Чтение 23–й страницы книги ~Благие намерения~

- Однако сведения поступили слишком уж невероятные, - мягко заметил секретарь. - Можно усомниться в их истинности и потребовать подтверждения. На это уйдет самое меньшее дня три.

Тамзаа обернулся:

- Хорошо. Дня три. А дальше?

- А дальше государю скорее всего станет не до того.

Зловещая усмешка сановника бросила бы в дрожь любого. Только не Ирву.

- До чего, позволь спросить?

- До морской воды, например.

- Та-ак… - протянул Тамзаа и оглядел юношу чуть ли не с восхищением. - Стало быть, догадался?

- Не догадаться было трудно, - сдержанно ответил тот.

- Ладно. Допустим. И что же, по-твоему, отвлечет государя?

На этот раз Ирва ответил не сразу, и почтительный голос его был отчетлив, но еле слышен:

- Мысли о вечной жизни приходят, когда трон крепок. А стоит ему пошатнуться - и уже не до них.

Тамзаа вздрогнул и оглянулся на дверь. Дверь была плотно прикрыта. Тогда он снова повернулся к секретарю. Взгляд больших карих глаз был по-прежнему тверд. Ирва, несомненно, знал, чем рискует, роняя такие намеки при своем господине и благодетеле.

- А он… пошатнется? - неслышно, одними губами спросил сановник.

- Судя по всему, да.

- Откуда ты знаешь? - выдохнул досточтимый.

- У меня такое впечатление.

Боевая каторга сгорела в уголь. По черным ребрам лениво переползали приглушенно-алые пятна жара. Обшивка, переборки - все опало, осело, расползлось дымящей грудой. Должно быть, попадание было прямым. Песок на десятки шагов вокруг чернел, покрытый жирным слоем копоти. Темные клочья ее разбросало по барханам так далеко, что Ар-Шарлахи, покинув борт «Самума», начал их огибать чуть ли не сразу. Испуганно притихшая Алият шла следом.

Они остановились там, где копоть разливалась сплошным пятном, и долго с содроганием глядели на бродящие по пепелищу огоньки, на шевелящиеся хлопья сажи. Иногда казалось, что кто-то из команды остался в живых и пытается выбраться из-под сгоревших обломков.

- Ну, смотри теперь… - сдавленно сказал наконец Ар-Шарлахи. - Вот так они нас не трогают…

- Зря мы остановились… - Алият беспокойно оглянулась на слепящие белые пески, за которыми прятались кивающие молоты и огромные сверкающие шары из металла. - Ты что?!

Ар-Шарлахи вздрогнул и вдруг пошел прямо по копоти туда, где, отброшенный взрывом, чернел окованный медью лемех тарана. В лицо пахнуло жаром, и, не одолев последних шагов, Ар-Шарлахи отступил, всматриваясь и явно пытаясь прочесть вырезанную на закопченной меди вязь. Не решившаяся следовать за ним Алият видела, как он отшатнулсяслегка и, ссутулившись, побрел обратно.

- Что? - встретила она его испуганным вопросом. Несколько секунд он непонимающе смотрел на Алият.

Брови страдальчески заломлены, на белоснежной повязке - следы копоти.

- Это «Белый скорпион», - дрогнувшим голосом сообщил он. - Лако…

Алият опасливо повернула голову и с ужасом посмотрела на тлеющие обломки отгоревшего погребального костра, еще утром бывшего белоснежным, сверкающим медью кораблем. Не может быть Лако… Шумный задира Лако… Значит, все-таки удрал, прорвался, проскочил чудом по северному краю запретных песков, утащив за собой часть каравана… Еще немного - и ушел бы совсем… Чуть-чуть не хватило везения… Как ты сказал тогда? «Лучше я с тобой пойду, чем с ним останусь…» Ты всегда верил в удачу. И к Шарлаху ты пришел только потому, что Шарлах - счастливчик. А на этот раз усомнился… И лежишь куском спекшегося мяса под раскаленными дымящимися обломками балок…

- Значит, он уходил от войск, - горестно бормотал Ар-Шарлахи, - а эти накрыли всех сразу…

Темные глаза Алият были угрюмы.

