Чтение 33–й страницы книги ~Сингомэйкеры~

К ощущениям я прислушивался весь день на работе, вечером потащился усталый и с головной болью домой, принял таблетку, поужинал и лег спать.

Снилась какая-то хрень, но не думаю, что просыпался чип. Прошли еще сутки, головная боль исчезла, я продолжал прислушиваться к себе, снова лег спать малость разочарованный, как обычно приняв дозу мелатонина, сны обычные, даже бабы приснились, но обошлось, а утром, вынырнув в этом мире, я ощутил… нечто странное. Лежал и пытался сформулировать, что же чувствую, но этого чувства нет у меня и в то же время… есть!

Сердце застучало тревожнее, вот так сперва глюки, потом становятся пациентами Канатчиковой дачи. Мозг работает уже в турборежиме, все необъяснимое не люблю, а затем как щелкнуло: чип начинает получать сигналы!

Несмотря на запрет врачей двигать мышцами лица, а то нарушу хрупкую связь чипа с нейронами мозга, я на цыпочках пробрался в ванную и перед зеркалом начал потихоньку пробовать, как там насчет соединений нейронов с чипом, а мысленные усилия на первых порах всегда сопровождаются гримасами. Я старался держать лицо неподвижным, ноуже через пару минут начал морщить лоб, двигать ушами, ноздри раздуваются, а взгляд становится бараньим.

Странное ощущение, когда я наконец-то сумел войти в блютузное пространство квартиры: увидел призрачно-ощутимые компоненты кухни, кабинета, гостиной… Это не цвет, не форма, не звук, а нечто совершенно новое, иное…

Ошалело рассматривал новые детали в моей привычной квартире, как вдруг мигнул и погас свет во всех комнатах, на кухне что-то страшно зажужжало.

Я на ощупь включил все лампы, ринулся на кухню. Пустая кофемолка гремит, трясется от жажды заполучить зерна. С неприятным дребезжанием включился миксер и запрыгал по плите. Снова погас свет, я повернулся к выключателю, но не успел протянуть руку, как все лампы вспыхнули и замигали.

С едва не выпрыгивающим сердцем я застыл, уговаривая себя успокоиться, а то пожар устрою, у меня вся квартира напичкана техникой.

Глава 14

Через два часа я припарковался у входа, охранники отдали честь, Мария заулыбалась, я бодро прошел в общий зал, там уже Штейн, Гадес и Кольвиц чешут языками. До началарабочего времени еще минут двадцать, все плохо выспавшиеся, переговариваются возбужденно. Я поздоровался с порога, удивился, что не чувствую запаха кофе, отыскал взглядом кофемолку за спиной Марии и хулигански включил через блютуз.

Она подпрыгнула, как ужаленная, обернулась и посмотрела на работающее железное чудовище дикими глазами. Все разом посмотрели на кофемолку, на меня, снова на кофемолку.

Штейн покачал головой, кивнул на дверь кабинета Кронберга, я вошел, все вдвинулись за мной, кроме Кольвица, которому ничего о чипе знать не положено.

Кронберг поднял от стола голову, взгляд недовольный и настороженный.

— Что стряслось?

Штейн торопливо указал на меня.

— У Юджина, похоже, новости.

— Еще какие, — сказал Гадес завистливо и добавил осторожно: — Если, конечно, это не случайность.

Кронберг смотрел на меня с вопросом в глазах. Я развел руками, вот он час триумфа, ответил достаточно бодро:

— Да показалось, что кофейку не помешало бы с утра и здесь…

Кронберг покачал головой.

— Юджин… вы что, установили связь?

— Конечно, — ответил я с наигранным удивлением. — А что, у вас еще нет?..

— Еще нет, — ответил он сумрачно. — И как вы себя чувствуете?

— Странно, — признался я. — Правда, не чувствую пока, чтобы машинный разум брал надо мною верх. Но, похоже, вот-вот искусственный интеллект меня все-таки зверски поработит.

Он повторил недовольно:

— Как вам это удалось?

Я ответил вопросом на вопрос:

— А вы ушами шевелить пробовали?

— Нет, — ответил он, малость опешив.

— Такое же ощущение, — сказал я. — Попробуйте.

