Чтение 31–й страницы книги ~Я

Она поцеловала меня в щеку.

– Спасибо, что понял.

Я натянул трусы и метнулся на кухню, сейчас мы серьезные, так что уместнее на мне, чем рядом с постелью. Габриэлла ушла в ванную, я слышал, как шумит вода, сам поспешно выкладывал из холодильника красную рыбу, тонкие ломтики сыра и хлеба, одновременно включал плиту и тостер.

Шум воды оборвался, на матовом стекле грациозный женский силуэт, вытираясь, наклоняется так, что не всякая гимнастка сумеет, потом Габриэлла выскользнула и сразу прошла к компу.

Я приготовил завтрак в рекордные сроки, требовательно постучал ложкой о дно железной кастрюльки. Габриэлла тут же появилась на пороге, умытенькая, чистенькая и послушная.

– Ой, как ты все моментально!

– Я ж молодец, – похвалился я. – Садись, а то остынет.

Она опустилась так же послушно и грациозно, я засмотрелся, как берет обеими руками горячий хрустящий хлебец и с азартом вгрызается острыми зубками.

– Ты чего? – спросила она.

– Не могу насмотреться, – признался я честно. – Но ты не смущайся, чавкай вволю.

– Я чавкаю?

– Совсем тихо, – заверил я. – Если хочешь, врублю музыку погромче. Сама не услышишь.

– Я и сейчас не слышу!

– Да, – поддакнул я, – сейчас из-за этих плееров с наушниками многие стали глуховатыми…

Она замахнулась, наконец врубившись, что дразню, я уклонился, в самом деле включил винампл, у меня хорошая подборка, и так расправились с завтраком и горячим кофе.

Когда я провожал ее до лифта, спросил с замиранием сердца:

– До вечера? Или до завтра?

Она сказала с извиняющейся улыбкой:

– Извини, ближайшую неделю никак не могу. А в следующую субботу я обещала быть на одном важном вечере.

– Ох, – вырвалось у меня, – ты меня убиваешь. Габриэлла… нет-нет, молчу. Ты уж не напивайся там слишком уж. А то, сама знаешь, пьяная женщина – что надувная.

– Правда?

– Ну, так говорят.

– Уф, а я думала, ты нас уже сравниваешь.

– Габриэлла!

Она тихо засмеялась, лукаво блестя глазами.

– А, вот ты как понял? Ну каждый понимает в меру своей… разнузданной фантазии. Вечер будет в Политехническом музее. А посвящен памяти поэта Николая Рубцова. Там не напиваются.

Двери лифтовой кабинки раздвинулись, но я придержал Габриэллу на лестничной площадке. Душа моя, что уже корчилась под обрушившейся бетонной плитой, взмыла и расправила крылышки. Я не смог сдержать радостную улыбку на ликующей роже.

– Правда? Вот здорово!

– Правда-правда, – заверила она.

– А там вход, – спросил я, – строго по фэйсам? Или где-то билеты продаются?

Лифт закрылся и, погудев, отправился еще выше. Габриэлла покачала головой.

– Вход свободен.

– Но тогда… что тебе мешает пригласить и меня?

Она помолчала, на лице смущение, я уже начал подозревать, что там будет с тем, у кого больше прав на нее, кто ведет себя с нею по-хозяйски. Она тоже, похоже, поняла ход моих мыслей, сказала вынужденно:

– Я не скажу, что там народ соберется какой-то… очень однородный, но там будут мои родители. А если увидят меня с тобой, начнут спрашивать…

Я напрягся, быстро пробежался по себе мыслью, но вроде бы подложные бюллетени в урну не бросал, мафиозные деньги не отмываю, взрыв на Черкизовском рынке тоже не моих рук дело, сказал настороженно:

– А что во мне такого криминального?

Она сказала смущенно:

– Я думаю, ты сам не захочешь.

