Чтение 21–й страницы книги ~Огромный черный корабль~

«Кишка» уже выпуляла в стратосферу десятую водородную бомбу и солидно облегчилась, не на четыреста пятьдесят тонн, а гораздо больше, ведь она еще расходовала порох, причем в гигантском количестве. Это была почти треть имеющегося на борту запаса зарядов, первая двузначная цифра по десятибалльной шкале. Одиннадцатый заряд подали на место, однако ствол уже начал перегреваться, пушка теряла больше времени на охлаждение и продувку. А торпеда была уже рядом. Она воткнулась в борт, и лишь микросекунды отделяли срабатывание ее контактного взрывателя от подрыва, когда из капсулы-рубки пришел запоздалый импульсный код на залп. Фазы почти совпали, но все же торпеда бухнула раньше. Подводный гигант получил пробоину во внешнем стальном корпусе в десять на десять метров — это сработал специальный металлопрожигающий взрывчатый состав. Даже для гигантского корпуса это было солидно, но не так опасно в течение первых секунд, хуже было — повреждение внутреннего титанового корпуса, всунутого в основной в качестве матрешки. Бурный поток, гонимый сверху в сторону кормы, выдавился внутрь стальной оболочки, создавая непредусмотренный заранее реактивный момент. Вся «кишка» рывком изменила положение, становясь на дыбы и при этом оседая назад. Огромная лодка встала вертикально, как карандаш. А тяжелый снаряд уже шел по стволу вверх. Согласованность механизмов нарушилась, ведь взрыв удачно перерубил еще и несколько высоковольтных командных кабелей. Сидящий на выходе соленоид обесточился, не выдав на болванку дополнительный ускоряющий момент. В этот миг сработала торпеда-преследователь собственного производства — она умудрилась нырнуть в вырытую предыдущим зарядом дыру и уже тут жахнуть по-настоящему. Лодку снова тряхнуло, и она успела изменить положение еще чуть-чуть. Однако на покидающем ее снаряде это последнее совсем не сказалось, он уже находился в свободном полете, но летел, сам не зная куда, к тому же с недостаточным ускорением.

До морского дна «кишке» было совсем недалеко. Отдача толкнула ее вниз, и корма воткнулась в многовековые наносы ила. Затем лодка снова пошла вверх и через несколько секунд уже висела в воде, раскачиваясь подобно маятнику. Пуповина, управляющая ее трюками, оборвалась: команда осталась в полном неведении относительно произошедших на подводном монстре происшествий, даже офицер пуска сомневался, что последний снаряд успел стартовать. Люди пытались делать предположения, перекрикивая друг друга, однако никто никого не слышал — они все стали глуховаты.

А заброшенный в небесные сферы посланец уже резал тонкие слои разреженного эфира. Он забрался повыше своих недавно разлучившихся с «мамой-кишкой» собратьев, хотя имел меньший толкающий момент, ведь он несся почти вертикально ввысь. Достигнув восьмидесяти километров, он опрокинулся, желая нырнуть в морскую гладь Южного Сияния носом с самой большой на свете вышки. Пока он парил выше облаков, над горами проскочили еще несколько его братьев с лодок-соседок.

Эйрарбакам, запустившим его, страшно повезло: их спасла сила Кориолиса, вращение планеты вокруг оси утащило их малость в сторону от места запуска снаряда. На него эти силы действовали тоже, однако за счет большей высоты — по-другому. Кроме того, снаряд стартовал не строго вертикально. Все эти несогласованности привели к смещению точки падения относительно точки старта на тридцать километров, но ведь Р-4 развернулся в море довольно широко...

Высотомер работал исправно, до лампочки ему было, море под ним или суша, — он был абсолютно бестолков. Полная темнота! Взрыватель сделал свое дело, и над морем полыхнула сила пяти десятков миллионов тонн взрывчатки. Многих накрыло. Три большущих поплавка «кишок» были в зоне поражения — половина имеющихся. Торпеда-камикадзе у брашей была донельзя хитрой, ведь не бывает такого везения. Или Вселенная велика и случиться может всякое?

