Чтение 25–й страницы книги ~Сингомэйкеры~

— Уточню. Но вы, Юджин, должны понимать, что и без заинтересованности вами секретными службами вы уже вызываете интерес, как его вызывает всякий, появившийся на курорте, где на чай дают сотни долларов…

Связь оборвалась, я откинулся на спинку кресла и попытался сам разобраться, кто мог мною заинтересоваться и что из этого может последовать. Некоторое время мысли ложились прямо и четко, потом начали вторгаться с подкрашенными эмоциями, замелькали сиськи, жопы, длинные ноги на моих плечах, я снова ощутил жар и прилив крови к причинному месту и… понял, что лучше дождаться ответа Макгрегора.

Вечером в кармане шортов дернулся мобильник. Я вытащил и отщелкнул крышку, на экране появилось лицо Макгрегора.

— Развлекайтесь спокойно, — посоветовал он, опустив ненужное «здрасте». — Она здесь совсем по другому делу. Пока осваивается.

— А ее интересы?

— К вам?

— Ну, каждый из нас в центре мира, — объяснил я, ерничая от неловкости.

Он усмехнулся.

— Вы в самом деле выглядите некоторым курьезом. Как будто действительно выиграли сто миллионов долларов, но еще не знаете, с чего начинать их тратить. Так что ее интерес обоснован. Тем более что вы не из тех, кто покупает лотерейные билетики, я с нею полностью согласен.

— Значит, мне достаточно просто надувать щеки и делать вид, что я некто значительное?

— Хороший ход, — похвалил он. — Так она сразу потеряет к вам интерес.

Я пробормотал уязвленно:

— Ну, спасибо. Так уж мне хочется, чтобы красивая женщина потеряла ко мне интерес! Я похож на самоубийцу?

— Нет-нет, — сказал он успокаивающе, — отдыхайте, развлекайтесь. Но если вдруг начнет проявлять к вам интерес выше допустимого, мы просто велим отозвать ее. Или прекратить с вами контакты.

Я прошептал:

— Господи… Вы можете даже там вмешиваться? Молчу-молчу…

Он посмотрел немигающе и сказал ровным голосом:

— Отдыхайте, наслаждайтесь.

Экран погас, я поднялся и начал готовиться к завтраку, потом постараюсь на пляже снова ее отыскать. Интересно, будет ли все такой же неприступной или же позволит начать сближение и на людях? Папарацци на этот курорт не допускаются, а в руках миллиардеров я еще ни разу не видел фотоаппарата.

Да и вообще, мелькнула ироническая мысль, с джеймсамибондами в век цифровых технологий покончено раз и навсегда. После первого же задания попадает в списки всех контрразведок мира, так что второе выполнить уже просто не дадут. Потому сейчас шпионские задания выполняют непрофессионалы.

Все знают человека с детства, могут проследить его жизнь от яслей и до университета, далее — чем занимался и как занимался, словом, обычный клерк… и вдруг именно он закладывает бомбу, выкрадывает секретные документы или же в нужный момент предоставляет свою машину тем, кто совершил теракт, и убегает от полиции.

Будь Ингрид агентом-профи, ее давно бы знали как агента во всех службах, а так она в самом деле работает в кино, занимает высшие строчки в рейтингах, в деньгах не нуждается, а своей стране помогает, видимо, из чувства патриотизма.

Глава 3

Макгрегор окинул меня оценивающим взглядом.

— Хорошо, хорошо… Загорели, взгляд изменился. И целых семь дней сумели продержаться!

Вульф, Штейн и Гадес весело заржали. Мы обменивались рукопожатиями, меня хлопали по плечам, нахваливали за плотный загар, интересовались, не слишком ли истощил себя на таком курорте в окружении красоток, там один персонал чего стоит, предлагали сходить на курс восстанавливающих уколов.

Подошел Кольвиц, оглядел критически.

— Целых семь дней? Из какого-то вшивого месяца?

Во взгляде его было брезгливое презрение, что за идиот, не воспользовался возможностью целый месяц наслаждаться всеми доступными человеку благами на самом наимоднейшем курорте? Все оплачено, в соседях и за столом самые богатые люди планеты, все кинозвезды, все знаменитости.

Макгрегор коротко усмехнулся.

— Кольвиц, вы свободны.

Тот исчез, я облегченно вздохнул, остальные посмеивались, еще раз поздравили меня с возвращением и удалились.

Макгрегор спросил:

— Ну как сам отдых?

— В задницу, — ответил я сварливо. — Я спал с кинозвездой, но последние две ночи снилось, что совокупляюсь с Голубым Джином. Вообще-то он во сне был Голубой Джиной.И сейчас у меня пальцы чешутся от жажды пощупать клаву, словно это вот такие сиськи!

— Но отдых был необходим, — сказал он полувопросительно.

Я отмахнулся.

— Да понял я, понял!.. Это чтоб у меня не возникали мысли, что хорошо бы в отпуск. Да не было у меня таких мыслей, не было!

Он спокойно кивнул:

— Да, теперь уж точно не будет. Вы увидели самый роскошный курорт в мире. И… заскучали.

— И что, — спросил я все еще раздраженно, — что это значит, по-вашему?

Его губы дрогнули, я с изумлением увидел, что могущественный шеф в самом деле улыбается. Это было так непривычно, как если бы улыбнулась акула.

— Это многое значит, — ответил он с непонятным мне подтекстом, — но пока скажу одно: вы работаете там, где должны.

Вульф и Штейн переглянулись, я с облегчением перевел дух.

— Спасибо, шеф.

— Тут почти все такие, — заметил он. Я удивленно раскрыл рот, он засмеялся: — Что, думали, вы один такой уникальный?

— Нет, я думал, что урод, — ответил я.

— Почему?

— Не умею наслаждаться жизнью. Не умею ей радоваться!

Он покачал головой.

— А вы разве не радуетесь?

— Еще как! — вырвалось у меня. — Но только не бабам. Бабы — это все-таки…

Я замолчал, подбирая слово, он сказал благожелательно:

— Просто. Это слишком просто. А вам уже требуется что-то особенное. Люди простые, что тоже ищут что-то еще, уходят во всякие там перверсии, те на том же этаже, а творческим людям доступны радости классом выше… Что вы и доказали. Ладно, идете проверьте свой кабинет, ничего ли там не сперли…

Я кивнул, Макгрегор повернулся, чтобы уйти, я сказал просительно:

— У меня там одна мыслишка появилась…

Он оглянулся, в суровых глазах насмешка.

— Одна?

Вульф захохотал, но посмотрел на часы, затем на шефа. Штейн показал мне взглядом, чтобы заканчивал, Макгрегор им самим нужен.

— Честно говоря, — продолжил я тоном ниже, — их вагон и две тележки, я могу их все сразу…

— Упаси господи! — сказал Макгрегор с иронией.

— Тогда вот пока одна, — заговорил я торопливо, — понимаю, почему с такой неприличной поспешностью приняли в Европейский союз скопом, не глядя, целую кучу стран, что раньше были в орбите Советского Союза!.. Ну зачем богатой и сытой Европе эти нищие Болгария, Польша, Чехия, Словакия, Румыния и прибалтийские республики?..

Макгрегор усмехнулся.

— Говорят о расширении демократии.

— Говорят, — сказал я раздраженно. — Мы тоже говорим одно, думаем другое, а делаем третье! Европой движет панический страх перед исламом и нашествием негров из Африки, для нас это не секрет. Размножаются в слаборазвитых, как мыши, так что скоро вся Европа повторит судьбу Косова. Единственное спасение, да и то не спасение, а отсрочка гибели — поскорее влить в Европу страны бывшего социализма, где негров нет вообще… Как и мусульман почти нет.

Вульф и Штейн поглядывали на меня нетерпеливо и с осуждением, как на нарушителя корпоративной этики. Я чувствовал себя как на иголках, задерживаю шефа, но раз уж начал говорить — надо успеть закончить, другого шанса повторять сначала не будет.

Макгрегор кивнул.

— Верное понимание ситуации. Юджин, вы хорошо видите суть за красивыми лозунгами о демократии и политкорректности. Но все-таки вы тревогу поднимаете зря.

— Я разве поднимаю?

Он усмехнулся шире.

— Намереваетесь, разве не так?

— Так, — признался я. — А разве не правда то, что я сказал?

Вульф и Штейн уже смотрели на меня с любопытством, как на говорящего пингвина. Макгрегор оглянулся на них, кивнул, мол, сейчас освобожусь, повернулся ко мне.

— Правда, — сказал он ровным голосом. — Ну и что?

— Как?.. Но я полагал… что наша организация… мне казалось, что если мы в состоянии предотвращать войны, то что-то сделали бы и с наплывом эмигрантов в Европу? Ведь это грозит…

Я запнулся еще и потому, что они все смотрят не только с превеликим интересом, но и с иронией.

— Ну-ну, — спросил Макгрегор, — чем грозит?

— Остановкой прогресса, — выпалил я. — Дело в том, что фундаментальные науки развивали только страны… ну, побоюсь сказать насчет цвета кожи, а то пришьют расизм, но… с христианской ориентацией! А все остальные страны, где ислам, буддизм или синтоизм, — либо копировали готовое, либо в лучшем случае слегка модернизировали, видоизменяли, совершенствовали. Сейчас эти страны обеспечивают массовость продукта, будь это компьютеры или автомобили, но завтра…

Я снова запнулся, меня слушает, это хорошо, а Макгрегор спросил уже без иронии:

— Что завтра?

— Завтра прогресс затормозится, а потом встанет, — ответил я с трудом, с жутью понимая, что это произойдет даже раньше, чем я думал. — Потому что Европа станет исламской. Вы же помните: арабы и алгебру придумали, и науку вперед двинули, но как только туда пришел ислам, там все замерло. То же самое будет и в Европе.

Все трое переглянулись, Штейн проговорил задумчиво:

— А парень не дурак. Видит и те течения, что в самой глубине.

Макгрегор чуть улыбнулся.

— Это Кронберг не совсем дурак. Выловил его в какой-то дыре.

Я чувствовал на себе их доброжелательные взгляды, даже промолчал, что Москва не совсем уж и дыра, это их Нью-Йорк — дыра, Макгрегор продолжил тепло:

— Вы хорошо все видите, Юджин. Но забудьте про эту проблему.

Я переспросил:

— Забыть? Вы хотите сказать, что кто-то уже над ней работает?

Они переглянулись снова, Макгрегор покачал головой.

— Не стану вам врать, Юджин. Никто не работает. Но все равно не занимайтесь ею.

— У меня есть некоторые идеи, — сказал я торопливо. — Пара таких, что сразу даст взрывной эффект!..

Он произнес тем же теплым голосом, но в нем проскользнула властная нотка:

— Все будет хорошо, Юджин. Но вы же знаете, из всех проблем девяносто процентов решаются сами, а остальные десять… неразрешимы вообще.

— А эта?

Он чуть-чуть улыбнулся.

— Проблема, которая вас так волнует, находится в первой группе.

В старом московском кафе по-домашнему уютно. Мне нравится скакать по городам и весям, прыгать по странам и континентам, но приятно и оказаться снова здесь, увидеть знакомые морды и поговорить за жисть. Считается, что за жисть говорят так, бездельники, от избытка свободного времени, но у нас и легкая болтовня чаще всего служит подступом к реальной работе.

Мы уже насытились, неспешно расправлялись с десертом и смаковали кто кофе, кто чай, Арнольд Арнольдович с удовольствием пил козье молоко.

— Где побывали, Женя? — поинтересовался Глеб Модестович. — Смотрю, загар такой средиземноморский… А уезжали белым таким червяком.

Я отмахнулся.

— Стыдно сказать…

— Да где? В борделе?

— Почти. В элитном! На Каннском кинофестивале.

— Ого, — сказал Цибульский завистливо. — Я бы с нашим удовольствием! Кинозвезды, фотомодели…

— Да я больше фильмы смотрел, — объяснил я. — Не до фотомоделей. Десятка три перелопатил, тенденции пытался уловить…

— И как?

— А никак. Писатели и киношники — народ непредсказуемый. Только и заметил, что уже в двух фильмах о рыцарях короля Артура появились негры. Так что можно предположить, что теперь, когда стремительно нарастает экономическая, военная и политическая роль Китая, то на политкорректном Западе сперва среди рыцарей Круглого стола появятся один-два китайца, а потом все станут ими, китайцами. А то и сам король Артур.

— Это когда Китай захватит Америку, — отрезал Жуков сердито, — не раньше.