Конечно, вскрикнул я молча, не хочу! Еще бы: попасть на глаза родителям, этого всякий из нормальных мужчин избегает как огня, но в реале я улыбнулся и ответил легко:

– А почему нет?

Она помолчала, голос прозвучал задумчиво:

– Ну, смотри сам…

– А они у тебя что, – спросил я опасливо, – очень уж… консервативные? Ну, как Тургеневы там или Чеховы?

Она покачала головой, в глазах мягкая укоризна.

– Ну что ты, родители у меня очень современные и продвинутые. А папа в самом деле похож на Тургенева: такой же высокий и красивый!

– Еще бы, – вырвалось у меня. – Я знаю, в кого он пошел!

Она улыбнулась, а сердце мое сжалось в сладкой истоме. Когда Габриэлла улыбается, ее глаза становятся лучистые, как звезды, и сияют так же таинственно и зовуще.

Лифт увез ее, а я еще долго стоял и смотрел на захлопнувшиеся створки, продолжая упиваться ее улыбкой. А когда вернулся, долго читал строки, которые она вывела на экран компа, пока я готовил завтрак:

«…в воскресении ни женятся, ни выходят замуж…» (Матф. 22:30). Коротко и ясно. А вот еще: «Когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить…» (Марк. 12:25).

Глава 9

Я вел машину, сверяясь с картой, в этом районе бывать не приходилось, велика Москва. Впереди на знакомом до мельчайших деталей городском пейзаже возвышается нечто странное, похожее на очередное творение Церетели, я смутно удивился, когда же это успели поставить, в новостях города почему-то молчок, а сейчас пока что мы далеки отсингулярности, когда стремительные перемены будут происходить ежедневно, ежечасно, ежеминутно, а затем и ежесекундно.

Из облаков вырвался солнечный луч. На землю пал широкий круг света, я вздохнул с облегчением. Всего лишь огромный строительный кран с поднятой вертикально стрелой,все в порядке, мир стабилен, и хотя стремлюсь в сингулярный, но как-то надежнее в этом, где все знакомо. Этим объясняется массовый эскапизм, к примеру, в книжный или баймовый мир Средневековья, где, с нашей точки зрения, все понятно и знакомо, где могли бы жить без ежедневного напряга.

А кто я, спросил я мысленно. Трус, что боится перемен? Если честно, то да, трус. И панически боюсь перемен. Но и так же страстно их жажду.

После тьмы веков, когда всеми религиями, моралью и поведением внедрялась мысль, что умирать не только не страшно, но даже необходимо, это почетно, это наша обязанность, а кто думает увильнуть, тот трус и предатель, так вот сейчас трудно даже вякнуть о том, что очень хочу походить по марсианским пескам, но для этого придется прожить еще лет сто… что за мерзавец, хочет жить вечно, а мы помирай?

Так и вы не помирайте, попробуешь вякнуть слабо, как тут же забросают гнилыми помидорами за трусость и отступничество, за такое недостойное человеков предложение жить дольше отмеренной человеку жизни. Но кем отмеренной? Слепой эволюцией? А почему мы должны подчиняться тем же законам, что управляют и червяками?

И вообще: раз «всэ одно помрэш», то отпущенный короткий отрезок жизни проживаешь совсем иначе, чем если бы тот был подлиннее. Тем более – бесконечным. Это и возможность шахидизма: живи человек тыщу лет – вряд ли так легко бы расставался с жизнью, а бессмертный так и вовсе даже не подумает о такой дури, это и планирование своей жизни на сотни лет вперед, и даже постоянная оценка своих слов и действий. Уже потому, что не «помрэш» и не скроешься от ответа за слова или поступки, все тайное рано или поздно становится явным…

Да, именно по Библии: не согреши даже в мыслях, потому что и мысли твои станут доступны при более тесной интеграции трансчеловеков, а уж сингуляров – точно. И хроноскопия станет возможна, так что через триста лет, к примеру, можно будет заглянуть в прошлое и посмотреть, как ты насрал другу… И он тоже это увидит, кстати.