ОТРЕШЕННЫЙ ВЗГЛЯД В ГЛУБИНУ

Вы знаете, какэтопроисходит? Те, кто прочувствовал на себе, не успел понять, а многие из тех, кто испытал, даже не успели почувствовать. Те, кто наблюдал издалека, могут рассказать, как глобально явление по масштабам, но сколь мизерно в реальном времени, и снова то, что происходиттамна самом деле, могут только представить. Кто-то из тех, кто был близко, мог остаться цел, но он должен был сидеть в изолированном бункере, не смотреть в нужный нам момент в визуальные, вынесенные на поверхность приборы и лежать калачиком, заткнувши уши, — что он может рассказать? Как его шарахнуло обо что-то головой, даже неясно, об потолок или стену, он мгновенно вспотел и его потом долго тошнило, но это его внутренние ощущения, а где видимость внешних процессов? Тот, кто рядом с ним находился, но смотрел в объектив в нужном направлении, что почти невероятно, не зная момента и азимута, не мог бы все равно ничего увидеть — уже в первичные две тысячные доли секунды, то есть в пятисотую ее часть — неподвластное нашей медлительности время, он должен был ослепнуть навсегда. Когда в Средневековье выкалывали глаза, несчастный мог видеть перед собой движущиеся в его сторону лезвия в десять в некоторой степени раз дольше, и то, что он мог потом припомнить особенного? В начале ядерного века, при малых мощностях, примененных в Первую Атомную, многие «везунчики» могли вообще отделаться смертью под лучом. Это когда свидетель-жертва непосредственно в момент происшествия получает достаточную дозу радиации и покидает этот мир вследствие прозрачности нашего организма для микроскопических сверхбыстрых предметов, попадающих в него в больших количествах. Кроме того, до него не должны добраться всякие прочие вредные факторы: рушащиеся здания и летящие деревья составляют лишь малую толику того, что свершается вокруг. Что он может рассказать, этот переживший остальных герой? Он ведь ничего не чувствовав: в том плане, что он боялся всяких внезапно начавших летать предметов и огромных черных облаков, но ведь то, что его поразило, он не ощущал вовсе, и, более того, в момент, когда он любовался грозным явлением, его уже накрыло. Другим дало по голове не слишком сильно в том плане, что они потом еще могли рассказывать о вроде бы случившемся с ними. Но что с ними самими случилось конкретно? Уже в первую долю секунды они потеряли сознание, и ничто внутри их не фиксировало более происходящее. Да, есть синяки и переломы, открытые раны и вывихи, и... Чем они нанесены? Накрыло ли «свидетеля» непосредственно падающей ударной воздушной волной, пришедшей от эпицентра, или его настигло отскочившее от грунта отражение волны, то есть вторичная волна? А может, его ударила не ударная волна вообще, а очень похожее на нее явление, но не являющееся ею, — скоростной напор, нечто сходное с ветром сверхураганной силы? Сколько метров он пролетел по воздуху, сколько секунд находился в полете и летел ли вообще, может, его просто придавило к стойкому препятствию? Не вызваны ли эти самые синяки ударом по нему неких кирпичеобразных предметов или же приземлением на груду лома после полета? Местность вокруг него за эти секунды неузнаваемо изменилась, так что даже если он очнулся мгновенно, что подразумевает присутствие в рассуждении некоего киборга, а не человека, то все равно он не сможет определить, сколько пролетел: ориентиры исчезли, к тому же — пыль. Так что неясно даже, поражен он непосредственно ударной мощью взрыва или косвенной, вызванной ею причиной. Вот и верь после этого людям.

Так что как ни крути, а всякие литературно-психологические эффекты состояний при происходящем явлении мы оставим поэтам с их тонким восприятием, могущим соединять несоединимое. А раз явление порождено наукой, то пусть она и объяснит, что и как происходит.

Вы еще не устали? Я нет. Продолжим разговор. Суть, сама первопричина процесса, — явление, происходящее в момент подрыва взрывного устройства. Не имеет значения, сверхмощная это бомба величиной с танк или маленькая, разместившаяся в «дипломате», явление однозначно начинается и успевает произойти в одну миллионную долю секунды. Быстро? Я думаю, да. Вы скажете: «Как странно устроен этот мир, в котором последствия столь краткой штучки-дрючки действуют столь разрушительно». Я удивлю вас еще более, сказав прописную истину. Мы с вами и со всем находящимся вокруг есть отдаленное следствие далекого быстрого процесса, когда двадцать миллиардов лет назад праатом-папа или прачастица-мама, до сих пор не ясно, взорвался(лась) и породил(ла) Мир, и потому мы все, вместе с бесконечными космическими далями, живем во взрыве, который давно начался и никак не желает заканчиваться. И слава богу Эрр и всем остальным!

Так вот. «Да будет свет!» — первично восклицает бомба и дает его посредством нагрева. Температура приличная — несколько десятков миллионов градусов по Цельсию (хотя какая разница, по какой шкале, когда дело доходит до миллионов, ошибка на сотню-другую совсем неощутима). Вся эта жуткая топка бухает вокруг жесткими рентгеновскими лучами. И представьте себе, они не могут далеко пройти, мешает им что бы вы думали? Воздух, этот невидимый, вдыхаемый всей млекопитающей Геей газ. Останавливает он эти самые жесткие лучи, защищая окружающую природу, но сам, бедный, нагревается. Ну, до каких значений, мы уже обсудили. Вот это самое явление и порождает Эмбриональный Огненный Шар (ЭОШ).

