Чтение 6–й страницы книги ~Огромный черный корабль~

Как-то незаметно проскочили два с половиной цикла: успел он между делом очередное звание получить, а так ничего в его жизни не изменилось. Повышать его в должности особо не торопились, грозило это, в конечном этапе, уходом вверх по служебной лестнице и неминуемым оставлением тяжелого крейсера. А так он давно использовался помимо своей должности и приносил стоящим выше явные дивиденды по состоянию материальной части. Покрывала его славная работа ватагу младших офицеров, способных толькопроследить за правильной покраской и уборкой помещений. Да и всегда можно было по поводу непродвижения Дука Сутомо по службе оправдаться кучей причин: конспекты сзаписями речей солнцеподобного Императора Масиса Семнадцатого вел он неаккуратно, бардак у него в каюте вечный имелся, да, честно говоря, таких оправданий и не требовалось — достаточно было прибывшему с проверкой адмиралу взглянуть на капи-лейтенанта, как челюсть у проверяющего отвисала — ведь встречают по одежке. Довольно сказать, например, о том, что носил он рубашки, вещевой службой выданные, по восемь месяцев, не стирая, а может, и не снимая, а по окончании сего срока — день в день (можно было по календарю сверяться) — выбрасывал сию нательную принадлежность либо то, что от нее осталось. А почему именно такой срок? Да по простой логической причине — выдавали младшим офицерам по шесть рубашек на два цикла универсальных, и если срок этот на количество предметов разделить, то так и выходило — восемь месяцев. Относилось такое рационально-математическое использование и ко всей остальной экипировке. Несчастен был и игломет, к личности Дука приписанный: разил он наповал своим жалким видом, масла машинного и ветоши не нюхая месяцами. До того доходило, что перед прибытием какой-нибудь проверки из Военно-Морского Министерства по поводу содержания оружия назначали спешно матросика игломет капи-лейтенанта почистить, дабы не являл он казус супротив идеальных орудийных калибров, тому же офицеру вверенных.

Вот так и служил Дук Сутомо, работая мозгами и руками, не покладая последних, засыпая в каюте, не раздеваясь и ботинок не сбрасывая, потому как внутренний мир его мыслей не успевал наблюдать за внешними неудобствами. И смотрело командование сквозь пальцы на его причуды, даже уважало их: к примеру, выделили ему каюту отдельную, как старшему офицеру, потому что, помимо лампы настольной, непрерывно работающей, кто мог бы с ним ужиться, при вони, от белья нательного исходящей, да привычке огрызки бананов и яблок под койку складировать. Представляла его каюта подобие лабиринта, потому как, кроме книг технических, там и тут на полу наваленных, гор журналов на ту же тему (завалы сии периодически пополнялись целыми стопками, когда Дук надумывал выбраться в незнакомый город, маленько проветриться), можно было, не зная броду,продираясь к иллюминатору-бойнице, наступить в тарелку с прошлогодним недоеденным супом или еще чем. Только он сам знал проходы и ведал, где нет «мин».

Как-то решил капи-лейтенант, что корабль более-менее изучил, хотя никому об этом не похвастался: все и так догадывались. Недолго думая, а может, по плану, заранее в голове расписанному, действуя, добыл он учебников малую стопку и приемник длинноволновый. Никто к нему в каюту давно уже с проверкой внутреннего порядка не забредал, а пришлые комиссии благоразумно обводили параллельными коридорами.

Посему мог он спокойно приняться за изучение языка вероятного и единственно возможного противника. Ловил он передачи вражеские — дикцию и транскрипцию совершенствуя, хотя более всего интересовали его научно-технические термины.

Долго он над этим корпел, периодически на уход за крейсером отвлекаясь, а однажды — цикла через полтора, когда корабль поставили в порту на долгосрочные регламентные работы и прибыла группа экспертов по модернизации, объявил ему командир корабля очередной отпуск. Писарь по привычке даже проездные не стал капи-лейтенанту Сутомо выписывать: как всегда, не поедет, а зароется в науку техническую по уши, воспользовавшись свободным временем. Однако в этот раз все произошло по другому сценарию.

Вечером наедине со своими книгами потушил капи-лейтенант настольную лампу; врубил верхний свет — наверное, впервые; осмотрел терриконы бумажных знаний на полу, столе, шкафу и стульях; достал флягу технического спирта, налил себе кружечку по краюшек; протянул руку вниз, выловив огрызок яблочка и банку тушенки, подумал маленько, свою жизнь на судне родном припоминая, а может, схемы какие в голове восстанавливая, и усугубил с удовольствием великим и не приевшимся. Затем заснул он много раньше обычного.

А наутро скинул с себя одежду завонявшуюся, потерся мочалкой над тазиком в умывальнике, побрился лезвием новехоньким и облачился в форму парадную, никогда не надеваемую ранее, при кортике и эполетах. Глянул на себя в зеркало, предварительно протерев его старой рубахой, и направился в корабельную канцелярию. Писарь чуть со стула, к полу прикрученного, не упал, когда опознал его, приняв поначалу за вновь назначенного на должность офицера. «Готовы ли проездные документы?» — поинтересовалсяДук. «Нет, не готовы, — ответствовал матрос-писарь, — потому как не ведаю, куда таковые выписывать. Не ездили вы за три отпуска объявленных никуда и ни разу». — «Нучто ж, моряк. Желаю я отбыть в Пепермиду — столицу нашу великую». — «Понял вас, капи-лейтенант. Будь-зде. Только вот извольте подождать, к начальнику сбегаю, печать поставлю». Подождал Дук Сутомо совсем недолго и отбыл.

Прибыв в столицу, он разместился в маленькой скромной гостинице с вычурным названием «Золотой бегемот», в одноместном номере. Затем, после трехчасового ожидания вприемной, записался на прием в отдел кадров МСОО (Министерство Стратегической Обороны Океана) по личному вопросу. Размеры флота Эйрарбии внушали уважение численностью личного состава: велено было явиться через пять дней к тринадцати ноль-ноль. Он так и сделал, однако ожидание растянулось еще на полторы недели. У него имелось два совмещенных отпуска, посему он не сильно расстроился.

Когда наступил его черед, он шагнул в кабинет, сверкая начищенными ботинками. За столом восседал скучающего вида военный чиновник в звании цур-капитан. Дук Сутомо представился по всей форме.

— Очень тронут. Что у вас, капи-лейтенант? Нелады с начальством? На крейсере притесняют молодых офицеров? -доверительно спросил старший офицер, желая сломать лед и ускорить процесс изложения. Чем-то он очень смахивал на постаревшего писаря с оставленного Дуком корабля.