Сбоку опасно подрезали, я вовремя притормозил, машина послушно ушла от столкновения. Философия и самокопание выпорхнули из черепа, как воробьи из будки, по которойтрахнули здоровенной палкой.

Под клуб перестроили обширный подвал, и хотя потолок низковат, но есть место для стола и места для председателя и президиума, а также стройные ряды стульев, десять по десять – это сто, и практически все заняты.

На меня посмотрели с благожелательным интересом, что значит, дела дома в порядке, все ремонтируется вовремя, денег на консьержку собирается достаточно, а доступ в дом посторонним малолеткам перекрыт.

Я с некоторой дрожью занял место за столом, а когда председательствующий пенсионер объявил, что вот товарищ из медицинских учреждений имеет сказать нечто за жизньпенсионеров, мои ноги вообще затряслись, а кости в них превратились в воду.

Пенсионер посмотрел с вопросом в глазах. Я выдавил улыбку и поднялся.

– Честно говоря, – сказал я дрожащим голосом, – это мое первое выступление, так что будьте снисходительны…

В рядах заулыбались, на меня посматривали благожелательно и с чувством превосходства.

– Да и вопрос таков, – добавил я, – никто не говорил еще о таком, даже умные слова спереть не у кого. Но тема такая, что заслуживает… гм… да, заслуживает.

В зале улыбались все так же благожелательно, председательствующий повернул ко мне голову.

– Видите, как все слушают?

– Это меня и пугает, – признался я. – Я хочу сказать о том новом, что уже вошло в нашу жизнь, но мы из-за быта еще не замечаем…

– Из-за мира, – сурово сказала старушка из первого ряда. – Из-за мирской суеты!

– Абсолютно верно, – согласился я. – Спасибо, вы очень верно подобрали слово. Из-за мирской суеты, что поглощает наше время с утра до вечера и не дает возможности…

– …поднять очи горе, – вставила старушка бойко, – и вспомнить о Боге!

– Да-да, – снова согласился я. – А то смотрим в день завтрашний, а видим в нем день сегодняшний. Но на самом деле завтрашний день уже кое-где живет в нашем сегодняшнем. Я путано говорю, да?

Председательствующий заметил осторожно:

– Есть малость. Но это у вас вступление, как мы поняли.

– Да, точно! – согласился я поспешно. – Так вот, завтрашний день вторгся в наш сегодняшний и новыми технологиями, а мы из них замечаем разве что мобильники да телевизоры, что можно повесить на стенку… Но вот пришла одна из технологий, на этот раз из медицины, что абсолютно точно продлит жизнь сперва лет на сто-двести, а потом и до бесконечности!

В зале стало тихо, слушают внимательно, даже подростки в заднем ряду. Я перевел дыхание и сказал громче:

– Сейчас жить – значит только приготовляться к смерти, это верно сказал один из святых. Мы умираем как раз тогда, когда могли бы начать жить по-настоящему. Но Высший Судия говорит: «Дудки! Это-то и была жизнь». Все века мирились с этой несправедливостью… с точки зрения самого человека, как бы это ни было выгодно эволюции, но сейчас впереди забрезжила реальная возможность избавиться от такой… на самом деле, если подумать, жуткой участи.

– Жизнь после смерти? – уточнил председательствующий.

Я помотал головой.

– Нет, совсем не то. Мы же понимаем, что эти надежды рождены всего лишь страхом смерти. Можем просто не укорачивать свои жизни, можем продлить с помощью диет, лекарств и особых добавок в повседневную еду, чтобы дожить до дня Перехода. А кто не успевает по возрасту, уже сегодня может прибегнуть к крионике… И всего-то надо, – закончил я, – не прожигать жизнь, а планировать ее с учетом того, что будете жить вечно. А это налагает определенные обязанности и ограничения…

– Какие? – крикнул кто-то из задних рядов.

