Чтение 67–й страницы книги ~После нас

- Почему нельзя?.. А это что в углу стоит?..

- Нет, я не могу… - простонал Николай. - Аристарх, ну хоть ты ей растолкуй!..

- А как это я растолкую? - испуганно сказал Аристарх. - Ты же сам говорил, что данные секретны…

Отменно сказано! Можно было побиться об заклад, что после таких слов Ника выпотрошит обоих, но до истины докопается… Так оно и случилось. Уже через несколько минут совершенно измочаленный Николай Выверзнев сидел в кресле, уронив лицо в ладони, и старческим бессильным голосом излагал все как на духу:

- Наша сотрудница…

- Ах, ваша сотрудница?..

- Да… наша сотрудница… должна была взять чудотворную икону и выйти к блокпосту… А у баклужинских пограничников задание: попытаться ее задержать… но при виде иконы все они падают ниц… по команде…

- Прелестно!.. Значит, как выкрадывать икону - так я, а как падать ниц - так перед ней?..

- На лыцкой стороне все тоже падают ниц…

- Ах, и на лыцкой тоже?..

- Да… К мосту сбегаются толпы комсобогомольцев… Ну, в смысле, наши люди в комсобогомоле, а там уже все прочие… Сопровождаемая толпой, сотрудница идет с иконой в Лыцк…

- А почему не я?!

Ахнула тишина. Выверзнев и Аристарх, глядя на разъяренную Нику, слегка отшатнулись. Анчутка наполовину ушел в стену.

- Да потому что я тебе запрещаю! - опомнившись, рявкнул Выверзнев.

Собственно, с этого момента операцию можно было считать начавшейся…

Приблизительно в то же самое время или даже чуть пораньше того в служебное помещение чумахлинского блокпоста ворвался разъяренный кряжистый отрок в бронежилете поверх пятнистого комбинезона.

- Пристрелю падлу!.. - кровожадно пообещал он.

- Какую?.. - с интересом спросили у него, прекращая чистить оружие.

- Какую-какую!.. Хренопятую! Лезет и лезет за шлагбаум! Вышвырну - опять лезет!..

- А чего это он?

- Чего-чего… Африкан его перед смертью проклял, а наши расколдовать не могут!.. Теперь вот к мавзолею рвется - в Лыцк…

- А как проклял-то?..

Отрок хотел снова заругаться, но вместо этого взгоготнул, повеселел и ясными простыми словами сообщил товарищам по оружию, как именно покойный протопарторг проклял стащившего ботинки воришку и что у того выросло на пятке…

- Да гонишь!.. - усомнился кто-то.

- Не веришь - поди посмотри…

Несчастный сидел понурясь на обочине метрах в двадцати от шлагбаума. Правая нога была замотана тряпицей.

- Здорово, контрабандист… - приветствовал его один из подошедших. - Давай показывай, чего ты там без пошлины в Лыцк провезти хотел… Декларацию заполнять будем…

Калека затравленно посмотрел на балагура и не ответил.

- Показывай давай, а то обыщем… - Погранец слегка повысил голос.

- На, обыскивай! - остервенело бросил калека и ткнул в воздух спеленутой пяткой.

Пограничники с несколько оскорбленным видом отодвинулись и заложили руки за спину.

- Гля, обиделся!.. - с удивлением сообщил один другому.

- Жрать охота… - злобно сказал калека. - С утра не жрамши…

Сторговались за буханку хлеба и банку тушенки. Обиженный Африканом бедолага размотал тряпицу и выставил половозрелую пятку на всеобщее позорище. Потом, не обращая внимания на жизнерадостный гогот погранцов, накинулся на жратву. Утолив первый голод, вскинул голову и заметил, что народу вокруг поприбавилось.

- Так! - решительно сказал он, вновь пеленая ступню. - А вы куда, на халяву? Ишь, деловые…

- Сколько за погляд? - ухмыляясь, осведомился огромный шофер следующего за бугор фургона.

- Червонец, - отрубил калека, кладя перед собой кепку. Еще раз осмотрел толпу и, заметив миловидное девичье лицо с наивно распахнутыми глазами, добавил сурово: - С баб- четвертак!..

Машин у моста скопилось в тот день много. В кепку летели алые червонцы с профилем Нехорошева и радужные четвертаки, где старый колдун Ефрем был изображен вполоборота. Затем уникумом заинтересовались интуристы - и в кепке зазеленело.

