласкаясь к мужу. - А кто это у нас недавно на коврике растянулся, а?

- Ну, это я от неожиданности, - незлобиво возразил Степан. - Не ожидал просто… А так меня никаким телетехнезом не сшибешь. Подошел бы, дал бы в ухо - и весь телетехнез!

Ираида вдруг отстранилась и встала.

"Ой! - спохватился Степан. - А что это я такое говорю?" Поздно он спохватился.

Ираида сидела перед зеркалом и, раздувая ноздри, яростно докрашивала левое веко. За спиной ее, прижав ладони к груди, стоял Степан.

- Ирочка… - говорил он. - Я ж для примера… К слову пришлось… А хочешь - в кино сегодня пойдем… Сила-то действия, сама знаешь, чему равна… Я к тебе по-хорошему - ты ко мне по-хорошему…

- Мое свободное время принадлежит науке! - отчеканила она по-книжному.

- Лысой! - мгновенно рассвирепев, добавил Степан. - Кто ему синяки набил? Для него, что ли, мажешься?

Ираида метнула на него гневный взгляд из зеркала.

- Глаза б мои тебя не видели! - процедила она. - Вот попробуй еще только - прилезь с букетиком!..

- И что будет? - спросил Степан. - В Каракумы запульнешь?

- А хоть бы и в Каракумы!

Степан замолчал, огляделся.

- Через стенку, что ли? - недоверчиво сказал он.

- А хоть бы и через стенку!

- Ну и под суд пойдешь.

- Не пойду!

- Это почему же?

- А потому, - Ираида обернулась, лихорадочно подыскивая ответ. - Потому что ты сам туда сбежал! От семьи! Вот!

Степан даже отступил на шаг.

- Ах ты… - угрожающе начал он.

- Кто? - Ираида прищурилась.

- Коза! - рявкнул Степан и почувствовал, что подошвы его отрываются от пола. Далее память сохранила ощущение страшного и в то же время мягкого удара, нанесенного как бы сразу отовсюду и сильнее всего - по пяткам.

Что-то жгло щеку. Степан открыл глаза. Он лежал на боку, под щекой был песок, а прямо перед глазами подрагивали два невиданных растения, напоминающих желто-зеленую колючую проволоку.

Он уперся ладонями в раскаленный бархан и, взвыв, вскочил на ноги.

- Коза!!! - потрясая кулаками, закричал он в темный от зноя зенит. - Коза и есть! Коза была - козой останешься!..

Минуты через две он выдохся и принялся озираться. Слева в голубоватом мареве смутно просматривались какие-то горы. Справа не просматривалось ничего. Песок.

Да, пожалуй, это были Каракумы.

Грузовик затормозил, когда Степану оставалось до шоссе шагов двадцать. Хлопнула дверца, и на обочину выбежал смуглый шофер в тюбетейке.

- Геолог, да? - крикнул он приближающемуся Степану. - Заблудился, да?

Степан брел, цепляясь штанами за кусты верблюжьей колючки.

- Друг… - со слезой проговорил он, выбираясь на дорогу. - Спасибо, друг…

Шофера это тронуло до глубины души.

- Садись, да? - сказал он, указывая на кабину.

Познакомились. Шоферу не терпелось узнать, как здесь оказался Степан. Тот уклончиво отвечал, что поссорился с женой. Километров десять шофер сокрушенно качал головой и цокал языком. А потом принялся наставлять Степана на путь истинный.

- Муж жена люби-ить должен, - внушал он, поднимая сухой коричневатый палец. - Жена муж уважа-ать должен!.. Муж от жены бегать не до-олжен!..

И так до самого Бахардена.

Ах, Ираида Петровна, Ираида Петровна!.. Ведь это ж додуматься было надо - применить телекинез в семейной перепалке! Ну чисто дитя малое! Вы бы еще лазерное оружие применили!..

И потом - учили ведь в школе, должны помнить, да вот и лысый говорил вам неоднократно: сила действия равна силе противодействия. Неужели так трудно было сообразить, что, запульнув вашего супруга на черт знает какое расстояние к югу, сами вы неминуемо отлетите на точно такое же расстояние к северу! А как же иначе, Ираида Петровна, - массы-то у вас с ним приблизительно одинаковые!..

Несмотря на позднюю весну, в тундре было довольно холодно. Нарты ехали то по ягелю, то по снегу.

Первые десять километров каюр гнал оленей молча. Потом вынул изо рта трубку и повернул к заплаканной Ираиде мудрое морщинистое лицо.

