Чтение 5–й страницы книги ~Огромный черный корабль~

Тяжелая машина ползла вперед по только что прорубленной просеке, сминая и превращая в кашицу папоротники и еще уцелевшие деревца, а впереди, в зеленом сумраке медленно переваливался через поваленные стволы громадный покатый корпус «Мастодонта». За спиной мирно похрапывал Пексман, и это вместе с гудением двигателя навевало дрему, но Браст только иногда встряхивал головой, отгоняя сонливость, и, не отпуская рычаги, смотрел в перископ воспаленными глазами.

За эти несколько суток они прошли по сельве сотни миль, и полковник Варкиройт был доволен: все шло по плану. Для этих непролазных джунглей проделанное ими — своего рода рекорд. Первые поселенцы, появившиеся на Мерактропии, вообще не отходили от берега дальше чем на десять миль. Были, конечно, смельчаки, ослепленные призракоммекра— таинственного растения, увеличивающего продолжительность существования на этом свете, или фанатики науки, которые, захватив с собой максимальный запас огнеметной смеси, хинина и продуктов питания, надвинув на лицо смоченную антикомарином сетку, уходили в зеленое море, но сохранились лишь имена тех, кто вернулся. Их было немного, и, если они не лишались рассудка и не умирали от малярии или укусов дотоле неизвестных насекомых, их рассказы постепенно обрастали многочисленными подробностями и становились неисчерпаемым источником для многотомных научных трактатов с громкими красивыми названиями, как то: «Мерактропы как вид», «Биологические сокровища Мерактропии», «Ядовитые паукообразные третьего континента». И все это с героическими призывами освоить и покорить «необузданный материк», чтобы завоевать тысячи тонн мекра, моря нефти и неисчислимые запасы руды. Подстрекаемое этими мифами, то одно, то другое правительство снаряжало вооруженные по последнему слову техники экспедиции, стоившие значительных средств и воздержания от многих жизненно необходимых государственных расходов. И когда из многосотенного экспедиционного корпуса на берег возвращалась лишь горсточка полуживых людей, еле державшихся на ногах, тащивших на себе товарищей, находящихся одной ногой в могиле, кусочки мекра иутверждавших, что они вынуждены были повернуть, лишь чуть-чуть не дойдя до богатейших залежей платины и серебра, государи и парламентарии подсчитывали убытки и назначали скудные пенсии первопроходцам и их семьям, благо семейных было не слишком много, и лишь монархи-конкуренты злорадно усмехались. Но проходили циклы, и горечьпоражений исчезала, и снова, облаченные в защитные комбинезоны рыцари удачи, с новейшими вибрационными ножами в руках и полными антибиотиков ртами, в высоких, до пояса, сапогах из сверхпрочного материала фирмы«Капликхаузе-экл»вклинивались в сельву: все начиналось сначала. Но затуплялись механические секиры из лучшей стали, и не спасали медикаменты, и рвались сверхпрочные сапоги, и, когда в пятидесяти шагах от берега из листвы вываливался саблезубый леопард, на голову падал ядовитыйкраб-мураус,а через несколько минут от погибшего товарища оставался лишь обглоданный термитами-секачами скелет, тогда не выдерживали ни железные нервы, ни тренированная психика и чавкающее болото, медленно поглощающее пережившего всех остальных «счастливчика», лишь подтверждало, что эти места не для человека и что Мерактропия так и осталась непокоренным материком.

И все же здесь жили люди:мерактропы— самая таинственная загадка и самая страшная сила, противостоящая колонизаторам. Некоторое время никто о них и не подозревал: не вернувшихся на корабль считали погибшими в схватке с безмозглым хищником или заживо съеденным мышами-вампирами. В основном, конечно, так и было. Лишь некоторые, вынырнувшие из зеленого ада, утверждали, что наблюдали диких голых людей, следующих за ними по пятам и бесследно растворяющихся в прорве зелени, когда к ним пытались приблизиться, но конкистадорам либо не верили, считая все это галлюцинацией или побасенками, либо просто не принимали всерьез, потому что главное в их рассказах были рощи мекра и открытые залежи угля, а поэтому столкновение с мерактропами оставалось второстепенным фактом. И только постепенно все поняли, что людям противостоит какая-то титаническая непонятная сила, равная, а может быть, превосходящая человеческую, и что все жертвы нельзя считать простой случайностью. Но лишь гораздо позже пришло осознание, что эта апокалипсическая сила — местное население. Сколько их всего на материке, не знают и поныне. Составляют ли они единую общину, живут ли отдельными племенами, или же, вообще, как отшельники, лишь иногда сходящиеся вместе, — неизвестно. Остается открытым и вопрос, как сами мерактропы сосуществуют с этой опасной природой. Наверняка выяснено лишь то, что туземцы убивают колонистов и уничтожают любые плоды человеческой культуры, будь то одежда жертв или потерпевший аварию вертолет. С людьми джунглей пытались бороться, но обычные методы истребления аборигенов не годились, к тому же после таких попыток противодействие человеку резко возрастало. Терпели провал тактика и стратегия, когда после многосуточной непрекращающейся стрельбы почти в упор по мелькающим в зарослях обнаженным телам солдаты выползали из баррикад пустых ящиков от боеприпасов и расширенными от ужаса, воспаленными от бессонницы глазами не видели на салатном ковре ни одного поверженного врага, а лишь лишившиеся коры вековые деревья. Какой-то умник полтораста циклов назад предложил невероятно дорогой проект минирования материка: при этом двадцать пять миллиардов противопехотных мин должны были разместиться в несколько сплошных поясов, повторяя рельеф берега на расстоянии сорока километров, в результате чего осчастливленное человечество могло бы свободно пользоваться хотя бы береговыми богатствами Мерактропии. Но проект, разумеется, отвергли, и несистематическое освоение продолжалось. Затеммекра-лихорадкаутихла, во всяком случае, патрульные дирижабли не давали оперативного простора отдельным старателям, и на некоторое время зеленое море оставили в покое. Но когда Геабекс Лоук обнаружил вблизи Гибельного озера урановую аномалию, сюда снова устремились тяжелые транспортные самолетыбрашей, дрексов, эйрарбакови утлые суденышки мелких королевств и республик, рвущихся к ядерной автономии. Но браши первыми добились значительных результатов, и это послужило побочной причиной Второй Десятицикловой войны. Кончилось все Аберанским миром, и за брашами так и остались урановые рудники Гибельного озера, а основная территория материка официально и поныне является зеленым пятном планеты — нейтральной зоной. Но практически весь континент причислен к колониям Республики, и, следовательно, механизированная группа эйрарбаков двигалась сейчас по вражеской территории.

Браст резко нажал на тормоз: впереди, перед застывшей машиной, мелькнула и отскочила в сторону человеческая фигура. У него даже кольнуло где-то в позвоночнике от неожиданности. «Мастодонт», ползущий впереди, тоже замер. Кто-то забарабанил в левый боковой люк, и Браст потянул за ручку: в отсек просунулась чья-то темная физиономия.

— Браст, Пекс, глушите мотор. — Посыльный перевел дыхание. — Максимальное охлаждение. — Теперь Браст узнал его, Это был Бикс — адъютант Варкиройта.

—А что стряслось? — еще не совсем проснувшись, спросил Пексман.

—Где-то поблизости ошивается аэростат брашей, — объяснил Бикс. — «Лавочка» Вербека перехватила их радиопередачу на базу. Ну, бывайте. — Он отодвинулся.

