Чтение 12–й страницы книги ~Исполнение желаний~

— Давай дождёмся королеву. — предложил Вещун. — Отнимем яблочко и предупредим, что в случае рецидива займёмся шантажом.

— Ну и чего будет? — не удовлетворился жиденькой идеей Лён. — Кончится всё тем, что кто-нибудь из кавалеров уговорит Наташку выйти за него. Может, лучше сразу воспользоваться кольцом? Загадаю вернуть ей память и отправиться домой.

— Сразу два желания. — грустно отозвался Ворон. — Держись лучше, Лён, не сдавайся. Может, как-то найдём выход и получше.

Потихоньку переговариваясь, они тащились за чернавкой. А та, сколько ни оглядывалась, сколько ни прислушивалась, не заметила за собой слежки. Лес разредился, и показалось чисто поле. Вдали завиделась городская стена, а за ней — купола церквей. Чернавка побрела прямо через поле.

— Что делать?! Подождать, когда царица сама пойдёт травить царевну? А как мы её узнаем? А вдруг ворота не одни?

— По темечку её! — кровожадно гаркнул Вещий Ворон.

Женщина услышала и обернулась, растерянно оглядываясь.

— Скажите пожалуйста, — вышел из-за дерева Лён, — а как пройти в библиотеку?

Чернавка взвизгнула и бросилась наутёк. Только, конечно, соревноваться с резвым Лёнькой не могла — всё-таки пятёрка по физре что-то значит.

— Демон, демон! — истошно вопила она, но придти на помощь было некому.

Примерно через полчаса оба поняли, что объяснить глупой бабе ничего нельзя. Никакие доводы на чалдонку не действовали. Всё дело кончилось тем, что с неё сняли верхние одежды и привязали бедную к дереву подальше от дороги. А наряженый чернавкой Лён с глубоко надвинутым на глаза платком отправился в город. Ворон летел впереди и показывал дорогу. Идея была такова: выследить царицу и прервать операцию в самый опасный момент.

Всё складывалось лучше некуда. Лён легко проник в царские чертоги. Не так они были велики, как он опасался. Там его тут же и повели к царице. Не дожидаясь, пока надменная красавица обнаружит подмену, он бухнулся на колени, стараясь скрыть лицо.

— Нашла? — не оборачивась от зеркала, спросила королева.

— Да, госпожа. — невнятно пробормотала «лжеприслуга». — У семи богатырей.

— Ох, подлая! — вскричала королева. — Вишь, как укрылась! Ну-ка, укажи, в какой сторонке?

И открыла окошко в горнице. В помещение тут же влетел, как чёрная молния, Вещий Ворон и, немного пометавшись, уселся на спинку кресла.

— Хороший знак. — прошептала королева. — Теперь я знаю, что надо делать.

Она быстро выбежала из помещения.

— Что это значит? — строго спросил Лён. — Похоже, вы знакомы.

— Конечно! — ответил тот. — Чтобы колдунья да не узнала Вещуна! Пойдём, ученик чародейки, придётся вспомнить кое-что из уроков.* * *

Колдунья в подвале варила злое зелье. Творила заклинания и сыпала в котёл порошок корней цикуты, дурман-траву, беладонну, красный сумах, бледную поганку, чемерицу. Лён оторопело наблюдал из тёмного угла за уроком химии. Полученного варева даже без всякой колдовской силы хватит, чтобы уложить намертво полгорода, а ведьме всё неймётся. Она добавляла всё новые ингредиенты из многочисленных банок-склянок. Налетевшие было на соблазнительный запах мухи начали валиться на лету. По помещению потёк такой смрад, что с чучел хищных птиц, стоявших по углам, посыпались перья, как сухие листья.

— Как скажешь, Вещий Ворон, — спросила королева, — хватит ли отравы, чтобы уничтожить маленькую крысу?

— И на большую хватит. — отвечал ей Ворон.

Королева засмеялась.

— Нет, не просто уничтожить, а чтобы даже тело подлое её всё испарилось. А то мой муженёк устроит ей пышные погребальные покои. Да и будет сидеть — любоваться на неё. С тех пор, как женился, только о дочурке своей и говорит, а на меня даже и не смотрит.