— Цур-капитан, разрешите доложить? Ему кивнули, закуривая.

— Я в совершенстве владею эксплуатацией любого устройства своего корабля.

— Похвально, капи-лейтенант. Вам и карты в руки — служите и радуйтесь.

— Я могу чинить любое устройство корабля, типа тяжелый крейсер, класса «Морской черт».

— Рад слышать, что во флоте имеются столь настырные ребята, — чиновник натянуто улыбался.

— Я умею бегло читать техническую литературу на языке браши и переводить без словаря.

— Молодец, капи-лейтенант. И что же?

— Я могу также переводить с языка капуцинов и чуть хуже с языка шарранов. Кроме того, могу делать обратный перевод.

Военный чиновник вскинул брови, погасил окурок и внимательно посмотрел на Дука Сутомо.

— Это уже интересно. Присядьте, офицер. — Он наклонился над селектором и щелкнул клавишами. — Вызовите ко мне кого-нибудь из отдела разведки.

Очень скоро Дук находился в другой, изолированной от посторонних звуков и застрахованной от прослушивания комнате наедине с тремя экспертами: двумя военными и одним гражданским. Разговор велся на разных языках и был занимателен.

— Попробуйте решить такую загадку, капи-лейтенант, — обратился к нему штатский. — Это исторический, но не афишируемый факт: в бою у острова Кибирири наш броненосец пятого поколения «Огненный ветер» был внезапно атакован двенадцатью крейсерами брашей класса «Надежный». Через пять минут боя «Огненный ветер» затонул. Что, по-вашему, послужило причиной?

— Можно, господа, я буду отвечать на родном языке, я пока не умею разговаривать на шарранском, хотя речь понимаю, как вы заметили.

Ему кивнули.

И еще я хочу уточнить детали. Погодные условия в момент боя? Я так понимаю, архипелаг Суа, куда входит Кибирири, находится примерно на широте десять.

— Была штормовая погода — три балла, видимость около трех километров, тем не менее жарко.

— Причин может быть очень много, но все-таки попытаюсь ответить. Крейсера типа «Надежный» имеют максимальный калибр двести миллиметров. Броне «Ветра» это не страшно. Поэтому с этой стороны опасность не грозила. Если из-за шторма крейсера побоялись использовать торпеды, тем более, я так понимаю, превосходя броненосец в скорости, они могли его окружить, либо, что безопаснее, дабы не попасть в своих, взять в полукруг. Главным оружием броненосца пятого поколения является сверхкалибр, однако это дальнобойное устройство слабой скорострельности. Обычно такие корабли должны прикрывать находящиеся вблизи малые суда. Следовательно, противник превосходил броненосец в скорострельности раз в восемьдесят-сто, в зависимости от количества модернизированных крейсеров среди общей массы. Пробить броню они не могли, но существовала опасность попадания в бортовые надстройки, а без корректировщиков корабль не смог бы стрелять. Одного снаряда сверхкалибра хватило бы для выведения крейсера из строя или даже потопления, однако нужно было успеть попасть в двенадцать маневрирующих мишеней. Видимо, командир сознательно пошел на риск стрельбы, без полного охлаждения стволов после выстрела. У броненосца одно сверхтяжелое орудие. Думаю, еще до десятого выстрела у него от перегрева произошел подрыв. Можно сказать, явное нарушение техники безопасности. Так?

— Да, капи-лейтенант. На восьмом залпе «Огненный ветер» взлетел на воздух. Извините, на чем вы служите, капи-лейтенант?

— Тяжелый крейсер «Морской черт».

— Вы там кем? Начальником службы вооружений?

— Нет, я второй помощник командира передней башни главного калибра крейсера — ВПКПБГКК — сокращенно.

Глаза военных расширились.

— Но ведь это верхний уровень для вашего звания, без возможности роста. Вас, наверное, за что-нибудь понизили, признайтесь. Для разведки не должно быть секретов.

— Нет, все было нормально. Просто так сложилась жизнь.

— Однако... — проронил штурм-капитан.

Когда аудиенция подходила к концу, оба военных эксперта заспорили:

— Я думаю, вы подходите для отдела стратегического прогноза.

— Нет, Юй, мы берем его к нам, у нас больше связи с техникой.

— Но, черт возьми, Асси.

— Посмотри его диплом, он заканчивал технический колледж, мы имеем преимущество в предоставлении ему должности. — Он повернулся к ошалевшему младшему офицеру: -Должность уровня «цур» вас устроит? Пока, разумеется?

Когда после трехчасового собеседования Дук Сутомо опять попал к первому чиновнику, тот спросил, держа ручку наготове и намереваясь записывать.

— На каком корабле вы служили, капи-лейтенант?

— Служу, — механически поправил Дук и назвал. — Он сейчас в порту Трунджайя, модернизируется, — пояснил он пишущему.

— Так, — произнес цур-капитан, открывая другой журнал. -У вас остались на корабле какие-нибудь неотложные дела. Вещи?

—Нет, — ответствовал Дук Сутомо.

—Когда сможете приступить к новым обязанностям в Отделе Технического Стратегического Анализа — ОТСА сокращенно? — Сейчас. — Но ведь вы же в отпуске?

— Это не имеет значения, я достаточно отдохнул, ожидая приема.

— Личные просьбы есть?

— Да. Я хочу иметь допуск в центральную академическую библиотеку, без него меня туда не пустили.

Чиновник почесал нос и посмотрел на гостя еще внимательнее.

— Я попробую выяснить. Это ведь по другому ведомству -науки. Будет некоторая бюрократическая волокита. Дня через два-три, вас устроит?

— Вполне, — согласился Дук.

Так началось его восхождение по служебной лестнице.

ЛЕСНЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ НА СЕБЕ

— Ну, что, командир, вздрогнем? — произнес Пексман торжественно.

«Образцовый экипаж, — со смутной тоской подумал Браст. — Господи Великий Эрр, до чего я здесь, в этих джунглях, докачусь?» Он посмотрел на свою руку, держащую свернутую воронкой хронопластину. Оттуда, из нутра воронки, шел незнакомый сладковатый запах, это было вожделение прошлых веков — господинМекрсобственной персоной, перетертый Пексманом в порошок и, ясное дело, перед этим высушенный вблизи реактора. Вообще, по идее, давно надо было попробовать: там, в неизвестной дали Эйрарбии, мекр стоил чудовищных денег, а здесь они сколько дней подряд давили его кусты гусеницами и так привыкли, что просто не воспринимали его истинную цену.