Озадаченно помаргивая, страдалец пересчитал выручку, как вдруг сообразил, что за такую сумму он запросто может нанять любого контрабандиста и без проблем переправиться на тот берег. Огляделся. Облака над лыцкой стороной уже розовели и золотились, отражаясь в перламутровой наклонной поверхности Чумахлинки. Вдали в недвусмысленной близости от нейтральных вод болталась моторка известного браконьера Якоря. Сам Якорь беседовал с кем-то, уцепившимся за борт, - должно быть, с водяным… Потом дернул тросик стартера - и лодка двинулась к баклужинскому берегу. За клиентом поплыл…

Калека еще раз заглянул в лежащую перед ним кепку - и поймал себя на мысли, что за кордон его уже как-то не тянет. Здесь-то все-таки какая-никакая, а Родина…

Середина и конец мая для маломерного флота время сложное. Впрочем, другого флота на Чумахлинке и не водится… Мало того, что разлив, а тут еще чехарда с календарями! То в одну сторону поверхность наклонена, то в другую… Сколько из-за этого моторок каждой весной опрокидывается - лучше не считать…

В Баклужино воду уже неделю как подобрало, а в Лыцке она только-только еще собирается пойти на убыль - застоялась в низинах и оврагах, подернулась пленкой, как глаз курицы…

Паспорт у Якоря был баклужинский, поэтому в светлое время суток он в территориальные лыцкие воды старался без нужды не соваться. В тот самый час, когда над левобережьем начинает розоветь и золотиться закат, а правобережью еще хоть бы хны, за кормой плеснуло не по-рыбьи, затем на борт легла пятерня с перепонками - и показалась лягушачья морда размером чуть меньше человеческой. Глаза - как волдыри.

- Ну и чего?.. - лениво спросил Якорь.

- Да за тобой послали… - простуженно, с хрипотцой отвечал речной житель.

- А чего надо?.. - все так же равнодушно осведомился старый флибустьер речных затонов.

- В Лыцк кое-кого переправить…

- Обождут… - обронил Якорь. - Стемнеет - тогда…

- Не! Не обождут… - сказал водяной. - Велено: прямо сейчас…

Якорь потянулся.

- Слышь, Хлюпало… - поинтересовался он через зевок. - А хочешь, гребень на дембель подарю? Бороду расчесывать…

В следующий миг лодка резко накренилась, и контрабандист едва не вошел торчмя головой в пологий скат реки.

- Ты чего?! - заорал он. - Шуток не понимаешь?..

Лягушачий рот распялился ширше прежнего.

- Не-а!.. - хрипловато и глумливо отозвался Хлюпало. - И те, что тебя ждут, - тоже…

- А кто ждет?.. - малость ошалев, спросил Якорь.

- «Херувимы» ждут… Погранцы ждут… Президент…

- Какой еще, в жерлицу, Президент?..

- Какой-какой… Портнягин!

- Да поплыл ты… куда подальше!.. - пробормотал Якорь, но мотор все-таки запустил…

Черт его знает, Президент - не Президент, но народ на берегу скрытого от посторонних глаз затончика собрался и впрямь крутой. Заплатили столько, что Якорь поначалу глазам не поверил. Правда, предупредили: лучше сам утони, а клиента - доставь. Сказали, где высадить, сказали - встретят… А когда Якорь заикнулся, что хорошо бы до сумерек подождать - успокоили: мол, никто ничего не увидит и не услышит… Стало быть, колдуны…

Клиент оказался грузным, лысым и бородатым. Одет в рясу. Не иначе - шпион…

- Слышь, - сказал ему Якорь, присмотревшись. - А ведь я тебя уже однажды в Лыцк переправлял… Понравилось, что ли?..

* * *

Правый берег был еще позолочен закатом, а по левому уже воровато крались сумерки лиловых денатуратных тонов, когда баклужинцы внезапно и без каких-либо видимых причин подняли заставу в ружье. С недоумением и тревогой наблюдали пограничники Лыцка за странными действиями противника. Такое впечатление, что их баклужинские коллеги с минуты на минуту ожидали нападения со стороны Чумахлы - из глубины своей же собственной территории.