В перископе заднего вида Браст видел, как адъютант, спотыкаясь, бежал к следующей машине. Зачем было посылать человека, когда все можно сообщить по закрытой связи, Браст не знал. Наверное, чтобы без дела не засиживался. Как вырвалось однажды у полковника Варкиройта в присутствии Браста: «Когда я вижу солдата Империи без лопаты — я зверею». Пексман потянулся и выругался, а Браст включил охлаждение и отсек «питание» всем остальным приборам. «Теперь можно полчасика вздремнуть, — подумал он, — все равно никто не двинется с места, пока не будет стопроцентной уверенности, что их не обнаружат».

—Браст, — произнес Пексман и высморкался, словно специально для этого позвал его, — как ты считаешь, это тот же аэростат или другой? — спросил он, конечно, тоном, который не требовал ответа, так, от нечего делать. — Мне уже начинает казаться, что это шарики на праздничной пальме, а тебе?

—А мне все равно, — признался Браст, устраиваясь поудобнее в откинутом кресле, — один он или несколько, главное, теперь можно поспать.

—Нет, ты не прав, — пояснил Пексман свою мысль, — если их много, то это просто случайность, но если один, — он сделал значительную паузу, — то тогда он нас засек своим инфракрасным детектором и ведет наблюдение.

Последних слов Браст не услышал, он уже погрузился в сияющие быстрые сновидения.

ПИРАМИДА ВЛАСТИ. ГГ

ГГ (Группа «Гематоген») — не представляла собой что-то принципиально новое в истории человечества, в той либо иной форме подобные организации имелись в любом государстве, а уж существовать в тотальных монстрах, охватывающих своим контролем целые континенты, они обязаны были по сути. Всякая долговременная система управления невольно подчиняется каким-то правилам лишь на начальной стадии формирования, она может шарахаться из стороны в сторону, занимая и осваивая свою нишу власти, вписываясь в ареал потесненных поначалу исторических традиций; притираясь к другим ветвям бюрократических щупальцев, растущих сверху — чем дальше, тем тоньше, слабее и уязвимей, до тех счастливых для истинных чиновников дней, пока толстеющие щупальца не обращаются в корни, постепенно засыхающие, начинающие разлагаться червями коррупции и кумовством. Группа «Гематоген» могла бы именоваться Службой Ликвидации. Но это было бы слишком прямолинейно, само появление данной формы управления, на первый взгляд демонстрируя силу государства: «Что хочу, то и творю, и плевать на вас!», по сути, обнажало немощь. Грамотному наблюдателю оно говорило о том, что существующие и жрущие из имперского кармана исполнительные ветви власти совсем забросили свою работу. Ведь, по большому счету, идеальная полицейская структура способна выловить всякого преступника однозначно, приволочь его на суд и, подождав не слишком долго, осуществить приговор. Здесь же завал произошел в самом начале: создав ГГ, имперская машина расписалась в бессилии. Она как бы призналась, что неспособна осуществить наказание-возмездие по отработанному сценарию, то есть призвать преступника к ответу и вынести ему приговор по закону. Группа «Гематоген» занималась тем, что выслеживала и устраняла подозреваемого в преступлении без суда, прямо на месте, там, где это удавалось. Хотя формально ГГ являлась подотделом ПП — «патриотической полиции», ветви ее управления тянулись выше, а поскольку это была довольно свеженькая государственная структура, то работу она вела на редкость продуктивно и качественно, в отличие даже от существующей десять циклов ПП, несколько ороговевшей и покрывшейся коркой лености, а уж тем более эффективней, чем обычная полиция: эти структуры давно забыли, что такое качество, — они гнали вал. Название свое служба получила с подачи любителя пошутить начальника тайной полиции барона Гуррара, настаивать на другом никто не стал, спорить с шутником было опасно, да и маскировка подходила, эдакое милое несерьезное наименование. После имечко объясняли тем, что сотрудники нового ведомства вроде бы получали дополнительно к пайку килограмм гематогена, но это было версией, притянутой за уши.

Зато точно известно, что некоторое время назад служба ликвидации Эйрарбии получила лицензию на отстрел бывшего «черного шлема», а ныне террориста Лумиса Диностарио. Субъект был признан достаточно опасным, и его отслеживанием с последующим документально фиксирующимся уничтожением занялся целый штат сотрудников. По всем признакам, жить ему оставалось недолго.

СПОКОЙНЫЕ МАЛЕНЬКИЕ ГОРОДА

Солнце Фиоль палило нестерпимо, полностью затеняя гиганта Эрр. Уже несколько недель жара изводила мир сухостью, не балуя дождями, и как-то это понятие все больше уходило в область преданий. Несмотря на жужжащий перед лицом миниатюрный вентилятор, Лумис периодически вытирал шею платком, не хотелось пропитывать потом крахмальный воротник, он держал марку, маскировался под значительного человека. Он вновь осмотрел очень низкое полусферическое здание с куполом, сотканным из тысячи маленьких блестящих шестигранников солнечных батарей.

—Это здесь, господин, — доложил шофер-номпиатропи заискивающе улыбнулся, указывая на электрическое табло пульта.

Лумис, не взглянув на счетчик, бросил в его жадную ладонь платиновую головку Грапуприса Тридцать Первого и открыл дверь. Ведь глупости все эти пропагандистские байки про низшую расу, однако, глядя на этого шоферюгу, в глубине души он верил им.

—Господин очень-очень добрый, — глядя на него по-собачьи преданными глазами, сказал абориген и быстро одну за другой бросил в жерло автоматического счетчика нужное количество серебряных ликов Императора.

Лумис уже уверенно поднимался по широким закругленным ступеням. Он на секунду замер перед люком и почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Мерно урча, позади развернулся электромобиль и, мигнув подфарниками, скрылся в зелени сквера. Лумис поднес руку к светочувствительному звонку и только теперь понял, какую ошибку он допустил: шофер знает, куда он ехал.

— Кто? — прямо в ухо гаркнул динамик.

— Мое имя Лумис Диностарио.

— Что тебе надо? — так же резко спросил невидимый собеседник.

— Это я скажу, только когда увижу, с кем разговариваю, заявил Лумис безразличным тоном.

— Ну, тогда оставайся на пороге, а я вызываю полицию. — Голос начал затихать и удаляться.

«Этого еще не хватало, — подумал Лумис, глядя на безликий динамик, — а была не была!»

— Я от Магрииты.

И не успели эти слова растаять в душном воздухе, как люк ушел вниз. Он шагнул вперед. Тихонько щелкнув, дверь втиснулась на прежнее место. Тело обтекала приятная прохлада, и в тусклом, после дневного, свете ламп он, прищурившись, разглядел стоящего перед ним человека. Единственной одеждой того были шорты, но зато на запястье висел крепко пристегнутый ремешками небольшой игломет. "А их здесь, видимо, не слишком донимают «патриоты», — сделал вывод Лумис и выговорил, наклонив голову, общепринятое приветствие:

— Да будут боги благосклонны к хозяевам дома.

— Будь и ты счастлив в нем, пришелец, — ответил скуластый парень, глядя на него в упор. — Есть ли у тебя оружие?

— Нет. — Лумис продемонстрировал раскрытые ладони.

— И тем не менее я должен тебя обыскать. — Он подошел и профессионально прощупал всю одежду Лумиса, затем, хмыкнув, снова отодвинулся. — Так чего тебе надо?

Фамильярное обращение этого охранника резало Лумиса по ушам, хотелось схватить его за выступающие скулы и поучить манерам, но он уже понял, что это не тот человек, который ему нужен, и, презрительно оглядев его с головы до пят, утопающих вшерсеновомковре, холодно отрезал:

— Я не собираюсь говорить с тобой на эту тему.

— Неужели?

— Кретер, надень на него наручники и впусти ко мне, — прогрохотал неизвестно откуда голос, от которого стало как-то не по себе.