- Жаль… - обронила она. - Добрый был разбойник… Вздохнула и повернулась к Ар-Шарлахи.

- Там должна быть его часть добычи за Зибру, - хмуро сказала Алият. - Может, подождем, пока жар спадет?..

Ар-Шарлахи взглянул удивленно и рассерженно. Да, действительно, где-то среди пепла и угольев таился горячий золотой слиток - все, что осталось от кожаного мешка, полного золотых монет с профилем Улькара, - но… Нужно быть Алият, чтобы вспомнить об этом в такое мгновение.

- Времени мало… - буркнул он. - Пошли обратно… И они пошли, марая песок прилепившейся к подошвам копотью. Впрочем, следы, остающиеся за ними, становились по мере приближения к «Самуму» все светлее и светлее. Добравшись до каюты караванного, Ар-Шарлахи первым делом потянулся к шкафчику с вином. Все-таки Лако был друг…

- Куда идем? - спросила Алият.

- Куда хочешь…

Она постояла, недовольно сдвинув брови, потом повернулась и вышла. Когда корабль покачнулся и медленно двинулся дальше, в пустыню, Ар-Шарлахи извлек из-под подушек и положил на ковер металлическую плоскую черепашку, которую ему при расставании чуть ли не насильно навязал Тианги. Враждебно глядя на тускло поблескивающий подарок, скинул запятнанную сажей повязку, выцедил чашку до дна и стал ждать, когда тупое тоскливое отчаяние сменится настоящей злостью. Наконец усмехнулся криво и, взяв устройство, сдвинул на нем рубчатый выступ, затем вытянул за шишечку полый металлический прут. Внутри черепашки что-то пискнуло, а немного погодя тихий дребезжащий голос, слегка лишь похожий на голос Тианги, произнес:

- Я смотрю, ты не слишком торопишься… Имей в виду, с севера на подходе еще один караван.

- Вы сожгли моего друга! - тяжело дыша, сказал Ар-Шарлахи.

Несколько секунд устройство молчало, чуть слышно потрескивая.

- Не понял, - продребезжал наконец Тианги. - Объясни. В чем дело?

- Вы сожгли мой второй корабль! - заорал Ар-Шарла-хи, чувствуя, как глаза застилает пеленой. Злость наконец пришла, и можно было не выбирать слов. - А его вел мой друг! Что же вы делаете, вараны?.. Лучше бы вы меня сожгли!..

Он ругался взахлеб, пока не обессилел. Поднесенная к губам вещица потрескивала довольно долго, и Ар-Шарлахи, замолчав, подумал было с испугом и ликованием, что Тианги онемел от ярости. Ничуть не бывало. Тианги просто обдумывал услышанное.

- Да… Неприятно… - медленно проговорил он. - Но послушай… Ты же сам пожаловался, что тебе перекрыли дорогу. Мы ведь в общем-то стреляли из-за тебя… Чтобы тебе помочь… Разве не так?

- Я не просил… - обессиленно выдохнул Ар-Шарлахи.

- Мне очень жаль, - помедлив, отозвался Тианги. - Но на войне, знаешь, такое случается сплошь и рядом… Бьешь по врагу, а заодно накрываешь своих… Если не секрет, куда ты сейчас направляешься?

- Куда-нибудь…

Ар-Шарлахи показалось, что Тианги усмехнулся.

- Ну ладно. Удачи тебе… где-нибудь. Хотя сейчас это несущественно. Куда бы ты ни пошел, события будут везде одни и те же… А теперь верни эту штуку в исходное положение. Как договаривались.

Ар-Шарлахи послушно сдвинул рубчатый бугорок, и черепашка онемела. Утопил металлический прут и уже хотел было снова отправить устройство под подушку, как вдруг заметил, что в проеме стоит и смотрит на него во все глаза бледная Алият.

- Ты говорил… с ними?..