— Нет. — ответил Ворон. — Тогда не хватит. Да тебе что за нужда? После такого угощения красавица заснёт надолго.

— Нет, я всё же опасаюсь. — проговорила ведьма. — Пожалуй-ка добавлю коготь василиска. Тогда всё тело почернеет, как головня.

Лён уже искал глазами, чем бы покрепче приложить по голове маньячку.

— Я бы посоветовал не столь откровенное средство. — продолжил Ворон. — Семь богатырей тоже понимают кое-что. Сообразят, что колдовство имело место, а не простой холерный вибрион. Есть вещи более лукавые.

— Что же, Ворон? Зуб змеи, убитой в полнолуние на могиле самоубийцы? Отлично! Пусть потрясётся пред смертью, пусть в судорогах поизвивается.

— Нет. — ответил Ворон. — Ещё лучше.

— А, вспомнила! Кровь повешенного кровосмесителя, заквашенная ядом белой жабы! Очень хорошо! Вот семь богатырей увидят свою красавицу, когда с неё ещё с живой чешуйками сойдёт вся кожа! Я бы и сама на такое-то зрелище полюбовалась!

— Опять не то. — И Ворон незаметно подмигнул онемевшему от ужаса Лёну. Тот соображал: а что это колдунья изготовила по сказке такое слабое зелье, что царевна лишь заснула и лежала, как живая? И проснулась так легко, едва её тряхнули. Эта сварила совсем иной супчик!

— Ладно, подскажу. Все твои средства хороши, да только есть на них противоядия. На колдовство есть волшебство. На чародейство найдётся магическая сила. А так ли ты сильна, чтобы противостоять всем без исключения волшебникам? А если дивоярцам?

— Что же ты советуешь? — недоумевала ведьма.

— Одно есть средство, против которого бессильны все противоядия. — ответил мудрый Ворон. — Перст Судьбы, Необратимость.

— Эка ты завернул, Вещун! — расхохоталась ведьма. — Таких вещей в моём скромном арсенале нет. Я ведь не дивоярская волшебница! Всё, что мне нужно, это чтобы проклятая королевна не проснулась и не явилась сюда.

— Не явится. — пообещал вещун. — Брось в варево язык протея и никто не догадается, в чём дело.

Колдунья удалилась за языком протея, всё ещё посмеиваясь.

— Я тебя убъю! — пообещал Лён Ворону.

— Всегда успеешь! — огрызнулся тот. — А лучше быстро прочитай над варевом заклятие Фифендры. Пусть всё превратится в обычное снотворное.

— Маашевет! — поспешно воскликнул Лён над котлом и сделал знак рукой, как его учили. Варево моментально изменило цвет и тут же восстановилось. Колдунья вернулась,неся с собой крупное спелое яблоко.* * *

— Ну и чего мы добились? — мрачно спросил ученик чародейки, когда королева вышла, нарядясь нищенкой.

— Счастливого конца! — сверкнул глазами Ворон. — Сдаётся мне, что в вашей сказочке было ещё одно действующее лицо, о котором никто не знал. Не будь тут тебя с немногими теми знаниями, что ты приобрёл у Фифендры, не вышло бы истории с приличным хэппи эндом. А теперь, прекрасный рыцарь, приступаем к плану В!* * *

Лён домчался быстрее, чем королева. Он спрятался за толстым дубом и следил за действием. Очень хотелось подбежать и вырвать у лженищенки отравленное яблоко. А вдруг магия не подействовала? Вдруг, это яблоко и впрямь так смертельно, как задумала злая королева!

— А зачем ты ей наплёл про Перст Судьбы? — спросил он, наблюдая, как нищенка слоняется около ворот.

— Зубы заговаривал. — тихо ответил ворон. — Пыль в глаза пускал. Втирал очки. Навешивал лапшу на уши. Парил баки. Устраивает?

Пёс за воротами лаял, не переставая. Наконец, раздался шум и ворота отперлись.

— У нас изба сгорела, а сами мы не местные. — заблажила королева. — Подайте, люди добрые, кто сколько может!

Добрая Наташа Платонова под неистовый лай сторожевого пса вынесла несчастной пару пирогов. А та ей в благодарность вручила отравленное яблоко.