Вы думаете, это тот самый, который в замедленной съемке в кинохронике наблюдается? Тот самый Огненный Шар? Ничуть не бывало. Этот никто увидеть не успевает, он горитневидимо малое время и тухнет (на самом деле не тухнет, а затеняется!), когда чрезвычайно сильно остывает, аж до трехсот тысяч градусов. Но горит он хоть и коротко, ноярко, увидеть не успеешь, а моргнуть тем более, длительны наши физиологические явления, чрезвычайно длительны, но вот ослепнуть — всегда пожалуйста. Но об этом мы уже беседовали. И вот, когда это остывание случается, рождается известная нам Ударная Волна (УВ), воздух в которой нагревается до свечения. Вот она и затеняет, экранирует собой ЭОШ. Дальше волна катится и катится и заодно еще немного остывает — раз в триста. Вот тогда и начинает наблюдаться нашей, природой вставленной оптикой этот самый Огненный Шар. Видно его вполне нормально, слепить он не слепит, бережет наше зрение, врут, кто говорит, будто он ярче Фиоль в середине дня, — ничуть не ярче. Пухнет он прямо на глазах, и некоторое время сияние его нарастает, в апогее действительно несколько превосходя родное солнце, но затем так же быстро спадает на нет. Можно успеть заметить, как начинает он подъем в небесные выси. Только на эту попытку его и хватает. А вообще снова все так недолго. Ну уже хоть моргнуть можно, и даже не один раз — секунды, это, брат, сила, прямо великанские мили после начальных микрометров.

ОШ поджигает все что ни попадя. Когда в Пепермиде рвануло, каждый ОШ был готов поджечь все деревья и окрашенные стены в трехстах квадратных километрах. Помешали они, конечно, друг другу проявить индивидуальность — устроили коллективный спектакль поджигания. Так ведь еще и взрывы были наземные, то-то бы они развернулись, если бы их маленько над городом приподнять, дабы площадь поражения увеличить. Прямо жалко, в смысле физических эффектов, что браш не долетел.

Словом, все, что любит гореть, но скромно скрывало ранее свои поползновения, уже горит, пылает вокруг, пытаясь своему богу ОШ уподобиться, а Ударная Волна только в начале дистанции. Не волнуйтесь за УВ, она априорно сильнее ОШа, несет она до половины всей мощи вот того мизерного во времени процесса, о котором мы говорили ранее. Удивитесь вы, чего это я с большой буквы все эти страхи именую. И отвечу я так: «А почему тогда ураганы и муссоны с большой буквы называются, да еще и именами женскими?»Вот так, каков вопрос, таков и ответ.

Ну, с УВ все более-менее уже ясно. Несется она вперед, не разбирая дороги, пока силы не иссякнут, а их у нее... Из ревности к опередившему ее в великом деле разрушения ОШ она часто гасит созданные им пожары, сдувает их начисто, засыпает всяким мусором, но иногда раскаивается в своем поступке и начинает разносить огонь по округе, куда ОШ не добрался из-за затенения холмами и зданиями.

Ну, кто у нас после ОШ и УВ остался? Всякие там радиоактивности и импульсы электромагнитные да волны сейсмические? Мелочи все это по сравнению с описанными героями-разрушителями.

Скоро Огненный Шар начинает стремиться вверх неудержимо и увлекает за собой что попадется. Сам ОШ представляет собой очень нестабильную конструкцию и размазывается в тороид. Вот этот самый расширяющийся тороид и есть исконная шляпка ядерного взрыва. А поскольку сам тороид уносится вверх, ища равновесия с окружающим миром, выраженного у него в давлении, а природа, как известно, не терпит пустоты, то в освободившуюся нишу устремляется воздух со всей округи. Он несет пожарам свежий кислород на подпитку. А желая догнать снизошедшего и снова уносящегося вверх бога-дьявола, восходящий поток создает любимую всеми людьми ножку грибовидного облака.

Вообще, понятно, через очень короткое время в городе, например Пепермиде, все лежит в развалинах и пылает, разгораясь все больше. Столице Империи еще повезло, ее порядком разрушили предварительно обе конфликтующие стороны, а каково другим — светлым, красивым городам, не тронутым тленом. Словом, через пару часов горит так, что создается сплошной очаг в сотню километров квадратных. Это порождает известное еще со времен Первой Атомной, но по-прежнему плохо изученное явление Огненный Шторм (если сокращать, опять получится ОШ, и тогда совсем запутаемся, потому избегнем краткости напрочь). Огненный Шторм — это такая штука, когда ветер со всей округи увлекается глобальной программой разрушений и тянется к гигантскому пожару с невероятной силой, а потом вся эта огненно-дымовая смесь летит вверх неимоверно высоко, километров на пятнадцать, во как.

Да еще и по кругу, каруселью, вокруг развалин несется — эдакий суперсмерч многокилометровой толщины. И все это много-много часов, а то и дней, пока есть чему гореть. Выдам по секрету величайшую тайну военной науки Империи: покуда на Гее не существовало городов, Огненным Штормам негде было реализоваться в реальном мире — никакой лес, даже тропический в Мерактропии, так гореть не способен.

Ну, а теперь уж совсем просто представить, что увидели Лумис и компания, когда спустились с гор. Даже Огненные Штормы уже отшумели в древней столице, теперь они разгорались в других городах, но до них было далеко, и даже зарева не проглядывались сквозь помутневшую атмосферу.