Он попробовал, да и другие, судя по их сосредоточенным лицам, усиленно пробуют. Штейн даже побагровел от титанических усилий, словно слона поднимает, Гадес и Кронберг задержали дыхание, Штейн наконец выпучил глаза и уставился в одну точку.

— Прислушивайтесь к себе, — важно сказал я, превращаясь в эксперта. — Нет, ушами шевелить не надо, это я к примеру.

Со второй половины дня выключился свет, мигнули экраны компов. Однажды вбежала расстроенная Мария и сообщила, что кофемолка уже трижды начинала жужжать, потом выключалась. Кронберг вышел из кабинета очень озабоченный, уставился бараньим взглядом на принтер. После долгой паузы послышался щелчок, принтер заработал и выдал распечатанную тестовую страницу.

— Получается, — выдохнул Кронберг. — Теперь другая проблема…

— Да? — спросил я.

— Нужно ввести защитные коды, — велел он. — Индивидуальные. Чтобы включать-выключать могли только свое личное. Или то, что в общем пользовании. А то у меня трижды комп перезагружался! Хорошо, если это я сам, но ведь каждый из вас может…

— Сделаем, — пообещал я, словно что-то понимаю в программировании. — А здорово, когда вот так одной мыслью, да?

Он кивнул, но голос прозвучал спокойно:

— Для работников верхнего эшелона мало что значит, однако для рядовых… Думаю, это будет значительный прирост в пользовании техническими средствами.

— Да, шеф, — сказал я почти подобострастно, — ваши желания секретари и без всяких мыслей угадывают!

Он улыбнулся краем рта.

— Не завидуй. Быть во главе — не всегда пряники.

— Да, конечно, — согласился я угодливо. — Богатые тоже плачут! Но лучше плакать в лимузине, чем в автобусе…

Он посмеивался, у всех у нас приподнятое настроение: то один, то другой вбегает в приемную и сообщает счастливо, что заработало! Уже начинает управлять. Ну, не совсем, но связь уже есть…

День прошел суматошно, вечером я даже не помню, ужинал ли, домой мчался на автомате, размышляя о растущих возможностях. Когда свернул с магистрали на свою улицу, почти сразу уловил, как дремлющий проц на кухне очнулся от дремы и послал сигнал по всей квартире: хозяин приближается!.. Через двадцать минут, судя по скорости его автомобиля и загруженности дорог, поднимется на второй этаж гаража, через две минуты войдет в лифт, а еще через минуту его рука коснется сенсорной ручки входной двери.

Кондишен включился первым, ему еще нужно успеть освежить воздух, увлажнить и охладить, пылесос дернулся, выполз из-под стола, но вскоре впал в спящий режим: грязи и пыли нет, зато на кухне включились сразу несколько агрегатов. Я даже чуточку сбросил скорость, чтобы вчувствоваться в то, что происходит там, в электронных мозгах. Странно и непривычно ощущать себя здесь, в автомобиле, и одновременно там, за несколько километров отсюда. Как будто мои руки незримо удлинились… нет, будто еще пара рук…

Я помотал головой, ощутив, что моя квартира тут же начала корректировать сроки приготовления ужина, чуть притопил педаль, и снова кухня приняла во внимание, что ужин нужно приготовить на две минуты раньше. Никакая не пара добавочных рук, это часть моей нервной системы, часть моего «я». Пусть грубая, бесчувственная, но и в моем теле есть места, где абсолютно бесчувствен: можно отрезать прядь моих волос, даже не услышу, да и ногти обрезаю, не морщусь…

Интересно, мелькнула мысль, а если поставить на кухне веб-камеру…

Эта идея потянула за собой другую: я дистанционно включил свой ноут в кабинете, а когда тот загрузился, первым делом посмотрел через веб-камеру. Ощущение настолько странное, что я прижал машину к правому краю, а потом и вовсе остановил. Странно и дико сидеть и машине и видеть дорогу, проносящиеся по ней автомобили и одновременносмотреть одним глазом на книжные полки, видеть часть дверного проема…

Сзади остановился полицейский автомобиль, офицер вышел вежливый и предупредительный, даже в самых что ни есть демократичнейших странах есть отличительные признаки, по которым узнают представителей правящего класса.

— Сэр, — сказал он почтительно и поднес два пальца к козырьку, — я могу чем-то помочь?

— Все в порядке, — ответил я.

— Вы уверены?