Я проигнорировал, а то превратим собрание в бардак, сказал с некоторой неохотой, борясь с опаской сказать нехорошие слова о людях, которые в общем и целом показались симпатичными:

– Недавно я был как-то в Клубе Долгожителей. Но это не те, «кому за сто», а те, кто намерен продлить свою жизнь так, чтобы встретиться с соклубниками в две тысячи сто седьмом году! То есть через сто лет, считая от сегодняшнего же две тысячи седьмого.

Слушали внимательно, на лицах проступил новый интерес. Так всегда, когда в уже привычной речи вдруг обнаруживается неожиданная фича, к тому же затрагивающая всех.

– Сохранение и продление жизни, – продолжил я на этой новой ноте интереса, – на самом деле не какая-то новинка, как многим кажется. В самой первой литературной вещи, дошедшей до наших дней, Гильгамеш ищет бессмертие и жутко страдает при одной только мысли, что придется умереть. Эликсир бессмертия или хотя бы продления молодости искали все ученые, маги, шарлатаны на протяжении всех веков. В сказках всех народов есть какая-нить травка, что исцеляет все раны и омолаживает. Как помните, на этом попадались все короли, начиная от Эдипа и заканчивая… Да это не закончилось и доныне! – бессмертие искали такие алхимики, как Гете, что потом написал «Фауста», Шиллер и Достоевский. Но тогда, в эпоху постоянных войн, чумы, холеры, оспы и прочих прелестей, опустошавших Европу, основная масса мечтала просто выжить, а о продлении жизни мечтали отдельные чудаки…

Пенсионер с переднего ряда громко крякнул:

– Верно! Одна «испанка» выкосила Европу так, что волки заселили даже города.

– Вот-вот, – сказал я, – но теперь, когда мир живет без войн, без эпидемий, а благосостояние выросло неимоверно, сейчас даже простые домохозяйки мечутся по магазинам в поисках эликсира молодости.

Пенсионер сказал так же громко, под сдержанный смех соседей:

– Да где они мечутся? Бегают от отдела косметики к отделу макияжа. И обратно.

– Верно, – поддакнул я, пенсионерам надо поддакивать, – надеются в отделе косметики купить крем, что кожу сделает вечно молодой! И вообще останутся вечно молодыми… Увы, это вы только понимаете, что даже пенсию нужно заслужить упорным трудом, а продление жизни достанется еще тяжелее! Тем более бессмертие. А они, простите за критику таких в общем-то хороших людей, рассчитывают, что вот просто растянут свои жизни до того времени, когда им, как манна небесная, упадет с неба бессмертие.

Пенсионер спросил настороженно:

– А как будет?

Я развел руками.

– А что нам доставалось в жизни бесплатно?

Они помолчали, на лицах проступили неуверенные и невеселые улыбки. Бесплатно достаются только пинки.

Мужчина из переднего ряда крикнул весело:

– Это что же, при бессмертии в ухо соседу не дашь – тыщи лет помнить будет?

– Да, – согласился я, – раньше смерть покрывала все, а теперь эта уловка будет перекрыта. Потому надо жить так, чтобы не пришлось ничего покрывать, согласны?.. Как видите, трансгуманизм требует от человека высокой морали, правильного поведения и такой жизни, чтобы не пришлось стыдиться…

Лица серьезнели, зацепил я, зацепил. Особенно старух, что так злобно смотрят на девчонок в коротких платьицах и на веселящихся парней. Я вручил им убедительные доводы, что «жить надо праведно». Неправедные стрекозки, что провеселятся всю жизнь, даже не смогут заработать на помещение своего тела в криогенную камеру.

– И еще, – сказал я, – самое главное… Вчера по жвачнику был анонс телевизора с диагональю в полтораста дюймов! Это почти на всю стену. Здорово? И стоит всего-то сто тысяч долларов…

Лица в зале вытягивались, хотя сами должны бы понимать, такое удовольствие дешево не обходится. Просто я сам всех сбил с толку, сообщив о телевизоре приподнято веселым тоном.