Хотя усугубить мекр они собирались на пару, принимали они его по разным причинам. Пексман надеялся получить новые неизведанные ощущения и развеять скуку повседневной сумрачной действительности, а Браст вылечить свою укушеннуютриунпаросомногу. Ведь не могли же все про мекр врать?

Должен же он действительно обладать лечебными свойствами? Теперь Браст во многом сомневался, вот наврали же про то, что растение это невероятно редкое — сколько тонн его они уже передавили? Может, эти продавцы заморской экзотики специально плетут сказки про его уникальность, дабы загнать цену в горные выси?

Пекс уже жевал, чавкал, слизывал с губ, никак не мог проглотить это сухое яство. Браст наконец решился: он окунул палец и слизнул с него несколько пылинок. Ничего не случилось. А Пекс тем временем снова сыпал в челюсти, наклонив скрученную хронопластину прямо в рот. Песчинки, попавшие внутрь Браста, уже растворились без всяких эксцессов. Он повторил подвиг Пека — запрокинув голову, опорожнил воронку в себя. Конечно, ни черта не получилось. Куда только ни попало, и в нос, и в глаза, а в рот... По усам текло, как говорится. Вот так и здесь. Браст был крайне обижен. Проморгавшись, он заглянул в свою тару. Пустота там была, обидная пустота. Он отряхнул губы, с завистью глядя на Пексмана. Тот уже проглотил все, и вот у него ничего не пропало зазря.

— Пекс, — сказал Браст, отряхивая подбородок, — у тебя еще есть?

— Да нельзя так много, командир, — ответил Пексман, посапывая, — я ведь все по инструкции рассчитал, все правильно дозировал, правда, мерки маленькой нет, но все равно более-менее точно.

Дай еще, видишь, у меня авария — все мимо, машину как раз тряхнуло.

— Так мы же не едем пока?

— Как тебя просить, а, рядовой? Мне надо, мне ногу нужно вылечить.

— Ладно, сейчас отсыплю, только теперь уж постарайся поаккуратней.

На второй раз все получилось.

— И что теперь? — спросил Браст раздраженно, он жалел о своем потерянном имидже, ведь пришлось просить Пека. — Когда подействует?

— Ну, это у кого как, наверное, — неопределенно пояснил Пексман.

— Ладно, подождем, куда нам торопиться, — согласился тенор-сержант.* * *

Никаких экзотических впечатлений на них не свалилось разве что Пексман задремал и храпел сильнее обычного. Браст даже не смог его растолкать, когда по световоду пришла команда на продолжение движения: пришлось самому садиться за рычаги и вглядываться во тьму всю ночь без смены. К утру Браст даже испугался за Пека, он представил, как будет докладывать о причинах его погружения в летаргию, и по телу пошел холодный озноб. «Варкиройт меня съест, — с тоской подумал он, — за разложение дисциплины и панибратство, а док Геклис засмеет за такую попытку самолечения».

Однако наутро Пексман сладко потянулся и пробудился, с интересом озираясь вокруг, а нога у Браста действительно перестала болеть, только зудела и хотелось чесать, но он знал, что нельзя, док Геклис не велел, дабы опухоль не разрослась по всей голени или еще выше. А вот на следующую ночь осуществился контакт. Пелена видения навалилась неожиданно, он даже почувствовал запах Маарми. Он оказался в ее доме, рядом с ней, неким бестелесным духом, к тому же будто привязанным к ней на ниточке, потому как, куда бы она ни направлялась, а она все время навинчивала крути по пустынным помещениям, где, кроме нее, никого не было, он следовал за ней на одной и той же дистанции. Так они путешествовали долго, около часа, а потом все пропало, и он снова оказался на командирском сиденье с глазами, вперившимися в перископ кругового обзора.

— Я долго спал? — спросил Браст у Пексмана, ведущего машину.

— А ты что — спал? Я не заметил.

Браст посмотрел на часы, миновало не более пяти минут. О сушеном мекре он давно забыл. Он обшарил перископом округу; ничегошеньки там не было веселого. Тогда, покосившись на занятого Пека, он расстегнул «молнии» на нагрудном кармане и осторожно достал трофейные бусы. Они были холодные, словно и не лежали около сердца. Долго, долго он смотрел в их темную глубину. Сейчас он верил, что их наличие принесет ему удачу.

БОЛЬШАЯ СТРАТЕГИЯ. УРОК ВТОРОЙ

Как умирают чудовища

Они имели очень большое, не сразу сказывающееся преимущество перед этой миллионнотонной подвижной крепостью. Если подумать, то преимуществ у них было несколько Во-первых, их было больше. Как вымершие пятьдесят циклов назад касатки, будучи чуть-чуть миниатюрнее истребленного сто циклов назад кита-горбача, нападая скопом, рвали его на части, поплевывая мысленно на его колотящий пучину хвост так и боевые линейные рейдеры Империи, маневрируя вокруг не давали «большой свинье» выйти из смертельного танца. Она превосходила их в скорости, двигаясь по другим принципам, но что толку? Они резвились в своей стихии, она же, являясь универсалом, проигрывала в специализации. Не предназначенная для океанских переходов, она не могла уйти от них в светлую морскую даль; несмотря на наличие во внутренностях грозди реакторов, она имела ограниченный ресурс хода из-за износа толкающих винтов, время от времени браши должны были совершать профилактику-замену. Все для ремонта имелось внутри, нообычно это делалось, когда «Свинья» замирала и закапывалась нижними этажами в грунт на несколько дней. А сейчас никто не предоставлял им такой возможности. Капитан — целый генерал-канонир, уже догадывался, что происходящее не является случайностью — тщательно подготовленная и захлопнувшаяся в нужный момент ловушка — вот что это было. Берег, находящийся в каких-то пятнадцати минутах хода, не мог спасти: он являл собой скалистое, вздымающееся зубами-иглами мрачное место. А «Свиноматке» для ухода от назойливых преследователей нужна была равнина, бескрайняя болотная топь, широкая пойма спокойной реки — те края, в которых не водятся тяжелые линкоры, в которых они садятся на мели или медленно буксируются вереницей плавающих тягачей-лоцманов. И еще к ней не могла прорваться помощь: целая эскадра, почти треть стандартной морской армады, погрязла в навязанном эйрарбаками бою у Яшчиланского архипелага. Адмирал-канонир не знал его исход, но, поскольку помощь, к которой он взывал по радио, не реализовывалась в реальности — не предвидел ничего хорошего. Может, кто-то там лил свою кровь ведрами, но ему это сейчас нисколько не помогало. Сама «Свинья», несмотря на преимушество в калибрах, не могла их использовать эффективно, она все время двигалась, не давая возможности артиллеристам повести наведение чисто и спокойно. Лишь два имперских эсминца — вот что они умудрились накрыть с видимым результатом. Остальные снаряды выпуливались наудачу, может быть, случались попадания, проверить сейчас было трудно. Самым неясным оставалось соотношение сил: в клочках дымовой завесы, ставящейся обеими сторонами (каждый клочок с десяток квадратных километров) локатор, задавленный помехами, ловил множество целей-призраков. Сколько из них существовало в реальности и сколь много из реальных были крупнымилинейными кораблями? «Свиноматка» вела бой вслепую: рожденная для стремительных наступлений и для глухой обороны захваченной территории на суше, сейчас она была обречена участвовать в петушином побоище на воде. Все это было во-вторых, и в-третьих, и в-четвертых.