— И не сообразила даже, — удивлялся Лёнька, — чего это старуха клянчила харчей, когда с собой имела такой шикарный фрукт!

— Вот я и говорю, больно уж вы просты. — согласился Ворон. — Я ещё тогда заметил, когда Костян, как дурной, полез за лошадью.

Королева убежала. Осталось ждать, когда явятся богатыри и обнаружат мёртвую царевну. Будь дверь открыта, так можно было бы просто войти и, пока Наташа спит, переправить её в обычный мир. А там усадить в автобус и послать обратно в Нижний. И строго-настрого наказать забыть про волшебную страну.

— О-хо-хо! — сокрушённо вздохнул Лён. — Куда они её ещё упрячут!

— А я вот что думаю, — встревоженно проговорил Ворон, прислушиваясь к далёкому шуму и горестному вою собаки за частоколом. — Драпать надо, рыцарь! Драпать и немедля! Молодцы-то как увидят яблочко, так и сообразят, что тут были чужие. На дубах, как ты мог заметить, яблоки не растут даже на Селембрис. А с собаками тебя живо обнаружат! И в своих джинсах ты за погорельца точно не сойдёшь!

— Сожгут, как демона! — ужаснулся Лён. И они бросились наутёк.* * *

— Ну, что приуныл? — спросил Ворон. — Всё нормально! Ты как обнаружишь её, так сразу не буди. Сначала перенесёшь, а потом хорошенько хлопни по спине.

Лён молчал. В этой истории ему не сильно досталось, не то что с Добрыней. Но, в душе было гораздо хуже, а он не мог понять, в чём дело. Вспомнилось первое посещение Наташей Селембрис. Она размечталась о красивой сказке. Иван-царевич верхом на сером волке и царевна на руках. Большой зверь плавно стелется над сказочными травами, словно не чувствует тяжёлой ноши. Задумчивый герой и его прекрасная принцесса. Все опасности позади, все несчастья преодолены. Так им кажется. Впереди шумная встреча в стольном граде. Там они будут разлучены толпой. Но, пока ещё есть время. Сейчас, пока верный своему товарищу Серый Волк летит на фоне молчаливых дубов и елей. Сейчас, пока ещё полыхает румяная заря. Пока прохладный ветер треплет косы. Пока можно в тишине склонить голову на плечо царевича.

А он что сделал? Нет спору, Лён спас принцессу. Он вызволил из Сидмура Наташу Платонову. Она мужественно перетерпела все невзгоды. Не сдалась, не позволила Лембистору проникнуть в их с Лёнькой мир. Она была лягушкой, но так и не была царевной. Он дрался с вурдалаками, а она вспоминала, сидя на крыше, как Долбер едва не проглотил её. Они все были в горячке боя, а она даже в виде летучей мыши пыталась быть привлекательной. Но, за пределами Сидмура волшебники тут же отправили её домой, подальше от опасности, как желал Лён. Наташа так и не побывала в замке Гонды, а они все провели там целую неделю — Лён с Пафом, Долбер и дивоярские волшебники. Это были счастливыеи весёлые дни. Лён получил свою награду, ему сказали много добрых и благодарных слов, но никто так и не похвалил за стойкость рыжую принцессу Натинку. Самое главное,жива-здорова и не мешается больше под ногами у великого будущего дивоярского волшебника, Лёньки Косицына.

Что же удивляться, что перстень Гранитэли так ловко подловил её. И чем же сейчас занят дивоярец Лён?

На ум пришли приключения с Костяном и Федюней. Одноклассники попали в сказку и поверили так охотно, словно всю жизнь лишь об этом и мечтали. А Косицын всё ходил да каркал, что-де сыр бывает бесплатным только в мышеловках. И в итоге оказался прав.

Вспомнился заплаканный Федюня. В конце концов он тоже проявил если не героизм, то смекалку. И победил-таки девятиглавую змеюку! Ребята сдались перед Лёнькиными доводами и вернулись домой, потому что не хотели подводить его.

Костян-Добрыня. Сколько мужества, сколько доблести! А Лёньке так досталось потому, что он вошёл в сказку с чёрного хода. Только и думал, как бы оптимальнее выполнитьзадачу. Чтобы и Костяна вернуть и к перстню поменьше прибегать. И вот теперь Костян обижен на него из-за того, что Лёнька прикинулся Потятишной.