В его вежливом голосе в самом деле звучала тревога. Наверное, если на его территории откинет копыта чиновник такого высокого ранга, то его ждут неприятности.

— Да, — ответил я. — Сейчас поеду. Нужно было кое-что обдумать.

Он вернулся в машину, но та не сдвинулась с места. Я включил зажигание, начал выворачивать руль, однако картинка кабинета назойливо наползала на дорогу, очень яркаяи детально проработанная, я попытался отключить ее мысленным усилием или усилием воли, но не получалось, наконец, намучившись, велел компьютеру выключиться вовсе. Изображение кабинета исчезло, и я погнал машину, превышая скорость, а то бедные кухонные приборы уже снова внесли изменения насчет сроков готовности ужина и вообще готовности.

Эту ночь я не спал, казалось кощунственно растрачивать драгоценное время на такую ерунду. Наглотался ноотропиков и лихорадочно работал с программируемой памятью.Все тело горит, как в огне, я исчесался, словно шелудивый, от возбуждения не находил себе места: снова и снова посылал нервный импульс дальше и дальше, уже через чип в неведомое хранилище прог и данных.

Перед глазами с невероятной четкостью появляется древо, я мысленно кликал по нужной директории, вот длиннющая цепочка папок, вот нужная… ага, искомый материал… и перед глазами открывается настолько полный текст с таблицами и графиками, какой немыслимо удержать в памяти человеку. И это без всякого усилия, без напряга. Могу отвести взгляд и посмотреть в окно, а потом снова на таблицы. Ни одна цифра не теряется в памяти, потому что память уже иного типа…

Ко всему прочему, получив возможность обращаться к оперативной памяти, я заговорил на всех языках мира: «Промт» запускается за долю секунды. Иностранная речь моментально трансформируется в текст, тот быстро переводится на русский или английский, обоими владею одинаково, и тут же могу мысленно ответить на русском, а вслух говорю уже по переведенному тексту. Все это происходит с такой скоростью, что отвечаю почти без задержек. Просто создается впечатление, что тщательно обдумываю ответ, серьезный такой молодой человек, не зря, дескать, несмотря на молодость, занимает такой высокий пост.

Еще три дня тому мозг ошалевал, принимая сигналы от кухонной плиты, а сознание лихорадочно пыталось встроить их в привычную систему восприятий. Сегодня я поймал себя на том, что еду в левом ряду, несколько превысив предельно допустимую скорость, одновременно просматриваю последние мировые новости по инету, а когда на съезде с магистрали разом включилась вся домашняя система и в мозг стали поступать всевозможные картинки и отчеты, я совершенно спокойно их воспринял какой-то частью сознания и продолжал следить за дорогой.

В конторе пока только двое справляются с возросшим информационным потоком успешно, остальные столкнулись с трудностями, а у троих коммуникаторы вообще не работают. Мозгоскопия показала, что соединение с нервными волокнами в полном порядке, так что, похоже, мозг сам заблокировал работу коммуникаторов.

После работы я впервые за несколько лет изменил маршруту «дом — офис — дом», проехался по городу, переходя из одной зоны вай-фая в другую, перехватывая обрывки фильмов, эсэмэсок, фотографий, самой разной информации, в том числе и самой что ни есть интимной.

Проголодавшись, отыскал небольшое старое кафе, взял кофе и пирожные, одновременно просматривая местную локальную сеть, повернулся к залу.

Свободных столиков много, я направился к одному, а из глубины зала взметнулась женская рука, веселый голос прокричал щебечуще:

— Юджин, привет!

Я оглянулся, за дальним столиком Мария сияет ослепительной улыбкой кинозвезды, рядом расположился парень в белой рубашке и при галстуке. Я поколебался, но Мария привстала и с энтузиазмом машет обеими руками так, что грудь кокетливо и задорно распрыгалась, на нее с улыбками начали посматривать мужчины.

Я направился к их столику, парень бросил на меня короткий оценивающий взгляд.

— С ума сойти! — проворковала она. — Не думала, что заходишь в такие простые места. Присоединяйся!

Парень рядом с нею мерно двигает по кругу ложечкой в чашке с кофе, прилично одет, хорошо смотрится, хотя взгляд настороженный.

— Я точно не помешаю? — спросил я.