БОИ ЛОКАЛЬНОГО УРОВНЯ

Бенс смотрел на индикатор и одновременно слушал наушники. В принципе, для работы было достаточно чего-либо одного, но он не был специалистом, всего месяц назад он впервые увидел переносную радиолокационную станцию и самостоятельно, по прилагаемым инструкциям, научился ею пользоваться. Это была достаточно примитивная штуковина, с момента ее производства прошло циклов десять, за это время наверняка разработали кучу новых, более совершенных технических новинок, но станция была абсолютно исправна, отряд подобрал ее на брошенном армейском складе. С равной вероятностью можно было предполагать, что лучше этого прибора так ничего и не появилось, поскольку прогресс в Эйрарбии, да и не только в ней, а на всей планете, шел невероятно извилистым путем, иногда даже поворачивая вспять. Причиной всего были непрерывные войны. Сами по себе они невольно стимулировали развитие оружия, но, поскольку экономика постоянно испытывала их дестабилизирующее воздействие, она всегда находиласьв кризисном или предкризисном состоянии. Посему приоритет отдавался более реалистичным, на взгляд людей, принимающих решение, вещам. Перспективные исследования практически не велись, фундаментальные — тем более, а если и совершались, то в очень ограниченных областях, по тем или иным соображениям часто исходя из ложных предпосылок, признанных приоритетными. Начальники, принимающие решение, были далеко не самыми умными представителями населения, далеко не всегда их решениями руководило чувство долга и ответственности перед соотечественниками или тем более перед будущими поколениями. Своекорыстные интересы заслоняли им перспективу, корпоративные склоки мешали объединить усилия. Не следует забывать и о секретности. Органы, ее контролирующие, раздували шпиономанию, мешали даже приблизительному обмену научной информацией. Как правило, исследователь смутно догадывался, чем занимается соседний отдел, не говоря уже о лабораториях другого города, о которых он мог вообщене знать. По-настоящему глобальные прорывы в науке совершались редко, в основном прогресс топтался на месте, идя по накатанным тропинкам, превращая их в широкие столбовые дороги, с которых теперь было очень трудно, а порой и невозможно отклониться в сторону. Для отклонения пришлось бы очиститься от исходных предпосылок, не только научных, но и культурных. Из психологии известно, что новые знания поворотного характера никогда не принимаются старыми специалистами, несмотря на то что в молодости они были первопроходцами научных идей. Для усвоения принципиально новых вещей необходимо молодое поколение ученых с незашоренными мозгами. Но этого поколения на планете почти не появлялось. Образование, не могущее дать в военный период непосредственной отдачи, являлось парией бюджета, а тем более начальное образование, при умелом и щедром применении созидающее фундамент научного мировоззрения личности. Сторонний всевременной наблюдатель, кабы такой имелся, мог бы привести множество примеров этакого архаично-конвульсивного движения планеты вперед по пути знаний и мудрости. Например, давным-давно изобретенный атомный реактор так и не породил свою родственницу — термоядерную печь, хотя сам занял все возможные области: имелись реакторы очень большие, мощностями десять гигаватт и выше, имелись совсем маленькие, использовавшиеся в танках и даже в летающих платформах, существовали реакторы на самых разнообразных видах радиоактивного топлива, и исследования в этих областях продолжались. Или артиллерийское дело: достигло невероятных вершин, оно уже упиралось в ограничения гравитационного и физико-механического порядка. Много позже появившаяся ракетная техника, несмотря на исходные принципиальные преимущества, развивалась в гораздо меньшем темпе, некоторые снаряды превосходили по массе ракеты и летали дальше. Несмотря на имевшиеся в древности у различных народов влечения к астрономическим наблюдениям, особо бойко развивавшиеся на планете,жители которой могли наблюдать вблизи не одно, а три звездных светила и посему имевшей очень сложную периодичность смен времен года, теперь, в технологическую эпоху, поставленные на широкую ногу, исследования космоса так и не были начаты, ни запусков космонавтов, ни даже попыток вывести в космос искусственные спутники сделано не было, мало кто представлял их практическую пользу, а лишних денег в государстве никогда не существовало, даже в условиях инфляции, что само по себе являло противоречие. Подводные лодки, невероятно давно придуманные, достигнув размеров танкеров, использовались даже для перевозки мотопехоты и бомбардировщиков, но так и не стали носителями межконтинентальных баллистических ракет. При этом, несмотря на громадный подводный флот, как у брашей, так и у эйрарбаков, Мировой океан оставался неисследованной малопонятной вещью в себе, абсурд доходил до того, что даже глубины океана почти нигде не были известны точно. Слабые попытки, предпринятые некогда энтузиастами, хотя бы бросить взгляд в глубины неизбежно натолкнулись на ту же денежную проблему, уже после примерных прикидок расходной части. Так же случилось с освоением сложноклиматического континента Мерактропии, хотя со стороны это выглядело абсурдно. Радиолокации еще повезло, она довольно успешно завоевала несколько спорных областей бюджета, но, разумеется, тоже почти не вышла за рамки военных заказов.

