Чтение 18–й страницы книги ~Сингомэйкеры~

— За работу, — сказал я себе зло. — Ишь, расслабился, уникум из Бобруйска…

Глава 8

Неделя за неделей, месяц за месяцем летят, как с деревьев листья. Я вкалывал, не обращая внимания на смену дня и ночи, весны и лета, на мелькающие за окном то снег, то желтые от цветущих одуванчиков поля.

Однажды на экране мигнула иконка с лицом Глеба Модестовича, тут же звякнул сигнал, на весь экран высветилась его раскудлаченная голова. Стекла очков блестят так, что глаз не видно, а кажется, что в глазных впадинах полыхает яростное пламя.

— Евгений, — произнес он коротко, — зайдите ко мне.

Я вскочил.

— Есть, хозяин! С мячиком?

Он поморщился.

— И кто это вас апает, такого несерьезного?

— Не знаю, — ответил я. — Думал, что вы. Бегу!

В коридоре пусто, я в самом деле пробежал, чувствуя в себе застоявшиеся силы. Однако перед дверью кабинета главы фирмы я перешел на шаг, поправил одежду и постучал четко и аккуратно.

— Входите, Женя.

Переступил порог кабинета я с некоторым душевным трепетом, что не покидает с первого же дня. Казалось бы, должен привыкнуть, но благоговения не уменьшается. Напротив, все больше убеждаюсь в могуществе корпорации, с этим осознанием растет и почтительный трепет, едва подумаю, в какой фирме работаю.

Глеб Модестович поднял голову от бумаг на столе, лицо слегка осунувшееся, под глазами темные мешки, но взглянул достаточно приветливо.

— А, Евгений… Садись, дорогой. Как здоровье?

— Спасибо, не жалуется.

— Ха-ха, отлично. А я вот такого сказать не могу. Увы, все наше могущество не спасает нас от старости, ветхости и, увы, отбрасывания копыт. Или, как говорят ныне, склеивания ласт.

— Медицина двигается гигантскими шагами, — сказал я с глубоким сочувствием. — Каждый день сыплются открытия…

Он ухмыльнулся.

— К счастью, не только в медицине. Вот у меня на столе целый перечень… Надо решить, какие разрабатывать, какие притормозить, какие нам безразличны… Как тебе работа в фирме?

Я ответил с жаром:

— Чудо!

— В каком смысле?

— Даже мечтать не мог о работе в такой… организации!

Он уловил, что слово «фирма» я заменил на слово «организация», но не подал виду, скупо улыбнулся.

— Хорошо. И ты пришелся ко двору. И отзывы о тебе хорошие, и, что главное, результаты твоей работы. Это все-таки главнее. Хороших людей, к счастью, много, но мало хороших специалистов. Да еще в таком поле, где ты хоть и не один, но ты один из лучших.

Я промолчал, не зная, как реагировать, только смотрел ему преданно в глаза и неслышно вилял хвостом. Он покосился на экран, улыбка раздвинула губы, сказал чуть строже:

— Есть мнение, что ты уже дорос до настоящей работы.

Голова моя вздрогнула, будто по ней ударили молотом. Даже зашумело, а в глазах вспыхнули искры. А то, чем я занимался, не настоящая?

— Если вы считаете, — пролепетал я, — вам виднее… Не мне оценивать, что и как я делал.

Он кивнул.

— Правильный ответ. Тебе поручают задачу, ты ее решаешь, а как она применяется… и что из этого получается — уже не твоя забота. Если даже не сработает, то это скорее из-за криворукости тех, кто внедряет в жизнь. Сейчас тебя переводим на уровень Б.

Я замер. Мне казалось, что между моим С+ и Б стоит целый ряд ступеней, а то и этажей. Он, внимательно наблюдая за моим лицом, кивнул.

— Ты прав. Твоя последняя работа оказалась просто шедевром. К счастью, и в реал ее сумели ввести без сучка и задоринки, так что все наши увидели твои возможности во всем блеске. А так как обходимся без всякой бюрократии, то иди сейчас к себе уже сотрудником с правами категории Б. Не успеешь дойти до своего кабинета, получишь доступ ко всем файлам этого стаза.

Я прошептал:

— Инцидент в Кении?..