– Ага, – сказал я, – цена кусается? Увы, бессмертие будет еще дороже. Вон товарищ во втором ряду сверкает голливудскими зубами, думаю, что каждый зуб обошелся ему долларов по двести…

– По двести семьдесят! – гордо вставил пенсионер и орлом посмотрел на соседей. – Сынок помог…

– Видите, – сказал я, – во что влетает такое удовольствие? Зато теперь грызет даже орехи… Чтобы войти в мир бессмертия, нужно много работать, много учиться и соблюдать те нормы, чтобы вас захотели взять, а не захлопнули перед вами двери. В проблеме сингулярности еще один момент щекотливый несколько… да что там несколько, намного больше, чем несколько.

Они насторожились, я скользнул взглядом по задним рядам, где больше любопытствующих, чем сингуляров, пенсионеры всегда в передних рядах, ну без этих никогда ни одно собрание не обходится, им бы еще пообещать расстрел предателей, так на все собрания ломиться будут; двое парней и очень веселая девица, все время хихикающая, похоже, накурилась.

– Религия, – проговорил я наконец. – Некоторым кажется, что сингулярность и религия не только абсолютно не совместимы, но и крайне враждебны друг другу. Это не так… Конечно, сингулярность – дитя стремительного технологического прогресса, но если читать Библию не через задницу, то можно найти высказывания, где апостолы ну просто предсказывают ее наступление. Это я к тому, что если кто-то станет объяснять наступление сингулярности как осуществление воли Господа, то никаких проблем, никаких препятствий!..

Один из пенсионеров поднял руку, как школьник, я прервал речь, кивнул ему:

– Вы что-то хотите?

– Да, – ответил он скрипучим голосом, – вопрос можно?

– Прошу вас.

– А где, – проговорил он медленно, – в Библии предсказано наступление… какой-то вашей эры?

– В послании Павла, – ответил я незамедлительно и порадовался, что успел пошерстить Новый Завет. – В посланиях и других апостолов. Вот, к примеру: «…И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло». Читайте Откровение, глава двадцать первая, абзац не помню… Мы рассматриваем эти слова как пророчество о наступлении эры сингулярности. Кто желает, тот может найти гораздо больше этих пророчеств…

Пенсионер поклонился.

– Спасибо. Возьму у соседа, почитаю.

– Человек создан по образу и подобию, – сказал я медленно, поспешно подбирая слова, ибо мысль родилась только что, а успеть вложить ее в узкое ложе слов непросто. – А вы в самом деле считаете, что Творец именно похож на кого-то из вас: двуногое существо, страдающее одышкой при подъеме на третий этаж, сутулое и с хрустом в коленках?

Они смотрели с недоумением, я перевел дыхание и продолжил:

– Он создал человека по своему образу и подобию, а потом вдохнул этот созданный им образ в глину! То есть в тот же материал, из которого созданы все существа на свете. Только человек отличается от всех тех, что он не есть эти существа!.. Он живет в них, но он не эти существа, хотя ест, пьет, совокупляется и размножается через этих существ. Но хотя человек живет в теле животного, он все-таки не животное. И когда подходит возможность покинуть человеку, созданному Богом, тело животного и перейти в другое тело, более удобное, то человек просто обязан это сделать!

Пенсионер спросил задиристо:

– Но даже если все тело будет из железа, все равно это не святой дух! А душа, знаете ли, нематериальна…

Я с облегчением улыбнулся:

– Вы абсолютно правы!.. Любые тела, пусть даже из самого лучшего молибдена, из которого делают обшивку космических кораблей, все равно не идут ни в какое сравнение с чистым духом.

– Вот-вот.