В начале перехода у нее даже имелось некое морское прикрытие: три небольших эскортных крейсера, сумевших чудом прорваться через далекую океанскую завесу Эйрарбии. Но какой от них толк? Их скорость в предельной выжимке реакторов не достигала трети ее собственной, и, хотя они начали движение раньше, эдакая боевая смертельная разведка, хождение по канату вслепую, фора коровы, пропустившей соседку-клячу вперед на бойню (все там будем); теперь они бессмысленно умирали, глотая воду пробоинамигде-то за несколькими загоризонтными переходами позади.

Генерал-канонир нервничал. Он знал, что рано или поздно это случится, но он хотел погубить свою атомную крепость достойно, под градом водородных бомб, успев выпустить на волю своих маленьких «Циклопиков», использовав свою реку напалма по делу, на выжигание имперской метастазы. Все вершилось не так, с самого начала все шло наперекосяк. Виноват был Республиканский флот, он не смог обеспечить того, что его Морской Генералиссимус обещал на каждом штабном совещании: полного подавления и загона в угол всех Флотов Закрытого Моря (ФЗМ). Мало этого, он не сумел даже обеспечить его локализацию и перехват инициативы. Как прикажете обеспечить победу на суше, если невозможно спокойно выгрузить десант? Пришлось приспосабливаться, делать высадку поэтапно. А ведь уже имелся инцидент. В Голубой Долине «Свиноматка» «СеребряныйМолох», беспрепятственно вылезши на бережок, тем не менее не дождалась транспорта: что-то не так там было с хранением спецбоеприпасов или с реактором, те из экипажа, кто выжил, а затем все равно умер от радиации, ничего толком рассказать не смогли, и спросить теперь не у кого. Поэтому высаживать их «Атомный гвоздь» в ненужный для стратегии, огороженный горами клочок Империи, просто для досрочного освобождения перевозчика, рассчитывая потом на самостоятельный переход-огибание, когда потребуются свежие силы и Великая Южная Армада перетопит ФЗМ, было авантюрой по сути. Конечно, не дело мелкого служащего, каким является генерал-канонир по отношению к заседающим на Острове, решать, когда можно пожертвовать военным искусством ради национальных интересов, — это прерогатива правителей, но все-таки обидно губить столько жизней, столько труда и пота зря, не дело «Свиноматки» вести локальные бои со всякой мелочью не в своей стихии; он так надеялся, что его «Атомный гвоздь» станет действительно последним, окончательным ударом-гвоздем в гроб эйрарбакской гегемонии. А окружающая мелочь пузатая еще и издевалась, чувствовала безнаказанность, играла в защитников экологии, никак не пускала в дело достойные «Атомного гвоздя» боеголовки. Хотя, может, и пускала, только они не успевали шарахнуть.

Рвались к толстущей броне обычные, неатомные снаряды линкоров, но только крупные калибры добирались до цели, малые отбрасывались, стирались в пыль локально создаваемыми вдоль корпуса электромагнитными полями. Поля рождались на мгновения, в момент пересечения железным сердечником незримой границы, но снарядов было великое множество, и поэтому поля накладывались, боролись друг с другом, создавая непрерывную завесу. Она, кроме всего прочего, давила собственные локаторы наведения, не позволяя прицелиться. Технологические, оперенные титановыми стабилизаторами стрелы, которые все-таки проскальзывали сквозь эту преграду, сами включали в дело очередную линию обороны — активную защиту брони. Она рвалась им навстречу направленными струями взрывов, желая опередить их кумулятивную и подкалиберную мощь. Подкалиберные снаряды планеты Геи взлетели по спирали убийственного совершенства на гигантскую высоту: в настоящий момент, зная многослойность устройства брони, основанную на сочетании металлов, керамики и смолянистых промежуточных слоев, поглощающих осколки, по «Свиноматке» стреляли четырехуровневыми «проникателями». Сталкиваясь с первым слоем железа, они выпускали из нутра сердечник, тот, проникая глубже, снова взрывался и рождал подсердечник, а уже тот в свою долгую, но быстро движущуюся очередь выстреливал вперед сверхпрочную урановую стрелу. Однако и это чудо попадало в отсеки «Атомного гвоздя», только если умудрялось проскочить защиту и попасть в секцию брони, уже использовавшую свою активно-взрывную защитную мощь. Это было достаточно редкое явление: для реализации большого количества таких вероятностей требовалось время.

Но «Свиноматка» продолжала нестись вперед. Внизу, в водной глади под собой, она создавала гигантскую воронку тридцатиметровой глубины. По краям, на некотором расстоянии от парящего корпуса, этот дисбаланс компенсировался стоячей волной почти десятиметровой высоты, и все это скрывалось в облаке пены и пара, воя и грохота всесильных потоков воздуха, способных свернуть в узел жесть и сдуть с места каменную кладку. Вся эта кутерьма, особенно новорожденные подводные течения, не давала возможности употребить торпеды, испытанное оружие морских баталий, их применение было даже опасным для имперской эскадры: неизвестно, куда их отклонит этот сумасшедше несущийся монстр.

Шум, создаваемый «Свиноматкой», давил на уши даже за линией горизонта. Это позволяло хитрым эйрарбакам выводить ей наперехват очередные линкоры и тяжелые крейсера, ведь те, кто вел бой в данный момент, быстро отставали, их скорость была слишком мала, чтобы долго наседать на «Атомный гвоздь». Спасала дальнобойность — десятки километров, но с ростом расстояния падала точность. «Большую свинью» пытались даже таранить. Один эсминец, водоизмещением около шести тысяч тонн, приблизился вплотную, двигаясь в лоб. На расстоянии сотни метров скоростной искусственный ураган наклонил его, развернул боком, а затем водяная стена отбросила его прочь. Однако, несмотря ни на что, эйрарбаки не бросали попыток остановить «свинью», им надо было торопиться — до места, где берег становился пологим, ей оставалось не более пятидесяти километров — пятнадцать минут ходу.