Он кивнул.

— Да. Все получилось.

— Но еще не…

Он выставил ладонь.

— Включи телевизор. Сегодня впервые прошла инфа по всем каналам! Би-би-си с облегчением сообщила первой, что межплеменные и межрасовые столкновения идут на убыль. Как видишь, у простого народа появилась более лакомая морковка, а ее подкинул ты, мы это хорошо знаем. Так что автоматы если и не сдадут, то снимут с плеч. Ты уже спас несколько тысяч человек от резни, а в целом спасаешь целый регион от опустошения. Кроме того, мы не можем позволить, чтобы нефтяные заводы перестали работать. Тем более нельзя позволить их взрывать…

Он улыбался, довольный, я рискнул спросить шутливым тоном:

— Те нефтяные тоже наши?

Он вскинул брови.

— Нефтяные?.. Нет, конечно.

— Простите, мне показалось.

Он отмахнулся.

— Да все нормально показалось. Если по большому счету, то и заводы, и вся система нефтепроводов — наши. И не только в Кении. На самом деле не так уж важно, кто числится собственником. Неважно даже, кто считает всерьез себя их собственником!

Он говорил все еще шутливо, довольный успехом операции «Умиротворение Кении», но я чувствовал холодную и жестокую правду. Заботясь о мире и благополучии в Африке, наша фирма… или организация, всего лишь заботится о благополучии своих угодий и тех людей, которые их обрабатывают.

И не только в Африке.

За час до конца рабочего дня замигала иконка вызова. Глеб Модестович взглянул с экрана строго и требовательно.

— Евгений? На радостях еще не ушел праздновать?.. Зайди ко мне.

— Иду, — ответил я послушно.

Бросаясь к двери, подумал, что мой начальник выглядит непривычно строгим и подтянутым. И эта шуточка невпопад, будто старается смягчить что-то неприятное.

В кабинете находился высокий мужчина в строгом сером костюме, джентльмен с полным безразличия и некоторого высокомерия лицом и холодным взглядом светлых глаз. Он повернулся в мою сторону, не сделал ни единого лишнего движения, словно его повернули невидимые руки, а Глеб Модестович поспешно вскочил из-за стола.

— Вот, господин Макгрегор, — сказал он как-то чересчур поспешно, — наш сотрудник Евгений Валентинович. Тот самый, который сегодня переведен на уровень Б.

Незнакомец, которого он назвал Макгрегором, кивнул с самым безразличным видом.

— Отлично. Благодарю.

Глеб Модестович спросил искательно:

— Я вас покину на некоторое время?

Макгрегор кивнул, даже не взглянув в его сторону.

— Да.

Глеб Модестович исчез с такой бесшумностью, словно в виде дыма просочился сквозь замочную скважину. Макгрегор неспешно обошел стол, я молча смотрел, как он снова без единого лишнего движения опустился в кресло Глеба Модестовича, вскинул на меня взгляд, после паузы кивнул на кресло по эту сторону стола.

— Садитесь, Юджин. У меня к вам короткий разговор. Точнее, сообщение. Но сперва пара вопросов.

Я послушно сел на самый краешек, что-то по спине мурашки, посмотрел с ожиданием.

— Слушаю вас внимательно.

В его глазах я отчетливо видел сомнение, будто ожидал увидеть что-то намного солиднее и респектабельнее. Хотя бы в возрасте, с лысиной и окладистой бородой.

— После тех событий в Кении, — произнес он с расстановкой, — к вам вообще относятся с большим вниманием. Кстати, у вас был карт-бланш на то… как вы поступили?

Я развел руками.

— Нужно было действовать быстро. Я и так едва успел. Кроме того, это было лучшее из решений, что пришли в голову.

Его глаза стали задумчивыми.

— Может быть, да, а может быть, и нет. Теперь уже не узнать, ибо проблема решена, возвращаться к ней никто не будет, других дел выше головы. Но то, как вы все провернули, говорит не только о вашем понимании происходящего.

Я поинтересовался:

— А о чем еще? О жестокости?

— Некоторые сказали именно так.

— Малой кровью, — ответил я, — удалось предотвратить пролитие большой крови. Иначе пожар охватил бы полконтинента. Вспышка трайбализма — это заразно.

Он сказал медленно:

— Вас никто не винит. Просто в вас увидели то, чего раньше не замечали.

— Что именно?

— Вы способны действовать быстро и круто. Даже жестоко.

— А был вариант лучше?

— Я и говорю, — повторил он, уклонившись от моего вопроса, — вы сработали молниеносно. После небольшого обсуждения наверху там пришли к мнению, что вы поступили абсолютно верно. Но посоветовали присматриваться к вам.

— Я весь на виду, — пробурчал я уязвленно, — куда уж больше присматриваться. Даже мои анализы у вас есть… А зачем здесь проговорились, что за мной усиленное наблюдение? Это же преднамеренно? Теперь буду больше таиться!

Он чуть растянул губы в холодной улыбке.

— От нас не утаишься. Теперь не просто постоянно снимают бесконечный фильм, да еще с разных ракурсов, но и анализируют движение лицевых мускулов, позы, движения. Человек, понимая, что за ним наблюдают, будет осторожен в словах, но с мимикой справиться труднее! А наши специалисты исходят из того, что даже мимику можно подделать, но практически невозможно контролировать сокращение глубоких мышц. Зато наша аппаратура их реакцию фиксирует тоже. Так что если вы после нашего разговора вдруг измените поведение, это тоже заметят. И насторожатся.

— О господи, — ответил я, — какие сложности. Как будто я президент страны.

Он ухмыльнулся, но не ответил. Глаза его стали непроницаемыми, но я увидел в них такое, что тут же закрыл рот. В самом деле, что такое теперь президент отдельно взятой страны?

После паузы он поднялся, протянул мне руку. Я автоматически ухватил его ладонь, он сильно стиснул мои пальцы.

— Вы переводитесь на уровень Б, — сказал он торжественно. — Жалованье было пятьдесят тысяч долларов? Сейчас удваивается… Да-да, вы не ослышались, сто тысяч в месяц. Плюс множество бонусов, в том числе выбор для жилья любого курорта мира или любого города. В том смысле, что вам не нужно туда ехать и что-то покупать. Просто скажете — и все к вашему приезду будет готово.

— А работа? — спросил я.

Он впервые чуть раздвинул губы в усмешке, что показалась мне не очень доброй.

— Рад, что вас это интересует в первую очередь. Работы будет больше. И, главное, она будет… поглобальнее. До свидания, теперь я буду держать с вами связь. И задания будете получать от меня лично.

— Р-рад, — пролепетал я.

Он кивнул.

— Хорошо. Конечно, и другие начальники отделов будут стараться вас привлекать к своей работе, у нас это принято.

— А можно?

— Конечно, — ответил он коротко. — Такое сотрудничество даже поощряется. Но, конечно, задания от меня приоритетнее.

Он ушел, а я остался сидеть, чувствуя, как ноги стали ватными. А то, чем я занимаюсь и что делаю, недостаточно глобально?

Эмма подняла на меня глаза, когда я вышел из кабинета, мне показалось, что в ее взгляде мелькнул испуг. Но тут же улыбнулась весело и задорно, показала язык, острый и гибкий, как у молодой ящерицы.

— Вот это ап так ап! Я здесь уже седьмой год, но никто и близко не показывал такой прыти…

— Сижу на месте, — ответил я с неловкостью, — какая уж прыть.

— Не прибедняйся, — уличила она. — Все уже знают, что ты скоро от нас ушлепаешь…

Я удивился:

— С какой стати?

— Возможности, — ответила она серьезно.

Я скривился.

— Мы что, в дикое время живем? Сейчас везде возможности одинаковые. Был бы ноутбук и выход в инет.

— Этого мало, — вздохнула она.

— Мне хватает.

— Вот увидишь, — сказала она убежденно.

Через неделю дела отыскались за океаном, я немедленно вылетел в командировку. И хотя уже бывал там пару раз, но на этот раз я получил доступ к Блю Джину, поработал доглубокой ночи и понял, что малышка права. Во всем мире есть только четыре машины такого класса, но невозможно летать через океан всякий раз, когда возникнет нужда в помощи суперкомпьютера.

На этот раз я даже не удивился, когда мне выдали новый паспорт и сообщили, что с гражданством все в порядке. Кроме того, чтобы потом не было хлопот, мне заодно оформили гражданство еще в двух десятках стран.

Глава 9

Представитель риелторской фирмы встретил меня в аэропорту и сразу доставил в центральную часть Нью-Йорка. Карнеги-хилл, как сказал он почтительно, место проживания самых богатых и самых влиятельных людей Штатов. Есть возможность снять или приобрести в собственность квартиру на семнадцатом этаже вот этого прекрасного дома.

Я удержался от желания сказать, что в собственность, я ж теперь европеец.

— Хорошо, — сказал я солидно, — посмотрим, что за апартаменты.

Мы поднялись на просторном лифте, широкая площадка, похожая на городской сквер, как по размерам, так и по количеству клумб и цветов.

— Ваша справа, — сказал риелтор почтительно.

— Справа вся моя сторона?

— Да. На площадке всего две квартиры. Прошу вас…

Дверь мягко распахнулась, мы вступили в дивную светлую квартиру, всю в бело-розовом мраморе, пилоны в стенах, толстые тяжелые шторы кремового цвета, дорогая мебель таких же светлых оттенков. В самой квартире простор, не меньше сотни метров, а также потрясающий вид из окна. Нет, не зелень лесов или безмятежные лужайки, что-то они мне все по фигу, люблю как раз смотреть на небоскребы, на гигантские мосты, эстакады, сложные многоуровневые развязки…

А на точно вымеренном расстоянии от нашего дома, чтобы солнечный свет и все такое, высятся два сорокаэтажных чуда из стали, стекла и бетона, оба от земли и до крыши кажутся сплошными окнами, разделенными на секции узкими полосками рам. Заходящее солнце красиво и страшно сверкает на верхних этажах, на средних уже вечер, а внизу совсем почти ночь, ярко светятся огни реклам.

— Двести сорок метров, — сказал он почтительно.

— Чего? — уточнил я. — Над уровнем моря?

— Квадратных метров, сэр.

— Ого, — вырвалось у меня. — И на фига мне столько?

Он улыбнулся.

— Так спрашивают только богатые люди.

— А бедные?

— Эти радуются. Им чем больше, тем лучше.

Он следил за мной, а я осматривал не столько квартиру, в ней можно заблудиться, сколько созерцал вид на город и залив. Стена от пола и до потолка из бронированного стекла, настолько прозрачнейшего, что словно ее и нет, я почти чувствовал дыхание морского воздуха.

— Беру, — сказал я коротко.

Он осведомился учтиво:

— В наем? На какой срок?

— Покупаю, — поправил я.

Он кивнул, но во взгляде я прочел: ага, русский, сразу видно. Это европейцы и американцы снимают, а русские все покупают. Я подумал с хмурой иронией, что все на высшем уровне, но я настолько быстро привыкаю к роскоши, что и для меня уже не роскошь, а просто комфортная среда обитания. С ужасом вспоминаю дни, когда сам ходил в магазиныи покупал себе продукты, тратя драгоценное время на черт-те что. Сейчас даже насчет одежды не заморачиваюсь: все принесут на дом, я не привередливый.

В Нью-Йорке я проработал месяц, почти не вылезая из офиса, потом понадобилось на пару недель в Париж, я чуть было и там не купил квартиру, но приступ жадности уже прошел, в самом деле проще снимать, всегда есть свободные номера. Особенно апартаменты.

В эту поездку пришлось ломать голову, как смягчить — просто смягчить! — возрождение черного национализма в той же Франции, Испании, Германии и вообще в Европе. Приехавшие как беглецы, выходцы из Черной Африки размножаются со скоростью домового муравья, почти все принимают ислам, и вот уже у них свои кварталы, куда боится заходить полиция, свои города и даже провинции…

Я в разговоре с Макгрегором, который дал это задание, поинтересовался, почему именно смягчить. Не лучше ли попытаться решить эту проблему раз и навсегда, при желании решение отыщем.

Он покачал головой.

— Нет.

Я вякнул робко:

— Но ведь когда-то снова придется…

— Это когда-то, — ответил он.

— Экономичнее бы сейчас, — сказал я настойчиво.