Чтение 36–й страницы книги ~Я

Мама, еще румяная со сна, на щеке отпечаток рубца подушки, встретила меня ласковой улыбкой.

– Смотри, сороки украдут, если будешь слишком долго мыться!

– Я не настолько блестящ, – ответил я. – Спасибо, мама.

– Понравились гренки?

– И кофе, – ответил я. – Ты чувствуешь, какой я люблю.

– При чем тут чувствуешь, – удивилась она. – Просто знаю. Я же очень люблю вас с Дениской! И хочу, чтобы у вас было все хорошо. Вы уже не маленькие, но все равно сердце за вас болит.

Она себе положила только гренки, боится набрать вес, а я сожрал чеддер как свой, так и ее, выпил кофе и пожалел, что чашка маленькая.

– Все, мама, надо идти.

– На работу?

– На работу, – заверил я. – Правда-правда, мама. Честно говоря, еще вчера мне было так хреново, что я, наверное, дождался бы, пока меня уволят. Но сейчас иду! Правда, иду.

Она проводила меня до лифта, я поцеловал ее, как всегда целовал, в обе щеки, она сказала тихо:

– Слава, будь поосторожнее на дороге.

– Буду, мама.

– Помни, у меня сердце разорвется, если что с тобой вдруг… И Дениска тебя очень любит.

Я привычно вырулил на шоссе, пропустив десяток лихачей, что несутся, словно наперегонки, авось впереди нарвутся на пост ГАИ, мозг уже работает спокойно и четко.

Да фигня это все. Мы держимся каких-то навязанных нам стандартов поведения, не задумываемся, что они появились у древних римлян или египтян по какому-то важному поводу, что уже давно неважен в эпоху научно-технического прогресса.

Если же задуматься, то давно бы уже отбросили, но задумываться некогда. Мысли заняты постоянно очень важными проблемами: то футбольная команда проигрывает, то новую сотрудницу не удается взять за жопу, то всемирная лотерея с лотом в сто миллионов долларов совсем близко, надо купить билетик и придумать, какие цифры вычеркнуть…

А так, если подумать, то нормально, когда мать с сыном, а так же точно нормально, когда брат с сестрой, отец с дочерьми, а внук с бабушкой. Вот сейчас я подумал о таком и… ничего ужасного не ощутил. Мир не рухнул, я не ощутил, что ах-ах как это гадко, как омерзительно.

А в самом деле, чего уж проще? Сексуальные отношения и должны, если по уму, начинаться внутри семьи, а не где-то на стороне с немалым риском, несмотря на всю пропаганду безопасности защищенного секса. А вот дома никаких проблем, никаких сложностей, опасений. Все мы, и мальчики, и девочки, доверяем родителям. Конечно, до известного возраста, но как раз половое созревание, когда родители могут помочь и обучить, еще входит в этот возраст.

Инцест запрещен всеми конфессиями потому, что потомство при нем слабое и болезненное, но сейчас пришла эра отделения секса от воспроизводства! И правила игры должны быть иные.

По «Авторадио» какой-то дурень долго и напыщенно вещает о кардинальной ломке мировоззрения населения при переходе к продвинутой экономике и общечеловеческим ценностям.

– Осел, – пробормотал я, – не просто ломка, да еще и кардинальная… Слов каких нахватался, дурачина картонная…

Ломка… Никакая не ломка, даже если человек, к примеру, из железной партии коммунистов переходит в размагниченные демократы. Или бабник вдруг решает вести нравственную жизнь и отыскать Единственную. Это круто, но и это не ломка.

Хрень какая. Песочница. Детские забавы и детские проблемы. Даже проблемы младенцев. Настоящая ломка мировоззрения нагрянула только сейчас: принять или не принять сингулярность! Принять – это оставить все-все. Политику, культуру, общественный строй, моду, спорт, даже человеческие тела…

Вот только это – ломка. Все остальное – детские игры.

Звякнул мобильник, я выловил его свободной рукой.

– Алло?

На экранчике высветилось озабоченное лицо Лариски.

– Славик, я забегу к тебе на пару минут?

– Всего на пару? – удивился я. – Что случилось?

– У меня антивирь полетел! – пожаловалась она. – Поставила из Инета, а тот не ловит! Триальный оказался.

– Заезжай, – разрешил я. – И на будущее держи где-нить на диске зазипованным. На всякий случай.

– Буду, – пообещала она.

Я оставил машину у соседнего дома, возле нашего нет места, а когда добрался до квартиры, сразу же поставил на плиту джезву. В виски больно кольнуло, я поднял руку и похолодел от внезапно вспыхнувшей мысли.