ГОРОДСКИЕ РАЗГОВОРЫ

— Здравствуйте, Лумис, — сказал поджарый человек неопределенного возраста, взглянув на которого можно было понять, что дорога его жизни не пролегала по ровным, голубым долинам, а продиралась сквозь сплошной бурелом. После беглого секундного осмотра можно было смело ставить его фото в картотеку «патриотической полиции», если только он сам не был из какого-нибудь разведывательного подотдела. — Я рад, что вы согласились встретиться со мной. Не спрашиваю о самочувствии и обо всем прочем,я довольно хорошо ознакомился с вами заочно. Первое, могу сообщить, что в случае продолжения одиночного житья-бытья вы плохо кончите, до этого вас разыскивали только привычные органы правопорядка, теперь вы попали в списки Группы «Гематоген». Они идут по следу, и довольно скоро их иглометы нацелятся вам в голову. Мне, например,это вовсе не безразлично. Одно присутствие в их «книге заказов» уже является визиткой в вашу пользу, кроме того, за вас поручается большая группа людей, и в том числе Радлиф Toy.

— Старик жив? Он на свободе? — спросил Лумис с волнением.

— Да, если вы про тот случай с «патриотами», то все нормально. Вам привет от него. Далее, у вас нелады с Хромосомом, он точит на вас зуб. Мы это уладили. По поводу случившегося в Горманту сочувствую, но вы поступили правильно.

— И что же теперь?

— Первое, нужна пластическая операция, не слишком глубокая, так, легкий камуфляж, ну, легенда, документы — это понятно.

— А взамен?

— Я знаю, что вы не горите желанием марать руки кровью, и тем не менее это вы умеете делать феноменально. Так вот, отвлекаясь, хочу вас спросить: добровольно Император и иже с ним отдадут власть?

— Вопрос ответа не требует, и так все ясно.

— Если начнут происходить действительно глобальные события, вы согласны помогать нам?

— В смысле, последняя решающая битва?

Собеседник кивнул. Лумис посмотрел на него еще внимательнее:

— А откуда я буду знать, что это действительно решающее событие?

— По той подготовке, которую мы вам дадим.

— Это случится скоро?

— Главное, что случится, рано или поздно. Лишние уговоры по отношению к вам излишни, но все-таки: если события начнутся, отсидеться в стороне не получится, придется встать на ту или другую сторону. А ведь за «патриотов» вы воевать не станете? Будем знакомы, меня зовут Кор Баллади, самый главный «арготатор».

И они пожали друг другу руки.

БОЛЬШАЯ СТРАТЕГИЯ. УРОК ВТОРОЙ. ПРОДЛЕННЫЙ

Так умирают чудовища

И тогда навстречу ей вышел старик-ветеран — линейный корабль «Принц Замфара». Его командный состав был проинструктирован и морально подготовлен к заданию, да к тому же на линкоре присутствовал минимум личного состава. На случай, если не получится у «Принца», был еще один вариант — крейсер «Мэрлин».

«Принц Замфара» начал разгон. Он шел прямо по курсу, навстречу «Атомному гвоздю».

Линкор очень дорогая штука, но «Свиноматка», особенно со своим содержимым внутри. — намного дороже, а еще дороже тот ущерб, который она может нанести. В данном случае ущерб мог быть очень печальным: закрепление армии брашей на материке, отхватывание Республикой солидного куска метрополии и, в конечном итоге, поражение в войне.Там, на суше, кипела битва, и ввод в нужном месте еще одного танкового легиона мог решить ситуацию. Флот Закрытого Моря приносил жертвы ради сухопутных дел, он принес их уже много и новая включалась в расходную часть. Героизм обычно и чаще бывает вынужденной мерой, но сейчас он планировался заранее.

«Свиноматка» являлась громадным миллионнотонным объектом, сманеврировать или тем более быстро остановить такую махину не представлялось возможным. Известно, что в море довольно часто происходят столкновения кораблей, даже если задействованы гораздо меньшие массы и оба несчастных делают усилия, дабы избежать подобного. Здесь подобные усилия предпринимал только один участник, да и то не слишком веря, что противник намерен таранить, — второй же шел в лоб. Старому линкору «Принцу Замфара», трижды перенесшему капитальный ремонт, после артиллерийских дуэлей с брашами сегодня предстояло навсегда превратиться в недоступный человеку, умерший механизм, лежащий на дне морском, однако о планируемой акции догадывался далеко не весь экипаж, большинство моряков становились камикадзе поневоле.

«Атомный гвоздь» был «Свиньей» второго поколения, когда две тысячи пятисотмиллиметровые калибры считались уже анахронизмом, растранжириванием ресурсов, поэтомувместо трех стволов, в которые средний человек мог бы войти с поднятыми руками, не касаясь отполированного верха, он имел шесть калибров, внутрь которых человек мог войти, сильно сгибаясь и не поднимая верхних конечностей — всего тысяча триста миллиметров. Когда «Принц Замфара» оказался на дальности пяти миль, он получил посылку с напалмом, вес которой исчислялся десятками тонн. Линейный корабль вспыхнул от носа и до кормы одновременно; напалм затек в щели, разыскивая все, что можно поджечь, а поджигал он любое материальное образование, кроме естественного фона: воды и воздуха, хотя и из первого и из второго компонента он мог выкачивать кислород. За те полторы минуты, что оставались до столкновения, напалм нашел боеприпасы. Встречная волна «Свиноматки» попыталась остановить чужака, однако он был слишком тяжел и еще не полностью погасил свою скорость — около семидесяти километров в час. Так что взаимная оказалась под триста километров, скорость древних поршневых самолетов, и даже выше, чем у многих современных дирижаблей. Масса линкора составляла лишь десятую часть веса «Гвоздя», повредился он, конечно, сильнее, тем более в полуиспеченом состоянии. Тем не менее он пробил крепежный защитный кожух вихревого потока (основная, парящая часть «Свиноматки» снесла при этом его палубные надстройки), несколько осел пылающим носом в созданную воздушным двигателем воронку, ударил боевой башней в заднюю защиту «матки», подсунул свою приподнятую корму с остановленными винтами, умудрился попасть в решетку нескольких воздушных толкателей, выворотить их напрочь, затем, провалившись кормой во все еще существующую водяную яму, взлететь носом вверх, снося броневую съемную защиту воздушного обтекателя, попытаться поднять нос еще выше, так как на корму надавила, кроме воздушного урагана, еще и хлынувшая вниз вода, почуявшая слабинку, и затем, наконец, взорваться всеми своими снарядными погребами.