А что он делает теперь? Снова проникает в сказку с чёрного хода. Почему Ворон назвал его рыцарем? Иголка дивоярской стали в этом приключении совсем без дела. Он дажени разу не открепил её с кармашка. Даже и забыл о ней. Он придёт, разбудит Наташу и скажет: ладно, Платонова, повеселились, и хватит. Давай обратно. Никакая ты не принцеса. Никакая не царевна. Кончатся каникулы, пойдём в школу. А там, глядишь, повзрослеешь и всё забудешь. Какие в наше время королевны!

Лён невольно провёл рукой по рубашке и ощутил под ладонью перстень Гранитэли. Вот он, никуда от него не девается. Перст Судьбы? Необратимость? Что же он должен сделать? В чём его задача? Как преодолеть это тяжёлое чувство неудачи?

План В? Какая хохма! План В! А потом станет рассказывать Костяну и Федюне как он ловко дельце провернул. Обставил Платонову, как трёхголового змея с окороками! Что делать? Нарядиться Елисеем? И с честной рожей дурить царевну? Только не будет никаких триумфальных возвращений в королевство, к папе-королю. Не будут её встречать толпой. Не будет пышной свадьбы с королевичем. Не будет ничего. Выведет он её, как Костяна, за пределы сказки и будет в ответ на её крик отвечать: мол, ладно тебе, здесь твой Елисей! Ботинки вот помою в речке Смородине, или ещё какой другой и отправимся обратно.

Лён сжал перстень и посмотрел растерянными глазами на Вещуна. Может, просто нарисовать себя? Ведь был же он рыцарем! Но, разве это изменило его душу? Елисей — это не просто праздничный кафтан.

— Не надо. — сказал Ворон. — Давай я лучше сыщу учебник математики.

— Давай, сыщи. — согласился Лён.

— Не делай глупостей. — предупредил ворон, улетая.

— Хорошо. — пообещал он. И тут же надел перстень Гранитэли. И заглянул вглубь своей души.

ГЛАВА 16. Королевич Елисей

Полна душа моя чудес и мир вокруг меня весь полон чудесами. Смотрю на белый свет, вдыхаю звёзды, пою ветрам, плыву на облаках. Земля меня не тянет. Мой белый конь легко ступает резвыми ногами, едва касаясь влажной, тучной черноты, родящей всё живое.

Я не твой, земля. Я рождён тобою, но не ты дала мне свет в глазах. Люблю смотреть и видеть зелёную бескрайность твоих лесов. Ласкаю взглядом серебряный изгиб реки, стаю высоконосых северных ладей, по ней скользящих, как по сну.

Я вижу золотые купола, я вижу сказочные города, я вижу счастливые глаза, я вижу то, чего никто не видит. Я ловлю руками ветер, я целую облака, я обнимаю небо.

С высокого утёса, с его последней пяди, где стоят копыта моего коня, мне виден мир, как на ладони. Шаг — и полёт! Душа желает воспарить, а тело пугается и просит милости, как нищий.

Я разрываюсь меж двух желаний. Я, порождение двух стихий — земли и неба. Во мне есть нечто, скрытое от самого меня. Лишь сон ночной едва приподнимает тёмную завесу с тайны. И снится мне, что я летаю. Едва проснувшись, я утрачиваю память. И мне мерещится, что когда-то и я крылатым был. Да, у меня когда-то были крылья.

Откуда взялся Елисей? Никто не знает, из каких земель, с какой из четырёх сторон явился он. Много на Руси богатырей, много силы, много удальства. Горячи сердца, отважны души. Земля Отечества растит в себе героев и напояет их любовию к себе. Выходят из земли, ей служат и в неё же сходят. Тысячи и тысячи ушедших. И всё, что остаётся, это только память. Как ненадёжно хранилище того, что не даётся в руки! И как крепко. Крепче всех твердынь.

Светел ликом и синеглаз царевич Елисей. Необычный конь под ним — словно живой ветер. Кто-то говорит, что и конь и всадник родились от встречи воздушных струй и кристально-холодных вод таинственного озера Светлояр. Другие говорят, что он — сын Борея, северного ветра. Русалки выткали для Елисея лазоревый кафтан, лесные птицы широко расшили его светлым серебром. Неведомый металл в мече его — словно молнию упрятал в ножны Елисей.