А ведь в самом деле… все. Конец. Амба. Мороз по коже и страх, будто завис на одной руке над темной бездной. Тема секса казалась бездонной, сколько веков копали бесценную жилу, а вот… все. Кончились тайны, кончились открытия. Все высвечено, как мощным прожектором, препарировано, разложено по полочкам и снабжено подробными деловыми инструкциями и ценником. В Инете подробная и с цветными фотографиями классификация клиторов и пенисов по размерам, форме и степени наполнения кровью, что с ними и как делать, адреса секс-шопов и богатый ассортимент, а также подробнейшие советы, как и что. Не все еще поняли, что раз тайнам и запретам в сексе конец, то… многому в их жизнях конец.

Собственно, конец и человечеству, в котором – прав Фрейд – все на сексе, его сублимации, подавлении, отклонениях, проявлениях, одухотворении, перверсиях, мотивации, комплексах, стремлениях.

И грядет мир, в котором э т о г о секса уже не будет. Как и человечества.

Да и хрен с ним.

Лариска вбежала запыхавшаяся, чмокнула в губы, горячие сиськи сами оказались в моих ладонях, как она только и ухитряется всобачивать их так умело.

– Приготовил? – спросила деловито.

– Только зашел, – ответил я. – Щас скину на диск. Или на флешке дам…

Она потянула носом.

– У тебя кофе? Эх, надо бежать, не успею…

– Кофе почти готов, – сообщил я. – Тебе с сахаром или со сливками?

– Я худею, – ответила она твердо. – А печенье есть?

– Есть. С орешками.

– Тогда и со сливками! Сахару два кусочка, больше нельзя… Ого, какая чашка! Нет, в эту три. Даже четыре.

Она придвинулась со стулом ближе, положив обе сиськи на край стола, так что мои глазные яблоки выворачивает с корнем в ту сторону, торопливо прихлебывала и посматривала на часы с такой опаской, будто те вот-вот укусят за запястье.

– Дел много? – спросил я понимающе. – Ты уже звезда… По первому каналу видел! Сообщили, что на Евровидении именно ты будешь представлять страну… Кстати, ты что решила?

– С диском? – переспросила она. – Подготовку закончили, скоро приступлю к записи.

– Нет, я про сиськи. Добавочные!

Она отмахнулась.

– Да там, оказывается, в больнице нужно пролежать почти две недели. И ни петь, ни плясать, а только ходить, держась за стенку!.. А у меня работы – выше головы.

– Слава богу, – сказал я с облегчением. – И еще неизвестно, не сел бы твой голос после такой операции?

– Я тоже так подумала, – ответила она серьезно. – Зачем мне и сто сисек, если не смогу или стану хуже петь? Насчет Евровидения еще не решено. Да и неважно. А вот контракт на золотой диск уже подписан… А как ты, Славик? Вид что-то неважный. Я чем-то могу? Ну там отсосать или твои гормоны онормить…

Я покачал головой.

– Я ж асексуал. С каждым днем все асексуальнее и асексуальнее.

– Не отстаешь от моды? Увы, у меня не получается.

Я фыркнул:

– Еще бы! С кем ты асексуальнее: с Демьяном или директором медиацентра?

Лариска вскинула брови.

– С Демьяном? С директором?.. Ну ты даешь… Думаешь, я смотрю на такие мелочи?.. Эх, Славка, сколько дружим, а ты ничего не понял. Со всеми оргазмы – просто оргазмы. Словом, ерунда. Одинаковая. Как пепси-кола, из хрустального бокала или бумажного стаканчика – один фиг. А вот книгу почитать или кино посмотреть – удовольствия разные. Тоже не понял?.. Но самое высшее, когда сама что-то… ну, понял? Верхнее ля и танец с микрофоном – это улет, это такой кайф, что куда тебе со всеми твоими совокуплениями!

Я переспросил тупенько:

– Ты что, фригидная?

Она посмотрела с великой обидой.

– А ты дурной? С чего я фригидная? Теперь вообще фригидных нет. И слова такого, откуда и выкопал… Ты без меня со словарем спишь?

– Извини, – пробормотал я, – просто не понял. С Демьяном – все понятно, спонсор! Понятно, почему с директором. Ну и с прочими, полезными… Однако курьер и шофер, чтоу нас на подработке, это ж где тут твоя карьера?

Она помотала головой.

– И что непонятного? Мне со всеми приятно. Я очень чувствительная и возбуждаюсь быстро. Но ты просто помешался на сексе, Славка!

Я охнул:

– Я?

– А чего пристал с такой мелочью?.. Да мало ли с кем я совокуплялась? Я не со всеми даже знакомлюсь! А вот верхнее ля или не сбиться с ритма, пока вся в «Блю Джин ин лав», – это что-то! Никакой секс не сравнится. Оргазм из оргазмов… фу, даже слова такие не хочу. Это ж высокая радость, такое ликованище… но тебе, зацикленный чурбан, не понять!

Я помолчал, в мозгу как будто армия кротов выталкивает наверх взрыхленную землю, закрывая ею прогретую солнцем и заросшую зеленой травкой. А вместе с травкой вниз уходит и что-то важное… вернее, казавшееся важным.

Лариска с такой страстью рвется перевернуть мир своими песнями, что все эти простые удовольствия вроде секса, тусовок, круизов на шикарных яхтах миллиардеров, купания в наполненных шампанским ваннах – фигня, не заслуживает упоминания. Можно сказать, трудоголик.

Меня опалило жаром. Как прирожденный интеллигент, умно и возвышенно рассуждаю о сингулярности и грядущем расставании с видом хомо, а это расставание уже прыгает передо мной. Уже перекраивает себя, в любой момент готово лечь под нож хирурга, делает из себя совсем другое существо… конечно, пока человека, других еще не умеют, но как только…

Хотя труд ее с точки зрения сингулярности – говно, однако же я еще говнее. Все еще наслаждаюсь сексом – асексуал хренов! – жратвой, хорошим вином и мягкой постелью. И сейчас думаю, подкопилось у меня или еще нет, чтобы поставить Лариску на четвереньки, люблю, когда сиськи качаются книзу дойками, и трахнуть в анус. В жопу, по-нашему. Скотина, а не сингуляр, если честно, но теперь что-то не хочется этой честности. Сейчас бы в норку, чтобы не признаваться, что я все-таки говно. Оттого, что как все, еще не значит, что не говно. Это значит только, что большинство – говно.

Лариска допила кофе и шустро метнулась к мойке, чтобы торопливо сполоснуть, вытереть насухо и поставить на полочку.

Оглянулась с испугом в глазах.

– Что с тобой? Вчера перебрал? И от хорошего коньяка блюют, если чересчур…

– Да нет, – ответил я. – Лариска, ты просто чудо. Ты, можно сказать, меня почти вылечила.

– Ты че?

– Правда, правда. Я уже устыдился.

Она повернулась с чашкой в руках, руки продолжают тереть полотенцем, в глазах удивление. Такая сочная и мягкая даже с виду, что во мне тяжелая кровь снова пошла вниз, как разогретая ртуть, и начала раздувать пенис. Но на этот раз потакать ему не стал, напротив, с садистским наслаждением придушил сладкие картинки. Сингуляр я или не сингуляр, мать вашу? Да, у нее роскошное тело, что просто создано для непрерывного траханья, для чувственных наслаждений, какие сиськи, какая жопа! Но хозяйка этой роскошной жопы, надо же, верхнее ля ставит выше хватания за интимные места и даже выше добротного лошадиного секса!

– А чего устыдился? – спросила она с жадным интересом.

– Да так…

– Нет, ты скажи! – сказала она настойчиво. – Это же здорово, когда стыдно, а ты делаешь… Такое возбуждение, что просто не знаю!

– Даже круче верхнего ля?

Глаза на кукольном личике, где ни единой мысли, стали строже.

– Ты верхнее ля не мацай своими похотливыми ручонками. Ими можешь подержать меня за нижние губы или еще где, сам смотри, даже в жопу можешь кулак засунуть, если хочешь, но на антресоли не лезь.

– В эмпиреи, – поправил я автоматически.

– Да какая разница? Ты пойди полежи, а то бледный какой-то. Я тебя укрою одеялком, а вечером позвоню, проверю, живой еще?

– Знаешь, Лариска, – сказал я, – я должен перед тобой извиниться.

Тонкие дуги бровей приподнялись, в глазах удивление, словно у меня вдруг отросли две головы.

– Это чего? – спросила она с подозрением. – Что натворил? За что?

– За то, – сказал я, – что у тебя есть то и другое, а еще и третье, чего я, дурак самовлюбленный, не заметил!

Она спросила жадно:

– А что у меня еще?

– Не скажу, – ответил я. – Не поверишь.

– Нет, ты скажи!

Я помотал головой. Верхнее ля, остальное – фигня. Лариска к постлюдям ближе, чем я, такой гордый, что вот как далеко ушел от этих говорящих обезьян.

– Прости, – проговорил я. – Сингулярочка ты моя.

– Прощаю, – ответила она великодушно, не обращая внимания на непонятное прозвище, и тут же поинтересовалась снова: – Но все-таки, за что?

– За усе, – ответил я. – Буду за тобой пробираться в сингулярность. А то ты всингуляришься, а я…