Однако даже это не убило «Свинью» наповал. Щепки-стружки линкора выдуло напрочь остатками винтов толкателей. «Свиноматка» потеряла возносящую ее силу более чем наполовину, кроме того, теперь эти остатки мощности рассеивались в дыры защитного кожуха, пробитые кораблем. Дело решали буквально секунды. «Атомный гвоздь» резко увеличил ход, выводя реакторы за критический режим, и начал разворот к неуютному скалистому берегу. Он почти успел.

Теперь его агонию можно было наблюдать в бинокли с эйрарбакских кораблей, что они и делали. Скорость вначале резко скакнула почти до двухсот пятидесяти, однако «Гвоздь» был вынужден перераспределить усилия и помочь движителям, толкающим вверх. Там, внутри, получившие повреждения винты один за другим соскальзывали с осей и рассыпались, выдуваясь вон. Растянутая гибель длилась несколько минут, а ликующие эйрарбаки использовали момент: теперь «Гвоздь» более не ставил дымовую завесу и не отстреливался, кроме того, он отключил защитное электромагнитное поле, желая сэкономить энергию. Это было избиение титана, жестокое добивание. Громадные снаряды, не чета снарядам «Гвоздя», но все равно громадные, наконец-то продырявили корпус в нескольких местах, вызывая внутренние пожары. Многотысячный коллектив брашей, экипаж и десант, догадались, что скорый конец неминуем. Корпус «Свиньи» уже начал погружаться в пучину когда она там, в глубине, столкнулась с первыми рифами: даже это не могло остановить ее страшную скорость, она все еще неслась, снося верхушки скал. Люди внутри падали, их бросало, как мячики. Сместились с креплений некоторые танки снося головы и рубя позвоночники рвущимися тросами; катнулись в нишах не успевшие улететь снаряды-гиганты.

Командир! — заорал главный помощник прямо в ухо генералу-канониру. — Готовить реакторы к взрыву?

Отставить! — холодно, холоднее всего творящегося вокруг, прокомментировал генерал. — Вы думаете, с нашей смертью жизнь исчезает везде? Зачем нам долгосрочное заражение этих берегов? Не получилось у нас, получится у наших сыновей, но мы все равно завоюем эту территорию. Думайте о будущем, танк-штандарт, тем более это единственное, что нам остается. Немедленно уничтожить всю секретную документацию и приборы!

А «Атомный гвоздь» все еще не мог остановиться, он все еще пер, хотя уже черпал соленую водицу статридцатисантиметровыми стволами.

СКАЗКИ ЛЕСА

Браст читал этот «сборник ужасов» — брошюрку, розданную им недавно местным идеологом контральто-капитаном Пуралом. Книжонка, разумеется, была отпечатана заранее,то есть они все это время тащили ее с собой, но раздали ее почему-то всего два дня назад, то ли встреча с мерактропом так повлияла на командование, то ли о ней просто забыли поначалу, значения теперь не имело, главное, что книжица оказалась забавной, были там моменты, берущие за живое. Вот, например, Браст сейчас наткнулся на отрывок из хроники экспедиции «Покорение», снаряженной Академией Нефти, ныне упраздненной за отсутствием таковой. И что интересно, произошло это все не в седой старине, главный герой — участник событий — до сих пор жив. Понятно, рассказ его никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть, но, возможно, в этом и заключается соль?

Экспедиция «Покорение» была экипирована очень солидно, только вездеходов значилось в ней четырнадцать штук, двигались они, оказывается, на бензине, чем Браст был крайне удивлен, ему всегда казалось, что эта штука сродни папирусу, и еще поразила его мощность двигателей, даже не сама мощность а единица измерения — «человекосила», надо же такое придумать. Сами показатели двигателей были, конечно, не чета современным, но все равно выше, чем он когда-либо предполагал в своих познаниях по ископаемым топливам. Все машины были на гусеницах, а сама эта глубинная разведка материка — секретной. Браст сразу уловил аналогию с «Железным кулаком». Кончилось у нихвсе катастрофически плохо, но как, неизвестно. В условленное место через полтора месяца вернулся только один человек, на одном транспортере, он и стал свидетелем, тем более что ни документов, ни фотопленок у него не было. По его словам, которые с равной вероятностью могут быть вымыслом чистой воды, галлюцинацией или истиной в последней инстанции, стартовали они лихо и дошли до истоков Циалимы.

Развязка произошла на одном из привалов. Троих на легком вездеходе выслали вперед на разведку местности. Они проехали по сельве около восьми километров, не обнаружили ничего примечательного и развернулись назад, а через километр дорогу им преградило что-то живое. Это были пауки, огромные страшные пауки неизвестного вида. Были они, по рассказу, ярко-красные, с черными полосами вдоль туловища, размеры их варьировались от тридцати до восьмидесяти сантиметров, и была их целая река. Деревья втех местах стояли не очень часто, стволы толстенные, видимо, вторичные деревья-паразиты, в свое время обвив стволы предшественников, прорвались по ним наверх к солнечному свету, а затем задушили своих хозяев. Теперь основания их затвердели и сами стали стволами. Поэтому видимость, несмотря на многоярусные этажи жизни наверху и извечный зеленый сумрак, была относительно хорошей. И вот, насколько ухватывал глаз, везде были красные пауки. Они шли потоком по каким-то своим паучьим делам, относительно наблюдателей слева направо. Вездеход начал разворачиваться, но чудовища уже обогнули его сзади — бежали они гораздо быстрее пешехода.

И вот так, не глуша двигатель, люди сидели в машине с укрытым брезентом верхом, молясь поочередно всем богам, которых вспомнили, а вспомнили они всех, и сидели так двадцать восемь часов: все это время мимо них маршировало шествие. Пауки шли так плотно, что мха, покрывающего почву, не было видно, а когда они исчезли — мха тоже не стало: они его вытоптали.

А когда вездеход вернулся в оставленный лагерь, там никого не было: ни техники, ни людей, вообще ничего, словно и не было никакой экспедиции. Потерянные решили вернуться обратно, дозаправляясь бензином, оставленным экспедицией заранее в нескольких местах. Так они и сделали, только на обратном пути им не очень везло, случалось всякое: один человек погиб; другой тоже погиб, но перед этим сошел с ума от укуса неизвестно чего, мало ли комаров кусает за день, и только последний добрался до берега. Хотел он, по его словам, привезти мертвых товарищей, но трупы в Мерактропии разлагаются в течение суток, поэтому он быстро понял свою ошибку. С ума он не сошел, но ему никто не поверил.