Кретер извлек из-за пояса резинометаллические наручники, похоже, в шортах у него был целый арсенал. Лумис не сопротивлялся и, когда щелкнул маленький замок, сопровождающий, пряча в своих бесчисленных карманах миниатюрный блестящий ключик, молча указал ему на узкую лесенку, ведущую на второй этаж. Не оборачиваясь и не имея возможности держаться за перила, Лумис поднялся наверх. Там было множество запертых и только одна открытая дверь. Он оказался в кабинете, полностью заставленном книжными полками, лишь противоположная стена представляла собой громадное стереофото главы Империи. «Странные они какие-то, — решил Лумис, — оружие носят в открытую, а своего главного врага для маскировки развешивают в комнатах». За грудой хронопластин Лумис не сразу разглядел щуплого, не первой молодости эйрарбака, который, утопая в огромном, обшитом шкуройтигра-сипигана,кресле, смотрел на него бесцветными глазами, перегоняя языком из одного угла рта в другой маленькую сосательную палочку.

— Никак не могу избавиться от этой привычки, — пояснил он, вынимая ее изо рта и даже не предложив Лумису сесть. -Так кто вы такой?

— Я уже отвечал, — проронил Лумис, глядя ему в глаза. Он вновь назвал свое имя.

— Это мне ничего не говорит. — Собеседник отвел взгляд в сторону. — Кто вы такой?

— А вы даже не представились, я не знаю, с кем имею дело.

— Резонно, — подытожил хозяин, макая палочку в вазочку с зеленыммагрисовымвареньем. — Но пришли ко мне вы.

Он оперся кулаком о папку и привстал в кресле. Только теперь Лумис заметил, что его правая рука безжизненно свешивается с плеча. Она была гораздо короче левой, а видимая часть имела темно-синий цвет. В стране, пережившей две атомные бойни довольно нелокального масштаба, врожденные калеки и уродцы не представляли дефицита, но это был тот, кого он искал.

— Вы должны знать обо мне, я несколько циклов работал на «повстанцев», но это сейчас не имеет значения, — сказал Лумис, глядя на его острый подбородок. — Вы тот самый знаменитый Хромосом?

— Да, тот самый, есть у меня такое прозвище. Так какое у вас дело?

— Я был последним, кто видел Магрииту, — почти по складам выговорил Лумис.

Этот калека с такой странной кличкой был главарем одной самых известных среди подпольщиков террористических организаций, и слава ее носила весьма кровавый оттенок. Люди, состоящие в ней, называли себя «мангусты». Хромосом снова сел, пронзительно взглянул на Лумиса и, выплюнув палочку-соску, заявил:

— Ты мне начинаешь нравиться, Лумис. Для нашего времени ты даже слишком прямой, как штурмовой танк. Выкладывай свое дело.

У меня нет к вам дела, — сообщил Лумис, — я просто приехал рассказать, как Магриита умерла. Она долгое время состояла в вашей организации, и вашим людям нужно это знать.

Лумис тяжело вздохнул и перевел взгляд на переносицу Императора на портрете. Потом он начал подробно рассказывать о том, как взяли Магрииту, понимая, что его рассказ звучит путано и ужасно неправдоподобно. Вначале сидящий только рассматривал его своими бесцветными глазами, затем этот взгляд сменился каким-то любопытством, смешанным с презрением, причем по мере рассказа во взгляде все более начинало преобладать последнее. Лумис с какой-то отрешенностью, прекрасно понимая, что вредит себе, поведал об убийстве Магрииты, о разговоре с Бэком. Рассказ оказался не слишком длинным.

— Вот и все. — Он продолжал смотреть на точеный нос Императора Грапуприса, но не видел его, он заново переживал те страшные минуты.

— Все, — как-то глухо повторил человек с недоразвитой рукой.

С его лица будто спала маска, и Лумис невольно поежился, увидев в его глазах ненависть.

— Кретер, — громко позвал он, вставая с кресла и подходя к Лумису вплотную. — Однако не слишком хорошо тебя проинструктировало «патриотическое» начальство, могли бы выдумать что-нибудь более путное.

Лумис не нашелся сразу, что ответить, хотя заранее знал — ему не поверят.

— Тем не менее в этом есть свой резон, и ты хороший артист, — продолжал инвалид, — но ты просчитался, ты загубил все дело с самого начала, никакой истинный подпольщик не поедет на явку в такси.

Что можно было ответить на это: то, что он отвык от индивидуального транспорта, который канул в прошлое в большинстве городов Империи, кроме самых крупных, да вот еще здесь, в колонии, случайно сохранился, но как же тогда циклы конспиративной работы «повстанцем». Когда с тихим свистом ушел вниз люк и Лумис ясно ошутил затылком три спаренных ствола игломета, он окончательно понял всю бесполезность оправданий.

— Вот так, голубчик, — прошипел калека. — Ты убил Магрииту и этим подписал себе смертный приговор. — Глаза его пылали. — Даже если ты не убил ее, то, во всяком случае, бил. Ты должен был это делать, так как в «патриотической полиции» понимали, что мы проверим, по возможности, каждое твое слово. Не знаю, сколько сведений вы смогли выжать из Магрииты, но из тебя, парень, мы вытянем все, хоть у нас и нет вашего «седла» и «укорачивающей линейки».

Лумис почувствовал, как в горле у него возник огромный комок и сразу пересохло во рту: в действиях Хромосома отсутствовала логика, если они подозревали его в связях с полицией, то убивать было совсем нелогично, они ведь выдавали себя с головой, но если они шли ва-банк и все равно засыпались, то терять им уже нечего. И только встретив взгляд Хромосома и прочтя в его бесцветных глазах свою судьбу, Лумис внезапно понял — этот человек любил Магрииту. Такого поворота он вовсе не предвидел.

РУТИНА ЛЕСА

Браст занимался сантехникой. В изобретенную специально для экспедиции доработку конструкции танка-мостоукладчика — туалет (пришлось в свое время тратить кучу электричества на прожигание дыры в противоминном днище), в отводящую стоки трубу забралась некая флора-сорняк, удобно там разместилась, зазеленела на отходах жизнедеятельности двух местных млекопитающих, нахально выставила из раковины стебель, желая в дальнейшем расширить экспансию на весь отсек, а главное, полностью забила выход для сбросов. Поначалу, среди общего вонючего фона, родился специфический запашок, потом перестало проваливаться вниз то, что должно, а теперь еще родился новый непривычный запах ничуть не лучше всех остальных — это повествовало о своем триумфе растение-паразит. Брасту пришлось выпрашивать у штаб-сержанта Метли специальный химический реактив.

— Противогаз не забудь надеть, — ворчливо бросил Метли напоследок, как какому-то салаге, — а то отвечай потом за тебя. И не вздумайте эту гадость пить с Пеком на пару — она совсем не содержит спирта.

— Что я тебе, больной? — огрызнулся Браст. — У нас ведь образцовый экипаж.

И вот теперь Браст был занят: он убивал множество природных воней и их первопричины одной рожденной химией вонью. Интересно творить и изобретать что-то новое, но неменьший трепет испытывается при разрушении. Как красиво булькало и шипело в трубе, а листочки чернели, шли серыми пузырями — красота!

— Ну, что, — спросил Пексман, — ср... можно будет сегодня?

Вот всегда так, какая-нибудь сволочь испортит весь кайф.

— Пошел бы ты в ..., Пек, мешаешь экстазу.