Бенс вел наблюдение. Станция размещалась на легком треножнике, в десяти метрах от оператора на пригорке, и уже на таком расстоянии Бенс, даже сняв наушники, не услышал бы ее работу. Она обладала неплохими характеристиками: ползущего человека Бенс мог засечь на трехкилометровой дальности, а танк, даже легкий, обнаруживался за десять. Уже вторые сутки Бенс работал один. Раньше у него имелся помощник, но его настигла какая-то из новых экзотических болезней, он начал кашлять, а к вечеру потерял сознание от ничем не сбиваемой температуры. За последние месяцы смерть стала таким же привычным явлением, как отправление естественных надобностей, поэтому, когда больной навсегда избавился от боли, у Бенса уже была готова неглубокая могила, рыть в этой высушенной земле было очень трудно.

Бенс вел наблюдение. Наблюдать ушами поначалу кажется непривычным, но со временем появляется сноровка. Когда Бенс засекал движущийся объект, что выражалось попискиванием в одном из наушников, он осторожно вертел рукоятку управления, датчик моментально передавал команду на локатор, и так делалось, пока сигналы в обоих слуховых органах не совпадали, теперь он мог определять дальность, скорость и направление движения объекта. Данные он тщательно фиксировал в блокноте. Он не мог спутать движущиеся и неподвижные предметы, последние он попросту не слышал, аппаратура автоматически производила селекцию.

Бенс вел наблюдение за вражеской группировкой. После обмена ядерными приветами между сверхдержавами человеческое зрение несколько потеряло свою былую славу. Ночью оно и раньше не отличалось высокими показателями, вынужденное в это время суток отдавать приоритет техническим «костылям», но теперь оно сильно проигрывало и днем. Дым от все еще горящих пепелищ городов и лесных пожаров не давал солнцу Фиоль особой возможности подсветить пейзажи мирового опустошения.

Нюх, то бишь обоняние, ранее игравший несколько вспомогательную функцию для большинства, теперь тоже стал вреден: разрушенные пригороды с тысячами гниющих человеческих останков предполагали только постоянное ношение противогаза. Вообще, разумный вид этого мира, имеющий достаточно узкий физический диапазон выживания, за пару недель сузил его еще на порядок.

Вражеская группировка, наблюдение за которой вел сейчас Бенс, была одной из стихийно сформированных армий, возникших после обрыва коммуникаций и резко уменьшившегося пространственного ареала, контролируемого бывшим правительством. В условиях сверхнакопления оружия возникновение таких бандармий являлось неизбежным злом, и отряду Лумиса, мало чем отличающемуся от них, не было бы до этого соединения никакого дела, но с некоторых пор эти люди стали наступать им на пятки.

Неделю назад отряд Лумиса внезапно, на марше, натолкнулся на эту группировку, произошел встречный бой. Потеряв убитыми шесть человек, отряд по команде Лумиса отступил. Даже после этого планы Лумиса не изменились: он не собирался втягиваться в длительные бесперспективные и бессмысленные бои. Отряд попытался обогнуть препятствие, но не тут-то было. Везде на обходных путях он встречал сопротивление, более того: явно превосходящие скопища противника начали их теснить, а вскоре силы врагов удвоились — разведчики Лумиса обнаружили еще одну бандармию в собственном тылу. И вот теперь, после нового отхода, отряд оказался в неприятной ситуации: с юга и юго-запада его движение ограничили противники неизвестной численности, а со всех других направлений окружала пропитанная радиоактивными изотопами местность неизмеренной протяженности.

С некоторых пор Бенс стал в отряде одним из разведчиков, и в его задачу входило наблюдение за противником. Это был уже не тот Бенс — необстрелянный юнец, который подвернулся Лумису в городе. Прошло несколько месяцев, но по миновавшим событиям, по накопленному опыту невероятного изменения жизни — минула целая вечность. С помощью переносного радиолокатора Бенс накапливал информацию. Несколько раз в день Бенс выходил на связь и сообщал Лумису полученные сведения. Нового было немного, то, что враг превосходит их по численности, они знали и так, но сегодня, кроме этого, Бенс выявил у противника две бронированные крепости и несколько танков, а также многоеще чего-то непонятного, довольно подвижного, но материал, из которого это состояло, он не смог определить: трудно, не видя глазами, представить себе то, что является лишь изменением тональности звукового сигнала в ушах. Покрутив локатор так и сяк, Бенс отключил станцию и, наконец, связался с отрядом:

— Колония, я Ребро. Как слышимость?

Обычно радиосвязь работала нормально, хотя шумовой эффект после крупномасштабного обмена ударами усилился, тем не менее слышимость на небольших расстояниях былатерпимой.

— Это Колония, слышу вас, Ребро.

Казалось, они разговаривали в реальном режиме времени, как в добрые старые времена, но это было не так. Небольшая радиостанция, стоящая перед Бенсом, имела внутри сложную технологическую начинку. Сигнал вначале шифровался, а затем спрессовывался и передавался коротким импульсом. Бенс коротко доложил Лумису накопленную информацию.

— Ты точно уверен в азимутах и расстояниях? — переспросил начальник отряда.

— В пределах погрешности станции, то есть полградуса и плюс-минус двадцать метров.

И за двое суток, в принципе, вся техника находилась приблизительно в одном месте?

— Да, командир.

— Ладно, продолжай наблюдение, но будь крайне осторожен. Мы тут кое-что выяснили: эти люди очень опасны. А подвижные большие предметы, которые ты иногда отслеживал,это, кажется, конница.

— Чего?

— Трудно объяснить, я сам никогда не видел. Ну, в общем, какие-то крупные животные, а на них — люди.

— А...

— Раньше для этого применяли неких млекопитающих, но что применяют эти ребятки — неясно. Если определишь что-нибудь визуально, сообщи.

Сеанс связи кончился. Бенс свернул антенну и вновь надел наушники. Вначале он снова навелся на предполагаемый лагерь противника и только минут через десять решил на всякий случай провести круговое сканирование, но было уже поздно. Раньше, пока его напарник не погиб, один из них, в то время, когда станция не работала, постоянно обозревал окрестности, теперь делать это стало некому. И вот он обнаружил в своем тылу движущиеся объекты, а когда подстроил азимут, стереозвук в ушах рассказал ему о том, что до них рукой подать. Он высунулся из укрытия и увидел их. До объектов был один километр двести пятьдесят метров, плюс-минус двадцать в пределах приборной ошибки, скорость шесть метров с секунду, а вектор направлен прямо на него. Нетрудно было вычислить, когда они будут здесь. С такого расстояния враги наверняка заметили его треножник на возвышении.

Бенс вновь развернул антенну и начал передачу:

—Колония, я Ребро. Примите информацию. Наблюдаю вблизи группу противника. Это всадники, перемещающиеся на крупных насекомых. По-моему, это гигантский путакмат, обитающий в пустынях капуцинов. Сидят по трое на каждом звере. Наблюдаю пять насекомых.

—Ребро, бросай к черту станцию и уноси ноги! — приказал Лумис.

Приемник не передавал интонацию, но Бенс хорошо ее себе представил.

—Поздно, Лумис, — подытожил Бенс и снова выглянул из укрытия.

Теперь всадники были совсем рядом, он разглядел их подробнее.

—Еще информация, — сказал он в микрофон. — У некоторых иглометы, а у некоторых... Не могу понять.

Он прищурился, вглядываясь. Один из всадников, сидящий вторым, как раз начал поднимать это странное оружие. В глазах сверкнуло: Бенсу показалось, что в голове у негоразорвалась граната. Он сполз по склону, выронил микрофон и схватился за глаза. Перед зрачками стояла сплошная белая пелена.

— Перестрой частоту! — заорал Лумис из передатчика. -Ребро, перестрой частоту!

«Он прав, — подумал Бенс, — нельзя, чтобы они знали, на какой частоте идут наши передачи». Но он ничего не видел, он не мог нащупать передатчик, падая, он полностью дезориентировался. Времени на поиски уже не было, он начал кричать громко, надеясь, что чувствительный микрофон донесет его слова.

— У них ручное оружие ослепляющего действия, поражает на большом расстоянии!

Шум приближающихся рысью монстров заглушил его слова, он почувствовал странный незнакомый запах. Ничего не видя, не зная, куда бежать, он беспомощно обшаривал сухую почву в поисках игломета. В этот момент в руку его вцепились гигантские челюсти-жвала.

локоть товарища

— Скандал, это Колония, мне нужна ваша помощь.

Лумис говорил в микрофон, сидя в окопе. За несколько прошедших суток они врылись в землю как могли и все еще продолжали ковырять сухую почву. Перед траншеями бойцы вкопали и замаскировали все свои мины, но, имея превосходство в маневре и силах, противник запросто мог обойти все эти инженерные излишества. Лумис вызывал базу Мероида уже несколько раз, но, в отличие от радиосвязи на короткие расстояния, связь на большие, после нескольких высотных взрывов над территорией Эйрарбии, создавших множество новых радиационных поясов над планетой, стала довольно редким явлением. Лумис уже почти потерял всякую надежду, но все же держал себя в руках. Даже после потери Бенса внешне он являл собой уверенность и спокойствие. Еще до последней передачи Бенса он получил данные от другой группы разведчиков. Те были ребята с боевымопытом, бывшие «желтые смертники», и они смогли захватить «языка». Самым главным в доставленной информации было то, что командовал войсками, на которые они напоролись, Хромосом. Лумис понял, что от боя не отвертеться, требовалась оплата по старым векселям.

— Колония, слышу вас. Как дела? — после вступительной части с обменами паролями отозвался Мероид.

— Мы в трудной ситуации. Вы способны нанести удар с координатами...

Лумис назвал цифры и перечислил примерные характеристики целей.

— До вас далековато, — прикинул штурм-майор. — Я посовещаюсь с нашими «большими лбами». Будь на связи.

Долгие двадцать минут Лумис не находил себе места. Наконец приемник ожил.

— Мы сумеем помочь вам, — заявил Мероид. — Нам только придется переместить зеркалоотражатель по высоте и поближе к вам, на юг. Часа через два — два с половиной мы будем готовы. На всякий случай, если связи не будет: удар мы нанесем в полночь. В это время не смотрите в ту сторону — кажется, для вас это юго-запад, — зависшая в атмосфере пыль рассеивает лучи. К вам просьба от наших «головастых». Это будет не очень приятно, но «пушка» продолжает совершенствоваться. Им надо, чтобы вы осмотрели цели после удара, особенно биологические объекты.

— Хорошо, мы это сделаем, — согласился Лумис и добавил про себя: «Тем более что трофеи нам не помешают».

«Итак, остается ждать и надеяться, что противник не двинется с места этой ночью. Странно, что они вообще не нападают на нас, а несколько суток сидят на одном месте. Что они там готовят?»

Ответ на этот вопрос он получил через час, когда осматривал укрепления. Крупнокалиберный снаряд разорвался перед позицией на высоте тридцати метров, и невидимые глазу осколки засвистели со всех сторон. «Не слишком точно, — подытожил Лумис, — но ведь это только пристрелка». Он побежал к последнему оставшемуся локатору, нужнобыло уточнить координаты выстрелившего орудия. «Давайте, ребятки, выдайте себя еще разок, — попросил он. — Пары залпов нам хватит».

«Ребятки» незамедлительно откликнулись на эту просьбу.* * *

Лумис с десятком своих людей осматривал лагерь противника. Вначале они даже подумали, что Мероид не нанес обещанный удар — лагерь казался целехоньким. Палатки, танки, два громадных трейлера для перевозки тяжелых бронированных гаубиц и сами мортиры немного в стороне — все выглядело нормально. Но это было лишь первое, ложное представление. То, что они увидели потом, было просто чудовищным. Через некоторое время Лумис вышел на связь с базой Мероида.

— Скандал, это Колония. Спасибо за помощь.

— Вы на месте? — осведомился Лиарид, один из «больших лбов». — Нам нужны подробности. Докладывайте обо всем, что видите.

— Лагерь выглядит неповрежденным, техника, видимо, исправна. Очень тихо. Ничего живого не наблюдаю. Люди и ездовые насекомые — мертвы. Хотя трупы, как я понимаю, лежат здесь с полуночи, ни мух, ни чего-либо подобного не присутствует.

— Как выглядят тела?

— Ощущение такое, будто их выжали, словно они не ели много недель, и еще: у них нет глаз. Если не секрет, что вы с ними сделали?

— Мы обработали указанные вами координаты расфокусированным лучом в режиме «гамма», ширина зоны четыреста метров, фиксация три минуты, затем круговая, с короткойфиксацией, обработка по окружности. Вначале у них высушило мозг и глаза, а уже затем — все остальное. Теперь еще просьба: осмотрите тела, находящиеся в момент удара в бронетехнике, нам это очень важно. Сможете?

—Да, сделаем.

«Как просто, как все просто, — думал Лумис. — Вот он — ваш новый порядок в действии. Эти люди, наверное, даже не успели ничего понять, не успели проснуться. Нет, братцы, тут наши пути расходятся. Стройте свое рациональное общество, но без меня».

список

Лумис надавил на дверь. Можно было ударить, можно было расстрелять замок, но ему очень хотелось выдавить ее. Он испытывал себя, как раньше на изнурительных тренировках. После скоротечного боя в нем еще кипела энергия, ее надо было выплеснуть, выплеснуть до того, как он доберется доцели.Дверь начала выгибаться, покоряясь его вздувшимся венам и мышцам, он ощутил приятное напряжение сухожилий. Нога соскользнула, он перераспределил вес, и тут дверь лопнула. Он ввалился в проем, но не упал. Глаза моментально обшарили пространство в поисках опасности, рефлексы работали независимо от сознания. Прошли доли секунды, а он уже катился по полу, потому что туда, в вывороченную дверь, с шипением втыкались иголки. Лумис был вооружен до зубов, но этого неумелого стрелка нельзя было убивать — он и был целью. Еще бросок, и вот уже вывернутая рука выронила на пол оружие. Лумис боднул этого одетого в красивый костюм человека каской, не снимая ее с головы, и бросил поверженного в угол.

— Мистер Инно, если не ошибаюсь?

Мистер Инно ничего не ответил, он нянчил вывихнутую руку, а на лбу его вздувалась багровая ссадина.

— Знаешь, Инно, я так давно тебя искал, мне уже начало казаться, что мы состоим в родстве.

Лумис пододвинул к себе тяжелое дорогое кресло и сел.