Очень поучительная история для авантюристов.

БОЛЬШАЯ СТРАТЕГИЯ. УРОК ТРЕТИЙ

Далекие прорывы, жестокие подсечки

Глупая матушка-природа ничего не предчувствовала. Привыкла она за миллионы веков делать все размеренно, адаптировать биологические организмы постепенно, никак не понимала, что на планете присутствует некий враждебный фактор, который по стремительности пакостить превосходит что угодно. Птички певчие пели себе и трезвонили как ни в чем не бывало, насекомые бегали по своим делам — маленькие биологические машины, не ведающие, что творят, однако занятые общим делом выживания, ведь никакого понижения или повышения давления атмосферы они не ощущали: дождей или ураганов не планировалось, землетрясений тем паче.

Движение возникло за линией горизонта. В прошлое ушли времена, когда гигантские армии, упираясь друг в друга лбами, стояли истуканами на одном месте по нескольку месяцев, ведя себя в меру вежливо, разрешая взаимно нарастить ударную мускулатуру, лояльно постреливая из обжитых окопов и дотов. До смешного доходило в старину: от безделья и скуки томяшиеся офицеры противоокопавшихся армий вызывали один другого на дуэль, вставали над своими окопами во весь рост и палили друг в дружку из чего ни попадя, пока первый не падал. И начальство на эти самовольные выходки взирало сквозь пальцы, то ли рассматривая такие жертвы среди младшего командного звена как необходимую развлекалку для остального личного состава, то ли не желая надолго оставлять хирургов без практики.

Сейчас наступление началось внезапно по всему гигантскому фронту. Точный момент разведка, конечно, угадала по резкому нарастанию информационно-значимого радиофона. Пошел зашифрованный обмен приказами. Однако шум в эфире увеличился не только поэтому: обе стороны сразу пустили в дело мощные помехоустановки, пытаясь заглушить средства связи противной стороны. Лишь на десятки секунд позже радиосигналов к предполагаемым местам расположения эйрарбаков устремились сверхснаряды, но это были невидимые глазу скоростные посланники, и до момента падения никто их не мог наблюдать непосредственно. Те эйрарбаки, кто находился на передовой линии, небольшие разведывательные взводы или дирижабли-соглядатаи, увидели, как гигантская стена чернющего дыма, охватывающая всю линию горизонта, двинулась вперед, расширяясь подобно гигантскому цунами полукилометровой высоты, а сверху взметнулись и заполыхали, подхватывая цепочкой сияние друг друга, одноразовые слепящие фейерверки, это вспыхивали и гасли специальные снаряды-маскировщики, выводя из строя ультрафиолетом направленные в их сторону оптические приборы наведения, как технического, так и биологического происхождения. Дымовой шлейф, ставящийся с земли и воздуха, перекрыл не одну сотню квадратных километров, а одновременно в пространстве планировали на парашютах сотни снарядов-ловушек инфракрасного или радиоспектра. Вся эта машинерия имела целью одно: защитить свою большую «маму» — «Свинью», двинувшуюся, наконец, в путь-дорогу. Но ведь это большое миллионнотонное приплюснутое яйцо шумело, как иерихонская труба, ведь вверх и вперед ее толкали потоки воздуха железной плотности, уже по этому грохоту в нее ой как точно можно было навести специальные шумоулавливающие боеприпасы. Однако «Свиноматка» выплюнула во все стороны шумилки:воткнувшись в землю, они завели свои сирены, рассчитанные на десятки минут; более того, параллельно ей, на расстоянии в несколько километров, двигались гусеничные тягачи-грохачи, тоже сбивающие с толку возможных кумулятивных посланцев-гостей — непросто, ой непросто было остановить передвижную стале-титановую крепость. Кроме того, в этом дыму и звуковой какофонии никак нельзя было определить, несет ли «Свиноматка» «Циклопов» и прочую мелочь до сих пор в своем брюхе или же они сейчас самостоятельно увеличивают эрозию почв Эйрарбии. От знания сего факта зависело многое, стратеги Империи не могли решить, пора ли сбрасывать на район рукотворную атомную мощь. На своей родной земле как-то неудобно было шарахать большими зарядами, мегатонн в десять-пятнадцать, да и не одной штукой, а малые тактические плутониевые снаряды необходимо было уложить точно в десятку, прямо в гигантскую покатую крышу «Свиньи». Задача не из легких.

Однако наступающие республиканцы своим шумом-гамом создавали сложности не только противнику, но и себе: действовать приходилось не по точному знанию, а интуитивно. Получалось, что вместо генералов-маршалов наступлением руководила рулетка, вот бы удивились рядовые и офицеры, трясущиеся и глохнущие сейчас в многослойном стальном коконе-пироге, плюс еще последний активный броневой пояс их собственных танков и машин, эдакие косточки изюминок в большой булке, готовой мгновенно испечься по желанию клиента. И эта булка на воздушной подушке смело приближалась к своей печи-скороварке.

В дело вступил самый подвижный род войск — авиация. Истребители эйрарбаков завязали встречные бои с волной скоростных защитников дирижаблей-наблюдателей. Чьи-то обломки уже сыпались на землю. После славно принесенных жертв имперские асы смогли лишить воздухоплавательных способностей громадный четырехсотметровый дирижабль брашей, снаряженный большим локатором загоризонтной видимости: его взяли на таран, и падал он очень красиво, жаль, эпилог-столкновение никто не увидел из-за дыма, не фильм здесь снимали — вершили войну.

Несмотря на отсутствие данных о сбрасывании «Поросят», эйрарбакские артиллерийские батареи (стандартных размеров, не суперкалибры) швырнули в сторону противникаумные заряды с автопоиском. Сами пушки спешно отходили — меняли позицию. Успели не все: две тысячи пятьсотмиллиметровые гиганты уже рассыпались в высоте, заливая окружающие километры напалмовыми сгустками. Им было абсолютно все равно, лес под ними или пустыня, — все приводилось к последнему знаменателю. Зато и маленькие самонаводящиеся детки погибших батарей включили свои поисковики, достигнув искусственной границы дыма-копоти. Их пеленги всполошили разведывательные органы парящего, выкопавшегося из земли, яйца. Оно сразу пальнуло в их сторону скоростными противоснарядами. Вблизи целей они раскрыли свои пальцы-веера, как зонтики. Кое-что было перехвачено, однако многие самонаводилки нащупали в этом хаосе малые подвижные цели: замерли покореженные гусеничные шумоловушки.