Арнольд Арнольдович заметил от соседнего стола:

— Ну, а чтобы среди рыцарей Круглого стола появились русские, фильм нужно делать в России?

— Только так, — ответил Жуков горько. — Разве что окружить Штаты атомным подводным флотом? И тайком заложить в крупных городах по атомной бомбе?

Глеб Модестович подумал, согласился:

— Да, уж лучше обойтись без русских в Камелоте. Как-то дешевле обходится.

— А если снимать о королевстве Камелот, — сказал Цибульский, — в Черной Африке? Все рыцари будут неграми?

Арнольд Арнольдович брезгливо проворчал:

— Я вообще не понимаю, откуда выпрыгнули все эти африканские страны? Когда я учился в школе, в Африке жили только два народа: бушмены и готтентоты. И еще в одном месте пряталось крохотное племя пигмеев, что не племя, а ветвь измельчавших бушменов. Вот и все! Откуда эти страны, эти всякие тутси, бэтси, сукси и зимбабве…

Цибульский хохотнул:

— Зимбабве — это не народ, а страна.

— А откуда выпрыгнула? Вроде раньше не было!

Цибульский пожал плечами.

— Не то Трансвааль, не то Родезию переименовали. Они там все попереименовывали.

— Эх, — сказал Арнольд Арнольдович с досадой, — мельтешат, мельтешат… Зачем мельтешат?

— Весь мир мельтешит, — утешил Цибульский.

— Размельтешился, — согласился Арнольд Арнольдович раздраженно. — Не к добру…

— Отмельтешатся, — утешил Жуков с угрозой. — Все пройдет, как сказал мудрый Соломон. И мельтешение тоже отмельтешится… Эх, скучно-то как… Я вот вношу предложение в мэрию парад сексуальных меньшинств назначить на День десантника… Нам важен результат, а он очевиден: общество на несколько недель будет занято разборами полетов, судебными исками, смакованием репортажей с места событий, выступлениями по жвачнику избитых представителей творческой интеллигенции, дискуссиями в прессе на тему: дурость это со стороны властей или же нарочитая провокация, — причем мнения разделятся строго поровну, что даст возможность вести полемику долго, а это то, что нам и надо…

Цибульский хихикнул:

— Ну да, а тебе забава!

— Я ж и говорю, — ответил Арнольд Арнольдович, — что-то скучно стало. Надо вносить в жизнь какое-то оживление. Все мы за государственный счет или за счет фирмы, неважно, украшаем себе жизнь. Даже если для этого надо иногда пойти на липосакцию или увеличение пениса…

Жуков удивился:

— А пенис при чем? Тонкую талию хоть издали видно!

— Увеличение увеличению рознь, — объяснил Арнольд Арнольдович. — Сейчас с легкой руки нашего замечательного Евгения Валентиновича наиболее популярно декоративное увеличение.

— Это… как?

— Если человек делает себе операцию по увеличению полового члена, — объяснил Арнольд Арнольдович рассудительно, — то это понятно зачем. Если же он просто подрезает ту уздечку, чтобы пенис не сдерживался внутри, а вывалился на всю длину, то это в первую очередь для демонстрации…

— А если собирается демонстрировать только одной-единственной? — спросил Цибульский ехидно.

Арнольд Арнольдович отмахнулся:

— Вероятность таких мужчин равна вероятности, что луна сделана из сыра. Скажи лучше, только тем женщинам, с которыми раздевается наедине. Или в групповухах, это не так важно. Полагаю, что так локально и будет… сперва. Но потом этот человек восхочет обязательно продемонстрировать свое сокровище и на публике. Сперва на нудистском пляже, потом и на улице. Что и произошло с подачи Евгения Валентиновича…

Я запротестовал:

— А я при чем?

— Вы были триггером, — сказал Арнольд Арнольдович обвиняющее.

— Медики придумали до меня!

— Но вы ее узаконили, — уточнил он. — Вы ее легализовали. Вы ее ввели в быт.

— Ну…

— Вот и не отнекивайтесь. А то еще придумаем вам какую-нибудь медаль за заслуги.

Цибульский сказал со злорадной задумчивостью:

— Представляю, что на этой медали будет изображено…

Арнольд Арнольдович посмотрел на меня и очень интеллигентно и конфузливо замахал руками.

— Перестаньте, перестаньте! Лучше скажите, это уже имеет последствия?