Он насупился и, не ответив, спрятал вещицу.

- Сумасшедший!.. - хрипло сказала Алият. - Так кричал, что на палубе слышно… Это ты на них?!

- На них, - глухо сказал он и налил вина. Алият наконец-то догадалась прикрыть дверь и медленно опустилась на ковер, по-прежнему не сводя глаз с Ар-Шарлахи.

- Они - колдуны? - прямо спросила она.

- Не знаю, - сказал он. - Вряд ли. И потом, я уже тебе, кажется, говорил, что в колдовство не верю…

- А это? - Она кивнула на подушку, под которую он сунул подарок. - А молнии?..

- Это не молнии, - буркнул он. - Тианги сказал, что это ракеты.

- Что?!

- Ну… Как бы это тебе объяснить? Ты ведь ни разу не была на празднике в Харве…

- Я видела ракеты на празднике в Зибре.

- А! Ну вот… У нас это игрушки, а у них оружие… Поняла теперь?

- Поняла… - тихо ответила Алият.

- Что ты поняла?

Алият помотала опущенной головой: то ли чтобы прийти в себя, то ли просто сбрасывая повязку. Бесцеремонно отобрала чашку и выпила остаток вина залпом. Взвесила посудинку в руке, как бы прикидывая, куда зашвырнуть.

- Я поняла, что с ними нельзя ссориться… - надломленным голосом сказала она. - Колдуны, не колдуны… Не дразни их, слышишь? Соглашайся!

- На что? На мятеж? На новую смуту?

Алият поставила чашку на ковер, нахохлилась, зябко повела плечами.

- Все-таки я тебя не понимаю, - призналась она, покосившись на чумазое изваяние государя. - Ты ненавидишь Улькара. Ты в него прошлый раз посудиной бросил разбить грозишься… Ну так они же тебе это и предлагают поднять против него бунт! Что тебе еще нужно?..

Медленная судорожная усмешка покривила смуглое длинное лицо Ар-Шарлахи.

- Если, ненавидя Улькара, - тщательно подбирая каждое слово, изрек он, - я буду вести себя подобно Улькару то чем я лучше него?

Алият с напряженным вниманием вобрала глубокую эту мудрость, но, судя по оторопелому выражению лица, постичь ее так и не смогла.

- Ну вот что ты сейчас сказал? - не выдержав, взорвалась она. - Ты же сам не понимаешь, что ты сейчас сказал!.. И хватит пить!

С видом покорным и разочарованным Ар-Шарлахи дал себя обезоружить. Алият была вне себя.

- Просто чистеньким быть хочешь! - злобно перевела она сложные логические построения Ар-Шарлахи на общечеловеческий язык. - В крови по брови, в дерьме по брови, а все еще из себя что-то строишь!.. Пальмовая Дорога только знака ждет! Голорылых - ненавидят! Ты уж мне поверь, я-то знаю…

- Можно подумать, я не знаю… - проворчал он.

- Главное, сам же говоришь: ничего с тебя за помощь не возьмут!..

- Как это не возьмут? К морю вон выходить запретили…

- Оно тебе нужно?

- Нет. Просто не люблю, когда что-нибудь запрещают.

- Я с тобой с ума сойду!

- Конечно, сойдешь. Куда ж ты денешься?.. - Ар-Шарлахи поднялся и двинулся к двери.

- Ты куда?

- Куда-куда… Вино вон отобрала!.. Пойду хоть по палубе прогуляюсь…

- За борт смотри не свались!..

Оставив этот последний выпад без ответа, Ар-Шарлахи вышел в шаткий коридорчик и по играющей под ногой лесенке выбрался на палубу. Угрюмо оглядел качающийся настил мачты. Кругом деловитая осмысленная суета, всяк занят своим делом. Неутомимой Алият все-таки удалось приучить бунтовщиков и каторжан к порядку. Втайне они ее ненавидели за настырность и, не будь Шарлаха, разорвали бы, наверное, в клочья при первом удобном случае.

Хватаясь за снасти, Ар-Шарлахи побрел по настилу, краем уха ловя обрывки приглушенных, торопливо прекращаемых при его приближении разговоров.

- …не отверни он тогда, шел бы сейчас с нами…

- …а эти дурачки - тоже додумались, за борт попрыгали… Ну и где они теперь?..

- …я тебе говорю! Привели его прямо к молоту, говорят: «Видишь? Вот так и с Улькаром будет…»

-Ну?

- Ну вот тебе «ну»! Поднимай, говорят. Пальмовую Дорогу, даже не сомневайся!..

- Шорох! Повязку прикуси!..

Ар-Шарлахи подошел к катапульте вплотную. Оба разбойничка, пряча глаза, усердно протирали и смазывали боевую машину, еще вчера казавшуюся такой грозной…

- Горха! - негромко позвал Ар-Шарлахи, и рослый разбойник вскинул невинные, с вывороченными воспаленными веками глаза. - Ты откуда знаешь про Пальмовую Дорогу?

Горха выпрямился, помялся, комкая в корявых ручи-Щах ветошь.

- Да говорят… - уклончиво отозвался он. - А сам что об этом думаешь?

- Ну что… - Разбойник неловко пошевелил плечища и зажмурился. - Как бы он там, в Харве своей, ни злобствовал, а против кивающих молотов не попрешь! Вон они как Лако-то спалили… Аж жуть берет!..

- Да нет, я не о том. Это все понятно: кто сильнее с тем и дружи… А вот по справедливости - как?

- По справедливости?.. - Горха помедлил, по всему видать, повертывая так и эдак свои корявые простые мысли. - Давно нам пора от Харвы этой откалываться. Я ж к тебе не из-за разбоя пошел. Все, думаю, поменьше голорылых будет… А то - ну что ж это? Богом себя объявил, храм порушил… А что молчали все… До поры молчали… Ждали, когда кто-нибудь вроде тебя объявится.

Глава 26

ВОЙНА ОБЪЯВЛЕНА

Ирва, как всегда, оказался прав. Единственное, в чем можно было упрекнуть прозорливого секретаря, это в удивительной мягкости выражений. «Не в духе». С тем же успехом к песчаной буре можно было применить глагол «веет». Попросту говоря, государь обезумел. Во всяком случае, таким его досточтимый Тамзаа еще не видел.

- Теперь понятно! - задыхался Улькар, мечась по кабинету. - Вот теперь все стало на свои места! Все!.. А ты… - Он повернулся к досточтимому, неистово вонзая палец в воздух. - Если окажется, что и ты с ними заодно…

- С кем, государь?

Улькар не слушал. Запавшие глаза его, полные ужаса и ярости, то метались по сумрачно-лиловым шелкам, то надолго въедались в груду свитков на столе, в стеклянный канделябр кимирской работы, в растерянного до потери страха сановника.

- Ну конечно… - упавшим голосом говорил Улькар, и пальцы его бессмысленно танцевали в воздухе. - Это их человек! Он служил им с самого начала… Иначе бы они просто сожгли его! А они не сожгли! Подумай, они отказались его выдать!..

Внезапно государь смахнул со стола пергаментные свитки недописанных законов, зацепив заодно и стеклянный канделябр. Звон и грохот были смягчены ковром, но незамеченными, естественно, не остались.

- Что?! - пронзительно закричал Улькар на влетевших в покои и тут же попятившихся стражей. - Вон отсюда!..

Четыре громады, шелестя черными шелками, поспешно ретировались, и государь обессиленно опустился на стул с высокой резной спинкой.

- Итак, - язвительно кривя сухие губы, заговорил он после продолжительного молчания, - сначала, как ты утверждаешь, подменили Шарлаха… - Государь приостановился и бросил суровый вопросительный взгляд на сановника.

- Так утверждает досточтимый Хаилза, государь, -с трепетом уточнил тот.

- Не важно… Далее - бунт. Бунт на второй день похода! Затем три Шарлаха сразу!.. Такое впечатление, что они размножились вдруг от Харвы до Кимира! Налет на Зибру, в то время как флот пытается захватить Шарлаха в Туркле!.. Скажи, досточтимый, даже исходя из перечисленного, тебе не кажется, что кто-то поставил себе целью не допустить меня к морю любой ценой?.. Что молчишь?

- Государь… Если ты полагаешь, что это дело рук ставленников Кимира…

Улькар с гримаской отвращения махнул вялой бледной рукой, и досточтимый боязливо умолк.

- Собственно, можно даже и не перечислять, - устало сказал государь, потирая глаза и лоб. - Они уже ничего не скрывают. Шарлах, уходя от погони, безбоязненно (обрати внимание - безбоязненно!) ведет корабль на кивающие молоты, а потом появляется возле Ар-Нау… Целый и невредимый… А наши корабли подвергаются удару… И наконец, главное… Да, главное…

Голос Улькара перешел в бормотание и умолк, государь горбился, прикрывая глаза рукой. Тамзаа смотрел на него с отчаянием. Наконец Улькар отнял ладонь, взглянул на досточтимого и вдруг хихикнул.

- Да! - став на секунду прежним вкрадчиво-язвительным Улькаром, молвил он. - Вот теперь я вижу, что ты невиновен. Столь тупого выражения лица не состроишь нарочно при всем желании…

Тамзаа с усилием выдавил на своем словно окоченевшем лице некое подобие улыбки.

- Ну что ж… - Улькар встал, выпрямился, оперся на край стола костяшками пальцев правой руки. Сухощавый, прямой, похожий на собственные многочисленные изваяния, государь стоял, чуть приподняв подбородок и надменно глядя куда-то вдаль. - Значит, война. Только они не учитывают одного… - Он пристально и, как показалось досточтимому, с вызовом взглянул ему в глаза. - Я-то ведь уже не прежний. Да-да! Не прежний, Тамзаа!.. И я знаю, чего мне ждать… За это время я, поверь, выведал о них куда больше, чем они обо мне…

Произнеся эту загадочную фразу, он поманил сановника подойти поближе и, развернув карту, продолжал почти спокойно:

- Объявляй готовность всем войскам. Я надеюсь, от нашей былой мощи кое-что еще осталось…

Улькар приостановился, высматривая что-то на пергаменте.

- А против кого мы выступаем, государь?

- Против Пальмовой Дороги, естественно, - не поднимая головы, отозвался Улькар. - Думаю, мятеж там начнется очень скоро… Собственно, все это можно было предвидеть…

- А что с Шарлахом?

- По-прежнему. Всего одна поправка. - Государь вскинул беспощадные, обведенные черными тенями глаза. - Теперь он мне нужен скорее мертвым, нежели живым… И еще одно. Секретаря своего - арестуй. Равно как и секретаря досточтимого Альраза. С этого и начни.

Тамзаа даже разогнулся слегка, услышав такой приказ. Улькар посмотрел на него и невесело усмехнулся.

- Правда, я не уверен, что тебе теперь удастся отыскать этих способных молодых людей… - ворчливо добавил он.

Где еще, кроме тени Ар-Кахирабы, могут сойтись за кувшинчиком доброго вина столь разные люди! Возле голого, сбросившего кору платана вновь был расстелен дорогой кимирский ковер, на который поставили низкий резной столик на четырех скорпионьих лапах. Все так же гуляли по мощеному внутреннему дворику жемчужно-серые горлинки, только вот стульев из дому было вынесено два. На одном из них восседал мрачный досточтимый Хаилза с лицом цвета кирпича, на другом - тоже чем-то весьма недовольный судья Ар-Маура. Третий собеседник расположился на подушках, по-кимирски. Хозяин, почтенный Ойдо, бесшумно возникал время от времени и ставил на стол новый кувшинчик илиблюдо с фруктами и прочими заедками.

- Это против моих правил, - ни на кого не глядя, хмуро вещал караванный, - но правила были нарушены в самом начале, и моей вины в этом я не вижу. Поэтому, чтобы разделаться с Шарлахом… Прошу прощения, - сердито по-лравился он, покосившись на третьего собеседника, - С лже-Шарлахом… Мне подойдет любой союзник, лишь бы от него была польза. Слишком уж большой у меня счет к этому мерзавцу… А ты что скажешь, досточтимый?

Грузный судья вздохнул, покряхтел, подвигал бровями.

- Собственно, - с неохотой начал он, - решать это не мне. Как тебе известно, я здесь оказался лишь потому, что попал в немилость…

- Странно, - покривив крупные выпяченные губы, брюзгливо заметил караванный. - Снарядить корабль и двинуться в поход по приказу государя я бы счел высочайшей милостью…

- Я не военный, я - чиновник, - сухо напомнил судья. - И считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Если бы тебя, досточтимый, лишили твоего корабля и назначили судьей, ты тоже вряд ли пришел бы в восторг… Что же касается моего мнения… Конечно, участие почтенного Шарлаха в нашем походе имеет смысл. Кому, как не ему, знать все повадки и тропы… - Судья Ар-Маура, видимо, хотел сказать «разбойников», но, поразмыслив, счел это слово невежливым, да и противным указу. - Однако предложение почтенного Шарлаха, - продолжал он, - показалось мне несколько… неожиданным. Не то чтобы я подозревал его в каких-то коварных умыслах, но хотелось бы знать причины…

Судья и караванный вопросительно посмотрели на третьего собеседника, того, что сидел на подушках, скрестив ноги по-кимирски. Сведя широкие звериные брови, он угрюмо поигрывал пустой чашкой и глядел куда-то в сторону.

- Ну что… - заговорил он наконец хрипловатым басом. - Вообще-то я с… войсками не слишком дружу… - Перед словом «войсками» он запнулся, и судья готов был спорить, что разбойник собирался сказать «голорылыми», да вовремя спохватился. - Но ради такого дела… Короче, мне с ним тоже кое-какие счеты свести надо…

- А вот это уже любопытно, - вздымая бровь, заметил судья и как-то странно посмотрел на разбойника. - Я могу понять досточтимого Хаилзу: Ар-Шарлахи поднял бунт на его корабле, что вызвало гнев государя… Или взять меня… Я тоже изрядно пострадал в последнее время по вине бывшего моего друга. Правда, незадолго до всех этих событий между нами вышла… размолвка… Да, размолвка, в которой я, боюсь, был неправ… Но ты-то, ты чем обижен? Насколько я знаю, у Ар-Шарлахи гораздо больше причин быть обиженным на тебя.

Караванный недоуменно выкатил глаза на досточтимого Ар-Мауру. Осведомленность судьи показалась ему странной. Вникать в отношения между двумя разбойниками надменный Хаилза считал для себя просто унизительным. Что до Шарлаха, то он весьма болезненно воспринял слова судьи: набычился и долго молчал, сжимая и разжимая мосластые волосатые кулаки.

- Н-ну… - Откашлялся, налил вина, промочил глотку. - Не знаю там… обижается он на меня, не обижается… Шакал он! Имя мое треплет почем зря!..

- Во-первых, кличку, а не имя, - уточнил Ар-Маура по старой судейской привычке прищуривая один глаз и словно прицеливаясь. - Во-вторых, что значит «треплет»? Скорее прославляет. Поднял бунт, ограбил Зибру, несколько раз блистательно ушел от погони…

- Так вот то-то и обидно! - взвился Шарлах. - Только и слышно: «Зибра, Зибра!..» Лако у меня переманил!

- А это еще кто такой?

- Да тоже из наших… - нехотя пояснил Шарлах. - Я его в долю звал, Лако… Ну он вроде согласился, а пришел не ко мне, а к нему. Зибру-то они, говорят, вместе жгли…

Караванный слушал разговор, гневно раздувая ноздри. С каким, должно быть, удовольствием Хаилза вздернул бы сотрапезника на рее, не будь он так прижат обстоятельствами!