Нешуточная, нешуточная шла битва. Так ведь еще и «Свиноматка» наступала не одна... Целых восемь штук ринулись в нападение, беря в кольцо Умброфен со всеми его пригородами. Линия фронта как таковая не существовала и до этого, поскольку в ядерный век стабильность не рекомендуется, слишком быстро она преобразуется в полный загробный покой, но тем не менее противостоящие стороны имеют представление о том, какой кусок территории кому подконтролен. Сейчас полосы соприкосновения войск резко перемешались. «Свиноматки», к сожалению брашей, были привязаны к долинам, горы и холмы были им не по зубам, однако их скорость на ровной местности достигала двухсот километров в час. Масштабность происходящего с учетом временных факторов поражала: в стремительные клещи бралась целая область.

Однако и у той, и у другой стороны отсутствовали глобальные средства разведки. И там, и там были поражены локаторы, видящие далее планетарного изгиба, в одном случае это были воздушные, во втором наземные системы; а космических спутников-шпионов никто в этом мире не имел. Тем не менее, штабы Империи понимали, что, если подвижное содержимое «свиноматок» будет выпущено вблизи ожерелья городов, а сами города отрезаны сверхтанками, захват стратегического пункта неминуем. Кроме того, в непосредственной близости от собственных городов эйрарбаки вообще лишались возможности применить атом.

Что оставалось делать Империи, если она желала и дальше быть самой большой по территории страной? Правильно, все равно взрывать атом, точнее, спонтанно синтезировать гелий из трития посредством атомного взрыва. А как это сделать? А вот так, с помощью заранее вкопанных поглубже фугасов. И рванули...

Нет, не под «Свиноматками», кто угадает в этом дыму, где они находятся? Но уж точно перед ними, на путях-дорогах. Радиации, конечно, после подземных неглубоких взрывов — жуть, зато местность перепахана — будь здоров. Такие воронки, такие завалы, «Свинью» и ту можно зарыть вместе с ее танковым легионом — будь спок! Слава стратегамИмперии!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ОТВОДИМ ЗАТВОР

Еще до начала последней войны было общеизвестно, что количество скрытой энергии, которая может превратить в руины полгорода, легко умещается в ручном саквояже.Герберт Уэллс. «Освобожденный мир»

КРАТНЫЕ ЗВЕЗДЫ

Солнце Фиоль успешно пересекло диск гиганта Эрр, и те, кто не в курсе дела, кто не читает зудящей сенсациями прессы, кто с каменным лицом, не моргая, смотрит на ее лопающиеся фурункулами экстренные новости, кому ажиотажные репортажи — что горох, отскакивающий ото лба, будто от каменной кладки, те голым глазом видели, как с каждымднем расходятся звездные соседи, наращивая расстояние. Но здесь природа зрения млекопитающих приматов играла шутку, не создано оно было для космических далей, и его бинокулярная оптика, произведенная десять миллионов лет назад для скачков по лианам и опознания полового партнера, не давала стереоизображения объектов протяженностями миллионы километров и расположенных на сотни миллионов от наблюдателя. Здесь надо было видеть третьим глазом — мозгами, однако не каждый это умеет — подавлять воображением оба привычных, нацеленных в окружающий мир оптических прибора. Сегодня, учитывая несовершенство своего случайного отпрыска — человека, добраяприрода пошла ему навстречу — она вывела на небе визуально наблюдаемый знак, эдакую гигантскую измерительную линейку — ненавязчивый сервис для умных, тест на сообразительность, выявление интеллекта, умеющего абстрагировать по вопросам, оторванным от добывания пищи и телесных удовольствий. И поэтому в слепящий полдень, раненько поутру или безоблачным вечерком, взяв в руку вовсе не телескоп, а маленькую закопченную стекляшку и нацелясь на звезду-маму, можно было увидеть тончайшую серебристую ниточку, эдакий бессмысленный волосок (моргни — исчезнет), направленный к тусклому, незримому сквозь копоть красному гиганту Эрр. Волосок-мираж не доходил до гиганта утончался до полного пропадания. И только когда всплывали в памяти непредставимые цифры-расстояния, помешенный в голове кинозал плел, вязал нитями воображения голограмму-модель. И тогда размеры волоса-паутинки били молотом понимания: не дай бог попасть в эту паутину планете, снаряженной воздухом и водой — сдует, испарит начисто. Да и лететь сквозь ту паутинку надо будет не один день — скалы спекутся, а горы затупятся.

Наличие этой малюсенькой волосинки-пуповины показывало миру, что звездный симбиоз вовсе не расходится, наоборот, на некоторое время колоссальные газовые шары обратились в сиамских братьев: меньший по масштабам компонент, солнце-радость Фиоль откачивало из рыхлого, мордатого, тяжеловесного Эрр вещество и энергию, маленькую часть его жизни. Там, где серебряный волосок исчезал, он расширялся, охватывая большую площадь короны гиганта, но при этом терял плотность до невидимости.

Что было до этого космического представления обитателям Геи? Непосредственно вроде бы ничего. Косвенно? Говорят, звезды влияют на биологические объекты, и чем те сложнее — тем надежнее, и вовсе не в астрологии здесь дело.

Однако млекопитающие пигмеи, мелкие и мимолетные в масштабах космоса, словно виртуальные частицы, о которых нельзя сказать даже самого главного — существуют они или нет, продолжали жить и считать себя способными на что-то великое. Святая наивность!

ПОТРЕВОЖЕННЫЕ ГОРОДА

Писк зародился в бесконечности, но существовал только в летящее мимо мгновение, он обрастал подробностями, находил свой голос и наконец стал реальным вместе с родившимся вокруг бытием. Лумис перевернулся на другой бок и, еще не сознавая происходящего, вынул из мрака маленький, поместившийся в пальцах шарик. Когда он поднес его к уху, писк затаился в предыдущей секунде.

— Что стряслось? — изрыгнул Лумис в темноту, не открывая глаз.

— Поздновато, конечно, — поведал голос Бегра Лона, даже не пытающегося извиниться. — Но спишь ты крепко, по-богатырски, завидую. Так можно проспать конец света.

— А что, объявлена атомная тревога? — спросил Лумис, уже понимая, что отдых испорчен бесповоротно, тон Бегра был совершенно спокоен, а это не предвещало ничего хорошего.

Чедри,бант распустился!

Чедри — он же Лумис Диностарио, сглотнул комок и попытался нащупать рукой клавишу в боковой стенеэгро-ванны.