Стратегия, урок первый

К вопросу о сущности пехоты

Очень давно, еще когда Лумис сам был зеленым новобранцем, один старый человек, отставной морской пехотинец, рассказывал ему о том, что много циклов назад, когда Гея находилась в наибольшем удалении от светила, случались очень сильные морозы. Самое интересное, что температура иногда падала резко, на много градусов, при этом в природе происходили фазовые переходы — свойства предметов и сред менялись скачкообразно. Воинственные браши, как обычно в тяжелое время, решили поживиться за счет соседей по планете, может, не столько рассчитывая на трофеи, как в надежде отвлечь народ от смуты. На длительную агрессию ресурсов было маловато, посему напали на небольшую жертву — королевство Мирандолу, вопреки договоренности с эйрарбаками о разделе сфер влияния, благо у оных забот в эту зиму хватало. Третья Республиканская Армада приблизилась к берегу маленькой страны, прикрытая, разумеется, Первой и Восемнадцатой, а также неизвестным количеством подводных армад от теоретически возможного вмешательства Империи. Линкоры брашей одни из самых мощных на то время, могущие превратить побережье в пыль с загоризонтной дальности, демонстративно подошли на прямую видимость. Малочисленная флотилия Мирандолы бесстрашно бросилась на врага и славно погибла под градом крупнокалиберных снарядов. Но тем не менее маленький народ, известный с древности своими ратными традициями, не выбросил белый флаг. Четыре линейных корабля брашей подошли к столице королевства, городу Пиршекл, до глубины, предельной для их осадки. В течение часа они смели несколько кварталов вокруг порта, хотя могли бы снести и сам порт, явно надеялись его в дальнейшем использовать, а после этой демонстрации силы дали правительству Мирандолы час на размышление. Этот час решил судьбу линкоров.

Начался новый, невиданный ранее катаклизм. Температура воздуха, и без того низкая, начала резко падать. Люди, дежурившие на внешней палубе, не выдерживали, смены пришлось менять каждые десять минут вместо положенного часа, и все равно появились обмороженные, но это было не самое страшное: мелкие воды залива начало прихватывать льдом. Адмирал Хап-Рор почуял неладное и, собрав штаб в кают-компании, предложил отвести корабли подальше от берега, но не отдал приказ в категоричной форме, опасаясь реакции РНК (Расового Наблюдательного Комитета), могущего обвинить его в пособничестве поверженному врагу. Пока длилось совещание, выслушивали специалистов, техников, метеоролога, самого адмирала, температура падала. Когда, наконец, объявили приказ — было поздно, произошел фазовый переход: в течение нескольких минут тоненькая ледовая корка превратилась в многометровый монолит — все четыре гигантских корабля встали как вкопанные. В определенном плане им повезло, если бы лед образовывался обычным порядком, их, несмотря на броню, неминуемо раздавило бы, но лед возник мгновенно, железные гиганты остались целы, хотя и потеряли ход. О происшедшем сообщили другим соединениям. После этого суда, находящиеся в глубоких водах, бросились уходить из опасного района, каждое судно занималось собственным спасением, и на некоторое время об эскадре Хап-Рора забыли. Однако город, дымящийся в развалинах, о ней помнил. Планировшики боевой операции многого не предвидели, они не учли не только сюрпризов природы: королевством в то время правил Текеш-Ха Седьмой, выходец из старинного воинственного рода.

Через некоторое время в свете прожекторов часовые с верхней палубы флагмана заметили маленькие приближающиеся точки; одновременно к радистам поступило истерическое сообщение с ближайшего к берегу корабля о нападении. Адмирал приказал отстрелять непрошеных гостей из иглометов, не задействуя корабельные орудия, он уже зналпо докладу инженера о том, что смазка внутри поворотных мелкокалиберных платформ замерзла. Всех не занятых членов экипажа, а почти никто во время «стоянки» занят не был, попытались выгнать на верхнюю палубу, но не тут-то было: некоторые из моряков уже получили разные степени обморожения; другие это видели и, ясное дело, не жаждали испытать на себе; реальной опасности никто не предчувствовал — военная кампания считалась выигранной, да и не обещала ничего страшного, по заверениям политических лидеров, посему многие попрятались по теплым местечкам и темным углам. Офицеры сбились с ног, собирая команды. Самые добросовестные и дисциплинированные из нижних чинов, услышав сирену, заняли места согласно боевому расписанию, но оно не предусматривало абордажных боев: акустики прослушивали глубины, разыскивая подводные лодки; канониры проверяли торпеды; почти все специалисты были заняты, но сейчас все это стало излишним. . Пехота приблизилась. Не слишком многочисленные защитники флагмана, закутанные кто во что горазд, взирали на противника более с интересом, чем с опасением, никто не догадывался, что это «бессмертные» — десятитысячная личная гвардия короля Текеша-Ха, да почти никто из брашей про них и не слыхивал.

«Бессмертные» тоже были закутаны как попало, но не это сейчас являлось главным: они шли в бой, зная о том, что он последний, героическая смерть была их привилегией, кроме того, они шли, желая сойтись в рукопашной, длинные искривленные мечи, выкованные по древним рецептам, украшали их одежду, они несли с собой наспех сколоченные лестницы и веревки с крючьями на концах, лица их блестели от толстого слоя жира, покрывающего все тело, кроме рук (жир защищал от холода и не доставлял неудобств — этобыла сущая мелочь в сравнении с приближающимися мгновениями боли). Внутрь перед ледовым переходом они приняли«буи-йо»,древнее очень сильное наркотическое вещество, убыстряющее процесс кровообращения и почти на сутки увеличивающее общую работоспособность организма, которая у наследственных воинов и так превосходила все мыслимые нормы. Издав воинственные кличи, которые словно зависли в мертвом, без ветерка, воздухе, пехотинцы перешли на бег. На борту раздалась команда на открытие огня, но тут выяснилось следующее: газ в баллонах иглометов замерз. Произошло замешательство, в процессе которого команды одних офицеров противопоставлялись другим. Кто-то требовал принести другую партию оружия из тепла, другие — дать залп боковыми пушками, а в это время лестницы приставлялись к бортам и метательные крюки цеплялись за поручни:парганыначали штурм. Часть их отрядов обходила корабль с другого борта. Линкор был огромен, но все равно им потребовалось не более пяти минут, чтобы начать осаду со всех сторон и, главное, с более низкой кормы. Первые «бессмертные» перевалили через ограждения и сразу же пустили в ход свои залежавшиеся без дела мечи: за борт полетели отрубленные головы моряков. Созданная по секретным рецептам сталь, наводимая быстрой, умелой кистью, отсекала руки и расчленяла туловища пополам: кого вдоль, а кого и поперек. На людей, привыкших сеять смерть на расстояния сорок-шестьдесят километров от кораблей, брызги крови, моментально превращающиеся в лед и, подобно снегу, медленно опускающиеся на палубу; багряные лезвия, колющие и режущие мягкую, податливую живую плоть, — произвели ошеломляющее впечатление. Передние ряды, в ужасе побросав иглометы, отхлынули от нападающих. В страхе, лишь бы не видеть, люди поворачивались к противнику спиной и сквозь ряды сослуживцев продирались ко входам в отсеки, подсознательно ища защиту там, под броней. Здесь они сталкивались с бегущими наверх, выполняющими еще те приказы, о доставке новых иглометов. Офицеры тщетно пытались навести порядок — время было не на их стороне. Парганы, видя смятение во вражеском стане, не дожидаясь остальных, бросились преследовать морских волков, сокрушая все справа и слева, им некогда было анализировать схватку, да они в этом и не нуждались, действуя на подсознательном уровне, вот только лезвия стали входить в жертвы не так глубоко, но не потому что затупились, а просто они покрывались коркой спекшейся, замороженной крови. Но, когда «бессмертные» ворвались на крутые лестницы, идущие в трюмы, картина изменилась: здесь было теплее, и сабли быстро нагревались в телах несчастных.

Новые и новые воины взбирались на палубу, они мигом оценивали обстановку, им не надо было команд, они были профессионалами, этот бой проводился по самым древним методам, то есть без оставления резерва, все силы сразу вводились в сражение, и с первым воинственным кличем, зовущим вперед, начиналось и заканчивалось управление битвой, остальное шло по накатанной колее.