Дальше началась и вовсе какая-то загадочная чертовщина. На шоссе загремели взрывы. Вне всякого сомнения, кто-то с боем прорывался к мосту. Неистово полосовали прожектора, слышались надсадные команды… Затем суматоха перекинулась на левый берег. Неизвестно откуда взявшиеся толпы молодых и не слишком молодых граждан Лыцка хлынули на шоссе, заполнили терминал, проникли к шлагбауму. От них-то и стало известно, что комсобогомолка Ника в одиночку средь бела дня грабанула краеведческий музей в Баклужино, похитила чудотворный образ Лыцкой Божьей Матери и теперь направляется, осененная благодатью, прямиком к блокпосту…

Начальник лыцкой заставы попробовал связаться со штабом, но пока связывался, на шоссе в скрещении прожекторных лучей показалась одинокая стройная фигурка в черной прекрасно сидящей рясе. Видно было, как, не в силах противиться чудотворной силе иконы, пятятся и, роняя оружие, повзводно простираются ничком поганые пособники колдунов. Шлагбаумы поднялись сами собой…

Единственный человек на баклужинской стороне, не павший ниц и не пустившийся наутек, сидел на обочине, выставив перед собой босую ступню, и оцепенело смотрел, как шествует мимо большеглазое существо в черной рясе и с иконой в руках.

Поравнявшись с убогим, Ника вдруг остановилась и, видимо, по наитию навела на него чудотворный образ… Лишь тогда бедняга сообразил, что давно уже пора удирать. Вскочил - и стремглав кинулся прочь, припадая на правую ногу и стараясь касаться покрытия лишь кончиками пальцев… Однако не удержался и с маху ступил на асфальт всем весом. Повалился, обмер в ожидании боли… Потом, отказываясь верить в случившееся, сел, ощупал пятку. Пятка была как пятка - без каких-либо излишеств…

Ошалело перевел глаза на удаляющуюся по мосту Нику… Это уходило счастье: безбедные сытые дни, шорох зеленых кредиток в кепке и - чем черт не шутит! - благосклонность какой-нибудь состоятельной натуралки, уставшей от натурализма…

- Да чтоб тебе пусто было!.. - плачуще выкрикнул он, грозя кулаком вослед чудотворице. - Ведь только-только жить начинал!..

Коньяк «Старый чародей» чумахлинские виноделы гнали в основном на экспорт.

- Вмажем!.. - решительно сказал Выверзнев, разливая по трем стопкам благородную влагу. - За удачу!.. Без нее нам сегодня - аминь…

Дело происходило в бывшем кабинете Толь Толича.

- Кому удача, а кому… - Полковник Лютый не договорил, скривился и безнадежно махнул рукой. Сильно переживал…

- Толь Толич… - укоризненно молвил Николай. - Ну ты что, Кондратьича не знаешь?.. Разжалует сгоряча, потом снова пожалует… при случае… - Он взглянул на часы. - Однако они уже там к мосту подходят… Матвеич!.. С чудесами точно проколов не будет?..

Матвеич принял стопку без закуски, пожал мятыми плечами и возвел скучающие глаза к потолку - то ли прикидывая, то ли дивясь наивности начальства. Когда же это у Матвеича проколы были?.. Тем более с чудесами…

Лежащая на краю стола трубка сотового телефона верещала ежеминутно. Стопку до рта не давала донести.

- Слушаю… Входят на мост? Как там Ника держится?.. А, черт! Ну не может без отсебятины!.. Ага… Наши пали ниц… А лыцкие?.. Тоже?.. Кто стрелял?!

Лютый и Матвеич пристально взглянули на Выверзнева. Тот дослушал и с загадочным видом отложил трубку на край стола.

- Лыцкий погранец пальнул с перепугу… - в недоумении, словно бы не зная, как относиться к такой новости, сообщил он. - Тут же и затоптали… Слава Богу, промазал…

Поднял непригубленную стопку, но до рта опять донести не сумел.

- Да чтоб тебя! Слушаю! Так… То есть вы уже в столице? Ах, даже на площади?.. Быстро… А, на джипе добрались? Ну, с Богом, ребята, с Богом!..

Вновь сменил трубку на стопку, но на этот раз поступил мудрее - сначала выпил, а потом уже поделился новостью:

- Африкан - в Лыцке. Стал в очередь к мавзолею…

- Зримый?.. - ворчливо спросил Лютый.

- Пока - да…

- Не узнают его?..

- Н-ну, в крайнем случае подумают, что похож. Прикрытие у него вроде надежное - всех тамошних агентов подняли… Давайте-ка еще по одной… для успокоения нервов…

Проводив Лютого и Матвеича до дверей кабинета, временно исполняющий обязанности шефа контрразведки Баклужино Николай Выверзнев хотел вернуться к столу, когда из стены вышел вдруг дымчатой масти домовой с конвертиком в правой лапке.