— Мы рады тебя видеть, — заверила Мария и обратилась к парню: — Альберт, ты тоже рад? Вот видишь, Юджин, он тоже рад! Садись, расскажи, где пропадаешь после работы. Юджин, это Альберт, Альберт, это Юджин.

Альберт слабо улыбнулся и кивнул, я тоже улыбнулся, Мария сияет и посматривает победно. Альберт в самом деле хорош: высок и с атлетической фигурой, умное породистоелицо.

Я опустился в кресло напротив, Мария тут же сказала напористо:

— Где пропадал?.. Опять в Боливии?.. Или на Тибете?

Я отмахнулся.

— Если бы, а то в Нью-Йорке. Жара, асфальт плавится, мухи на лету дохнут, а мы всякой фигней занимаемся…

Альберт покровительственно усмехнулся, он явно занимается не фигней, Мария с блестящими глазами переводила взгляд с одного на другого, щеки раскраснелись, а подправленные гелем губы стали еще толще и пунцовее.

— Хорошая фигня, когда с одного конца земного шара на другой конец прыгаешь! Всякий бы хотел такой фигней заниматься! Правда, Альберт?

Альберт скромно улыбнулся.

— Это тебе все бы бежать-бежать-бежать, а я люблю сидеть на месте. И работать.

У него это прозвучало, что если человек не сидит на одном месте, то работы от таких не жди. Мария тоже ощутила, оттопырила обиженно губу.

— Что делать, — вздохнула тихонько, — люблю перемены… И хотела бы везде побывать.

Я отхлебнул кофе, с досадой заметил, что забыл добавить сахар, Мария чарующе улыбалась обоим, щечки раскраснелись. Я разрывал пакетики и направлял белую шелестящуюструю в черную жидкость, чувствуя, что Альберт наблюдает за мной спокойно и изучающе.

— Очень быстро надоело бы, — сказал я предостерегающе. — Вон бери пример с Альберта.

Она наморщила носик.

— Я люблю перемены! А он домосед, — фыркнула она. — Его даже на дискотеку не вытащить!

— Меня тоже, — ответил я, — потому что дискотека — дело добровольное. А вот работа… Я тоже предпочел бы сидеть на месте, как Альберт. Вы тоже менеджер, Альберт?

Он неспешно откинулся на спинку стула, красиво очерченные брови приподнялись, а губы презрительно изогнулись. Глаза изучали меня, как некое крупное насекомое. Не опасное, не противное, а просто безмозглое, как та бабочка, что крылышками бяк-бяк-бяк.

— Я специализируюсь на звездных проблемах.

Я кивнул.

— Астроном?

Он усмехнулся с покровительственным пренебрежением.

— Если говорить в самых общих чертах. Вообще-то я ни разу не смотрел в телескоп… и даже не видел самих телескопов. Помню, дедушка мне подарил театральный бинокль, яв него рассматривал девчонок в доме напротив…

Наверное, он думал обескуражить меня таким заявлением, но я только кивнул.

— Понятно, работаете со снимками. Вы непостоянные постоянные как-то рассматриваете?

В его глазах мелькнуло удивление.

— Нет, в данное время я больше проблемой тетранейронов занимаюсь.

— А, хотите разобраться с противоречием принципу исключения Паули?

— Да, — заговорил он осторожно, — это некоторым образом связано с проблемой горизонта Вселенной.

— И что, — полюбопытствовал я, — цифру в десять-тридцать секунд не удалось раздвинуть хотя бы до годика?

— Это мало что дало бы, — ответил он все так же настороженно.

— Но указало бы путь, — заметил я светским тоном.

На его лице все больше проступало выражение неприятного удивления, а Мария с загоревшимися глазами смотрела то на одного, то на другого, это что-то вроде средневековой дуэли за женщину, я напомнил себе, что надо остановиться, это же нечестно, парень сражается всерьез, а у меня в суфлерах весь инет, но надо как-то завершить, я сказал:

— Возможно, предел Грейзена-Зацепина-Кузьмина не совсем корректен.

Он буркнул угрюмо:

— Когда нет других объяснений, то нужно оперировать этим, пока не придумаем что-то более точное.

Я вздохнул лицемерно:

— Но когда ультрасильное космическое излучение есть, а объяснения ему — нет… надо искать где угодно! Даже в квантовом мире.