Внизу, под палубой, из стрелковых ячеек ударили мелкокалиберные пулеметы, они стали целенаправленно косить отставших от основной массы наступающих, но сотни «бессмертных» поднимались и поднимались мимо них, вне зоны огня, а кто-то уже крушил предательские прожектора, и пулеметы продолжали поливать лед, не видя цели. А там, внизу, в отсеках, длилась и длилась резня, смерть собирала богатый урожай. Не вооруженные для ближнего боя техники пытались обороняться тем, что под руку попадется, — все было тщетно, с распоротыми животами они оставались валяться в коридорах, и через них шагали свежие ряды королевских гвардейцев. Моряки, несущие наверх иглометы по десять штук зараз, гибли, не успев выстрелить, а парганы умели пользоваться и стрелковым оружием, они брали его из еще теплых отсеченных рук и пускали в дело. Кое-где возникали очаги согласованного сопротивления. «Бессмертные» не везде лезли на рожон: добычи хватало. Корабль имел бесчисленное количество помещений, и отсеки, дающие отпор, обходились по другим уровням, да и не много их было. Почти сразу после проникновения врагов внутрь линкор перестал представлять собой цельную боевую единицу; мало того, что отряды парганов появились сразу в нескольких местах, они еще резали справа и слева от себя все кабели и провода, попадающиеся на пути, то есть оставляли корабль без средств коммуникации.

Прошел час, и флагман линейного соединения превратился в хранилище человеческих останков. Почти лишенный света безжизненный, он являлся жалкой тенью недавно грозного исполина. Парганы, все, кто смог выбраться живым и не заблудиться в отсеках на обратном пути (бывало и такое), снова намотав на себя возможно большее количество одежды, под предводительством уцелевших тысячников и вновь назначенных командиров взамен не вернувшихся (эта система замены была отработана четко), двинулись в новое наступление. Все «бессмертные» первоначально были разбиты на четыре отряда, по количеству линкоров, но в выполнении задачи каждый отряд должен был помочь соседнему. На борту осталась группа мастеров-подрывников для окончательного приговора кораблю.

Примерно так же, как на флагмане, произошло и в других атаках, правда, с некоторыми нюансами. Напрасно радисты взывали о помощи, из-за низкой температуры Третья Республиканская Армада не сумела поднять в воздух даже патрульные дирижабли, хотя те вряд ли смогли бы облегчить участь эскадры Хап-Рора. Сам же адмирал и все его подчиненные погибли страшной смертью: их изрезали и пошинковали на куски. Практически все «бессмертные» тоже погибли, большинство даже не в бою, а от холода на обратном пути, но о выполнении было доложено. Теперь за дело взялся организовавший авантюру доблестный король Текеш-Ха; он связался с Императором эйрарбаков и предложил за военную помощь примерно двести пятьдесят тысяч тонн высококачественной стали, которую нужно только отбуксировать из залива. Империя всегда испытывала потребность в сырье и, прикинув шансы, согласилась.

Лед в заливе не таял три месяца, все это время браши пытались разными способами пробраться к своим линейным кораблям, но их десантные соединения, прибывающие то по воздуху, то на аэросанях, неизменно истреблялись парганами или командос эйрарбаков, одетыми в форму королевской гвардии. А когда лед стаял, рядом с армадами брашей оказались флоты эйрарбаков. Новой большой войнушки не произошло, ни та, ни другая сторона после такой катастрофической зимы не располагала ресурсами для затяжного убийственного конфликта. Металлолом поделили на переговорах не в пользу брашей: два корпуса перешли Империи, как контрибуция за нарушение договора о разделе мира, один Мирандоле, как потерпевшей стороне, но фактически тоже эйрарбакам и только один, правда, самый большой, — корпус флагмана республике Брашей. Вот с тех пор браши и затаили обиду на парганов.

ОБИТАЕМЫЕ ЛЕСА

В вертикальных световых столбах кружились миллионы микроскопических мошек, невидимых в зеленом сумраке, где-то вверху дико вопилптах-грау,духота была невероятная, и Браст с трудом подавлял желание откинуть москитную сетку. Пот катился градом, и страшно чесалась левая нога, покусаннаятриунпаросом,но он, сжав губы, с остервенением закручивал потными руками, облаченными в перчатки компании«Пипликхаузе-экл»,последнюю металлоидную гайку на коробке скоростей. Наконец Браст вздохнул, тряхнул головой в тщетной попытке сбросить навязчиво лезущий в глаза пот и потянулся за гаечным ключом, но, словно в насмешку, подлый инструмент выскользнул из резиновых пальцев и, звякнув о броню, зашуршал в траве.

— Триста тысячмиграрсинуповтебе в бок! — ругнулся Браст, используя одно из заученных недавно названий местной фауны. — Пексман! — позвал он чуть громче, уже понимая, что придется слезать и искать ключ самому.

Джунгли молчали. Он нащупал ногой вогнутую ступеньку, и тут его прошил до самой печени страх. Он сам не понял, что было тому причиной, может, замолкнувший птах-грау, а может, что-то другое. Судорожно цепляясь пальцами за металл, он поднял голову. Сквозь листву все так же просачивался тусклый свет, и так же причудливо играли едва различимые тени на пятнистом корпусе стоящей рядом «Гиены», и все же страх не отступал. «Что со мной?» — подумал Браст, осматривая совершенно пустынную поляну. Он явно переутомился, но ничего, сейчас закрутится эта подлая гайка, и можно будет спать целых три часа. Но с ним действительно что-то происходило. Он скорее почувствовал нутром, чем заметил в листве какое-то движение и окаменел, расширенными зрачками вглядываясь в зеленый сумрак. Нет, это только показалось, не может этого быть. Прямо на него из лесной чащи двигалась отливающая бронзой человеческая фигура. Браст ощутил, как застучала кровь в висках и мертвой хваткой впились в железо замасленные резиновые пальцы. «Что же делать? Нельзя же так, ведь надо же что-то делать? И ведь правда, как в старинных летописях, совсем голый. Игломет, где же я его оставил?» Медленно, зная, что это совершенно лишнее, Браст ощупал обтянутую комбинезоном талию в том месте, где должен был висеть ремень. «Ну, вот и все. Нет, надо поднять тревогу, а вообще-то зачем, может, вся эта суета лишняя? Или бежать? Куда?» Мысли текли не то чтобы медленно, но, казалось, стояли на месте, постоянно возвращаясь к тому же самому. На секунду очухавшись, Браст решил принять бой врукопашную. Он даже заранее напряг ноги, готовясь к применению ударов. Он уже представил, как поступит, когда голый подойдет: он просто стукнет его сапогом в нос. Дальше он не планировал и даже о предшествующей мысли сразу же забыл. Дикарь уже вышел на поляну и теперь скачком вдруг оказался совсем рядом. Браст различал каждую черточку на его лице, каждую морщинку и глаза... Какие-то странные это были глаза: оттененные неясным, неразличимым цветом и совершенно ничего не выражающие. В них не было жалости, зрачки не пылали ненавистью, и в них не светился разум, который приписывают аборигенам ученые, так, наверное, смотрит фотоэлемент, скрытый в дверном проеме, на заходящего в лифт человека перед тем, как закрыть дверь, только какую дверь собирался закупорить этот биоробот, было неясно. И когда Браст встретил этот устремленный в бесконечность взгляд, внутри у него стало необычайно пусто, и ужас уступил место болезненному безразличиюко всему окружающему. Он еще успел смутно сообразить, что здесь что-то не так, и это не его безволие и не его мысли, но тут мозг отключился окончательно.