- Вовремя… - сварливо заметил полковник. - Ну так что с тобой делать будем, а?.. Клювом щелкаешь, Лютому стучишь… Африкана из-за тебя чуть не замочили…

- Батяня! - испуганно пискнул домовой. - Это же не он! Это я!..

Николай всмотрелся. Перед ним, взъерошив шерстку, стоял и опасливо протягивал конвертик вовсе не Кормильчик, а любимец Африкана Анчутка.

- Та-ак… - озадаченно протянул Выверзнев, принимая из замшевых пальчиков неправедную мзду. - А я-то, признаться, думал, ты с Африканом в Лыцк отправишься… Хотя да!.. Ты же сам оттуда бежал… А что с Кормильчиком?..

- Завили Кормильчика! - ликующе известил домовенок. - Всей диаспорой завивали! И бантик привязали… голубенький!

- Давно пора… - проворчал Выверзнев, бросая конверт в ящик письменного стола. - А братва, значит, тебя в главари выбрала?..

- Батяня… - укоризненно мурлыкнул Анчутка, и замшевые пальчики его слегка растопырились. - Ну ты сам прикинь…

Николай глядел на него с интересом и прикидывал, каким же авторитетом должен пользоваться домовой, на руках Африкана пересекший границу по воде, аки посуху, отбившийся от Ники и ограбивший с ней на пару - жутко молвить! - краеведческий музей… Да, это лидер. Это легенда… Живая легенда…

- Ну что ж… - задумчиво молвил Батяня. - Верной дорогой идешь, Анчутка…

Глава 15 (окончание).

ВСЕ СКОПОМ, ВОЗРАСТ - РАЗНООБРАЗНЫЙ, РОД ЗАНЯТИЙ - ТОЖЕ

День клонился к вечеру. Над Лыцком подобно знаменам реяли алые облака с золотой бахромой. Победно реяли…

Партиарх Порфирий стоял у окна своей высотной кельи и смотрел вниз, на мавзолей Африкана. Толпа еще не рассеялась, но упорядочилась. По площади вилась Чумахлинкой нескончаемая очередь к безвременно почившему протопарторгу. Была она как бы вся черна от горя, поскольку многие пришли в рясах. Там, внизу, наверняка творились неслыханные доселе чудеса. Будучи первым ясновидцем страны, Партиарх отчетливо различал ало-золотое лучистое сияние над мавзолеем.

Несколько раз Порфирию мерещилось, будто в очереди стоит сам Африкан, чего, конечно, просто не могло быть. Долго, ох долго будет он еще мерещиться Партиарху…

Явился с докладом озабоченный митрозамполит Питирим. Партиарх принял его, стоя у окна, - даже не стал влезать на свое возвышенное кресло, настолько был удовлетворен видом осененного благодатью мавзолея.

- Как там Дидим? - не оборачиваясь, с затаенной грустью спросил Порфирий.

- Сперва упрямился… - сокрушенно сообщил молоденький нарком инквизиции. - А как растолковали, что все это не во зло, а во благо, - тут же и подписал… Теперь вот покаянную речь разучивает…

- А самозванец?.. Ну, тот, который в Баклужино…

Питирим тихонько покряхтел, и Порфирий оглянулся. Верткое личико митрозамполита выглядело удрученным.

- Упустили, что ли?

- Хуже… - признался Питирим. - Сидит в баклужинской контрразведке.

- Сам сдался?

- Нет, захватили… На пять минут раньше нас успели…

Однако даже это прискорбное событие не смогло расстроить Партиарха.

- Думаешь, Портнягин отправит его в Гаагу?.. Вряд ли… Там ведь скорее всего решат, что он им двойника подсунуть хочет… Нет-нет… Портнягин, конечно, мерзавец, но отнюдь не дурак… У тебя все?

- Нет, к сожалению… - сказал, как в прорубь шагнул, Питирим. - Все-таки подгадил нам напоследок протопарторг!.. Выяснилось, что он планировал выкрасть из музея чудотворный образ Лыцкой Божьей Матери (митрозамполит перезвездился) и с ним вернуться в Лыцк…

- Что ж, это неглупо, - после краткого раздумья признал Партиарх. - Вернуться героем… А героев сразу не убивают - сначала чествуют… Но его же, ты говоришь, арестовали?..

- Арестовали… - со вздохом подтвердил Питирим. - И его, и подпольщиков… А одна фанатичка (по слухам, любимица Африкана) осталась на свободе… В шестнадцать тридцать пять она ограбила музей самостоятельно. А полчаса назад вышла к блокпосту и прорвалась на нашу сторону…

- С иконой? - отрывисто уточнил Партиарх.