— Квантового мира нет, — возразил он автоматически. — Мало ли что придумают газетчики! Есть только теоретически доказанное, но абсолютно не проверенное…

Мария поворачивала голову то к одному, то к другому, глаза как блюдца, слушает ошалело и в то же время радостно, инстинктом понимает, что самцы бьются за нее, а я быстро ввел в поиск нужные слова, за две секунды отыскал материалы, все это время задумчиво морщил лоб и так же задумчиво произнес:

— Это здорово… но разве Сэмюэль Бронштейн со своим коллегой, как его… ах да, Аруном Пати из Физического института в Бхубанешваре, не доказали, что квантовая информация принципиально не может быть «скрыта» теми методами, которыми удается «скрыть» информацию в нашем макромире…

Он вздрогнул, посмотрел обалдело, затем глаза чуть сузились.

— Не знаю, где вы услышали их имена… но я не думаю, что они именно доказали…

— Ну как же, — удивился я, продолжая торопливо считывать со страницы, — сам Бронштейн заявил, что квантовая информация может ускользать, но не может скрываться.

Он подтвердил натянуто:

— Да, это его слова… Он произнес их три дня тому на семинаре… Если вы как-то знаете о ключе для одноразового блокнота…

Я отмахнулся.

— Да кто не знает one-time pad? Или вы так шутите? Помните, в статье, опубликованной в последнем выпуске Physical Review Letters и названной «Quantum information cannot be completely hidden in correlations: implications for the black-hole information paradox»…

Мария спросила ошалело:

— Вы о чем говорите? Какого цвета мои трусики?

— «Квантовая информация, — перевел я, — не может быть полностью скрыта в корреляциях: последствия для информационного парадокса черной дыры». Это их собственная теорема для анализа поведения «эйнштейновой» черной дыры. А какого цвета у тебя трусики?

Альберт говорил так же настороженно:

— Этот вопрос не решен до сих пор. Информационный парадокс черной дыры, если вы о нем слышали.

Мария произнесла с достоинством:

— Что я, дура, носить трусики?

Я бросил быстрый взгляд на Альберта, у него на скулах проступили красные пятна, не дает сбить себя на фривольную волну, смотрит в упор, и я сказал небрежно:

— Ну кто не слышал о black hole information paradox? Но Хокинг признал свое поражение в научном диспуте!

Он кисло скривился.

— Да, и подарил «Энциклопедию бейсбола» как проигравший, это я все знаю. Но сам победитель, Джон Прескилл, там же сказал, что так и не понял, почему Хокинг отказался от своих аргументов. И все специалисты там же на дублинском форуме заявили, что не поняли Хокинга.

Я пожал плечами.

— Скоро Хокинг представит свои выводы в статье. Ее с нетерпением ждут все специалисты. Вам многое станет понятнее.

Он уловил насмешку, бросил быстрый взгляд в сторону Марии, она ничего не поняла, но женским чутьем улавливает, кто побеждает, я скромно прихлебывал кофе и аккуратноложечкой отделял ровные порции мороженого.

Альберт заговорил с независимым видом:

— Впрочем, теория черных дыр уже заезжена до… простите за каламбур, до дыр. Мне гораздо интереснее новая область эволюции Вселенной.

Я спросил невинно:

— А что, было что-то новое после теории Лориса Баума и Поля Фрэмптона? Ну, что никакого Большого взрыва не было, а Вселенная расширяется, расползается на лохмотья, ате время от времени взрываются, образовывая новые Вселенные?

Он бросил на Марию короткий взгляд, я видел, как заиграли желваки, но ответил честно:

— Нет, спутник, что проверит эту теорию, еще не выведен на орбиту. Но пока что я больше занимаюсь движением нашей Галактики…

Он взглянул на меня настороженно, я промолчал, он бледно улыбнулся, наконец-то отыскав область, где я не силен и вообще не рублю, а я сказал уважительно:

— Как интересно!

Он улыбнулся шире, сказал уже громче, обращаясь к Марии:

— Это интересная проблема. Наша Галактика несется с жуткой скоростью, но вовсе не потому, что Вселенная расширяется! Вернее, не только потому. Ее и еще несколько тысяч галактик, как магнитом, притягивает нечто таинственное…

Мария ахнула:

— И мы все разобьемся? Как на автомобиле?

Альберт важно кивнул, а я сказал ему дружески: