Чтение 26–й страницы книги ~Сингомэйкеры~

— Имеет, — сказал Глеб Модестович, — но вообще-то нетрудно было просчитать на примере женщин, хоть и говорится о разнице мужской и женской психики. Женщины раньше мужчин начали заниматься всякими ботоксами и подтяжками, и они же именно потому усиленно начали демонстрировать свои прелести сперва отдельным мужчинам, потом и на публике. Это и понятно…

— Почему? — спросил Арнольд Арнольдович.

Мне показалось, что он просто отводил огонь шуточек от меня. Глеб Модестович тоже бросил на меня беглый взгляд и ответил с несвойственной ему тяжеловесностью:

— Элементарно. Вложить несколько тысяч долларов, а то и несколько десятков тысяч в мучительную операцию, месяц ходить в корсете, спать в неудобной позе… а потом демонстрировать свои сиськи только одному мужчине? Ну, пусть всем тем, с тем совокупляется, — все равно мало! Любой захочется, чтобы все оценили и восхищались. А для этого приходится обнажаться на публике. Так что надо быть готовыми к толпам голых самцов на улицах. Это случится, как только количество этих операций пройдет некую критическую точку.

Они заговорили уже без ехидных улыбочек, серьезно и заинтересованно. Тенденция есть, ее можно успеть скорректировать в ту или иную сторону, посыпались варианты решений, некоторые просто от веселого настроения, некоторые — реальные.

Официантка принесла по второму разу кофе и пирожные, но ее даже не заметили, хотя мини-юбочка уже больше похожа на поясок, а сиськи наружу. Арнольд Арнольдович начал быстро чертить график, его перебивали и тыкали пальцами, куда надо вести линию.

Хорошо, подумал я счастливо. Хорошо возвращаться в это гнездо, где за несколько лет моей работы почти ничего не изменилось!

Глава 4

В кабинете Макгрегора воздух пропитался ароматом крепкого кофе. Перехватив мой недоумевающий взгляд, он криво усмехнулся.

— В чем-то я традиционалист… Вы, молодое поколение, предпочитаете ноотропики, а я пользуюсь проверенным веками. Юджин, я вас вызвал затем, что появились признаки сознательного торможения разработок в области нанотехнологий.

— У нас?

Брякнул и ощутил, что сказанул глупость, но Макгрегор лишь кивнул и пояснил:

— Да, в развитых странах. А это чревато.

— Да, — согласился я, надо что-то сказать, — это нехорошо.

Он нервно дернул щекой.

— Юджин, вы еще не понимаете, чем это чревато на самом деле. Это не значит, что высокие технологии войдут в жизнь на несколько лет позже…

Он сделал паузу, я спросил глупо:

— А что значит?

— Нам просто не дадут завершить их вообще. Никогда!

Он замолчал, я быстро прокрутил в мозгу все возможные варианты развития событий, спросил испуганно:

— Азиатский мир?

Он кивнул.

— Да, их менталитет. Франция уже вот не Франция, а какое-то Марокко, и хотя мы не расисты и даже не националисты, но для нас вовсе не безразлично, что темп научных разработок во Франции резко замедлился! Ислам направлен на изучение внутреннего мира человека, он хорош по-своему, но в данном случае нам нужно именно быстрое развитиетехнологий, чему не мешает католическая церковь.

Я сказал осторожно:

— Ну, вообще-то мешает…

Он отмахнулся.

— Мешает, как церковь, как вообще любая религия, но ислам намного сильнее, живучее и способен даже человека науки отвратить от работы в лаборатории ради посещения мечети и углубленного изучения Корана. Сейчас иммиграционная политика в Европе такова, что ее захлестывают могучие волны нашествия иммигрантов из Азии, Востока и Африки. А это грозит резко затормозить нашу работу…

Я подумал, репа разогревается, как проц без обдува, от интенсивной работы, я ощутил жар, спросил, запинаясь:

— Но тогда… нужно привлекать… простых… в смысле европейцев? Мы не сможем… через правительства или партии… Там все на поддакивании массам… Но если суметь правильно настроить массы местных против иммигрантов…

Он прервал:

— Юджин, вы все правильно поняли! Действуйте. Времени у нас мало. А то, что вы сделаете, не сработает сразу. Боюсь, что мы уже сильно опоздали. Только бы не… слишком.

— Мы все успеем, — заверил я, хотя четко еще не понимал, что именно успеем, но Макгрегор очень устал и нуждается в поддержке. — У нас хватит сил!

Он криво усмехнулся, потер виски, лицо бледное, осунувшееся. Темные мешки под глазами стали еще выразительнее. Я задержал дыхание, встретив его взгляд, но Макгрегорлишь пару мгновений изучал меня, затем кивнул на кресло.

— Юджин, вы уже догадываетесь, что от нашей работы зависит будущее всего человечества. Это не красивые слова, это невеселая правда…

Я молчал, чувствуя за тонкими стенами здания бесконечный черный космос. Чтобы зубы не стучали, покрепче стиснул челюсти. Пальцы сжали подлокотники так, будто я старался выдавить воду.

— Мы в той стадии, — сказал он, — что при этой чертовой политкорректности все еще можем упустить шанс… да, все еще можем не просто опоздать, но и… никогда не добиться. Сейчас Европа наводнена мусульманами, а это значит, что все больше населения уходит в духовные искания…

Я кивнул, Макгрегор не говорит, что ислам — это терроризм, умный человек, да и я не тупая толпа, заполнившая площадь на митинге, мы оба знаем прекрасную и могучую силу ислама, но, к сожалению, она направлена в глубь души человеческой, но не на высокие технологии.

— Все стремительнее развиваются азиатские тигры, — сказал он тяжело, — все сильнее оказывают влияние на события в мире Южная Америка, Африка, весь арабский мир…Мы можем не успеть!

Я решился спросить осторожно:

— Но в то же время мы не хотим и тормозить их развитие? Как я догадываюсь, это вовсе не потому, что мы вот такие политкорректные и гуманные?

Он нервно дернул уголком рта, то ли улыбка, то ли судорога.

— Конечно, не потому. Мы рискнули сыграть на опережение! Это огромный риск, мы сейчас балансируем на гребне стремительно несущейся волны, которую сами же и создали. Но, выбери мы сценарий с более спокойным развитием, нас могла бы подмять азиатско-исламская волна. Я говорю не о расах или национальностях, а о духовной разнице… Нашей устремленности к высоким технологиям мог бы прийти конец.

Я пробормотал:

— Но сейчас высокие технологии активно развиваются даже в Китае… Ах да, простите, это же наши фабрики! Да и вообще наше влияние.

Он кивнул.

— Именно. Но если наше влияние сменится влиянием ислама?.. Потому и надо спешить! Сейчас мы, а не Северная Корея или Иран, лидируем в высоких технологиях. Но наше преимущество настолько крохотное, что мы практически на равных хоть с Кореей, хоть с Ираном. Обе страны могут ввергнуть мир в ядерную зиму, тогда будет не до науки — выжить бы в норах!

Я молча слушал, в нужных местах кивал. Уже знаю, что когда человечество подойдет к сингулярности, лавина научных открытий будет нарастать и нарастать, мир будет изменяться в месяцы, дни, а потом часы! Для нормальных людей, не ставших сингулярами, мир внезапно окажется населен сверхчеловеческими… нет, сверхчеловек — это преждевсего человек с возведенными в степень его человеческими возможностями, а мир окажется населен сверхразумными и потому абсолютно непонятными существами.

— Мы все же должны успеть, — сказал я без особой уверенности. — Должны…

Он ответил очень серьезно:

— Юджин, нам приходится очень спешить. Наша земная цивилизация выжила и просуществовала до нашего дня просто чудом! Это невероятное стечение удачных обстоятельств. Я уж не говорю, что само происхождение жизни является настолько уникальным, что когда настоящие ученые пытаются просчитать эту вероятность, у них получается настолько запредельная цифра, что жизни ста дециллионов вселенных будет недостаточно…

Я сказал робко:

— Но в Дакоте построили новую станцию, чтобы ловить сигналы других цивилизаций из космоса…

Он отмахнулся.

— Юджин, это наша станция. Мы такие устанавливаем… ну, вы уже поняли зачем. По глазам вижу. Вы очень понятливый молодой человек и все схватываете мгновенно. И вы не зашорены, что еще важнее. Так вот нам не всегда будет так везти! Возможно, сплошная полоса удач прервется полосой катастроф. Ну там Солнце взорвется, а оно в самом деле очень нестабильно, мы эти данные тщательно скрываем, или мощный поток гамма-лучей из пространства зацепит Солнечную систему, комета или метеорит по Земле шарахнет… да есть тысяча опасностей, и что тогда?

Я сказал осторожно:

— Вообще-то всех этих катастроф мы уже не увидим. Достаточно одной.

Он сказал тяжело:

— В том-то и дело. Вот тогда и взвоем!.. И схватимся за головы, осознав, что если бы, к примеру, Гитлер не развязал Вторую мировую войну, которая опустошила центр цивилизации — Европу, мы бы уже сейчас строили города на спутниках Юпитера и Сатурна, а на Марсе и Венере уже цвели бы яблони!.. А если бы удалось избежать Первой мировой,которая опустошила не только вашу Россию, но и всю Европу?.. Германии снова пришлось поднимать всю науку и промышленность, а это непросто.

Я сказал тихо:

— Понимаю. Если бы удалось избежать кровопролитнейших войн, мы бы продвинулись дальше… А так можем и не успеть. Увидим летящий в нашу сторону астероид, что через десять лет разобьет Землю вдрызг, и поймем, что если бы научная мысль работала не над конструированием фаллоимитаторов нового типа, а над ракетными двигателями…

Он отмахнулся, голос прозвучал с мягким укором:

— Юджин, что вам эти фаллоимитаторы? Их не избежать. А вот если бы десятки миллионов человек не погибли в последнюю мировую, среди которых сотни тысяч ученых, если бы не разбомбили научные центры… эх, словом, сейчас спешить очень, очень надо. Возможно, от спасения нас отделяют не века, а всего лишь годы, даже месяцы. Так что вперед, Юджин, как у вас говорится, и — с песней!

— Есть, шеф, — ответил я, вскакивая. — И барабан на шею.

— Мы работаем без барабанов, — напомнил он строго, но глаза смеялись. — Есть наивные, которые полагают, что идеология берется из ниоткуда и существует сама по себе. Люблю таких! На их фоне таким себя гением чувствуешь… Вот, к примеру, когда уже при капитализме стало не хватать рабочих рук для бурного роста промышленности, мы быстро придумали движение за равноправие женщин, финансировали его…

Я кивнул, улыбнулся понимающе.

— Да, это было круто. Женщины дальше сами сражались за свои права, наша организация их только направляла… Таким образом в производство было вброшено сразу несколько десятков миллионов рабочих рук, что вызвало новый бурный рост.

Макгрегор посмотрел на меня вопросительно.

— Вы все понимаете верно, Юджин. Нам нужен бурный рост, потому и была придумана идеология равных возможностей для всех. Весь мир вовлекли в изнурительную работу наизнос, больше похожую на бег по пересеченной местности с мешком камней на плечах!..

Я видел, что должен как-то среагировать, помялся и развел руками.

— Ну да, теперь да. Как только отпадет необходимость, чтобы все люди работали на нашу программу… в смысле, как только будет выполнена, отпадет необходимость и в такой идеологии?

Макгрегор сказал почти ласково:

— Договаривайте, Юджин, договаривайте. Не страшитесь.

От его тона пахнуло смертельным холодом. Я сказал, стараясь не меняться в лице:

— Отпадет необходимость и в… массе этих рабочих рук.

— Вместе с их носителями, — договорил Макгрегор, чувствуя, что я никак не решусь произнести роковые слова. — Вы же видите, Юджин, они не нужны будут даже в автоматизированном мире, где все будет под контролем умных механизмов. Я уж молчу про сингулярность, про нее сами легко додумаете.

Ошалелый, я долго перебирал разговор и, кажется, уловил подсказку Макгрегора, что хорошо бы в свободное от работы время придумать новую идеологию для людей, в которых отпадет необходимость. В том смысле, что не только тяжелый ручной труд, но и вообще любой труд все больше перекладываем на плечи умных машин. А значит, святость идеологии труда нужно заменить чем-то иным, не менее, как говорится, священным.

Человек должен верить, что он не просто живет, но и выполняет какую-то священную миссию. Иначе такое начнется…

Я снова сократил сон до трех часов, лихорадочно перерывал горы материалов, начал нащупывать некую идею, потом она выкристаллизовалась в некие тезисы. Дескать, человечество, как и отдельный человек, тоже проходит через циклы: работа-отдых-сон, работа-отдых-сон… Так вот сейчас первый рабочий день человечества заканчивается, впереди тысячелетний отдых, сон, а потом снова придется засучить рукава.

Синтия сперва заглянула в список, не лишен ли я права доступа на Олимп.

— Ого!.. Еще один зеленый плюсик…

— А что это значит? — поинтересовался я.

Она сказала важно:

— Это как фантики. Или крышечки от пепси. Насобираешь много — получишь приз.

— Приз — это…

— Угадали, — ответила она, — это повышение. Но вы сперва насобирайте фантики.

Я сказал самоуверенно:

— Я, да не насобираю?

Она улыбнулась, я прошел мимо и толкнул дверь. Макгрегор поднял голову от бумаг, взгляд поверх очков некоторое время оставался расфокусированным, затем я снова увидел собранного и остро мыслящего главу международного отдела по особым операциям.

— Да, Юджин?

— Я набросал тут вариантик, — сказал я скромно.

Он поинтересовался с недоумением:

— Чего именно?

— Новой идеологии для человечества, — ответил я, едва не лопаясь от гордости. — Вот, взгляните, шеф.

Все свои разработки я сумел ужать до странички, понимая, что шеф не станет просматривать кучу бумаг, а потом и страничку подсократил на треть. Сейчас Макгрегор просматривает ее с едва сдерживаемым нетерпением, и я порадовался, что наступил на горло своим песням и сократил, а потом еще и еще раз сократил.

— Та-а-ак, — произнес он наконец озадаченно, продолжая пробегать глазами текст, — ты в самом деле сделал это…

— Да, шеф.

— С такой идеологией, — сказал он и отодвинул листок, — человек действительно ощутит себя важным. При полном безделье и то ощутит! Даже полное ничтожество будет считать, что выполняет священную миссию… Гм… Зачем ты этим занимался? Или только сегодня пришла идея, и ты решил записать, блеснуть?

Я покачал головой.

— Что вы, шеф! Я работал две недели. С утра и до утра. Без сна и отдыха.

Он продолжал всматриваться в меня.

— Хороший ты человек, Юджин, — произнес он с некоторым сожалением. — Очень хороший. Другой бы уже давно все сообразил.

Когда я вышел из кабинета, Синтия смотрела сочувствующе, как на тяжелобольного. Я спросил сердито:

— Что случилось?

— Ничего, — заверила она. — Совсем ничего… Только два плюсика возле твоего имени исчезли.

Я прошел мимо до двери, там наткнулся лбом на неожиданную мысль, круто развернулся.

— А минус появился?

— Нет, — заверила она с испугом.

Я вышел в коридор молча, подумал только, что минус может означать все, что угодно. Недаром же Синтия так испугалась.

Глава 5

Вчера купил «Бугатти» за полтора миллиона евро. Просто зашел и купил. Без напряга. Самая дорогая на сегодня машина в мире, но я даже не ужимался в бюджете. Правда, последние месяцы прошли в такой напряженной работе, что иногда ел в дорогом ресторане, иногда на ходу поглощал дешевые бутерброды, иногда вообще забывал перекусить даже на бегу.

Денег на счету подкопилось, даже возникла мысль купить какое-нибудь предприятие, чтобы еще и добавочный доход на случай черного дня.

По-моему, кое-кто из наших так и сделал. Работаем на износ, некоторые не выдерживают нагрузки, сваливают на отдых, подкопив солидную сумму. Остаются по большей мере такие фанаты, как Макгрегор, или безголовые вроде меня. У нас нет лазейки для отступления, мы слишком увлечены возможностями, когда мир можно втихую перекраивать, подталкивать, гасить и разжигать конфликты, вести ускоренным темпом к прогрессу даже тогда, когда уже и большая часть общества желала бы полежать на лугу и понаблюдать за стрекозами.

— Мы все работаем на износ, — сказал как-то Макгрегор, — но надо сделать так, чтобы и все население планеты работало на износ. Пусть даже не подозревая, что это не их желание, а наше.

— Все на износ? — спросил я. — Я как-то застал нечаянно разнос, который вы устроили Штейну…

Макгрегор взглянул на меня остро.

— Вы запомнили?

— А вы? — ответил я вопросом на вопрос. — Мне кажется, вы что-то заметили!

Он досадливо покусал губы, глаза смотрели в одну точку.

— Конечно, заметили.

— И что?

Он устало развел руками.

— Вы не знаете, что это не только со Штейном. Увы, подобное случилось с целым рядом наиболее высокопоставленных… сотрудников.

— Очень жаль, — вырвалось у меня.

Он поморщился.

— Что вы за идеалист такой? Должны радоваться… Не поняли? Освобождаются места наверху…

— Ну как можно!

Он отмахнулся.

— Да шучу-шучу. Устают люди. Пашут-пашут, а потом вдруг… Все-таки мы человеки, а не самопрограммируемые… Нас создавала и программировала эволюция совсем не для такой работы. Это мы сами пытаемся прыгнуть выше головы! Но одни могут, другие — нет.

Его взгляд метнулся мимо меня на экран, я видел, как вздулись желваки, кожа на скулах натянулась, а в глазах появилось затравленное выражение.

— Черт!.. Опять…

— Что стряслось? — спросил я встревоженно.

— Давление растет, — ответил он раздраженно. — В паровом котле…

— В какой стране? — спросил я деловито.

— Данные со всех континентов, — ответил он зло. — Черт, только что принимали экстренные меры, выпускали пар… Внимание! Начальникам отделов срочно ко мне. Срочно.

Минуты через три в кабинет быстро заходили встревоженные сотрудники. На меня поглядывали хмуро, предполагая, что это я виноват в срочном вызове.

Макгрегор нетерпеливым жестом велел всем сесть, сказал жестко:

— Непредвиденное повышение напряженности в обществе!.. Сразу на полпроцента всего за две недели. Это беспрецедентно. Дорогой Фриц, попрошу вас заткнуться со своими пятнами на Солнце! Уже достали. Мне нужны не объяснения, а результаты. Всем временно оставить все проекты и срочно искать пути снижения напряженности в обществе!

Штейн, ощутив, что персонально ничего не грозит, сказал бодро:

— Все сделаем, шеф!.. Не впервые гасить мировые пожары.

Макгрегор посмотрел хмуро, не понравилось, что Штейн недостаточно проникся серьезностью момента, сказал раздельно и жестко, словно произносил самое важное заклинание всех времен и народов:

— Любой ценой, понимаете?.. Любой ценой удержите этих существ от войн!

— Мэйк лав, но во, — вздохнул Гадес.

— Да, — едва не прорычал Макгрегор. — Великий Данциг резко снял накал страстей, направив чувства в сторону секса, но сейчас в сексе дозволено все…

Я вскинул руку. Он рыкнул недовольно:

— Что?

Я поднялся и сказал вежливо:

— Не все. Раньше многое даже между мужчиной и женщиной считалось развратом, вы лично те времена застали, а теперь уже не разврат даже с однополыми. Однако есть еще ниши…

Он прервал резко:

— Не надо подробностей. Я даю вам полную свободу! Делайте все, только бы эти дряни не воевали, не устраивали революций, не искали повода для конфронтаций. Нам нужно прожить мирно еще несколько лет. Чтобы мировое вэвэпэ не снижалось. Всего несколько лет, ясно?