Не живётся королевичу в чертогах царских. Не сидится на пирах. Не ищет меч его поживы, не торопится померять силу в забавах молодецких, в соперничестве, в стычках боевых. Лишь раз прибыл чудный гость в палаты царевы — в тот день, когда скликали по пределам добрых молодцев.

Искал великий царь для дочери своей любимой, для царевны, жениха, достойного её красы. Многие из знати мечтали породниться с царскою семьёй. Знал народ, что торопится владыка дочку обвенчать и от дома прочь отправить. Оттого, что сам женился на красавице заморской. Да невзлюбила новая царица падчерицу. Сама, вишь, молода и норовлива. Страшился царь, что не устоит он против власти её чёрных кос и против чар ревнивых глаз царицы. И, пока разум сохранял, искал скорее чтоб как можно дальше проводить царевну. Не ровен час, утонет царь в бездонном омуте неспокойных взоров молодой царицы и повинуется капризной прихоти, и повелит царевну погубить. Вот оттого и приглянулся старому отцу неведомый царевич, что далёк предел, в котором он владыка.

Ничего не привёз жених с собой. Ни выделанных шкур собольих, ни злата в сундуках, ни дорогой посуды. Ни белых лошадей для царского двора. Ни младых невольниц. Но, ветер хлынул в душные хоромы, предвещая необычного приход, едва лишь Елисей показался у входа в царские палаты. Вдохнула утомлённая толпа сладостный порыв и молча разошлась по стенам.

— Вот мой жених. — молвила царевна и указала на медленно идущего ко трону царскому неведомого гостя.

На том и скрепили клятвой уговор. Обещал Елисей вернуться к свадебному дню. А до той поры умчался снова на своём диковинном белом жеребце. И понять никто не мог, в какую сторону скрылся королевич. Унёс своего всадника белый конь, как уносит серебряная струя речная прочь от берегов синя селезня лесного.

Царь повелел готовить к свадьбе. Лишь минует лето, так и прибудет Елисей. И вот беда случилась — пропала королевна.

В тот самый день, как уговорено, вернулся Елисей. Царь ему навстречу с плачем. Не углядел, не уследил! Что за нечиста сила похитила царевну из замкнутых покоев?! Ни дворня и ни мамки не видали ни вора, ни злодея.

— В поход, Сияр! — воскликнул Елисей и развернул коня прочь от царского двора, прочь от постылых стен. Прочь от царевниной темницы! Прочь от ревнивых глаз! Прочь отчёрной злобы чернокнижницы коварной!

— Лети, Сияр! Лети, мой лунный конь! Лети, купайся в струях воздушных! Пей прохладу горных ветров! Пусть солнца свет наполнит твои невидимые крылья! Я тоже когда-то был крылатым!

Испугались люди. Что за диво?! Кто посватался к царевне? Не ветер ли притворился человеком?! Не морок ли болотный обрядился в лазоревы одежды? Не из сказок ли, что гусляры поют, не из морской ли пены вышел последний — тридцать третий — молодец прекрасный? Да не обратно ль в море, к царю морскому воротился? Не гребень ли морской волны его чудесный конь?

"Ох, полно! — молвят баушки за печкой. — Ох, головы бедовые! Ох, не ищите ветра в поле! Ох, не ловите перстами птиц небесных! Ох, не тревожьте душу християнскую — как вышли из земли, так в землю и уйдём все!"* * *

Где ж царевна? Где ясные глаза её? Где, в каком схороне плетёт царевна со слезами свою зорянную косу?

Во многих городах искал царевич ненаглядную свою пропажу. В лесах дремучих рыскал, волков пугал. Видали Елисея по утренней заре — он плыл на своём коне, как на ладье, в седых сырых туманах. Встречали в росном поле лёгкий след его волшебного коня. Поднимет путник от тропы усталый взгляд и не успеет испугаться, как расступится предночный сумрак, пропустит странное видение, и снова сомкнётся молчаливою завесой.

"Что же, — думал Елисей, — велика земля, а никто не знает, никто не видел, куда злодеи унесли царевну. Слепы, знать, очи человечьи. Едва родившись, жить спешат и гонят дни, ровно ленивую скотину. Едва начавши путь, к концу стремятся. Глаз от земли не оторвут. Кого спросить, чьего взыскать совета?"

Не скажут ли мне птицы, не проречёт ли орёл, в вышине парящий? Не кружит ли коршун злой, не ищет ли поживы? Не алчет ли исклевать глаз на поле брани? Да не лежит ли так же вот во чистом поле, сомкнув безжизненные очи, его царевна? Кто выше птиц? Кто выше неба? Кто каждый день одаряет мир благодатным светом?

Стоя на высоком утесе, поднял Елисей глаза к небу и закрыл их — так нестерпим, так неприступно страшен свет великого светила.

Дерзну ли говорить к Яриле? Осмелюсь ли просить о милости? Как тяжек зной, как обжигающи лучи…

— Великий царь! Владыка света! Даритель жизни и тепла! Высоко ты плывёшь по небу в своей сверкающей ладье! Оделяешь милостью своею царей и нищих! Животворящими лучами гонишь мрак и веселишь сердца! Смилуйся, Ярило! Пошли лучи в леса, в поля, на море, светом горы озари! Скажи мне, солнце, где моя царевна, где свет сердца моего?! Скорбит душа моя, оделась мраком, источает слёзы. Пошли тепла, владыка, развей лучами неутешную печаль, открой мне тайну!

Собрало Солнце лёгки облака, отгородилось светлыми одеждами от мира. И лишь оставило окно, чтоб говорить. Открыл глаза царевич, видит: в прореху заструились, зашептали, заволновались разноцветные лучи. Речёт Ярило, плещет солнечной волною, тревожит светом. Не грозен свет его, не обжигающи лучи, но нежен, утешителен поток многоцветных слов. Не знает Солнце, где царевна, не видело её зорянных кос, не слышало ни песен, ни мольбы.

— Проси, царевич, брата моего, ночного пастуха, сторожа созвездий. Плывёт мой брат по небу, когда сокроюсь я на отдых. Неярок он, но мудр и видит много больше. Дневная суета торопит мысли, спешит переделать все дела земные, заботится о хлебе о насущном. А светел Месяц Месяцович беседует с ночною птицей, выслушивает сов, неясытей и филинов лесных. Ему шепчут травы, поёт река. Ему поверяют тайны девы, тоскующие по наречённым по своим.

Сбирается ночная тьма. Выползает мрак из лесных чащоб, из оврагов, из глубоких пропастей. Густеет, насыщает дикие леса и чёрные озёра. Прячется дневная жизнь, хоронится в своих жилищах, замирает, ждёт. Темны дороги, безлюдны все пути, молчаливо поле. Лишь тихо шепчут мыши, да слабо тявкает лиса. Милуются ночные мотыльки. Нагретаяземля отдаёт последнее тепло.

Вздрогнула и замерла лисица, затихло стрекотание кузнечиков, порснул с поляны зазевавшийся косой.

Гулкий стук в ночи. Дробный конский топот. Ухнул филин и завертел башкой. Из-за леса выплыл всадник. Блеснуло серебром шитьё. Не оглянулся, не остановился, не заметил.

В тумане сивом плывёт, как по морю, Елисей. Разгоняет конь белой грудью неторопливые клубы ночной промозглой влаги.

— Нет, не успеем. Лети, Сияр.

Безмолвно взвился лунный конь над замершею во сне деревней. Пролетел, вздымаясь ввысь, над соломенными крышами, над дворами, сусеками, мельницей, запрудой, выгоном,ригою, мостом и речкой. Не слышит всадник одинокий тихий вскрик. Крестясь, спешит девица-полуношница скорее скрыться в сени, спрятаться под отчим кровом. Вот она, ночная ворожба! Свят-свят, спаси меня!

Вот подоспели и опустились на высокой горке. Пуста вершина. Окрест сплошные тёмные леса. Лишь звёзды светят в безбрежном мраке неба. Вот, как жених на свадьбу, спешит нарядный Месяц Месяцович. Раскидывает волны света — бледное ночное серебро.

Окутался Сияр как дымкой, встал на задние копыта, нежно ржёт, призывает своего владыку.

Вот видит Елисей: спустился Месяц с неба, оставил хороводы звёзд. И вот летит на гору дивный, дивный конь. Высокий рог во лбу его, серебряны копыта, струится алмазнойпылью хвост.

— Зачем ты звал меня, Сияр? — обратился он к коню.

— Послушай всадника. — ответил лунный жеребец. — Царевич Елисей, проси у ночного пастуха, хранителя созвездий.

— Великий царь ночной, повелитель снов, владыка звёзд, хозяин лунных стад, прости меня за дерзость. Мне старший брат твой, светлое Ярило, велел просить совета и помощи твоей. Я ищу прекрасную царевну. Похитили невесту из светлой горницы девичьей неведомы злодеи. Высоко светишь ты, премудрый Месяц Месяцович, с неба. Неярок свет, но проникновенен в тайны ночи. Открыто многое тебе, ты читаешь в душах спящих. Не видело царевну Солнце, брат твой. Но, твоим серебряным очам видны ночные вздохи и печали. Скажи мне, Месяц, где томится моя царевна, где прячут басурманы мою светлую зарю?

— Не разгоню твоей печали, Елисей. Не видел я твоей царевны. Скользит мой свет по верхушкам сосен, щекочет спящие берёзы, говорит к дубам. Играю я с рекой, беседую с горами. Но, сокрыты недра от глаз серебряных моих. Темны пещеры, глухи чащобы, потаённы норы. Есть тот, кто проникает всюду. Треплет дерева, рябит водой, гоняет листья по земле. Неугомонный хлопотун, скиталец вечный, буян и озорник.

— Кто же это?

— Ветер.

"Не зря меня считают люди Борея сыном. Хоть и неверно то, но он последний, кого могу просить я о подмоге. Уж коли он не скажет, знать, поглотила мать сыра земля мою прекрасную царевну. И не утешусь век я от своей потери."* * *

Шёл гром над морем, гуляли волны, билась бешено стихия. Трещали снасти, рвались паруса. Стонал и плакал весь корабль, попав в объятия неистового шторма. Борей метался, хохотал и с великим шумом обрушивал на несчастных горы пенящихся вод.

— Постой, Борей! — вскричал царевич. — Не смей топить ты корабля! Не трогай бедный люд! Не слышишь разве, как взывают Богу, как молят, как плачут о спасении?! Как ветренной твоей душе не наскучит глупая забава?! Ступай, крути крылья мельниц, обрывай засохшую листву, гони прочь пыль! Пусти отважных мореплавателей к земле, к родному дому, к малым детям!

— Кто смеет?! — вскричал Борей. — Что за букашка мне перечит? Дай дуну и утоплю в холодных водах дерзеца!

— Попробуй, буйна голова! — рассмеялся Елисей. — Попробуй ухватить меня за плечи! Попробуй опрокинуть в волны! Поди-ка, погоняйся за моим конём!

Взревел Борей и ринулся, оставя бедное судёнышко, за белой молнией, за бешеным лунным жеребцом, за жалким человечком, за мелкою букашкой! Хохочет всадник, ржёт с насмешкой конь! Вот, вот он, хвост! Вот трепещет грива! Вот синей молнией мелькает елисеева рука, вот дразнит — вот сейчас схвачу! Вот скину в воду!

Лети, лети, мой конь! Лети, Сияр! Лети, мой лунный жеребец! Пусть загоняется Борей, пусть поколотится о скалы, пусть устанет!

Несётся лунный конь, летит Сияр и держит ветер у самого кончика хвоста! Ещё немного! И влетает молнией в дубраву.

И не заметил ветер, как запутался в ветвях! Расшибся о высокие стволы, растрепался на потоки, повис среди листвы и тяжело затрепыхался. Ну, устал!

— И правду молвят, что у Борея ветер в голове. — насмешливо сказал дерзец.

— Вот погоди маленько. — пробурчал буян. — Вот отдохну и выдую тебя из дубравы. На скалы скину и косточки твои все размечу.

— Большое дело. Говорил мне Месяц Месяцович: нет разумения в Борее, только шалости да вольности готов творить. Сам вижу, что напрасно говорю.