— Кто вы такой, черт возьми? — спросил мистер Инно с гонором, но не очень уверенным тоном.

— Я твоя смерть, — спокойно ответил Лумис. — Твоя мучительная смерть.

Он расслабил мышцы, положил каску на большой письменный стол и посмотрел на часы. Мозг привычно посчитал время, затраченное на операцию: все было в норме.

— Кто вас нанял? — уже совсем нерешительно осведомился человек в углу.

— Кто меня нанял? — повторил Лумис задумчиво. — Давно, очень давно, мистер Инно, меня никто не нанимает. Но речь не обо мне, речь о тебе. Вообще-то, у меня принцип: неболтать со своими жертвами, но в отношении тебе подобных я буду его нарушать. Еще у меня есть принцип или, можно сказать, прихоть: не мучить людей, но в отношении тебя я нарушу и это. Знаешь, подонок, что ты мог успеть сделать, когда мы начали убивать твою охрану? Ты мог застрелиться. Но у тебя слишком тонка кишка для этого. Все ублюдки, подобные тебе, решительны, только подставляя других, используя других, карабкаясь по службе и по жизни за счет других. Прости, я немного прервусь, неинтересно говорить со столь малой аудиторией.

Лумис повернулся и крикнул в дверь:

— Берг, пришли сюда Маэстро Смерть вместе с его ящиком!

— За меня дадут хороший выкуп, — подал голос Инно.

— Заткни рот, еще не наступило время для твоего выступления. И сиди, где сидишь, а то тебе станет больно гораздо раньше, чем предусмотрено планом. Сейчас сюда войдет человек, цель жизни которого — увидеться с тобой — еще в большей степени, чем у меня. Раньше, в том убитом тобой времени, он был телевизионщиком, оператором. Он профессионал. То, что он заснимет здесь сегодня, останется в веках. Знаешь, ему не посчастливилось быть в Пепермиде, когда взорвались ваши полумегатонные мины, у него лучевая болезнь смертельной степени, но он жив, и сегодня он снимет хороший фильм.

В кабинет вошли люди, первым шел человек невероятной худобы. При взгляде на него казалось, что он должен упасть от малейшего движения воздуха. Двое других, в касках-шлемах и с иглометами на ремне, открыли тяжелый ящик и стали помогать первому устанавливать аппаратуру. Они справились быстро.

Лумис порылся в одном из многочисленных карманов и достал оттуда, а затем надел на голову маску. Это была красная матерчатая тряпка с прорезями для глаз.

— Начнем, господа, — сказал он в объектив. — То, что произойдет перед этой камерой, чистая правда. Я палач, а это жертва. Это — мистер Инно, как видите, он еще жив, нов конце фильма он будет мертв. Этот человек, скромно сидящий в углу, повинен во многих вещах. Он обвиняется в преднамеренном убийстве приблизительно пяти миллионовчеловек, которые умерли или же неизбежно умрут от ран, излучения и шока. Он убил их сознательно, расчетливо, во имя своего бизнеса. Убил не своими руками, тщательно затер следы своего участия, он считал, что никто и никогда не узнает правды. Он ошибся. Кроме того, он обвиняется в использовании служебного положения в личных целях, в давлении на политиков, в подкупе должностных лиц, в заказных убийствах, точнее, в их заказе и оплате, в нечистоплотных денежных махинациях и прочем и прочем. Ну и главное: мистер Инно — первый в моем списке, дальше следуют...

Лумис достал из внутреннего кармана и тщательно расправил перед собой лист обычной бумаги, хронопластины остались только в воспоминаниях. В условиях повышенного радиационного фона они стали слишком ненадежны. Затем Лумис зачитал длинный перечень фамилий, титулов и должностей.

— Все эти люди повинны в преступлениях против человечества, все они убийцы. Наш мир был не лучшим из миров, но они очень постарались сделать его еще хуже. У них былаи остается власть, которой можно распорядиться с пользой для всех, но они считают, что власть — это лишь оружие для получения собственной выгоды. Они оправдываютсятем, что так делают все. Они используют власть для удовлетворения своих прихотей. Ради нее они совершали преступления. Я представляю тех, кого вы убивали, убиваете, еще убьете, тех, кого вы ограбили, уморили голодом, кого вы нещадно эксплуатировали и продолжаете эксплуатировать, кого вы обманули и продолжаете обманывать. Я — представитель рабов. Знайте, вы, власти предержащие: список еще не полон. Сегодня мистер Инно станет первым, кто будет вычеркнут из этого списка. Смотрите внимательно, то, что вы сейчас увидите, вскоре произойдет и с вами.

Лумис подвинулся к объективу:

— У нас цветная пленка, оператор?

— Да, палач.

— Как со звуком?

— Все в норме, палач. Можете приступать. От имени мертвых, к которым я скоро присоединюсь, поручаю вам осуществить возмездие.

— Слушаю и повинуюсь! — произнес Лумис и стал натягивать боевые перчатки.