Браст очнулся так же внезапно, как погрузился в небытие. Прямо перед глазами, вверху, висели ядовитые зеленые листья, а в уши лез навязчивый знакомый рев. Он лежал на траве и не знал: упал сам или его сбросили с борта машины. Лежать в местной травке никто в зрелом рассудке не отважился бы, некоторые ее виды любили охотиться на мелких насекомых, но и крупными не брезговали, а крупные в Мерактропии — о-го-го. Что-то больно кололо поясницу, и, подсунув руку, Браст обнаружил давешний гаечный ключ. Сжав его в ладони и мысленно взвешивая это орудие защиты, он оглянулся, ища глазами туземца. Но его не было, а рядом рычал микротанк «Гиена» Покатая башня быстро вращалась, водя по окружности широким конусом огнемета. «С ума ребята съехали, — подумал Браст. — Кто же это может быть?» Задний люк танка оставался открытым, и Браст направился к нему, невольно втянув голову в плечи, когда над ним пронесся длинный металлический ствол.

— Сивел, — позвал он, — выключи свою «шарманку»,ониотступили.

Ответа не последовало, и, наклонившись, Браст не заметил в темноте кабины никакого движения.

— Сивел! Логги! Чего молчите? Это вы? — вначале громко, а потом почему-то шепотом спросил он и умолк, потому что снова почувствовал где-то там, в глубине черепа, ту же самую, обволакивающую, навязчивую и чужую тоску, а затем в темноте проступил силуэт согнувшегося, будто готовящегося к прыжку голого человека. Браст отшатнулся и совершенно механически толкнул крышку люка. Щелкнув, стальной прямоугольник слился с железной гусеничной коробкой и сразу же вздрогнул, кто-то с силой навалился нанего изнутри. Сердце бешено колотилось, а Браст, продолжая сжимать бесполезный гаечный ключ, неотрывно смотрел на дребезжащий под ритмичными ударами бронированный корпус танка.

Сзади раздался хруст ломающихся ветвей. Браст уже опомнился и резко обернулся.

— Что здесь стряслось, тенор-сержант! — рявкнул бас-майор Холт, закладывая в кобуру небольшой игломет.

За ним бежал Пексман и, путаясь в портупее, пытался на ходу подтянуть штаны. А еще кто-то в надвинутой противомоскитной сетке молча осматривал окружающие заросли сквозь прицельную планку.

— Механик, я спрашиваю, что случилось? — снова осведомился Холт.

Его покрасневшее лицо лоснилось от жирного слоя вонючего, отпугивающего комаров крема фирмы«Пон-юсинюя».

— На меня напал мерактроп, — Брасту стало необычайно, прямо-таки эйфорически весело, и он прикладывал максимум — усилий, пытаясь сдержать улыбку, — я запер его, поймал в «мышеловку».

— Ты что, сукин сын, вздумал надо мной издеваться? -Пухлая морда Холта стала совсем багровой.

— Никак нет, майор! — ретиво отчеканил Браст, но предательская кривая усмешка выдала его с головой.

— Что здесь происходит? — в исступлении орал офицер, бешено вращая зрачками. — Почему эта штука вертится?

Это относилось к «Гиене», и Браст, не дожидаясь дальнейших вопросов, быстро доложил о возникшей ситуации. У Холта отвисла челюсть, и, шумно задышав, он вновь извлек на свет божий игломет, затем повернулся к вытянувшимся в струнку солдатам.

— Ликс, мигом приволоки штук пять газовых гранат. Нет, отставить. Отдайте оружие, — он уставился на Пексмана испепеляющим взглядом.

Бедняга побледнел так, как будто на него была нацелена тяжелая атомная батарея брашей.

— Ты что, на аллеях Пепермиды? — последовало хитрое переплетение нецензурных выражений. — Отлучаться из машины без оружия — это преступление! Осел! Взять окружающую местность под охрану!

Он передал Пексману игломет Ликса и жестом указал, где разместиться.

— Во славу Империи, — пролепетал Пексман и, упирая приклад в живот, трусцой подбежал к самой высокой машине — собственному мостоукладчику. Он не успел взобратьсяна крышку контейнера, когда «Гиена» взревела и, дергаясь, завертелась на месте.

И майор, и сержант без всякой команды, но вполне согласованно отскочили в сторону и залегли метрах в двадцати.

— Сдохнуть мне на этом месте, — приминая упругую траву, прошептал Холт, — но этот дикарь осваивает вождение.

Грязная, обклеенная выдернутой с корнем травой гусеница танка быстро ползла по вертящимся на максимальной скорости колесам.

— Будем надеяться, что он не сидит на месте наводчика. -Браст, наконец, распутал сбившуюся на затылок противомоскитную сетку и надвинул ее на глаза.

Холт ничего не ответил, только досадливо засопел, шлепнув ладонью по щеке. Зелье «Пон-юсинюя», похоже, плохо помогало, здесь был целый рассадник членистоногих вампиров, а кроме них, тут оказалась масса другой нечисти. Браст даже нашел применение давешнему ключу, прихлопнув им жирного, покрытого рыжей шерстью паука. Покончив с этим неаппетитным делом, он вновь взглянул на «Гиену». По-видимому, мотор заглох, и танк, повернувшись к ним боком, замер, только полусфера башни продолжала вращаться вокруг своей оси, Браст инстинктивно плотнее прижимался к земле, когда раструб огнемета поворачивался в их сторону. Тут подоспел Ликс и с ним еще двое с гранатометом и наполовину заполненным гранатным ящиком с яркой предостерегающей надписью на крышке. Холт вскочил и начал быстро отдавать распоряжения. Теперь все натянули противогазы, и офицер, держа в руках по удушающей капсуле, вместе с Ликсом пошли к «Гиене». Но они даже не успели приблизиться.

Что-то громко взорвалось, так что стало больно в ушах, и прямо из-под врывшихся в землю гусениц выплеснуло желтое пламя, микротанк подскочил выше человеческого роста, но не упал... Из задней части ударила широкая полоса огня, и позади сразу обуглилась вечнозеленая трава. Бронированная машина вознеслась, пролетела метров пятнадцать, опрокинулась в воздухе набок, спикировала и совершила жесткую посадку на правый борт. Громко застонав, треснуло дуло огнемета. Потом все окончательно стихло, и минуты две стояла мертвая тишина, было слышно, как звенит над ухом крупная представительница неизвестного науке вида стрекоз.

Майор Холт засопел, приподнял нижнюю часть противогаза и гнусаво пояснил всем известную истину:

— Это сработали ускорительные пороховые движки. Если бы танк шел на скорости, то мог бы перемахнуть через сорокаметровую пропасть. Вперед! — подтолкнул Холт Ликса. — Пока он еще чего не натворил.

Когда они очутились у перевернутой «Гиены», Холт оглянулся и голосом, чуть слышным на таком расстоянии, сказал:

— Если что, стреляйте. Патронов не жалеть.

Брасту стало не по себе, и, хотя Холт ему не нравился, стало жалко этого маленького, втиснутого в противогаз человека. Майор тянул дверь-люк на себя, но явно напраснотратил силы — ничего не получалось, наверное, люк заклинило при падении. Офицер отдал новое распоряжение, и опять стало тихо. У Браста уже запотели наглазники противогаза — он перестал видеть мушку полученного от Ликса игломета. Опасаясь про пустить ответственный момент, он торопливо сгреб маску в сторону: теперь от всех напастей его защищала только плотная марля, зато он все видел. Молчаливый Ликc прикрепил кумулятивную гранату к люку бронемашины и, отбежав метров на пять, повалился наживот. Холт остался лежать тут же, рядом с «Гиеной», сжимая в ладони малюсенькие железные шарики с отогнутыми детонаторами. Время остановилось. Браст чувствовал, как немеет рука, держащая игломет. Он чуть-чуть приподнял ложе приклада, и прицельная планка надвинулась на черную точку — гранату. Небольшой мотылек опустился на противомоскитную сетку на уровне левой ресницы и замер, раздвинув яркие крылышки. Идиллия. Потом полыхнуло, грохнуло, и время понеслось, раскрутилось пружиной, наверстывая упущенное. Мотылек взмахнул цветными лоскутками и исчез. Холт одним скачком оказался у люка и, толкнув его сапогом, бросил внутрь обе капсулы с «вонючкой», затем неуловимым движением извлек маленький игломет. Патронов он действительно не жалел. Когда газ немного рассеялся, офицер втиснулся в перекореженную дверцу. Все напряженно ждали. Холт высунул голову, стянул резиновую маску и, самодовольно усмехаясь, сказал:

— Бедняга даже не успел прочитать молитву. Не так уж они страшны, правда, ребята?

Когда Браст вместе с остальными вынимали из танка обезображенный труп, ему стало не по себе: в кабине все было перевернуто вверх дном, словно там потоптался динозавр, на приборном щите не осталось ни одной целой панели, сиденье водителя было вырвано с корнем, и все стенки забрызганы свернувшейся кровью. Это просто счастье, что в машине не оказалось никого из экипажа. Браст содрогнулся, представив себе единоборство человека с этой живой стихией, а ведь у него была мысль сразиться с пришельцем один на один. Походило на то, что мерактроп искал выход из металлической скорлупы, ставшей его могилой, но не успел.

Врач экспедиции — «док» Геклис хотел осуществить анатомическое исследование, вскрыть тело аборигена, но Варки-ройт в ответ на его просьбу изрек тираду о том, что не хватало им еще ради удовлетворения чьего-то любопытства заполучить среди личного состава какой-нибудь экзотический вирус, и велел выбросить или закопать покойника как можно быстрее. Выполняя это приказание, Браст незаметно снял с убитого его единственную одежду — бусы. Когда он это делал, он вспоминал свою Маарми и ее любовь ко всяким оригинальным побрякушкам.

МАЛЕНЬКИЕ ГОРОДА

Кто-то тряс его за плечо. Он приоткрыл отяжелевшие веки и, снова зажмурившись, отвернулся от света.

—Вставай! — ворвалось в уши.

Захотелось прикрыться подушкой, но ее не было. Две сильные руки потянули его куда-то в сторону, и он почувствовал тупую ноющую боль, когда голова зацепилась за железную перемычку. Тогда он, еще не совсем проснувшись, поднялся и сел на помосте. Над ним стоял ухмыляющийся Зигринс:

—Лумис, тебя вызывает босс.

«Странно», — подумал Лумис, моргая. Он посмотрел на палача. Давненько никто его не вызывал, просто тащили, куда хотели, и все. У него не было никакой охоты разговаривать, но, облизнув опухшие губы, он осведомился:

— Что стряслось?

— Там узнаешь. — Зигринс взглядом указал на дверь.

— Значит, все? — произнес Лумис без всякого интереса, не двигаясь с места.

— Кажется, так. — По тону Зигринса Лумис понял, что тот имеет в виду совсем другое.

Он встал и пошел к двери, прихрамывая на обожженную ступню. Когда его ввели в соседнюю комнату подвала, он уже окончательно проснулся. Хромосом, как и при первой встрече, смаковал палочку-соску, вывалянную в варенье. Лумис уставился на него без ненависти и без особого интереса. Он не видел этого человека несколько дней, но ему показалось, что миновали циклы. Все это время его пытали, добиваясь признания о связях с властями.

— Плохо выглядишь, Лумис, — почти добродушно сообщил Хромосом. — Однако не будем долго толочь воду в ступе. Пока ты отдыхал в этом «санатории», я навел кое-какие справки. Сочтем эту ситуацию недоразумением. Я так понимаю, ты пришел к нам, чтобы иметь возможность мстить за свою любовь? Мы предоставим тебе это. С сегодняшнего дняты считаешься членом боевой группы "Ц". Две недели на восстановление сил, и начинаешь работать, дел у нас навалом.

«Опоздал он со своим предложением», — подумал Лумис. Но все же спросил:

— Чем занимается группа "Ц"?

— Пока тебе не надо знать подробности. Ты учти одно, поначалу мы будем за тобой присматривать.

Вот теперь Хромосом открыл карты.* * *

Через три недели Лумис покинул группу "Ц": он получил задание. Как он и ожидал, кровавое и грязное: ему приказали устранить двух обыкновенных полицейских, даже не «патриотов». Он нейтрализовал четверых присматривающих за ним людей Хромосома и скрылся. Его дорога пока расходилась с этой группировкой, но так же, как все остальныев этом мире, он не ведал будущего во всей полноте, смутные образы отдельных явлений иногда мелькали перед ним, однако он не осознавал цельной картины. А калейдоскопкрутился.

СОННЫЕ ЛЕСА

Проходили дни, медленно тянулись ночи. Здесь, на экваторе, их смена происходила стремительно. Неба, солнца, обеих лун — красивой белой Странницы и зеленоватой приплюснутой Мятой, они, естественно, давно не видели. Просто страшная темнота леса, пробиваемая только светоусилителями на водительском пульте, внезапно сменялась зелеными сумерками. Сквозь многометровый слоеный пирог листвы даже свет Фиоль уподоблялся тусклому свечению красного гиганта Эрр, он снисходил сюда обессиленный и немог создать даже слабую тень от предмета. За бесконечные часы путешествия они все стали несколько глуховаты: шум двигателей, заглушаемый резонансными противофазными глушителями, делал их неслышными только для внешнего наблюдателя, внутри же стоял непрерывный монотонный гул мотора и скрежет растираемых в опилки молодых деревьев. Машину трясло, подкидывало вверх, вниз и из стороны в сторону, толстые тысячелетние растения приходилось объезжать, их смог бы сдвинуть с места только авианосец. Труднее всего приходилось ведущему вездеходу он на всем ходу врубался в сплошную стену хвощей, буксовал отбрасывался назад и снова лез напролом. От непрерывных, внеплановых маневров идущий из него световод, связывающий со следующей машиной, постоянно рвался. Чинить такие мелочи было некогда, просто в обязанности водителя второй по очереди машины вошло не терять с впередиидущим визуальный контакт. Бронированный световод соединял всю группу в цепочку, он позволял иметь радио и даже телекомандную связь между всеми подвижными единицами «Железного кулака» и в то же время сохранять режим радиомолчания.

Связисты валились с ног, восстанавливая на редких остановках порванные узлы, и на чем свет стоит крыли умников из Министерства Науки. Останавливались редко, только на необходимый профилактический осмотр моторов и гусениц, да еще у переднего танка меняли сточенное лезвие виброножа.