- С иконой…

Порфирий насупился и все-таки вернулся за стол. Взъерзнул на высокое сиденье, огладил столешницу… Последнее известие было самым неприятным. Во-первых, если икона возвращается в Лыцк, то одной претензией к Баклужино становится меньше… А во-вторых, как-то это все сразу осложняет международную политическую обстановку… Впрочем, есть тут и положительные стороны: восторг трудящихся, например… А то, стоило с НАТО договориться, сразу брожение какое-то завелось в народе…

- Но она точно не агент Портнягина?

- Скорее всего нет… Слишком уж засвечена…

- А что Баклужино?

- Требует выдачи.

- Чьей?

- Обеих…

Партиарх подумал, вздохнул.

- Перебьются! - решил он. - Божью Матерь не выдадим!.. Фанатичку? Н-ну, эту можно… Со временем… Что там сейчас происходит? Я имею в виду - на границе…

- Народ сбежался… - уныло сообщил митрозамполит. - Всей толпой идут в Лыцк, несут икону… К утру будут здесь.

И к утру они были там. Однако слухи о возвращении в Лыцк чудотворной иконы и об отважной комсобогомолке с победным именем Ника достигли столицы куда раньше самой процессии… Задолго до рассвета все улицы, прилежащие к главной площади, были вновь запружены народом. Многие плакали от счастья.

С первыми лучами солнца людское скопище всколыхнулось и зашумело. Пытаясь очистить дорогу шествию, попятились - и задавили еще четверых старушек в придачу к тем пятерым, что были задавлены вчера.

Это был звездный час Ники Невыразиновой. В черной рясе и алой косынке, с чудотворным образом в руках, ступила Ника на площадь. Глаза художницы пылали. Наконец-то онаудостоилась такой встречи, какую заслуживала! Толпы склонялись перед ней в благоговении. Хотя, конечно, не столько перед ней, сколько перед иконой, однако многие, сравнивая чудотворный образ с большеглазым лицом Ники, не могли не отметить определенного сходства. (Между нами говоря, ничего удивительного: копиист, выполнявший в свое время тайный заказ Портнягина, был близко знаком с Невыразиновой.)

Толпа раздалась, образовав узкий прямой проход к мавзолею Африкана. И по этому-то проходу Ника приблизилась к приземистому, но тем не менее величественному сооружению.

Лыцкие Чудотворцы (все Политбюро в полном составе) стояли на первой ступеньке. На третьей, вознесшись над остальными, стоял один Порфирий. Выше, по сторонам от прямоугольного, заполненного чернотой проема, располагались только замершие навытяжку часовые.

Обеими руками Ника воздела икону - и тут произошло то, о чем жители православного социалистического Лыцка долго еще будут впоследствии рассказывать внукам и правнукам.

Негромкий, но мощный вздох прокатился над толпой, и трудно было сказать: сама ли толпа ахнула, или же все-таки звук этот донесся из мавзолея. Затем в наступившей тишине послышались шаркающие шаги, и из темноты проема косолапо ступила на свет Божий знакомая до слез сутулая грузная фигура, облаченная в старую просторную рясу с бурыми подпалинами… С недовольным видом внезапно разбуженного Африкан оглядел простирающуюся у ног бесконечную брусчатку голов…

Запоздало почуяв беду, Партиарх Порфирий обернулся - и, к ужасу своему, встретился глазами с протопарторгом. Страшная пауза длилась секунду, а то и две. Наконец сердце Партиарха не выдержало - и он черной тряпкой опал на свежеуложенные мраморные плиты…

Толпа взревела. Агент баклужинской разведки, следивший за происходящим с крыши одного из домов, торопливо набрал номер сотовика, хитро приконтаченного к взрывному устройству. Рев людской был настолько оглушителен, что грохота не услышали. Медленно и беззвучно мавзолей за спиной протопарторга как бы провалился сам в себя.

В недоумении Африкан посмотрел на тело Порфирия, потом - на часового. Часовой стоял без сознания… Перевел взгляд на Нику. Та шла прямо на воскресшего протопарторга, протягивая чудотворный образ.

Он принял икону - и в этот миг не только ясновидцы, но даже простые избиратели узрели, как возникло и взмыло до небес зыбкое золотисто-алое сияние. Благодать помножилась на благодать, аура - на ауру…

Вне всякого сомнения, это была самая блестящая операция баклужинских спецслужб, проведенная за границей.