- Однако муж и жена - семья называется, - сообщил он с упреком. - Зачем глаза покрасила? Зачем от мужа в тундру бегала? Жена из яранги бегать будет - яранга совсем худой будет…

И так до самого Анадыря.

ГОСУДАРЫНЯ

По роду службы ему часто приходилось вторгаться в мир чьих-либо грез и, причинив этому миру по возможности минимальный ущерб, приводить человека обратно - в реальную жизнь.

Проклятая, признаться, должность…

Вот и сейчас - ну что это за строение возвышалось перед ним? Храм не храм, дворец не дворец - нечто безумно вычурное и совершенно непригодное для жилья.

Он осторожно тронул костяшками пальцев металлическое кружево дверец, и все же стук получился громким и грубый. Как всегда.

С минуту все было тихо. Потом из глубины дворца послышались быстрые легкие шаги, тревожный шорох шелка - и двери отворились. На пороге, придерживая створки кончиками пальцев, стояла синеглазая юная дама ошеломительной красоты.

- Фрейлина государыни, - мелодично произнесла она, с удивлением разглядывая незнакомца.

"С ума сошла! - обескураженно подумал он. - Да разве можно окружать себя такими фрейлинами!"

В двух словах он изложил причину своего появления.

- Государыня назначила вам встречу? - переспросила фрейлина. - Но кто вы?

- Государыня знает.

Синеглазая дама еще раз с сомнением оглядела его нездешний наряд. Незнакомец явно не внушал ей доверия.

- Хорошо, - решилась она наконец. - Я проведу вас.

И они двинулись лабиринтом сводчатых коридоров. Он шел, машинально отмечая, откуда что заимствовано. Таинственный сумрак, мерцание красных лампад… И хоть бы одна деталь из какого-нибудь фильма! Можно подумать, что государыня вообще не ходит в кино.

- А где у вас тут темницы? - невольно поинтересовался он.

- Темницы? - изумилась фрейлина. - Но в замке нет темниц!

- Ну одна-то по крайней мере должна быть, - понимающе усмехнулся он. - Я имею в виду ту темницу, где содержится некая женщина…

- Женщина? В темнице?

- Да, - небрежно подтвердил он. - Женщина. Ну такая, знаете, сварливая, без особых примет… Почти каждую фразу начинает словами "Интересное дело!.."

- Довольно вульгарная привычка, - сухо заметила фрейлина. - Думаю, государыня не потерпела бы таких выражений даже в темницах… если бы они, конечно, здесь были.

Коридор уперся в бархатную портьеру. Плотный тяжкий занавес у входа…

- Подождите здесь, - попросила фрейлина и исчезла, всколыхнув складки бархата.

- Государыня! - услышал он ее мелодичный, слегка приглушенный портьерой голос. - Пришел некий чужестранец. У него странная одежда и странные манеры. Но он говорит, что вы назначили ему встречу.

Пауза. Так… Государыня почуяла опасность. Никаким чужестранцам она, конечно, сегодня встреч не назначала и теперь лихорадочно соображает, не вызвать ли стражу. Нет, не вызовет. Случая еще не было, чтобы кто-нибудь попробовал применить силу в такой ситуации.

- Проси, - послышалось наконец из-за портьеры, и ожидающий изумленно приподнял бровь. Голос был тих и слаб - как у больной, но, смолкнув, он как бы продолжал звучать - чаруя, завораживая…

- Государыня примет вас, - вернувшись, объявила фрейлина, и ему показалось вдруг, что говорит она манерно и нарочито звонко. Судя по смущенной улыбке, красавица и сама это чувствовала.

Поплутав в складках бархата, он вышел в зал с высоким стрельчатым сводом. Свет, проливаясь сквозь огромные витражи, окрашивал каменный пол в фантастические цвета. В тени у высокой колонны стоял резной деревянный трон - простой, как кресло.

Но вот вошедший поднял глаза к той, что сидела на троне, и остановился, опешив.

Все было неправильно в этом лице: и карие, небольшие, слишком близко посаженные глаза, и несколько скошенный назад подбородок, да и нос излишне длинноват…

Каким же образом все эти неправильные, некрасивые черты, слившись воедино, могли обернуться столь тонкой, неповторимой красотой?!

- Простите за вторжение, государыня, - справясь с собой, заговорил он, - но я за вами…

- Я поняла… - снова раздался этот странный глуховатый голос, после которого все остальные голоса кажутся просто фальшивыми.

- Вы выбрали крайне неудачное время для уединения… - Он чуть ли не оправдывался перед ней.

Не отвечая, государыня надменно и беспомощно смотрела куда-то в сторону.