– Но разве я сказал, что переселимся в железо, и все? Нет, пройдет несколько таких линек, пока полностью не освободимся от тел и не станем чистыми душами – вечными ибессмертными! Вы уже должны заметить, что Господь ничего не делает сам лично, а все – через наши руки! И когда мы достигнем сингулярности… то достигнем ее потому, что сам Господь нас к этому вел!

Они смотрели с великим удивлением. Я сказал громче:

– Только одна просьба. Пусть это останется вашим личным делом. Предсказания предсказаниями, но вы все понимаете, что молитвами и поклонами сингулярность не построить. И сколько бы свечек в церкви ни поставили, сингулярность ближе не станет. Как и дальше, кстати. Строить ее специалистам. И чем они будут выше по квалификации, чем их будет больше, тем сингулярность будет построена быстрее!

Пенсионер спросил с места громко:

– А чем вам молитвы мешают?

Я развел руками:

– Ничем. Если вам они помогают – молитесь на здоровье. Но только не ограничивайтесь молитвами.

Внимательно слушая, пенсионер из первого ряда снова поднял руку, как школьник. Прервав речь, я кивнул, чувствуя себя несколько странно: никогда в жизни не сидел вот так за столом в президиуме и не выступал перед залом.

– Слушаю вас.

Он поднялся, с трудом расправил плечи, голос прозвучал достаточно сильно, как у бывшего ротного командира:

– Все это хорошо насчет замораживания. Хоть и жутко, но… хотелось бы посмотреть, как внуки будут управляться со своими внуками. Однако это дело тоже недешевое, так?

– Увы, – ответил я и развел руками. – Даже дорогое, если честно.

– Но не получится ли, – сказал он громче, – что богачи смогут на свои наворованные деньги поместить туда и себя, и семью, и любовницу… да и на любимую собаку хватит денег, а мы, вечные труженики, останемся за воротами?

В зале согласно зашумели, послышались одобрительные возгласы. На меня смотрели уже со злорадным интересом: как выкрутишься? Начнешь мямлить о социальной защите необеспеченных слоев населения?

Я вздохнул, развел руками.

– Давайте без недомолвок. Вы понимаете, даже здание под криогенные камеры купить или арендовать – недешево. Завезти туда аппаратуру, дюары с жидким гелием, обеспечить работу мощнейших охлаждающих установок – еще дороже. У вас простой холодильник электричество жрет, как свинья ненасытная, а сколько будут жрать эти установки?Кто-то должен за все это платить. Сейчас из бесплатных льгот остался разве что проезд на общественном транспорте! Да и то при условии отказа от других льгот. А залечь лет на сто в криогенное хранилище – это, простите, большая роскошь.

Пенсионер спросил зычно:

– А как же социальная справедливость?

– Справедливость, – ответил я невесело. – А что, мир справедлив? Я, как и вы, не уверен, что все, кто ездит на роскошных мерседесах, купили их на зарплату. А коттеджипо десять миллионов долларов?

Один из второго ряда крикнул:

– Это они покупают на пенсию!

Раздался хохот, я тоже заулыбался.

– Что мир несправедлив, я знаю. И вы знаете. Но что делать? Ждать, пока станет справедливым?

– А он когда-то станет?

– Когда-то станет, – ответил я. – Раз мы все хотим справедливости, то когда-то станет… Но что лично нам это «когда-то»? Живем сейчас. Давайте уж по законам этого времени. Единственный способ попасть в будущее прямо сейчас – заморозиться. А чтобы заморозиться – нужно оплатить заморозку и поддержание нужной температуры до заданного времени. У кого-то есть на книжке нужная сумма, кто-то может заложить квартиру… зачем она мертвецу? Но всем-всем, особенно вон тем молодым ребятам, я настоятельно советую помнить: бесплатного бессмертия не будет. Никогда! Даже через тысячу лет. Пусть даже это будет стоить копейки.

Я умолк, парни и девчонка смотрят на меня озадаченно, уже знают, что на пособие по безработице в Западной Европе можно жить припеваючи. Скоро и у нас такая лафа будет, чего это я так попер…