Если отдыхающая смена водителя выпадала у Браста на дневное время, он часто поднимал верхний, командирский люк и, опершись на станковый огнемет, смотрел на джунгли. Люк поднимался очень удобно, в открытом положении прикрывая голову. Вокруг бронированного мостоукладчика стояла сплошная стена папоротников, эта зеленая мгла немного подрагивала от движения вездехода. Когда назойливость насекомых превышала предел терпения, Браст опускал на лицо подвязанную к шлему противомоскитную сетку. Почти сразу видимость пропадала, комары налипали на марлю сплошным, возможно, многоэтажным слоем, он стряхивал их перчаткой, но все повторялось вновь. Все эти подобия целесообразных действий в сочетании с малой подвижностью, ненормальным прерывистым сном, зудом в теле от невозможности помыться и даже нормально, без тряски, справить естественные потребности, постоянная вонь в жаркой кабине от смазок и присадок, окислителя, масла и бог знает чего еще очень быстро приводили к состоянию подавленности и безысходности. Казалось, это движение было и всегда будет, и пусть бы только это, с равномерной тряской и состоянием полудремы он уже смирился, но звенел в наушниках каркающий голос здоровяка — Варкиройта. Он с занудностью машины вел устные инструктажи об одном и том же: технике безопасности, дисциплине и прочем. «Солдаты, я еще раз напомню вам о том, что каждый из вас обязан знать, как свои пальцы. Водителю не реже одного раза в два часа проверять уровень и давление масла. Систему охлаждения прочищать на каждой длительной остановке Все личное оружие должно быть установлено на предохранитель». Затем шла еще пара страниц устного текста. Снять наушники было нельзя, полковник Варкиройт имел свой метод воспитания: в любой момент монолога мог последовать вопрос, обращенный к произвольно выбранному подчиненному, список он, видимо, держал перед глазами. В этом плане можно было позавидовать тем, кто в момент инструктажа сидел у руля, и экипажу радиоразведчика — они постоянно прослушивали эфир, и им по долгу службы нужно было держать уши открытыми только для внешнего мира. После инструктажа полковник обычно еще некоторое время просвещал подчиненных об агрессивности Республики Брашей и необходимости непрерывной, неусыпной, неутомимой, нержавеющей и еще много «не» бдительности.

Браст отхлебнул из фляжки протухлой, теплой воды. Он сидел, скрючившись в кресле управления раскладкой моста, слушая голос полковника вполуха. На коленях он держалальбом схем, открытый на странице девятнадцать. Надпись на нем гласила: «Секретность третей категории. Функциональная схема системы смазки. Узел А-5». Край листа пестрел отпечатками пальцев многих поколений секретчиков, долгие циклы проверявших его наличие. Отпечатков брашей не было. С другой стороны листа явно проглядывалось изображение женского полового органа, кто-то в процессе неусыпной учебы увековечил свои вожделения. Сама схема на этом фоне выглядела тускло. Зрачки Браста были направлены на альбом, но сетчатка не воспринимала никакого внешнего изображения, вот уже несколько минут как зрение его равнялось минус пяти диоптриям, он на некоторое время стал крайне близорук. Это являлось следствием его улетевших вдаль мыслей. Приевшийся голос Варкиройта ввел его в подобие транса. Браст видел свою Маарми, они находились в парке развлечений Пепермиды и катались в карете, запряженной большими насекомыми из Дрексии. Пальцы расслабились, и альбом начал съезжать с коленей, рука инстинктивно сжалась, зрение вернулось в норму, а Браст с небес.

— Как только у нашего шефа язык не отвалится? — спросил Пексман. — Ведь весь день болтает — и хоть бы что, а?

Вопрос не требовал ответа, но Браст на правах старшего по должности решил прервать диалог с ходу:

— Ты бы лучше за дорогой следил.

Он хотел добавить, чтобы ему не мешали заниматься служебными обязанностями, но сдержался.

ОСКОЛКИ СУДЕБ

Своим горбом

Адмирал-инженер Дук Сутомо представлял собой аномалию, точнее аномалию представляла его военная биография, а еще точнее — карьера: он сделал ее сам, без всякой волосатой лапы вверху. И если в тяжелую военную годину это бывает относительно часто, хотя общая тенденция мало меняется и в такое время, то уж для мирного периода подготовки к будущим бойням — сие уникально вдвойне. Сам он никогда не говорил об этом: смазывая служебную лестницу по мере продвижения только собственным потом, он остался чистым идеалистом — так же, как в юности, он считал, что все и всегда зависит от личных усилий.

Он успел окончить филиал инженерно-морского военного корпуса Горманту в Гаххаре, городе, удаленном от моря на две тысячи километров, как раз двенадцать циклов назад, через шестьдесят суток после сброса в море большого десанта брашей — Великой Огненной Победы. Поэтому, хотя образование им. дали наспех, желая быстрее командировать в кровавое месиво, с прессованием учебной программы на цикл — да еще хорошо, что дали, раздавались голоса: «Зачем готовить инженеров по ремонту, когда корабли топят быстрее, чем используется ресурс надежности». Но кто-то настоял, так что они доучились. До моря от филиала было далековато, корабли они видели только в моделях, поэтому в последнем перед ними выпуске многие из сдавших экзамены морских офицеров впервые увидели океан перед своим первым боевым походом. Для многих он оказался и последним, ведь Империя желала не только добить уходящий вражеский десант, но еще и нанести урон чужому побережью. Эйфория победы, ничего не скажешь.

Посему, когда он попал на боевое судно, новый, недавно сошедший со стапелей тяжелый крейсер «Морской черт», успевший солидно потрепаться в боях, но еще более от неправильной эксплуатации оборудования (война все спишет!), там уже было достаточно объектов для внепланового ремонта. А с запчастями в порту ясное дело: чего-то, что никогда не ломается, — завались, каких-нибудь дорогущих клистронов с гарантией десять тысяч часов, а чего надо, микронасоса для антифриза или тиристоров с переключаемым входом, не найти днем с огнем. Снабженцы с ног сбивались и гробили желудки, распивая технический спирт с кем попало, для нахождения искомого — все мимо. А корабльдолжен плавать, и оружие — стрелять. После войны, официально не законченной, крутые меры управления по инерции были в почете: можно было в два счета схлопотать разжалование в рядовые или чего похуже. Пришлось лейтенанту Дуку закатать рукава повыше и крутить гаечки вместе с матросами, а лучше самому, дабы быть уверенным, что всесделано на совесть. И по сто раз приходилось перебирать этот самый микронасос и иже с ним, а ручки наши, человеческие, как известно, напрямую повязаны с мозгами, скованы, как говорится, одной цепью, и после, допустим, пятидесятой разборки вся операция на редкость хорошо запоминалась. А еще вечерком, в каюте, при настольной лампе — только не лежать, дабы не заснуть от переутомления — книжечки умные и схемы с карандашиком взглядом прощупывать: это похлестче войны будет. Только для одних такоевозможно лишь в молодые лейтенантские годы, а дальше — умелое перекладывание обязанностей на подчиненных, а у Дука Сутомо это стало привычкой на всю жизнь.

Вскоре его стали привлекать не только к ремонту систем охлаждения стволов вверенной башни, но и по просьбе параллельных армейских звеньев, с разрешения непосредственного начальника (сколько он уж за это спирта левого получил — неизвестно), чинить другие системы. И снова схемы и руководства по эксплуатации по ночам, и снова руки в смазке и запах канифоли от паяльника в носу, и новые нейронные связи где-то в полушариях навсегда. Он становился специалистом. И уже (еще даже не присвоено последующее звание) исчезла, рассосалась куда-то фамильярность обращения старших по должности и одногодков — только по отчеству, «лейтенант» — и то не часто: это ведь почти что «салагой» назвать. А он не загордился — не та кровь, видимо. Зубрил и зубрил свои книжки и сноровку в сем деле приобрел огромную. Мог например, на спор, по памяти, изобразить схему защиты главного корабельного реактора, да только никто бы и спорить не стал: мало кто так же, из собственной головы, мог бы ту схему проверить, апо книгам каждый дурак сможет, так спорить — себя унижать. В свободное от вахты или повседневных обязанностей время, когда многие из офицеров отсыпались, убивая протекание похода океанского, либо тайно, в компании тесной, спирт, для технических нужд выданный, пробовали на пригодность к боевому использованию, он где-нибудь в самом низу, глубже ватерлинии, с матросиком бывалым вдоль гребного вала ходил и сквозь беруши прислушивался, запоминая ритм его нормальной работы. И даже когда «Морской черт» в каком-нибудь колониальном порту причаливал, дабы запасы пополнить и команду развеять, — не было у него занятия интереснее самого корабля.